Пока цветет алоэ

Абаж злился, и даже королевский обед, на который он возлагал большие надежды, не принес ему радости. Икра не лезла в горло, вино не лилось в рот. Вообще вся еда, попадавшая в глотку господина главнейшего министра, словно теряла вкус – до того сильно было его раздражение и задумчивость. Впрочем, как казалось сейчас Абажу, все, на что он возлагал надежды, их не оправдывало. Действия развиваются так стремительно, нельзя отвлечься ни на секунду! Абаж скачет целый день – подкупает, подготавливает, подговаривает... Ни минутки свободной нет, а господин главный министр Котевц позволил себе такую непозволительную роскошь, как серьезно расхвораться. Абаж сейчас терпит косые, в пол силы, взгляды Нушрока, а Котевц лежит себе в постели и думает черт знает о чем!.. От возмущения Абаж даже пристукнул кулаком по столу, и щеки его задрожали, как студень. Да еще этот король... Настало время заменить его. Новым королем. — На ста площадях по сто зеркал. Ну, сколько же это будет всего зеркал? — Может, сказать ему? Конечно! Как же этот выскочка Нушрок усидит на месте! Непременно надо показаться лучше других. Доказать свое право идти по головам. — Зачем? Пусть занимается своими глупыми подсчетами и поменьше лезет в наши дела... Действительно: пересчитает Топсед все зеркала (хотя можно просто потребовать отчет от фабрики Нушрока, сколько продукции они произвели за время своего существования, но это, очевидно, путь слабых, недостойный того, чтоб по нему пошла королевская особа), а потом, глядишь, и за казну примется. А такой расклад не выгоден ни Нушроку, ни Абажу, ни Котевцу, ни даже господину церемонийместеру. Ух, господин главный министр Котевц... Еще неделю назад он, сияя, как новенькая монета, с таинственным видом поглаживал свои роскошные кудри и негромко говорил дрожащему, как большой кусок желе, Абажу, что нашел то, чего им так не хватало, дабы доказать, что вся история с Гурдом – не более чем спектакль, поставленный господином Нушроком. Никакого признака нездоровья в лице главного министра главнейший тогда совершенно не видел... Котевц улыбался – кажется, он был единственным, кто так часто позволял себе это – и любовался своей красотой в маленькое прямое зеркальце. Абаж зло думал, что именно чрезмерное внимание к своей внешности не позволяло господину главному министру Котевцу заниматься государственными делами так хорошо, как он мог бы. Однако и его помощь была Абажу крайне важна. В конце концов, противостояли они Нушроку, у которого энергии, опыта и ума хватало на двоих. В одиночку каждый из них врядли победил бы Нушрока... Единственным плюсом отсутствия господина Котевца было то, что Абажа никто поминутно не задевал острыми локтями, напевая «Ах, извините, дорогой господин Абаж». — Депеша господину наиглавнейшему министру! Сонный церемониймейстер схватился за голову. — Господин Абаж, простите меня! Совсем забыл: вам тоже срочная депеша с рисовых полей... Ах, какая память! Он вынул из-за обшлага депешу и дрожащей рукой протянул ее Абажу. Оба министра впились в поданные им бумажки. Господин Абаж быстро прочел, сильно сжимая губы, чтоб ни одно слово случайно не вырвалось и не было схвачено чутким слухом Нушрока. «Господин главнейший министр Абаж! Пишет вам Акшамор, супруга господина главного министра Котевца. Дабы сохранить тайну, посылаю письмо мое таким образом. Как вы знаете, супруг мой болен, и не может приехать сегодня к вам лично, как было условлено. Из-за чего и посылаю к вам дочь мою, Эолу, которая привезет с собой то, что вам так необходимо. Она осведомлена обо всем. Супруг мой не доверяет этот предмет слуге. Дочь моя прибудет к вам после обеда.» Абаж хотел было облегченно выдохнуть, но, вспомнив о Нушроке, сдержался и даже принял мрачный вид, теперь не соответствующий его настроению. Конечно, господин Абаж раньше и не догадавался, что Котевц имел дочь. Отчего же он не выводит ее в свет? Девочка, кажется, уже достаточно взрослая, чтоб принимать участие в их делах, однако, в отличии от Анидаг, ни разу не появилась во дворце. А госпожу Акшамор Абаж знал. Когда она появлялась, с лица Котевца мигом слетала улыбка, шутки превращались в дым, изящный носик морщился. Абажу не было кого любить или ненавидеть, как он считал. Сыну уже девятнадцать, проживет и без сентиментов. С Абажа хватает и того, что он содержит мальчишку и, как надеется, скоро удачно женит... — Ваше величество! – взвизгнул Нушрок – Зеркальщики подняли бунт, избили надсмотрщика! Обстоятельства вынуждают меня срочно покинуть дворец. Оставаться во дворце господину Абажу совсем не хотелось: во-первых, делать тут было больше нечего, а во-вторых, время обеда подходило к концу. Нужно было срочно придумать причину срочного отъезда, и Абаж решил взять за образец вопль Нушрока. — Ваше величество! – зарокотал он – Мои сеятели риса не вышли на работу! Они...требуют хлеба! И уже через минуту Абаж скорыми мелкими шажками семенил за Нушроком. За плечами того шумно рассекал воздух плащ, напоминающий черные крылья. Хоть господина Абажа это всегда бесило, сейчас он не обратил на это внимание. Настроение улучшилось, как после куска торта. Ах, до чего удачно он придумал и сыграл! По дороге домой Абаж погрузился в приятные, теплые, как топленое молоко, мысли: какова же эта Эола – дочь цветка?..