по расчету

отстойно быть единственным наследником великого клана годжо — прямо сейчас, именно в этом поколении почему-то именно сатору должен страдать от несправедливости и становиться частью заключения неимоверно важного для всех союза с кланом зенин, почему-то именно ему выпало выйти замуж за мужчину которого он никогда не видел до этого. как-то это было совсем не прогрессивно. впрочем, плевать: брак всего лишь формальность. ему ничего не стоит подписать пару бумаг и продолжать делать то, что захочется. он планировал съебать в ближайший занюханный бар за импульсивной интрижкой сразу после «свадьбы», если быть уж совсем откровенным. — не плачь, малыш. слёзы горошинами падают на белую простынь, когда тоджи целует его куда-то в висок, пока толкается третьим пальцем ему в задницу. он никогда не был с мужчиной до этого. никогда даже не представлял себе, как это будет; но вряд ли в его фантазиях бы возник образ мужчины, старше его в два раза, который бы растягивал его, заставляя сатору сходить с ума от ощущения внутренностями каждой мозоли, каждого его шрама. кто же мог подумать, что от него потребуют первую брачную ночь. фушигуро обходился без формальностей, по большей части вёл себя так, словно они не встретились пару дней назад — словно это нормально, и так быть и должно — и сатору подыгрывал, не давая себе в этом должного отчёта. в какой-то момент пальцы сменились на горячую головку члена, прижавшуюся прямо к его отверстию. он громко, сбивчиво дышал, скуля от наступившего чувства наполненности — от резкого дискомфорта и даже боли, от того, каким хрупким он себя чувствовал на фоне крепкого, мускулистого тела тоджи, который прижимал его к себе, кусая за шеей. — эй, старик! это больно! — прости, принцесса. нужно оставить пару следов, ты же знаешь. они разговаривали так, будто знали друг друга много лет, словно трахались каждый день, проведя медовый месяц на каких-нибудь там гаваях. годжо не горел желанием просыпаться покрытый засосами и укусами, однако, избежать этого он уже никак не мог – только прикусывал нижнюю губу каждый раз, когда чувствовал как зубы впиваются ему в кожу в самых различных местах. в момент, когда фушигуро толкнулся об его простату, у годжо, казалось, искры из глаз полетели — то, как он застонал, наверное, услышала бы вся его семья. — а так тебе нравится, куколка? — сатору буквально чувствовал ухмылку на лице мужчины — так же, как и пальцы, что впивались ему в бёдра, наверняка оставляя россыпь синяков. даже не успел удивиться, когда одна из рук отпустила его бедро, хватаясь за налитый кровью, нетронутый до сего момента член годжо, заставляя его то-ли жалобно захныкать, то-ли сладко простонать, трепеща белоснежными ресницами. думал уже и не дождётся. перед глазами все плыло: последнее, что он мог дифференцировать, это утробный рык тоджи, от которого внутри все скрутилось узлом, и как по бёдрам вниз потекла вязкая, теплая жидкость. — ты хорошо постарался, сатору. он ожидал очередного «принцесса» или «куколка», но собственное имя добило его, заставляя юношу излиться прямо в широкую ладонь фушигуро и безвольно упасть лицом вперёд, бессознательно лежа задницой кверху ещё пару минут, пока его не уложили в постель, укрывая чистым одеялом, которому повезло не участвовать в процессе. при этом он даже не чувствовал себя использованным, чего так сильно подсознательно боялся – из последних сил он приоткрыл глаза, дабы увидеть тоджи рядом, перед тем как окончательно отрубиться – он к тому моменту ещё не успел удалиться – а может, и не планировал вовсе. это, почему-то, успокоило. – останешься на ночь? – конечно, малыш. ты от меня так легко не отделаешься.