Запекайте каштаны у домашнего очага

Фэн Синь плелся по шумной улице, хмуро глядя себе под ноги. В кои-то веки он мог позволить себе не озираться по сторонам – Му Цин, чай, не королевская особа, защищать его не от кого. Так что он просто пересчитывал мостовые плитки и насвистывал незамысловатую мелодию. И вовсе не поглядывал исподтишка на Му Цина, куцей галкой вышагивающего на почтительном расстоянии. На небе не было ни облачка, солнце жарило по-взрослому, как и положено в середине июля. Пришлось закатать рукава, расстегнуть ворот и бороться с искушением купить один из расписных бумажных вееров, что в изобилии продавались на каждом шагу. Хорошенько бы он смотрелся, с тяжеленным луком за плечами - и с веером, как благородная девица! А этому паршивцу хоть бы что – гляньте-ка, застегнут по самое горло, будто нипочем ему никакая жара. Может, и вправду нипочем? У него же в любое время года руки леденющие, точно он не человек, а речная лягушка. М-да, похоже, даже не вспотел... Му Цин глянул на него исподлобья, как кипятком ошпарил. Фэн Синь быстро отвел взгляд, сделав вид, что чрезвычайно заинтересован лоточком с танхулу, который подсунул ему под нос добросовестный торговец. Да кому в голову придет есть сладкое в такую жарищу? Черт, как пить-то хочется... - Может, заглянем в чайную? – грустно пробормотал он. Му Цин ожидаемо закатил глаза. Пользуется, собака сутулая, что принца рядом нет, и можно не соблюдать приличия. Фэн Синь вздохнул. Спорить и ругаться было лень. Обойдется без чайной. - Я тебе не запрещаю, заглядывай, куда хочешь, а мне к матери надо. - Так не пойдет! Его Высочество сказал... - Его Высочество не узнает. Я вообще не понимаю, зачем ты все еще за мной идешь. Фэн Синь и сам не знал, зачем. Но даже если Его Высочество и не узнает о нарушении этого то ли приказа, то ли просьбы, об этом все равно будет знать сам Фэн Синь и его совесть впридачу. Он еще ни разу не посмел ослушаться наследного принца, какими бы странными его повеления ни были. Он не ответил Му Цину и продолжил обреченно плестись вперед. По мере удаления от императорского дворца с широких красочных улиц постепенно слетал весь лоск и блеск, и они превращались в грязные, запыленные закоулки, где обитала беднота. Однако ни одного нищего видно не было – жили-то они здесь, а побираться ходили, как на работу, в богатые кварталы. Что-то стукнуло Фэн Синя в грудь, и он собрался было возмутиться, но обнаружил, что Му Цин не драку затевал, а пихнул ему флягу с водой. Фэн Синь непонимающе уставился на юношу, но выражение его бледного лица было по обыкновению непроницаемым. - Ты туда плюнул, да? – брякнул он не подумав. Му Цин поджал губы. - Разумеется, - ядовито отозвался он, - По разу за каждый случай, когда ты говорил обо мне что-то подобное. Не будешь пить - так отдавай обратно. С каждым шагом в глубины столь знакомых родных мест, которые Му Цин тщательно пытался забыть, он становился все раздражительнее. Именно здесь прошлое оседало на нём особенно заметно, словно свалявшаяся пыль на праздничных одеждах. И находившийся рядом Фэн Синь не давал об этом забыть. Ветер, пахнущий бедностью и похоронными деньгами, растрепал его волосы, взлохматил пряди, приводя ранее тщательно уложенную прическу в полную негодность. Ему казалось, что все здесь цепляется за него, как корявые ветви высохшего дерева, что взгляды редких прохожих проникают под кожу, вскрывая его оболочку и обнажая неприглядную суть - даже не слуги его Высочества, а просто... никого. Бедного мальчишки, который вылез из безымянной ямы и что-то пытается из себя строить. Поверившего в обещания ночных звёзд, но неверно считавшего их рисунок. Му Цин чувствовал себя рыбой, которая пытается научиться летать. "Даже если у меня это получится, - горько подумал он, - всю жизнь на меня будут показывать пальцами и кричать: смотрите, это рыба! Смотрите, смешная рыба, которая притворяется птицей!" Неужели рукам обычного смертного не подвластно ничего, и даже собственная судьба уже прописана кем-то в небесной канцелярии? Ведь даже Фэн Синь нет-нет да и напомнит ему, что лезет куда не просят и вообще забыл своё место... "Даже?" Иногда Фэн Синь следовал так близко, что он почти чувствовал его дыхание у себя на шее. Потому и сунул флягу, чтобы охладился. "Даже - это для кого-то близкого, кто обычно поддерживает тебя. - разозлился сам на себя Му Цин. - Так что никаких "даже" для этого придурка!" Фэн Синь флягу не отдал: пить хотелось так, что уже и не так важно было, плюнули туда или нет. Сделав несколько жадных глотков, он встряхнул флягу, убедился, что там осталось больше половины, и вернул ее Му Цину. Тот хмыкнул и, взмахнув рукавами, повесил ее обратно на пояс. Несмотря на привычный холодно-язвительный вид своего спутника, Фэн Синь каким-то таинственным местом... шестым чувством ощущал, что тот негодует еще больше обычного. Они свернули в грязный переулок, служивший своеобразной чертой бедности, что отделяла бедные кварталы от богатых. Хилые покосившиеся лачуги с камышовыми крышами разительно отличались даже от келий слуг в монастыре Хуанцзи, что уж говорить о богатых домах сыхэюань близ императорского дворца. Фэн Синь ощутил приступ необъяснимой жалости к Му Цину – явно не от хорошей жизни тот вырос таким злющим. - Ладно тебе, не кипятись, я пошутил, - Фэн Синь примирительно ткнул Му Цина кулаком в плечо, и тот ожидаемо зашипел диким котом. "Сейчас врежет, - уныло подумал Фэн Синь, отскакивая на безопасное расстояние. - Переборщил, наверное, насчет воды. Надо было молчать и наслаждаться аттракционом невиданной щедрости Му Цина". Не то чтобы Фэн Синь действительно хотел обидеть Му Цина. Просто задирать его стало так же привычно, как умываться по утрам, и зачастую слова слетали с губ быстрее, чем мозг успевал их обработать. Му Цин на это почти всегда реагировал, как кот на репей. Породистый кот, по недоразумению оказавшийся на улице... - Ай! Му Цин, да прекрати, я в самом деле пошутил! – взвился Фэн Синь, не успев увернуться от чувствительного тычка под ребра. - Сам прекрати ко мне цепляться! - Да не цепляюсь я! Эй! Его Высочеству не понравится, если мы снова подеремся! - Конечно, все дело в Его Высочестве, - процедил Му Цин и все же отступил на пару шагов, показательно отряхивая руки. – Сомневаюсь, что ты пошел бы со мной, если бы он не... – он осекся, поняв, что сболтнул лишнего, весь нахохлился, подобрался и ускорил шаг, перейдя почти на бег. Горло в очередной раз обожгло полынно-уксусной горечью, хотя он вряд ли понимал причину этого. Вскоре перед их взором возникла неказистая дверь приземистого, деревянного дома. Му Цин, честно говоря, даже предположить не мог, что когда-либо окажется на пороге собственного дома с Фэн Синем за спиной как интересным таким довеском. Вроде как они не на той стадии отношений, чтобы знакомить его с родителями. Но вот Фэн Синь здесь - фыркающий, как буйвол на водопое и раскрасневшийся после длительной ходьбы. Запах вспотевшего тела проникал в легкие точно дурманящий дым, и Му Цин кинул назад еще более раздраженный взгляд, чем обычно: "Только попробуй что-нибудь ляпнуть о моем доме". Два негромких стука, пауза, сопровождаемая хлопками колышущихся на ветру тряпок после стирки... Дверь открыла невысокая женщина с такими же, как у Му Цина, обсидиановыми глазами. - Я дома, мама. - произнёс юноша и, глубоко вздохнув, отступил в сторону, - Со мной пришел мой... друг. Так странно было называть Фэн Синя этим словом. Фэн Синь к новым людям всегда относился настороженно – профессия обязывала, но госпожа Му отчего-то вызывала необъяснимое чувство доверия с самого первого взгляда. Ростом она едва доходила собственному сыну до плеча, но в остальном похожи они были как две капли воды. Единственное различие было в лучистой, радушной улыбке – он никогда такой не видел у Му Цина, но... может быть, еще увидит? - Здравствуйте, госпожа. Он выставил руки вперед, прижав кулак к ладони, и почтительно поклонился. Госпожа Му удивленно ахнула, чуть зардевшись – Фэн Синь запоздало подумал, что такие приветствия ей непривычны – и накрыла руки Фэн Синя своими. Ладони у нее были удивительно теплыми, не в пример сыну. - Не стоит, не стоит, - торопливо произнесла женщина. – Нет нужды в церемониях, особенно друзьям моего сына. Му Цин не так часто приводит кого-то в дом, а это что-то да значит. Под ребрами тоскливо кольнуло, стоило подумать, что Му Цин привел его сюда вовсе не по своей воле... Му Цин смотрел на то, как Фэн Синь раскланивается с его матерью и диву давался, насколько тот может быть тактичным, если захочет. Все шпильки, которые слетали с его языка, очевидно предназначались в этом грешном мире только Му Цину. - Ничего это не значит, - пробормотал юноша, услышав последнюю реплику матери. Такое вскользь брошенное, равнодушное "ничего это не значит" укололо Фэн Синя даже сильнее мысли, что он здесь непрошеный, по сути, гость. В груди засвербило привычным желанием поколотить Му Цина, чтобы взял слова обратно – но это вызвало бы прямо противоположный эффект. Стоп, да почему Фэн Синю вообще надо было, чтобы это что-то значило? Он же об этом и не задумывался раньше... - А-Цин, - произнесла госпожа Му строго, но в то же время с бесконечной любовью в голосе. Оставалось лишь признать поражение и окончательно впустить Фэн Синя в ту часть жизни, которая, как он надеялся, навсегда останется для других людей тайной за семью печатями. - Прошу к столу, - произнес Му Цин, сделав приглашающий жест и постаравшись снизить градус сарказма в голосе до минимума. Они уселись за растрескавшийся маленький столик, и Фэн Синь огляделся. В доме было очень бедно, но чисто; пахло самыми дешевыми благовониями и свежесваренным рисом. Мать Му Цина не могла знать, когда сын сможет навестить ее, но тем не менее в дымящемся горшочке, который она поставила на стол, риса было больше чем на одного человека. Не успел Фэн Синь этому удивиться, как скрипнула входная дверь, и на пороге возникли две детские мордочки, настолько чумазые, что не определишь сразу, мальчик это или девочка. - А-Юнь, А-Цянь, - мягко улыбнулась госпожа Му, раскладывая рис по деревянным плошкам - заходите скорее, только вам придется подождать, пока я сварю еще риса – у меня сегодня дорогие гости! У Фэн Синя моментально пропал аппетит – ладно быть непрошеным гостем, но объедать нищих ребятишек еще хуже, тем более запасы госпожи Му явно небогаты... Ребятишки проскользнули внутрь, настороженно вглядываясь в гостей. Черные бусинки глаз блестели голодно, как у диких зверят. Фэн Синь откашлялся и осторожно отодвинул от себя плошку: - Большое спасибо, госпожа Му, я не... - Гэгэ! Гэгэ вернулся! – наперебой заверещали дети, опознав в одном из гостей Му Цина. Взгляд Му Цина смягчился, когда он увидел двух пищащих от радости ребятишек. Словно рябь, прокатившаяся по поверхности воды, небрежно сдернула густую зернистую ряску, открывая взору чистые, прохладные глубины. Фэн Синь сидел с открытым ртом, глядя на совершенно незнакомого ему Му Цина. Это же надо! У него в арсенале больше, чем одно выражение лица! И что это на нем сейчас написано? Забота? Доброта? Погодите, он умеет быть добрым к живым существам? Нет-нет, Фэн Синь просто спит и видит сон... На тонких губах даже виднелась смутная тень улыбки – ничего общего с радушной улыбкой матери, но все же... Красивый какой... стоп, что?! Слуга наследного принца молча развел руки, и маленькие проныры прильнули к нему, напрашиваясь на ласку и одновременно обыскивая на предмет подарков. Му Цин рассеянно гладил их по волосам, только и успевая приговаривать: - Осторожнее, маленькая обезьянка, ты мне сейчас карман оборвешь... Эта заколка для тебя, да... А бумажный змей для брата... А-Юнь, не вертись, а возьми вот эти мешочки с рисом и отнеси тетушке Му, ты же обещал мне помогать, если я с тобой поиграю... Мелкие ладошки облапали его везде, но после последней фразы глаза обоих детей зажглись адским огнём. - А сегодня?! Сегодня будем играть?! - на два голоса затараторили маленькие бедствия. - Конечно, - Му Цин произнес это взвешенно и спокойно, и причина того стала ясна через секунду. Широким жестом он указал в сторону Фэн Синя, - Я привёл вам самого настоящего телохранителя принца. И мстительно добавил, глядя последнему прямо в глаза: - Он просто обожает, когда ему заплетают косички. ...Услышав последнюю реплику Му Цина, размякший было Фэн Синь открыл рот еще шире, едва не уронив челюсть на колени. Вот паршивец! Ничего-то от него хорошего нельзя ожидать, может, к детям он и ласков – да кто же детей не любит? А вот Фэн Синю расслабляться точно не стоит... - Э! Ты!.. Я не... – он замолчал, сраженный восторженными цепкими взглядами двух пар маленьких глаз, и неожиданно для самого себя сдался и махнул рукой. – Ладно, плетите, только не вздумайте мне волосы выдрать! - А-Цянь лучше всех в округе плетет косички! – насупился А-Юнь, возмущенный недоверием «настоящего телохранителя принца». - И венок не забудь сделать, - пакостливо добавил Му Цин, поглаживая по волосам воодушевленную девчушку. - Так же красивее будет, верно? "И мне еще один. Похоронный. Мать же этого придурка не забудет, придется теперь ещё и о нём рассказывать..." А-Цянь, бережно спрятав подаренную Му Цином заколку, мигом подскочила к Фэн Синю за спину и принялась возиться с его волосами. А-Юнь устроился рядом. В этом деле девочка явно была главарем, а брат – ее соучастником. - Сколько бы ты не тренировался, они всегда победят. - нравоучительно заявил жертве детских шалостей Му Цин, изловчившись ловко отвесить щелбан ойкнувшему, но гордому и непримиримому косичконосцу, - И тебя, и меня тоже. Самые страшные противники. На секунду в пальцах иллюзорно закололо, словно бы это его руки осторожно проходились по слегка вьющимся и необычайно мягким на вид волосам, разделяя те на пряди и переплетая между собой, но в следующую секунду Му Цин отвернулся. Ещё чего не хватало. - Господин, а вы правда телохранитель? А это сложно? А вам приходилось убивать людей? – вопросы посыпались из А-Юня как горох из разбитого горшка. - Не донимай гостя, А-Юнь, - строго сказала госпожа Му. – Почему ты не ешь, А-... Сынок, ты так и не представил мне своего друга, - в ее голосе звучала легкая укоризна. – Как твое имя? - Простите, я сам должен был представиться, - повинился Фэн Синь. – Меня зовут Фэн Синь. - Хорошее имя, А-Синь. Почему ты не ешь? Юношам в таком возрасте нужно хорошо питаться! – она вновь кинула укоризненный взгляд на Му Цина. – А-Цин тоже настоящее бедствие, когда дело касается еды, никогда не доедает свою порцию, все мне отдает, а я-то что? Я уже старая, а ему силы нужны! Только вот как ему втолкуешь? А-Синь, как вас кормят в монастыре? Я слышала, у монахов не слишком разнообразная пища? Услышав этот вопрос, Му Цин едва не отправил обратно те крохи еды, которые успел проглотить. - Мама, Фэн Синь не монах, - проговорил он, пока ловкие пальчики А-Цянь уже вплетали мелкие цветки ромашки в прическу "настоящего телохранителя", - Он... И тут Му Цин запутался. А что он, собственно, мог сказать о Фэн Сине? Тот появился около принца гораздо раньше, но его прошлое оставалось загадкой для юноши. - Он хороший друг Его Высочества, но он идет по другому пути самосовершенствования. "Настолько хороший друг, что прибежал на край света сопровождать ненавистного ему человека только по одному слову Се Ляня." Он никогда не признался бы в этом даже самому себе, но порой Му Цину хотелось, чтобы Фэн Синь увидел в нём, ну... Му Цина. А не слугу Его Высочества или капризную наложницу. Последнее, правда, уводило мысли в какие-то дебри, на которых огромными красными буквами было написано, что воспитанникам монастыря вообще не пристало о подобном думать. Фэн Синь, не умевший сидеть спокойно, заерзал на стуле, едва не вырвав наполовину заплетенную косичку из пальчиков А-Цянь. - Не дергайся! – пожурила его девочка. Она явно считала, что перейти на «ты» с человеком, который доверил ей свои волосы – вполне естественно. Фэн Синь не возражал. – Тебе что, раньше косички не заплетали? - Заплетали, - со вздохом признался Фэн Синь. – Мама. Когда я был маленьким... Но потом меня отправили обучаться, чтобы я стал телохранителем, и с тех пор... Он замолчал. В горле встал ком. Все, что он помнил о собственной матери – то, что у нее были нежные, прохладные руки, и пахла она чем-то сладким, цветочным... Лица ее он уже не помнил. Будущих телохранителей намертво отрезали от семьи с самого начала обучения – у них не должно было быть иных привязанностей кроме людей, которых они защищали. Госпожа Му смотрела на него с сочувствием, от которого щемило в груди еще больше. Фэн Синь натужно улыбнулся и, придвинув к себе пиалу, сосредоточился на еде. Рис был сварен идеально, но отчего-то показался Фэн Синю совершенно безвкусным. Му Цина будто кипятком окатило. У Фэн Синя есть мать? В смысле, ясное дело, что есть, но он никогда не заикался о ней, поэтому Му Цин в привычной для себя манере предполагал худшее. К тому же, телохранитель принца всегда выглядел так, будто родственные связи для него ничего не значат. Будто он не понимает, что такое семья, потому и крысится на Му Цина постоянно. А теперь оказывается, что у Фэн Синя есть мать, и он ее даже помнит и скучает по ней. Поддавшись эмоциям, Му Цин среагировал быстрее, чем успел это обдумать. Тонкие, прохладные пальцы на мгновение ободряюще сжались на предплечье Фэн Синя. Но затем юноша спохватился, и сделал вид, что просто потянулся за новой порцией риса, а рука лучника стала досадным препятствием на пути к цели. - Фэн Синь, - тем временем продолжила госпожа Му, пытаясь перевести тему на более безопасную. Лукавые морщинки сбежались вокруг её глаз подобно водной ряби. - Му Цин так редко рассказывает о себе и о том, что у вас происходит. Может, ты поделишься? Вопрос до Фэн Синя дошел не сразу. Во-первых, он следил за А-Юнем – тот уже переключил внимание с самого телохранителя на его оружие, оставленное у двери, и сосредоточенно с ним возился: внимательно рассмотрел роспись на плечах лука, подергал его за тетиву, вытащил стрелу из колчана и потрогал наконечник пальцем, проверяя на остроту. Фэн Синь боялся, что малыш случайно порежется, но, судя по всему, А-Юнь был уже достаточно разумен для своих лет и делал все предельно аккуратно. Во-вторых, тень внезапного прикосновения все еще жгла огнем его руку. Му Цин никогда его так не касался, всегда либо грубо дергал за плечо, либо разбивал ему скулы в драке. Обычно ледяные пальцы Му Цина оказались неожиданно теплыми, будто в родном доме, рядом с матерью и двумя соседскими ребятишками, он наконец согрелся. Для этого и нужна семья? Согревать, когда холодно? - О, - Фэн Синь почесал в затылке. – Ну, не то чтобы происходит что-то интересное. Мы в основном тренируемся. Му Цин и Его Высочество все время проводят на занятиях в монастыре... Управление внутренней ци, боевые искусства... сутры всякие. Му Цин эти сутры вечно повторяет, даже когда работает... Он упорный очень, понимаете. Все-то ему надо знать лучше всех. Даже отдохнуть по-человечески не может... – он невольно улыбнулся, вспоминая, как после изматывающей тренировки Му Цин сидел с ним рядом под деревом и бормотал под нос выдержки из древних трактатов, пока не задремал. Во сне он выглядел мягко и невинно, как ребенок, но как только проснулся, немедленно навалял Фэн Синю за то, что тот его не разбудил. Госпожа Му кивала, с мягкой и лукавой улыбкой посматривая то на него, то на собственного сына. Фэн Синь откашлялся. - В общем, Му Цин не любит и минуты терять впустую. Он уже лучше всех владеет мечом и сражается наравне с Его Высочеством. Да и врукопашную дерется ого-го как! Он всех на лопатки положить способен. Кроме меня, конечно, - не удержался он от шпильки, кинув быстрый взгляд на сидящего напротив юношу. Последняя подколка пролетела поверхностно, не задев жизненно важных органов. Му Цин нервно накручивал прядь волос на палец в ожидании того, какой образ слепит для него Фэн Синь в присутствии матери (достаточно и тех слов, что он слышал от него обычно, чтобы подозревать худшее), но когда тот начал говорить, закаменел античной статуей. Только зрачки в глазах расширились до маленьких солнечных затмений от изумления. Ему хотелось вскочить, встряхнуть Фэн Синя хорошенько за шкирку, закричать: "Да что ты несешь? Ты же не думаешь так на самом деле!" Но не мог же он устроить сцену перед матерью. Да и Фэн Синь смотрел так кристально чисто, словно бы не сомневался, что каждое из сказанных им слов - правда. Му Цин закусил губу. Все это было для него как-то… слишком. - Неправда, гэ сильнее всех! - надулась А-Цянь, неосторожно дернув Фэн Синя за волосы. - Ты что, дурочка? Ты этот лук видела? - с важным видом произнес её брат, будто бы прочитал 100 и 1 древний трактат о боевых искусствах, - Гэ и минуты не выстоит, даже приблизиться не сможет... - Сам ты дурак! – зло выкрикнула девочка и, бросив третью косичку недоплетенной, накинулась на брата с кулаками. А-Юнь был немного выше, но это не помогло ему устоять на ногах: А-Цянь повалила его на пол, утянув за собой и лук, и колчан. Госпожа Му ахнула, а Фэн Синь немедленно бросился разнимать ребятишек, следя, чтобы они не поранились о стрелы. - Тихо, тихо, - увещевал он, когда ему удалось наконец растащить этих двух диких мартышек. А-Юнь весь покраснел от гнева, а А-Цянь всхлипывала, утирая нос грязным рукавом. Фэн Синь обеспокоенно осмотрел малышку – но на ней не было и царапины, плакала она явно из-за того, что честь ее любимого, самого сильного гэгэ, была задета. Он ухватил их за руки и повел к столу: вторая порция риса как раз была на подходе. – Между прочим, хоть ваш гэгэ и мечник, но из лука он тоже стреляет отменно. И стрелы мечом отбивать умеет! Так что спорить тут не о чем! А-Цянь, немедленно успокоившись, вскарабкалась на колени к Фэн Синю. Тот оторопел, но прогонять ребенка не стал, а осторожно приобнял рукой, чтобы девочка не упала. А-Юнь же, потупившись, несмело подошел к Му Цину, подергал за рукав, уткнулся носом в плечо и виновато пробормотал: - Гэ, я не хотел тебя обидеть! Я знаю, что ты самый сильный, самый добрый… самый лучший! Просто твой друг тоже сильный… Он же лучник! И телохранитель к тому же! А-Цянь, змейкой вертевшаяся на коленях Фэн Синя и дергавшая его за заплетенные ей же косички, вдруг затихла, подняв на лучника большие блестящие глаза. - Ты телохранитель и защищаешь принца Сяньлэ… Но ты ведь и гэгэ защитишь, если нужно будет? - Конечно! – ни секунды не раздумывая, твердо сказал Фэн Синь и погладил девочку по голове. – Конечно, защищу, а как же иначе? Руки Му Цина сжались в кулаки, ногтями впиваясь в ладони. Он чувствовал, что больше не выдержит здесь ни секунды. Не в обществе Фэн Синя. - Матушка, мы задержались. Нам нужно ещё успеть выполнить поручение принца и вернуться обратно. "Конечно, защищу, а как же иначе?" Эти слова звенели в его разуме, подобно лязгу извлекаемого из ножен оружия, пока он прощался с матушкой, отдавая ей скупые, но крепкие объятия. Они заполонили все внутреннее пространство, отзываясь в каждой клеточке тела, когда юркие детишки поочерёдно дергали за рукава, прося в следующий раз принести ещё какие диковинки из дворца принца. Эти слова ударили блеском отраженного солнца на гладкой стали по глазам, ослепляя образом Фэн Синя - такого... домашнего, в окружении детей, немного растерянно гладящего их по волосам. Эти слова поразили его в сердце, и теперь оно кровоточило. Му Цин несся вперёд яростным вихрем, не замечая ничего вокруг, один раз едва не врезавшись в человека и на ходу буркнув что-то вроде извинений. Затем он несколько замедлил шаг, когда они свернули в сторону рынка. Пихнул Фэн Синя под пыльный полог какой-то тряпки, скрывая от любопытных глаз. Схватил за ворот и резко потянул на себя, едва ли не сталкиваясь с ним лбом. - Я. Запомню. То. Что. Ты. Сегодня. Сказал. Фэн Синь не особо сопротивлялся – только ухватил Му Цина за запястья, удерживая на месте. Руки у того были снова холодные, но там, где пальцы касались обнаженной кожи за скомканным воротом, жгло каленым железом. Он удивленно вглядывался в лицо напротив, в цепкие обсидиановые глаза, которые, казалось, стали еще темнее. Что на Му Цина нашло? Сидел себе, сидел, и вдруг ни с того ни с сего сорвался с места, как стрела с тетивы. Даже госпожа Му растерялась… оно и неудивительно, сын ее месяц не видел, а сбежал так внезапно… Она не заслужила такого отношения!.. Может, это в нем было дело? Вряд ли Му Цину было приятно наблюдать, как его родная мать привечает в своем доме человека, которого он терпеть не может… Или и вправду Фэн Синь что-то не то ляпнул? - Да что я сказал-то? – растерянно произнес он. Лицо Му Цина было совсем близко, можно было ресницы пересчитать. – Вроде же ну, ничего такого не было… Ты чего? Остынь… - Защитишь? Защитишь, ну? - он пихнул его в плечо, но не злобно, а как-то растерянно. Хотя и вложил достаточную силу в удар. - А себя-то ты защитить сумеешь, чтобы такое обещать?! Бледные щеки покрыл нездоровый румянец. Му Цин злился, потому что не понимал. Не понимал, с каких это пор его жизнь имеет ценность для Фэн Синя. Это было... незнакомое чувство, опасное. Если последовать за ним, наверняка можно растерять покой на грядущую ночь. Ветер встрепал его прическу, пряди мягко проходились по чужим щекам, Фэн Синь смотрел так же непонимающе. Стены домов исходили кровью от алого света опускающегося солнца. Фэн Синь почувствовал облегчение, услышав последние слова Му Цина, но в то же время совсем растерялся. Так из-за этих слов тот разозлился? Почему? Это же... естественно. Да, они вечно ругаются, как кошка с собакой и не упускают случая повалять друг друга в грязи, но... Му Цин свой, в конце концов, и Фэн Синь сам себе пообещал защищать его гораздо раньше, чем произнес это вслух. - Себя я учился защищать с малых лет, - сказал Фэн Синь, опуская руки и отступая на шаг, чтобы лучше видеть лицо юноши. - Это нужно уметь в первую очередь, чтобы быть телохранителем, чтобы защищать другого человека. Поэтому - да, сумею. И поэтому могу такое обещать. Му Цин посмотрел на него так, словно Фэн Синь только что признался, что на самом деле он - сошедший с неба бог. Кто-то, прибывший с другого плана реальности и потому говорящий о своих чувствах так открыто и непринужденно. Словно это было вот так просто - раскрыть душу перед кем-то без страха о том, что туда просто плюнут. Невыносимо. Отвратительно. И завораживающе прекрасно. Впервые в жизни Му Цин чувствовал настолько сильное желание кому-то поверить. Что ему не придется защищаться от самого Фэн Синя, а они будут рядом, плечо к плечу - против всего остального. Что этот невыносимый "друг" может быть по его сторону баррикад. Что он... тоже может быть семьей. Фэн Синь такой теплый, что напоминает солнце. В то время как Му Цин рядом с ним как бледный лик луны. Юноша вздохнул и невольно потянулся рукой вперед, заправляя выбившуюся прядку Фэн Синю за ухо, мысленно объясняя это себе въевшейся привычкой приводить все вокруг в порядок. И закатил глаза, шумно выдохнув сквозь зубы. - Пойдем. Нам надо еще поручение выполнить. Фэн Синь ошарашенно коснулся щеки – пальцы Му Цина, вновь потеплевшие, мазнули по ней с такой необъяснимой нежностью, что у него на мгновение ослабли ноги. Ему показалось, что с лица Му Цина на короткий миг снова соскользнула фарфоровая маска, открыв взору спрятанное в самой глубине что-то по-настоящему человеческое, честное, ранимое. Это заворожило его так, что он растерял все слова, что собирался было сказать, и просто выдавил: - П-пойдем… Следуя за Му Цином по шумным лабиринтам рынка, Фэн Синь прокручивал в голове удивительные события сегодняшнего дня, что перевернули его представления о мире. С малых лет он был при Се Ляне и жил, окруженный роскошью; она никогда его не интересовала, но стала привычной и неотъемлемой частью жизни. Его воспитывали как телохранителя, и он быстро научился относиться с подозрением даже к знатным людям, что уж говорить о бедняках – в любом нищем оборванце он в первую очередь видел вора или мошенника. Именно поэтому сначала он отнесся к Му Цину с таким же подозрением, что и положило начало странной молчаливой вражде между ними. С малых лет он привык думать, что семья – это те, кого ты должен защищать любой ценой, но никогда не задумывался о том, что они могут дать в ответ. Се Лянь был добр к нему и искренне считал его другом, но только сегодня, глядя на Му Цина, такого непривычно мягкого в окружении любящих его людей, он почувствовал, что семья – это нечто большее. Это… когда рядом с человеком у тебя согревается душа… когда ты доверяешь ему полностью, безусловно… Фэн Синь вдруг понял, что до этого дня был ужасно одинок и даже не понимал этого… Он нагнал Му Цина и схватил его за запястье. - Му Цин. Скажи… ты мне доверяешь? Есть вещи, над которыми не смеются. Му Цину хотелось по привычке отдернуть запястье, которое будто обожгло кипятком от прикосновения, слишком походившее на оковы... Но глаза лучника смотрели на него с такой глухой, затаенной тоской, что он просто... не решился. Этот взгляд будто вбивал ему в сердце гвозди, так что он просто отвел глаза. - Возможно, - уклончиво ответил Му Цин, и тут же перевел тему в другое русло: - Сколько денег дал тебе Его Высочество? Он просил купить три кулька: посмотрим, насколько удастся сторговаться... Фэн Синя от этого "возможно" будто ледяной водой окатило, и он резко разжал хватку на тонком запястье. Теплое, робкое чувство, зародившееся было в глубине его сердца, смыло привычной волной гнева: да что вообще это за ответ? А может, да, а может, нет… поистине, кокетство, достойное императорской наложницы! Он хотел было выругаться на Му Цина последними словами, но тут же вспомнил, как беззащитно и растерянно выглядел тот еще несколько минут назад, как подрагивали его холодные пальцы, сжимавшие ворот Фэн Синя, прикусил губу и хмуро обронил: - Хватит и на три, и на четыре кулька. Если что, у меня с собой еще свои деньги есть. Не пристало торговаться приближенным Его Высочества. Они приблизились к лотку с печеными каштанами, источавшими густой, сладкий аромат; несмотря на съеденную совсем недавно порцию риса, рот наполнился слюной. Видно, это и правда были лучшие каштаны в городе – крупные, дымящиеся, растрескавшиеся от жара, чуть припорошенные красным перцем. Фэн Синь попробовал один, удовлетворенно кивнул и заплатил улыбающемуся пухлощекому торговцу за три крупных кулька. Он никак не мог взять в толк, зачем для этого поручения понадобились они оба – Му Цин прекрасно бы справился один. И если уж на то пошло, совершенно неясно, почему Се Лянь так настаивал, чтобы они вместе навестили мать Му Цина – это мероприятие ведь было совершенно не связано с каштанами. Горькое чувство обиды переполняло Фэн Синя, стоило еще раз подумать, что без этого странного поручения Му Цин и близко бы его к своему дому не подпустил. Косички, заплетенные А-Цянь, почти расплелись, и волнистые пряди свободно трепыхались на ветру… А это холодное "возможно" и вовсе ножом кололо под ребрами. Фэн Синь злился, сам не понимая, на что. Зачем ему вообще нужно, чтобы этот высокомерный придурок ему доверял? Он ему кто? Не сват, не брат – просто еще один приближенный Его Высочества, подобранный им по доброте душевной… Как будто Фэн Синь до этого не знал, что Му Цин ему не доверяет и вообще плевать на него хотел… Мысль, резвой чайкой промелькнувшая в голове, заставила Фэн Синя застыть на месте. Му Цин никогда не стеснялся говорить ему в лицо неприятные вещи… ему не составило бы труда ответить на его необдуманный вопрос твердое "нет". Почему тогда… Губы сами собой растянулись в глупой, неуверенной улыбке. Фэн Синь нащупал на поясе собственный мешочек с деньгами и бросил торговцу несколько монет. - Еще один, пожалуйста. Он сгреб одной рукой три дымящихся кулька, а четвертый впихнул Му Цину. - Это тебе. - Эти три кулька и так предназначались нам троим, - непонимающе произнес Му Цин. - Зачем четвёртый? Только деньги на ветер... Но что-то менять было уже поздно. Нежданный подарок в пышущей жаром промасленной бумаге согревал ладони - и это тепло постепенно поднималось к сердцу, словно весенний сок пробуждающихся после долгой зимы деревьев. Вокруг медленно загорались фонари, разгоняя сгущающуюся тьму, тени плясали причудливые танцы на лицах обоих. Искажали черты Фэн Синя, стало быть, иначе почему ему показалось, что тот улыбается? Что произошло такого хорошего? Было страшно видеть эту улыбку, подобную искре, так близко горевшую от сухостоя его души - того и гляди вспыхнет пламя. Ещё страшнее услышать очередные глупые, неосторожные слова, которым он будет готов поверить. Он осторожно закрепил кулек у себя на поясе, а затем две тонкие ладони легли на рот Фэн Синя, спрятав под собой изгиб губ, сокрыв его от взора. Для верности Му Цин прижался лбом к их тыльной стороне. - Ничего не говори. Пожалуйста. Фэн Синь, если бы и собирался что-то сказать – не смог бы, и причиной тому были не столько ладони Му Цина на его губах, сколько собственное сердце, по ощущениям колотившееся где-то в горле. Он глядел на макушку Му Цина – теплый свет уличных фонарей мерцал в его темных волосах, делая весь облик мягче, роднее – и мог думать только о том, что, кажется, не ошибся. Му Цин никогда не позволил бы себе такой близости, пусть и ненамеренной, с человеком, которому бы хоть каплю не доверял. Фэн Синь поднял свободную руку и несмело погладил Му Цина по голове. Обретя вновь способность говорить, он осторожно отвел ладони Му Цина от своего рта и зашептал какую-то бессмыслицу: - Му Цин, ну ты чего… Хочешь, я тебе хоть каждый день их покупать буду… Мне не сложно… Му Цин покачал головой, и слабая улыбка коснулась его губ. - Идиота кусок, и откуда же ты такой взялся на мою голову. Однако эти слова звучали не как глухо брошенный в висок камень, а как лёгкое прикосновение писчего пера к губам. Дразнящее, но не опасное. Такое же, как осторожные прикосновения к его волосам, неловкие, но нежные, как от руки матери. "Ты молодец", - говорили они. - " Ты так хорошо стараешься." "Ты нужен и важен." "И я здесь, рядом с тобой." Фэн Синь фыркнул. Вся неловкость, все напряжение словно рассеялось с порывом прохладного вечернего ветерка. В очередной шпильке Му Цина не было привычного яда, и это согревало сердце, окутывало его нежностью, которую Фэн Синь и не подозревал, что может испытывать к своему… заклятому другу? Верному врагу?.. Однако неловкость тут же вернулась, стоило Фэн Синю услышать за спиной деликатное покашливание торговца каштанами. Он тут же с ужасающей ясностью осознал, что, отведя руки Му Цина от своих губ, умудрился оставить его ладонь в своей. Краснея ушами, он повернул голову к торговцу и глупо улыбнулся – руку Му Цина, впрочем, он так и не выпустил. - Молодые люди, - лукаво подмигнул торговец, - если уж вас так взволновали мои каштаны, может, купите еще пару кулечков? А нет, так идите, а то собрали уже очередь, пока у моего лотка миловались… - хоть он и ворчал, звучало это очень добродушно, не в обиду. Фэн Синь моргнул. И правда, за ними уже собралось человек десять, и не у всех лица светились дружелюбием. Му Цин почувствовал, что ему срочно нужно провести двадцать медитаций. Нет, лучше сорок. Присутствие Фэн Синя настолько заполнило его сознание, что в нём попросту не осталось места для других людей и окружающих их обстоятельств. Впрочем, разве подобное происходило не всякий раз, когда они дрались? Правда, сейчас... На щеках и шее цветами вишни распускались розовеющие пятна. - Я? С ним? Миловаться? - вскинулся Му Цин. - Миловаться?! Он резким движением развернулся и кинулся прочь от лотка, но не учел, что Фэн Синь вцепился в его руку мертвой хваткой, и так и отбуксовал его полдороги. Му Цин был уверен, что ведет их в сторону дворца принца. Но ночью, градиентно сгущающейся вокруг двоих, все кошки - серы, а все дороги - одинаковы. В своём родном закоулке Му Цин мог ориентироваться хоть с закрытыми глазами, но они уже покинули его пределы и ступили на участки, принадлежащие более зажиточным поселенцам, куда еще несколько лет назад путь ему был заказан. Ещё и разум Му Цина восстал против него, погрузившись в густой туман; сердце, похоже, сдалось ещё раньше. - Чтобы я еще раз с тобой куда-то пошел, - сердито бормотал он, в очередной раз сворачивая туда, где они, кажется, уже проходили. - Его Высочество нас убьет. Мы должны были вернуться ещё до заката. Фэн Синь, наконец, пришел в себя и дернул Му Цина за руку, останавливая. - Эй, остановись! Мельтешишь, как пчела в улье. Мы ходим кругами. Нужно выбираться, пока мы окончательно не заблудились. Фэн Синь развернулся и потащил Му Цина за собой. Так как эту часть города он знал намного лучше, меньше чем через полчаса они уже оказались на знакомом проспекте, который вел прямиком к императорскому дворцу. "Убить-то не убьет, конечно, - хмуро подумал Фэн Синь, - а вот волнуется – наверняка, ночь уже на дворе, а мы бродим неизвестно где. Эх, так и каштаны остынут". Разумом он изо всех сил пытался игнорировать тот факт, что все еще держит Му Цина за руку. Иначе пришлось бы отпустить, а этого делать не хотелось – узкая, снова теплая ладонь слишком идеально лежала в его руке. Фэн Синь машинально мазнул большим пальцем вверх-вниз по запястью Му Цина, на мгновение ощутив тонкую ниточку пульса. Ему показалось – или он немного частил? Неудивительно, так носиться по улицам. Что это с ним сегодня такое? - Край неба, угол моря! - воскликнул Се Лянь, когда двое его друзей наконец ввалились в комнату эдаким причудливым чудовищем, все ещё сцепившись и запыхавшись донельзя. - Вас только за смертью посылать, а не за каштанами. И чего это вы, опять подрались? Или... - внимательный взгляд принца остановился на единении их рук. - Наоборот? - Спокойной ночи, Ваше Высочество, - необычно тонким голосом произнес Му Цин. Он совершил какой-то неловкий, торопливый поклон, тряхнув волосами цвета вороного крыла, скользнул нечитаемым взглядом по груди Фэн Синя и покинул комнату, оставив лучника самому разбираться с каштанами и пояснениями принцу. Подаренный ему кулек все еще мягко грел поясницу, создавая иллюзорное ощущение рук, которые никогда там не лежали. Фэн Синь, не успевший и слова вымолвить, мужественно остался разгребать последствия в одиночку. В ладони еще осталось ощущение чужого тепла, а мысли были сумбурнее некуда. Фэн Синь встряхнулся и вручил принцу три кулька, неведомо как не потерянных по дороге. - Вот. Кажется, они и вправду лучшие в городе. Я попробовал. Се Лянь рассеянно принял кульки из его рук и бросил взгляд на дверь, за которой только что исчез Му Цин. - Что это с ним? - Чтобы я знал, Ваше Высочество, - привычно брякнул Фэн Синь. – Ты же знаешь, что его чувства сложнее, чем у целого императорского гарема. Без сосуда с вином не разобраться. - Вовсе нет, - возразил Се Лянь, - Даже такие сложные чувства можно понять, надо только смотреть глубже обычного. Что ты опять ему сказал? - Я? – Фэн Синь обиделся было, но потом вспомнил, что вообще-то большинство их ссор начинались с его необдуманных слов, и хмуро потупился. Сейчас они, правда, не поссорились (по крайней мере, Фэн Синь на это надеялся), но Му Цин вел себя действительно странно, и это волновало Фэн Синя. – Да я и сам не знаю. Мы были у его матери... разговаривали о том, чем мы занимаемся в монастыре... я о нем плохого слова не сказал, наоборот! А его как песчаная блоха укусила... Се Лянь покачал головой, многозначительно улыбнулся, но не стал больше расспрашивать. Он поставил один кулек на чайный столик, а два других отдал обратно Фэн Синю. - Один тебе, а второй сходи отнеси Му Цину, пока совсем не остыло. Фэн Синь покорно кивнул, поклонился в обнимку с кульками и выскользнул за дверь. Когда Му Цина застиг стук в дверь, он сидел на кровати, переодевшись в более легкое и свободное ханьфу без верхних одеяний, сложил ноги в позе лотоса и пытался медитировать. Губы его были слегка влажными от стакана воды, который он опрокинул в себя, глаза лихорадочно блестели - огонек вечерней свечи отражался в темных зрачках. "Белое станет черным, а черное станет белым..." Губы остановились, перестав нашептывать сутру, раздражение подняло голову в душе, как потревоженная змея. - Не заперто, - отозвался он, гадая, когда кончится этот бесконечно длинный день. Фэн Синь с шуршанием раздвинул резные створки покоев Му Цина и застыл на пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу. Вид не слишком-то одетого Му Цина, изящной статуей застывшего на кровати в позе для медитации, убил в нем все святое. Он не мог взять в толк, как можно было раньше не замечать, что этот несносный паршивец так красив. Мягкий свет свечи дрожал на его лице, длинные волосы чернилами стекали на плечи, а из-под небрежно запахнутого ворота виднелись острые ключицы, при виде которых Фэн Синю захотелось умереть. Или... поцеловать их. «Я. Просто. Устал сегодня. Вот и лезет в голову всякая чушь», - разозлился на себя Фэн Синь. Он собирался кинуть в Му Цина кульком каштанов и сбежать в свои покои, желательно отыскав где-то по пути бочку с ледяной водой, но вместо этого так и остался стоять в дверях, сумев только пробормотать: - Я. Это, ну. К-каштаны принес. Ты забыл взять свой кулек. Голос Фэн Синя, такой негромкий и неуверенный, отозвался внутри камнепадом. Хотя больше это походило на селевой поток, сносящий все на своем пути, вбирающий в себя обломки снесенных преград и тщательно выстроенных защитных заслонов. Фэн Синь так упорно бил сегодня в одну и ту же точку застенков его души, что те пошли трещинами и рассыпались. Совсем как старые трухлявые манекены, на которых обычно отрабатывал удары "настоящий телохранитель принца". Му Цин облизал губы - вновь захотелось пить. - Давай, раз принёс, - резко произнес он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Фэн Синь переступил порог на ватных ногах, и, стараясь не смотреть на Му Цина, тихонько пробрался к столику возле его кровати, где горела свеча и лежали подаренные Фэн Синем каштаны. Он положил причитавшийся Му Цину кулек рядом, немного подумал и кинул туда же свой. - Я... все равно их в одиночку не съем, - бестолково буркнул он и развернулся, чтобы уйти. Его остановила рука, твердо охватившая запястье. Му Цин смотрел на него глазами глубокими, как две бездны, в которых мерцали искры чего-то темного и непонятного. "Если я окажусь на другом берегу реки, то плот мне уже не потребуется, и я избавлюсь от него" - зазвенело в голове изречение одного из мудрейших. Плот - это слова. Слова - это стрелы, которыми он ранит Фэн Синя раз за разом, вынуждая держаться на расстоянии. Но теперь тот приблизился непозволительно близко, а Му Цин всегда был тем, кто имел преимущество в ближнем бою. "Я избавлюсь от плота..." Ведь слова - это то, что мешает им понять друг друга. Гул собственной крови заглушил все остальные звуки. Му Цин потянулся вперёд и коснулся губами чужого запястья. Почувствовав легкое, точно перышко, прикосновение губ к своей руке, Фэн Синь оторопел и замер, боясь спугнуть эту мимолетную ласку и еще больше боясь, что он просто спит и видит сон. Конечно же, это сон – разве мог такой Му Цин существовать на самом деле? С момента их знакомства Фэн Синь не видел в нем ничего, кроме колючести, упрямства, язвительного высокомерия – а может, просто не хотел смотреть глубже? Пусть он и чувствовал в глубине души, что Му Цин свой – но не представлял никогда, что свой настолько. Не думал, что всего пара касаний – не в драке, не в попытке причинить боль – могут заполнить теплом те пустоты в его сердце, о существовании которых он и не подозревал. Но если это сон, он не хотел бы просыпаться... Фэн Синь осторожно высвободил руку из цепкой хватки и сел на кровать рядом с Му Цином. С минуту он сидел неподвижно, слушая, как дрожит в гулкой тишине дыхание Му Цина в такт мерцающему огоньку свечи, а потом рывком – как с обрыва прыгал – обнял его со спины, неуклюже уткнувшись носом в плечо, в опасной близости от обнаженной, не скрытой воротом шеи. От Му Цина пахло печеными каштанами, цитрусовым маслом и еще чем-то неуловимым, неназываемым, что воскрешало в памяти убогий крестьянский домишко, где за бедным убранством скрывалось истинное богатство искренней любви. - Я правда имел это в виду, - прошептал он, щекоча губами тонкую ткань. – Когда сказал, что защищу тебя в случае чего. Просто ты... Я не очень-то хорошо знаю, что такое семья, но рядом с тобой, кажется, начинаю понимать... Му Цин закрыл глаза. Тяжесть рук, так приятно и тепло легших на талию, не казалась чем-то чужеродным и неприятным. В кольце рук Фэн Синя он чувствовал себя... в безопасности. Непрошеной мыслью мелькнуло воспоминание о том, что поцелуй издревле считался пожеланием того, чтобы с человеком ничего не случилось. Значит... он тоже хотел защитить Фэн Синя? Ткань его души была вся усеяна прорехами, а местами - изодрана в клочья, и не существовало такой иглы и такой нити, которой он смог бы ее залатать. Если Фэн Синь так хочет его защитить - то пусть попробует. Пусть попытается защитить Му Цина от самого себя.