***
Чонин не целуется где-то дня два. Не то чтобы для него это становится проблемой мирового масштаба, просто за это время он осознаёт одну очень важную вещь: целоваться ему нравится и пока что даже не важно с кем. Бесит факт не отсутствия постоянных поцелуев как таковых, бесит то, что с этим особо не с кем поговорить, да и к разговорам этим мало кто будет готов. Отношения в группе особо не меняются, Сынмин просто иногда смотрит взглядом аля «а я кое-что знаю», в то время как Чанбин неловко улыбается, когда они пересекаются в коридорах. Поцелуи действительно не такое уж и великое дело для каждого из них, и Чонин этому, на самом деле, безумно рад. Подготовка к камбеку, который назначен на «когда-нибудь потом, но очень скоро» идёт полным ходом, даже несмотря на различные препятствия в виде тупых скандалов, которые они продолжают переживать время от времени. Хёнджину всё ещё запрещают даже банально отсвечивать, но от записи нового альбома его не освобождает никто. Всем мемберам приходится вставать за Хвана чуть ли не горой, и если не горой, то маленьким сугробом как минимум, чтобы тот даже косого вздоха со стороны начальства не получил. И Чонин искренне рад, когда старший начинает улыбаться уже не такой вымученной улыбкой. Они сидят в студии звукозаписи дживайпи, которая буквально пахнет чановыми дорогими духами и частичным отсутствием здорового восьмичасового сна. Чонин и Сынмин всегда записываются последними, но сегодня Кима отпустили немного раньше, а вот Хёнджина решили всё же по-доброму помучить. Ему всё ещё морально сложно быть таким как прежде. Ян позволяет старшему немного больше тактильности, он понимает, как тому это сейчас жизненно необходимо. Джисон стоит за стеклянной стеной и десятый раз повторяет свою партию, потому что она нравится всем, кроме него самого, а это для Хана пока что самый важный критерий. Хёнджин показывает в телефоне смешные фотографии своей собаки, и они смеются слишком громко и совсем не потому, что это действительно смешно — они оба уставшие и измотанные, а смех — это чуть ли не одна из главных защитных реакций. Чан игнорирует их разговоры какое-то время, после чего начинает злиться или делать вид: Чонин никогда не понимал, по-настоящему ли Бан злой, или же просто хочет припугнуть посильнее. Сейчас же лидер шикает на них и начинает подниматься со своего огромного кресла, всем своим видом показывая недовольство. На удивление, на Хёнджина и Чонина это действительно срабатывает, одна мысль о том, что старший сейчас за ними побежит почему-то по-ребячески пугает, и они оба подрываются, как только Чан делает шаг в их сторону. Они и правда начинают бежать, смеясь довольно громко, пока внутри сердце колотится от ощущения, что Чан вот-вот поймает за капюшон и сделает выговор. Этого, конечно же, не происходит, однако парни успевают пронестись пару метров и скрыться в какой-то пустой комнате, лишь увидев голову Бана, выглядывающего с серьёзным видом из дверного проёма студии. Чонин захлопывает дверь, и комната погружается во тьму, но это не пугает парней, которые всё так же продолжают смеяться. Хёнджин нащупывает младшего одной рукой, чтобы было спокойнее, и чуть-чуть подталкивает к себе. — Я думал, что он нас сейчас убьёт, — делится эмоциями Хван, пока Чонин пытается отдышаться, слыша чужой голос где-то совсем возле шеи. — Уж лучше бы он убил, сомневаюсь, что смогу хоть ещё раз спеть свою партию сегодня, — поддакивает Чонин, и спустя пару секунд смешков они оба замолкают. Чонин приходит в себя слишком быстро, понимая, что Хёнджин уже вот-вот предложит возвращаться, чтобы не получить от лидера ещё больше. Они, вероятно, в ближайшее время не останутся вот так: один на один. Ян, наверное, не преследовал цели перецеловать всех мемберов, просто события слишком удачно складывались, чтобы упускать такие моменты. В любом случае, Чонин делал это без какой-либо задней мысли: он прекрасно знал, что старшие никому не расскажут, уж больно они дорожат чониновым отношением, чтобы срываться на подобные глупости. — Хён, — Чонин хватает Хвана за край кофты, решая долго не тянуть, потому что в этом нет смысла, — а ты когда-нибудь целовался с парнем? Ян почему-то только сейчас начинает понимать, что такие вопросы в лоб могут вызвать гору недопонимания и лишних мыслей, но ждать и адекватно подводить к такому Чонину, видимо, совсем не хочется. — Ты это сейчас к чему вообще? — испуганно произносит Хёнджин и немного пятится к стене, Чонин про себя думает, что такая реакция — самая нормальная из всех, что были. — Конечно целовался, что за вопросы? — А я вот ни с кем не целовался, — нагло врёт Чонин уже в третий раз и подходит ближе, чтобы быть уверенным, что Хёнджин рядом, — покажи, пожалуйста, как нужно. Да, Чонин только сейчас осознаёт, что по-хорошему нужно было придумать легенду, мол «всё это не просто так, мне нравится мальчик, научи меня целоваться». Вот только почему додумывается он до этого только сейчас, когда успел уже поставить половину группы в неловкое положение своими вопросами в лоб. — Прямо здесь? — неуверенно спрашивает Хёнджин, Чонин впервые чувствует, что ему могут отказать, и это порядком выбивает из колеи. — Не хочу, чтобы другие хёны знали и видели, — Чонин решает надавить на жалость и добавляет к этому лёгкие касания руками. Хван мнётся, и младшему это не нравится, — я давно хотел тебя попросить, просто ждал подходящего случая. Контраргумент срабатывает, Хёнджин как-то облегчённо вздыхает Чонину в макушку и видимо расслабляется. Такие слова приятно было бы слышать любому. — Только быстро, хорошо? Ян кивает, будто бы старший это сможет увидеть в темноте, и сам тянется за поцелуем, продолжая неловко придерживать друга за рукав кофты. Ему неловко, немного боязно, но в то же время живот до боли крутит от какого-то глупого предвкушения. За все предыдущие разы Чонин примерно понял смысл поцелуев, понял, как нужно держать голову, что нужно делать с зубами и языком, и стал уже не таким неуверенным в этом плане. И вот сейчас он совершенно точно осознаёт, что Хёнджин целоваться не умеет. Они сталкиваются зубами, старший пытается целовать настойчиво, от чего лишний раз с нажимом кусает чужие губы и пытается схватиться за них, будто бы кто-то сейчас отберёт. Чонин пытается вести, принимает ещё одну попытку утихомирить слишком быстрого старшего, но тот видимо слишком входит во вкус, и им приходится отстраниться, как только Чонин от этого заметно мешкается. — Спасибо большое, хён, — Ян пытается успокоить друга и сгладить края, чуть ли не набатом слыша, как от волнения бьётся чужое сердце, — мне понравилось, — и снова нагло врёт. — Только не говори никому, — испуганно бросает Хёнджин через какое-то время, и Чонин вот так вот — резко и со страхом понимает, что это может как-то повлиять на их отношения. — Конечно не скажу, хён, — Ян бегло обнимает старшего, пытаясь хоть как-то успокоить и отбросить чужие ненужные мысли. Они молча доходят до студии, но по-настоящему Чонин расслабляется только спустя минут тридцать, когда Хёнджин снова беззаботно смеётся на его глупую, брошенную просто так, шутку. Все последующие дни Чонин проводит как на иголках, тщательно наблюдая за отношением всех «целованных» мемберов к нему. Почему-то какой-то глупый страх окутывает тело, когда приходится наблюдать за слегка отстранённым Хёнджином. Слава богу, отстранённый он совсем не из-за поцелуя, поэтому их общение быстро приходит в норму, Чонину даже не приходится особо гипертактилить ради этого. Голова, однако, меньше не гудит. На удивление, немного легче становится сразу после поцелуя с Феликсом, который Чонин, честно-честно, даже не планировал. Это происходит поздно вечером, когда они вдвоём в ванной чистят зубы, в то время как все остальные давно греют вмятины в кроватях своим теплом. Чонин тогда впервые выпаливает легенду про понравившегося мальчика и желание научиться ради этого целоваться, Феликс становится таким заинтересованным, что младшему даже в какой-то момент становится грустно от того, что он врёт. Феликс целуется мягко и долго, практически так же, как и Джисон, придерживая аккуратно двумя руками за плечи и используя язык очень медленно и, можно даже сказать, осторожно. Поцелуй этот, естественно, со вкусом мятной зубной пасты (которую Чонин не успевает тщательно смыть) и какого-то запредельного комфорта и уюта, который раньше испытать, к сожалению, не доводилось. Старший улыбается и просит держать в курсе продвижения в амурном плане с чониновым выдуманным парнем, и Ян обещает, что будет докладывать даже о малейшем сдвиге, и ненавидит себя за это всё. Надеется, что Феликс быстро забудет о поцелуе, о несуществующем парне и коротком разговоре по душам о любви сразу после того, как в лёгких закончился воздух. Чонин в этот день засыпает с лёгкой улыбкой на лице и к стене отворачивается, чтобы Джисон, не дай бог, не заметил зацелованные губы. Ну, а просыпается Чонин в холодном поту где-то в пять утра, понимая, что из всей группы не поцеловал только Минхо и Чана. От одних только мыслей об этом Чонин дальше не может уснуть. Да, у Яна не было в планах на жизнь обязательным перецеловать всех мемберов стрэй кидс, выпустить сольник и посадить дерево, но… Пятерых, по очень счастливому стечению обстоятельств, он же уже поцеловал, так что… В глубинах мозга совет последних чониновых нервных клеток решает, что это всё просто напросто эксперимент. Ну, а что? Это безобидно? Безобидно. Познавательно? Да слов нет, насколько. А значит вполне имеет место быть. В любом случае — об этом никто не узнает, — так успокаивает себя Чонин, параллельно начиная придумывать план «счастливого стечения обстоятельств» для того, чтобы поцеловать Минхо. С Минхо нельзя бросить всё на самотёк, нельзя выжидать момента, когда просто получится остаться вдвоём, и определённо нельзя приходить с заведомо неправдоподобной легендой. Минхо единственный, кто может слишком быстро догадаться, и, как следствие, использовать это против самого же Чонина. А Чонину уж точно не нужно, чтобы на еженедельном собрании главной проблемой на повестке дня стало его желание перецеловать всех парней в радиусе километра. Последние чониновы нервные клетки напрягаются очень сильно и решают по итогу оставить идеальным местом для поцелуя танцевальный зал — место, где Минхо чувствует себя комфортнее всего. Просто нужно притвориться тупым и попросить показать движения ещё раз и ещё раз, пока в зале не останется даже верного Сынмина, часто ждущего своего близкого друга возле всех туалетов здания дживайпи. И на удивление это срабатывает. Чонин с трудом сдерживает улыбку, когда за Сынмином закрывается дверь, а Минхо уставшим голосом говорит: «давай ещё раз». Ян танцует связку на твёрдую пятёрку по шестибальной шкале, на что Минхо недоверчиво ведёт бровями. — Теперь можешь сказать, зачем я тебе нужен, потому что этот кусок ты танцевал сносно с самого начала тренировки, — старший усмехается и допивает оставшуюся воду из своего бумажного стакана. Чонин чувствует, что сердце от страха вот-вот выскочит из груди или упадёт в пятки, Ли будто видит это в чужих глазах и быстро меняется в лице, — тебя что, кто-то обидел? Собственный мозг, — хочется ответить Чонину, но ему нужно быстро приходить в себя и набираться смелости. Шанс того, что Минхо его раскусит был велик, и он к этому готовился. — Меня никто не обидел, — Ян сразу успокаивает старшего и подходит ближе, он чувствует себя совсем маленьким в таком большом пространстве, — я просто хотел попросить у тебя помощи. — Это я понял, — старший выбрасывает одноразовый стаканчик в мусорное ведро, — и, как я опять-таки понял, дело не в хоряге. Чонин кивает, вытирает пот со лба рукавом толстовки и где-то в глубинах мозга те самые последние нервные клетки подсказывают, что жизнь даётся лишь один раз и брать от неё нужно всё, что только можно. Даже если это «всё» с большей вероятностью может рассмеяться тебе в лицо. — Хён, научи меня целоваться, пожалуйста, — Чонин говорит это, не в силах поднять взгляд выше ворота чужой рубашки. Ян знает, что Минхо его по-дружески любит и ни за что не поведёт себя неуважительно, но что-то в глубине души заставляет его ждать худшего исхода событий, — я решил пойти к тебе, потому что ты показался мне самым опытным и тем, кому это не будет противно. Чонин в этот раз даже не врёт. Он действительно так и не научился целоваться, да и все «уроки» до этого были просто не особо долгими чмоками, хотя Минхо об этом всё равно никак не узнает. — Приятно, — честно выдаёт Ли, и Чонин выдыхает, — правда я так устал, ты уверен, что хочешь этого сейчас? Чонин отрывает взгляд от чужого ворота и видит, как старший усмехается. Набивает себе цену, и это вполне обоснованно. — Ну хён, ну пожалуйста, хочу сейчас, — Чонин не видит никакой враждебности в чужих глазах и заметно расслабляется, пускает в ход эгьё и слегка дует губы, Минхо от этого всегда плыл, как листья по реке. — Ладно-ладно, уговорил, — Минхо отмахивается и слегка смеётся, Чонин понимает, что, кажется, боялся зря, — только одно условие: я «показываю», ты пытаешься повторить, или там как получится. Понял? — Понял. — И естественно об этом «уроке» знать никто не должен. Вот в чём-чём, а в этом можешь быть на сто процентов уверен, хён, — проносится в голове Чонина, пока Минхо пытается морально настроиться на предстоящий сеанс обучения. Если быть честным, поцелуй с Минхо Чонин представлял себе чаще и дольше всего. И не то чтобы он спал с мыслями о поцелуях с Чанбином, Хёнджином или даже тем же самым Феликсом, но вот о Ли старшем Ян действительно успел за всё время продумывания своего «совершенного» плана нафантазировать достаточно. Манера поведения Минхо, его характер, стиль одежды, да даже просто внешние данные — всегда вызывали в Чонине смутные чувства: от тихого восхищения до нескрываемого обожания. Порой Ян даже не мог определиться: он хочет быть Минхо или же он хочет быть с Минхо. Конечно, все фантазии и предположения никак не вяжутся с реальностью, ведь здесь — тяжело дышащий уставший Минхо, который целует настойчиво и отнюдь не собирается ждать, пока Чонин отойдёт от шока и начнёт действовать сам. В начале поцелуя Минхо всё же не торопится, в привычной для себя манере отстраняется изредка с издёвкой, и Чонину всё же приходится пару секунд унижаться и, в прямом смысле этого слова, канючить. У Минхо странные замашки, но Ян почему-то ловит себя на мысли, что ему вовсе не стыдно. Минхо целуется действительно классно, в принципе, как Чонин и ожидал, у них с Сынмином есть что-то общее, но почему-то только сейчас у Чонина совсем отключается мозг. Если с остальными он во время поцелуя успевал подумать что-то из разряда «блин, нас сейчас застукают», то с Минхо — в голове перекати-поле размером с последние нервные клетки и ярко-красное желание, чтобы это всё не заканчивалось ближайшие минут двадцать точно. Ли прикусывает чужую губу, активно использует язык и успевает даже обводить им дёсны, Чонин, конечно, не эксперт, но их поцелуй очень сильно напоминает то, что он видел парочку раз в хентае. Мысли действительно покидают голову, но очень быстро туда возвращаются, стоит Минхо опустить свои богически прекрасные руки на чонинову талию, которую совсем не было видно из-за огромной толстовки. Они прижимаются друг к другу, Чонин даже как-то упускает этот момент, просто в какую-то секунду понимая, что его ладони упираются в грудь старшего, а чужие руки силой сжимают талию через худи. Поцелуй начинает набирать обороты: Чонин этого даже пугается, ведь у него такого никогда не было, становится жарче и быстрее, Минхо тяжело дышит носом и становится поистине жадным в своих действиях. И только тогда, когда его ладони медленно ползут на чониновы бёдра, он как по щелчку пальца приходит в себя и отстраняется, выбивая из груди Чонина разочарованный и в одно время удивлённый вздох. Кажется, они совсем немного заигрались. — Ты как-то слишком быстро учишься, — бросает Минхо через плечо, тут же начиная собирать свои вещи, возможно он понял, что позволил себе лишнего, — точно не целовался раньше? И вот только сейчас сердце Чонина падает в пятки и пробивает сразу несколько этажей дживайпи, намереваясь затронуть и земную кору. — Нет, просто у меня очень хороший учитель, — кое-как выдавливает из себя Чонин, следуя примеру старшего и подбирая свою зарядку с пола возле зеркала. — В любом случае, думаю, что нужно будет закрепить успех пару раз, — говорит Минхо, уже смотря Чонину в глаза, лёгкая улыбка касается его губ, и Ян понимает, что тот абсолютно серьёзен. — Я всегда готов учиться чему-то новому. До общежития они доходят без происшествий для чонинового сердца как минимум. Минхо мастерски переводит тему и ведёт себя так, как вёл бы будь их сейчас восемь, младший за это ему безумно благодарен.***
От поцелуя с Минхо Чонин отходит довольно долго. Больное воображение проигрывает всё произошедшее бесконечной плёнкой в голове, а фантазия умудряется ловко подобрать возможные варианты продолжения этого поцелуя. Чонин всё это с трудом, но отмахивает, успокаивая себя тем, что это обычная реакция подросткового (вообще-то уже нет) организма на крышесносный поцелуй. Минхо в принципе продолжает вести себя так, как вёл всю жизнь до этого, но всё же незаметно усмехается каждый раз, как видит стушевавшегося Чонина. Яну хочется верить, что Минхо он после этого хотя бы не противен. О возможном поцелуе с лидером стрэй кидс думать попросту некогда: Чонин вечно занят подготовкой к камбеку, съёмками для бренда косметики и прочей ерундой, которую он осознано выбрал и, наверное, любит всем сердцем (иногда, конечно, в этом сомневаясь). Голова всё ещё забита не тем, а от одной мысли о поцелуе с Бан Чаном хочется спрятаться в холодильнике и замёрзнуть до смерти, чтобы горящие уши никто не видел. Нет, у Чонина совсем не было каких-то больных фантазий насчёт Чана, вовсе нет. Просто любые такие поползновения в сторону лидера плохо кончатся, Чонин уверен, если начнёт — не сможет остановиться. В великую любовь Чонин не верит, но верит в чужой приятный голос, успокаивающие объятья и огромную тучу слов поддержки, которыми Чан его одаривает чуть ли не каждый божий день. Чан — человек, ради которого Чонин в любое болото, в любой концепт и прочее, благодарен больше жизни, в принципе, как и они все. Их отношения давно перешагнули отметку «ближе некуда», что в определённые периоды времени не может не пугать. Устраивать «счастливые стечения обстоятельств» в этот раз Чонин не планирует, за всё свободное время, что у него есть, чтобы остаться наедине со своими мыслями, он решает пока что ничего не предпринимать. Если судьба захочет — они сами останутся вдвоём, если же нет — следственный эксперимент придётся отложить до следующего года, ну или до приблизительного времени, когда у Чонина появится лишняя горка уверенности. И, судя по всему, судьба явно на его стороне. Никто из стрэй кидс не понимает, как так получилось, что в разгар подготовки к камбеку выдаётся один свободный день, который ко всему прочему ещё и выпадает на воскресенье. От счастья парни даже прыгают в кругу пару раз, в красках рассказывая, кто чем займётся. Упускать такой подарок небес (или же судьбы) никто не хочет, поэтому общежитие пустеет уже к двенадцати часам дня. Кто-то уезжает домой к родителям, кто-то бежит на встречу с друзьями, а остаются дома, кто бы мог подумать, только Чан, Чонин и… Феликс. Чонин вообще успевает пару раз подумать о том, чтобы подорваться и поехать к родителям, но недавняя ссора из-за итоговых оценок отбивает всё желание делать вид, что всё в порядке. Феликс сразу даёт знать, что будет отсыпаться, а это мероприятие точно до вечера: тот наверняка часов в восемь откроет глаза, съест последнее, что есть в холодильнике, и снова уснёт до шести утра, ни о чём не жалея. Было уже пару раз, знаем. Чан кивает безучастно, интересуется, чем займётся Чонин, и уходит в свою комнату, где рабочий ноутбук ещё остыть не успел, как и новый, наверняка очень горячий, трек. Чонин снова придумывает легенду, но на этот раз об увлекательной дораме, которую уж точно должен сегодня посмотреть всю, Чану дорамы неинтересны, он знает, поэтому тот уж точно мешать и спрашивать не будет. Тем более когда нетронутой остаётся его любимая работа. Чтобы собраться с мыслями, прокрутить десятки раз у себя в голове возможные варианты развития событий и собственные реплики, Чонину хватает пару часов. Нервотрёпка, конечно, лютая, ещё больше, чем, наверное, на выпускных экзаменах, потому что Яну сейчас придётся пройти, в прямом смысле, финального босса. Отрывать старшего от работы совсем не хочется: тот тогда становится максимально строгим и отрешённым; Чонину приходится буквально подслушивать из чужой комнаты в полной тишине, чтобы услышать, как хлопает крышка ноутбука, а массивное кресло наконец-то отъезжает от стола. Чонин действительно начинает думать об этом, как о финальном уровне в супер тяжёлой игре на выживание, преодолевая пару дверей, входит в чужую комнату без стука и оценивает масштаб бедствий. У Чана довольная улыбка на лице (видимо удалось добить несчастный дроп, о котором он уже всем мозги проел), тело расслаблено и покоится на кровати. Шанс на поражение очень мал. — Хён, можно с тобой поговорить? — Да, Йени, что такое? — Бан сразу возвращается с небес на землю и освобождает место на своей кровати, для младшего на самом деле он готов уделить всего себя даже во время апокалипсиса, даже если одну руку будет доедать зомби, — что случилось? Чонин садится в уделённое ему место и делает парочку незаметных вздохов, чтобы собраться с мыслями. В любом случае раньше его никто не отвергал, а Чан этого делать ни за что не будет, Ян почему-то верит в это больше, чем в то, что следующая их заглавка снова разорвёт полмира. — У меня к тебе немного деликатный разговор, — Чонин начинает тараторить заранее подготовленные реплики, изредка поглядывая на полностью сконцентрировавшегося Чана, — я решил прийти с этой просьбой именно к тебе, потому что тебе я доверяю больше всего. — Чонин, ты же знаешь, что можешь попросить меня о чём угодно, — слова Чана ободряют ещё больше, а рука, положенная на плечо с какой-то отцовской (ой нет, только не это) любовью, ещё больше придаёт уверенности. — Я очень сильно хочу научиться целоваться и думаю, что ты мог бы мне с этим помочь. Врать Чану Чонин наотрез отказался ещё в начале всего этого пути, поэтому, по сути дела, ничего криминального он не говорит, остаётся только верить, что Чан не предложит ему десяток «учителей» по этому вопросу. — Довольно неожиданная просьба, — старший тушуется, убирает на пару секунд руку, но в скором времени вновь привычно улыбается, убивая остаток волнения в организме Чонина, — но, если ты действительно этого хочешь, я готов помочь. — Это правда важно для меня, прости, что так неожиданно, ты же свободен сейчас? - всё же уточняет младший, наконец-то принимаясь смотреть в глаза Чана. На душе становится невероятно легко. — Да, как раз сегодня выходной, так что можем заняться тем, чем хочешь, — Чан смеётся, устраиваясь на кровати поудобнее, — что мне стоит сделать? С языком, без, или… — Ты можешь просто вести? - предлагает Чонин, ловя смешные флешбеки с подобными вопросами, — просто делай то, что знаешь, а я постараюсь войти во вкус, хорошо? Чан кивает, и какое-то время они просто устраиваются поудобнее, двигаются друг к другу и просто смотрят, пока не начинают смеяться от какой-то неловкости. Благо Чан всё-таки берёт дело в свои руки. И целует Чонина. Целоваться с Чаном приятно. Чонин пытается почувствовать этот поцелуй, будто бы его губы до этого момента действительно были чистым листом. Чан действует аккуратно, медленно, обращается с Чонином так, будто бы тот в любой момент может рассыпаться по полу, если его неосторожно тронуть. По началу они просто чмокаются, Чонин, уже полюбивший поцелуи, ловит от этого бесконечное удовольствие и радуется ещё больше, когда поцелуй постепенно углубляется. Он охотно открывает рот и позволяет Чану делать с собой всё, что тому захочется. Чан обводит языком контур чужих губ, зубы и дёсны и наконец-таки сплетает их языки. Чонин чувствует, что они стали ещё ближе: его согнутое колено касается чанового бедра, а руки неуверенно ползут на чужие плечи, и Чан сам притягивает его, хватая свободной рукой за талию. Поцелуй набирает обороты ровно как и действия старшего, руки успокаивающе гладят колени, изредка перебираясь на бёдра, Чонин чувствует, как учащается чужое дыхание и сердцебиение, пытаясь во время этого отвечать на поцелуй в меру своих возможностей. Ладонь Чана ложится ему на шею, большой палец мягко очерчивает щёку, Чонин жадно хватается за чужие плечи и тянет ещё ближе, чуть ли не забираясь на чужие колени. Чан определённо входит во вкус, от нежного поцелуя не остаётся и следа, а прикосновения ощущаются жарче, чем только что приготовленный омлет, хочется большего, Чонин чувствует себя так, будто бы они занимаются этим уже в сотый раз, появляется уверенность и что-то совсем неизведанное до этого. Старший довольно мычит в поцелуй, и Чонина откровенно ведёт, хочется скулить и ныть, чтобы тот не отстранялся и зашёл дальше, мысли превращаются в огромную кучу, ощущения похуже чем после того пива, становится душно, и Чонин понимает, как у него очень сильно начинает тянуть внизу живота. — Чёрт, хён, прости меня, — Ян тут же нехотя отстраняется, намереваясь в страхе соскочить с кровати в любую секунду, — я не хотел, чтобы так получилось, просто… Чан почему-то моментально понимает причину резкой смены чонинового настроения (возможно дело в домашних шортах) и снова кладёт руку на бедро, но в этом жесте уже нет ничего отцовского. — Йени, это не страшно, — каждым движением, каждым словом пытается успокоить, придать уверенности, — это абсолютно нормальная реакция организма, тебе нечего стыдиться. — У меня такого ещё не было, — честно признаётся Чонин, хоть и на немного успокаивается, стыд, конечно, не пропадает полностью, но чаново спокойствие придаёт сил. — Ты отлично целуешься для новичка, — Чан улыбается, — если хочешь, я мог бы помочь тебе с образовавшейся проблемой тоже. Проблемой. Они разговаривают как пятилетки. Но у Чонина от одних только мыслей лицо начинает гореть, а руки подрагивать. Не этого ли он хотел пару минут назад? Чонин правда не понимает, как они к этому приходят. Он предпочитает на это время отключить свой мозг окончательно и забыть о таком противном слове как «последствия», уже через пару минут чувствуя как влажная (от слюны) рука Чана лезет к нему в домашние шорты. Чтобы избавиться от неловкости и от другой массы отвратительно стыдливых чувств они снова целуются, первые прикосновения чановой руки к члену уже чуть ли не подбрасывают Чонина, становится настолько приятно и хорошо, будто бы в этом всём совершенно нет чего-то «неправильного». Чановы движения медленные, но с каждым Чонину становится всё хуже (в хорошем смысле), он давно не следит за поцелуем, позволяет себе пустить в ход зубы и в какой-то момент даже стонет старшему в рот, когда влажный палец очерчивает головку, слегка надавливая. И когда Чан обхватывает горячей рукой его член, Чонин утыкается головой в его плечо, плотно сжимая губы, чтобы не сорваться на более громкие и неловкие звуки. Чан свободной рукой поглаживает по голове, шепчет о том, какой Чонин молодец, какой он хороший, не понимая, что тем самым делает только хуже. Чонин кончает довольно быстро, не выдерживая накопившихся эмоций, крупно дрожит всем телом и пачкает свои шорты, вместе с чановой огромной ладонью. Становится невероятно хорошо и спокойно, будто бы вместе с этим из Чонина выходят все переживания по поводу ближайшего камбека, их отношений в группе и всего того, что происходило последнее время. Пока его не охватывает необъятное чувство стыда, когда Чан, всё так же улыбаясь, вытаскивает свою руку. — Хён, прости меня, пожалуйста, — мешкается Чонин и всё же вскакивает с кровати, беспорядочно осматривая обстановку, прерывает любые чановы попытки вставить своё слово, — я сейчас принесу салфетки, никуда не уходи. Чан правда пытается остановить, опять-таки успокоить, но понимает, что для первого раза такая реакция абсолютно нормальная и просто принимается ждать Чонина с глупой улыбкой на лице. Собственный член довольно крепкий, но это последнее — о чём сейчас приходится думать. Гробовую тишину разрушает смс, пришедшая на телефон Чонина, который выпал на кровать ещё в начале всего этого «разговора». Чан подсматривать не любит, он к такому попросту не привык, но почему-то сейчас решает бросить беглый взгляд на чужой айфон, где поверх фотографии их команды висит не открытое уведомление. От: Минхо-хён «я щас немного выпил с друзьями и понял, что для наших с тобой «уроков» по поцелуям можно будет попробовать ещё кое-что интересное» От: Минхо-хён «надеюсь, что ты ещё не спишь, потому что я скоро буду» Чан меняется в эмоциях и отстранёно отодвигается от телефона. Кажется, проблем становится чуть больше, чем просто перепачканная рука. И с решением этой — одних салфеток точно будет маловато.