влюблены и взгляд потуплен

— дим, ну ты когда выйдешь? я тут уже пятнадцать минут стою, — жалобный голос послышался из динамика телефона. коваль громко, чтоб друг обязательно слышал, выдохнул преувеличенно устало, и нажал кнопку сброса звонка. на улице стоял апрель две тысячи девятого. впереди у парней маячил самый сложный год в жизни любого школьника — подготовка и сдача единого государственного экзамена, но слабоумие и отвага, разделенные на двух друзей из разных школ района, слегка размывали это угрожающее событие. «нам ещё лето пережить надо, а только потом будем думать об экзаменах. последний спокойный год. не парься» — сказал как-то санек, когда ребята пропускали уроки у димы дома и, еле помещаясь на ковалевской односпальной кровати, лежали и залипали в потолок. саша сам волновался тогда, думал, как тяжело им обоим будет в следующем году, что их ждёт дальше, как повернется жизнь, но справиться с волнением димы ему было почему-то важнее. он так чувствовал. познакомились ребята странным образом, а близкую дружбу так и вовсе ничего не предвещало. звучала история знакомства как начало анекдота: как-то раз дима коваль, ковровский скейтер и панк, на подростковой тусовке неформалов, будучи пьяным вусмерть, решился проколоть член. «решился» — не то слово, кто-то из компании просто произнес слова «член» и «пирсинг» в одном предложении, а на всех сразу снизошло озарение, что же поможет растормошить уже скучающих сонных подростков и освежить тусовку. девочка, сидевшая до этого в углу, с парой татуировок и проколотым пупком заявила, что «тот парень в черной толстовке» говорил ей о ссоре с матерью и желанием сделать пирсинг ей на зло. так и выбрали жертву. в арсенале у быстро организованного пирсинг-салона были одна иголка и бутылёк перекиси водорода. хозяйка квартиры заверяла, что это была самая тонкая и менее погнутая иголка в квартире, но на деле — та, за пропажу или порчу которой мать не наругала бы. оставалось за малым — найти среди пьяных шестнадцатилеток человека, который смог бы проколоть уже собравшемуся устраивать побег ковалю член. мальчик неясной национальности с таким же неясным взглядом, бутылкой спиртного в руке и сигаретой за ухом (сигаретой ли?) предложил свою кандидатуру первым, а так как больше желающих не нашлось, он и был назначен. у парня почему-то не возникло сомнений, хочет ли он брать на себя ответственность за сохранность полового органа незнакомого человека и сможет ли он на него смотреть (и трогать, но саша не подпускал к себе эту мысль близко. он пьет в компании каких-то панков, ему всё равно, ему потрясающе). «похуй. по-любому больше никогда его не увижу» — подумали почти одновременно и зашли один за другим в крохотный туалет. там же коваль и узнал имя парня, когда сидел на бортике ванной и кусал ноготь большого пальца. «это будет весело, чего ты такой напряжённый» — сказал низкий паренёк, стоявший у стены напротив, и широко улыбнулся. «а тебя-то как зовут, весельчак?» — пробормотал коваль, уже пытаясь трясущимися руками расстегнуть молнию на узких джинсах. «я саша ни», — сказал тогда саша, вылил на кусочек туалетной бумаги перекись водорода и стал с видом мастера протирать иголку. пьяный и слегка сонный коваль поверил той улыбке и доброму взгляду. и хотя через месяц от прокола и следа не было, потому что «я не настолько неформал до глубины души, чтобы с проколотым на вписке членом на полном серьезе ходить», и даже шутки про длину ковалевского члена от саши поутихли, а знакомство из избегания друг друга при случайной встрече у единственного магазина на районе само собой переросло в дружбу, и вместо «ты кто блять такой лучше не брать» сашин номер в контактах был переименован в «саша ни», а потом и в «санёчек». вот сейчас этот «санёчек» пятый раз за десять минут звонил диме, пытаясь выгнать его из квартиры на улицу. коваль взял рюкзак, закрыл дверь на ключ и быстро выскочил из подъезда навстречу заскучавшему другу. выходивший с намерением вывалить на сашу все, что он про него и его звонки думает, дима застыл, успев отойти лишь на два шага от подъездной двери. сердце парня забилось чаще, а губы растянулись в улыбке, когда он увидел сашу, который сидел на ограждении небольшого палисадника и шевелил носком кеда ромашку, что выросла из расщелины в асфальте. ни взгляд на себе не почувствовал, продолжил рассматривать этот маленький цветочек и думать о чем-то своем. — захватывающее зрелище, понимаю, санёк, — дима, угомонивший непослушное сердце и нашедший наконец, что сказать, аккуратно приземлился на заборчик рядом с другом. «дру-гом. д-р-у-г-о-м.» посидели плечом к плечу, помолчали, посмотрели на ромашку. «вот он — досуг подростков двадцать первого века.» — пронеслось в голове у обоих одновременно, и они синхронно захихикали. ковалю всегда нравилось слушать сашин смех. было в нем что-то эдакое, от чего всё внутри переворачивалось, и ладошки потели. а сашина улыбка, наоборот, всегда его успокаивала. сам саша, в прочем, знал об этом и умело информацией пользовался. сейчас ни почему-то продолжал смеяться, смотрел то на ромашку, то на диму — и что у него на уме, непонятно. саша наконец успокоился, но вместо объяснения причины смеха встал с перегородки, вытер воображаемую слезу костяшкой и просто пошел вперёд от подъезда. дима встал следом и уже собирался сделать шаг, резко остановился. ни все ещё медленно брёл, а дима сел на корточки, тронул длинными пальцами ромашку и взглянул на медленно удаляющегося сашу, как будто и не собирался он его ждать. дима очень легко и спонтанно пришел к тому, что ни нравится ему совсем не как друг. это не было похоже на осознание, скорее на факт, который в один момент узнаёшь, и он лишь объясняет устройство мира, но не открывает его с новой стороны. ему было тяжело поначалу, но не из-за этих новых чувств, а из-за собственных загонов. саша - тот человек, которого точно стоит бояться потерять, и коваль это знал, знал как то, что два плюс два равно четыре, а квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. с такой же уверенностью он знал, что саша ему нравится и в ближайшее время это не поменяется. с этой информацией дима уживался вполне успешно. — саша! санёк! притормози, я резко встал у меня в глазах потемнело, — дошел до друга всё-таки, опёрся на него, худой рукой крепко держа за плечо. саша ненавидел, когда кто-либо так делал, но диме с ним всегда было можно чуть больше, чем остальным. даже исключая, что они являлись друг другу ближайшими друзьями. «дру-зья-ми. д-р-у-з-ь-я-м-и.» дима постоянно касался, трогал своими длиннющими руками, забирался всюду. ни в этих руках млел, но не показывал этого. он до сих пор помнит, когда в их первую встречу коваль сидел в ванной комнате, тряслись его проклятые руки, на губах играла шальная пьяная улыбка, а глаза бегали по сашиному лицу, дабы отвлечься от чувства стыда и желания убежать. «ты вообще с чего решил, что прокалывать член — это хорошая идея?» — спросил тогда санек, усмехнувшись. дима промолчал, но сейчас бы с уверенностью ответил, что в шестнадцать лет с какими-то алкогольными дешёвыми коктейлями, текущими по венам вместо крови, все идеи хорошие. дима был бы прав. все идеи в шестнадцать лет хорошие. — можно я тебя поцелую? саша прав тоже.