Sacrifice

В нём было что-то такое нежное и тонкое, беззащитное. Может, по-детски приоткрытый рот, может, влажные глаза, как будто готовые налиться слезами, хотя Джинён ни разу не видел, чтобы тот плакал. Хрупкие тоненькие щиколотки, выглядывающие из-под отворотов брюк при ходьбе или когда он садился. Джинён всегда прикипал к ним взглядом, прослеживал линию, уходящую под штанину, и нервно сглатывал, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Такой он был весь мягонький, добренький, наивненький, что руки так и чесались замахнуться со всей силы и ударить. В это самое мягонькое, добренькое и наивненькое, чтобы испортить, сломать, испачкать, опустить до нас, грешников. Потому что иначе даже стоять рядом с ним было больно. Больно чувствовать себя мерзким гнусным уродцем, каковым Джинён на самом деле и является. ***       Солнце встретило его лучами в лицо, когда он вышел из дома, и проводило, мягко касаясь волос, до школы. Подсветило первый этаж и тихую раздевалку, где он переобувался, затем скрылось, чтобы вновь осветить дремлющую саванну старшей школы. - Привет!       Ответом Джинёну был обычный гул последнего класса старшей школы. Луч солнца, взявшийся здесь непонятно откуда, засветил ему в глаз, от чего Джинён крепко зажмурился и сделал пару неуверенных шагов, потеряв ориентацию. Споткнулся о портфель и чуть не упал, в последний момент врезавшись в парту. После такого глаза открывать расхотелось, он уже представлял, как весь класс смотрит на него. Всё же усилием воли он приподнял веки, чтобы увидеть всего парочку хихикающих одноклассниц, одна из которых убирала в пенал зеркальце. Смущённо улыбнувшись им, он плюхнулся на своё место и спрятался на несколько секунд за рюкзаком. Этого было достаточно, чтобы о нём забыли. Джинён осмотрелся. Солнце слегка золотило высветленные волосы Джексона, за которые его на прошлой неделе вызывали в учительскую, заливало мягким светом его друга Марка, осторожно гладило кожу девочек, ветерок из раскрытого окна шевелил страницы тетрадей. Всё было настолько тихо и спокойно, так безучастно к самому Джинёну, что ему захотелось задержать взгляд на Джексоне подольше, чтобы тот потом грубо окликнул его с «чего пялишься?». Но он смог сдержаться и не стал настраивать против себя главную физическую силу их класса. Джексон, конечно, давно уже перерос окунание головой в унитаз, но перешёл на более изощрённые пытки.       Вскоре в кабинет зашёл мистер Пак, и начался урок. Преподаватель алгебры был очень строгим и желчным типом, к тому же его предмет был одним из самых важных для поступления в университеты, поэтому никто и пикнуть не смел во время занятия. Джинён изо всех сил молился о том, чтобы его не вызывали к доске сегодня, но когда вообще боги его слушали? Все эти формулы никак не желали удерживаться в его голове, они как будто насмехались над ним, ускользали, задевая своими тонкими крылышками оттопыренные уши Джинёна, просвечивающие на солнце. Мистер Пак всегда выжимал из отвечающих все соки, поэтому опозоренный Джинён ещё нескоро смог вернуться на своё место, чтобы прокручивать в голове снова и снова минуты своего унижения. Он тормозил, никак не мог произвести необходимые вычисления, цифры путались, мелькали перед глазами как в калейдоскопе. Мистер Пак терял терпение, повышал голос, подгонял, из-за чего Джинён путался ещё больше и делал всё более грубые и смешные ошибки. Наконец Паку надоело смотреть на его потуги, и он с разочарованным вздохом отпустил Джинёна. Тот с облегчением вернулся на своё место, где он не слышал ехидных смешков и не видел закатывающих глаза отличников. Правда, смешки возобновились, когда отвечать отправилась новая жертва, и Джинён даже позволил себе посмеяться немного вместе с ними. В остальном алгебра прошла спокойно, его лишь отругали за плохо выполненное домашнее задание, но на это Джинёну было наплевать. В этом не было ничего нового или выделяющегося.       На химии была лабораторная работа. Как и всегда, Джинёна все отказались брать к себе в группы, хотя он, как и всегда, на это надеялся. Казалось, уже который год подряд никто не хочет с ним дружить, не желает даже смотреть в его сторону, обзывают ушастым вонючкой (хотя он уже избавился от неприятного запаха изо рта, сначала в безумных количествах глуша его мятными пастилками, а потом всё же сходив к врачу ради унизительного, но действенного лечения). Так вот, после стольких лет и жалких попыток надо уже перестать надеяться, но он всё никак не может. Каждый раз, когда учитель произносит его имя, когда он поднимает голову и видит улыбки на лицах одноклассников, он думает, что эта опала кончилась, и вот он уже один из них, но тут улыбки превращаются в жадные оскалы, и он снова слышит обидные слова.       После урока он случайно наткнулся за школой на одурачившую его в этот раз Сыльги и тут же спрятался за поворотом. Джинён осторожно выглянул: Сыльги его не заметила, она болтала с Марком и Джексоном. Каждый из них держал в руке зажжённую сигарету. Джинён не знал, что на его лице появилась улыбка, обнажившая кончики клыков, когда он увидел идущего мимо физрука Чхве Минхо. Он двинулся вправо намеренно резко, оглядываясь по сторонам, но будто не замечая учителя. Натренированный на поимку несовершеннолетних хулиганов взгляд учителя Чхве тут же зацепился за крадущуюся фигуру. В два широких шага он догнал Джинёна и схватил его за шкирку. Тот беспомощно замотал ногами в воздухе и скорчил испуганное лицо: - Это не я, клянусь! - Что? – физрук грозно нахмурил широкие брови, которые в сочетании с большими глазами навыкате пугали особо впечатлительных подростков до мокрых штанов. - Говорю вам, я не курил за школой. Вот, можете понюхать мои руки!       Учитель Чхве, скривив лицо, будто ему под нос сунули что-то мерзкое, отшатнулся от протянутых к нему рук и выпустил ученика. - То есть за школой сейчас кто-то курит? - Что? Нет! Вовсе нет.       Густые брови физрука сошлись на переносице. С сомнением посмотрев на бегающие глаза Джинёна, физрук развернулся и решительно зашагал в ту сторону, где сейчас спокойно курили старшеклассники. Услышав за углом грозный голос, Джинён ухмыльнулся и, насвистывая, отправился на следующий урок.       На физкультуре пойманные за курением бегали, приседали и отжимались до конца урока. Каждый раз когда Джексон пробегал мимо него, Джинён слегка вздрагивал и чуть отворачивался в сторону, боясь, что его раскрыли, и его ждёт расплата. Но за весь урок он даже не получил ни одного подзатыльника (видимо, Джексон предпочёл не усугублять ситуацию в глазах учителя Чхве), поэтому под конец расслабился и даже позволял себе поглядывать в их сторону и усмехаться краешком рта. Как только к нему кто-то поворачивался, усмешка тут же пропадала, будто стёртая мокрой тряпкой, но внутри у него продолжало греть. Чувствуя лёгкую эйфорию, он даже осмелился заговорить с одноклассниками, получив в ответ недоумённо-брезгливые взгляды. Эйфория тут же пропала. Без слов его поставили на место. Неважно, в какой ситуации были Джексон и его компания, на положение Джинёна в классе это никак не влияло, они уже успели впустить яд вместе с укусом острых клыков, и теперь даже если змея умрёт, яд никуда не денется.       Вечером Джинён лежал в своей кровати, заложив руки за голову, и вспоминал весь день от начала и до конца. Каждый вечер он проводил этот ритуал, чтобы в очередной раз убедиться, как жалка и никчёмна его школьная жизнь. Настолько жалка и никчёмна, что её и жизнью назвать язык не поворачивается.       Но однажды всё изменилось. ***       Джинён едва успел занять своё место, как в класс зашёл учитель Ким, а за ним кто-то ещё. В первые секунды рассмотреть его было трудно, поскольку он, казалось, прятался за спиной учителя, но потом ему всё-таки пришлось встать у доски под обстрелом внимательных и цепких взглядов его новых одноклассников. Вошедший оказался парнем их возраста, что, впрочем, было догадкой, так как он низко наклонил голову, прикрывшись длинной чёлкой, и отворачивался. - Это ваш новый одноклассник, Чхве Ёнджэ. Прошу любить и жаловать. Ёнджэ, скажи что-нибудь. - П-прошу, позаботьтесь обо мне, - тот склонился в глубоком поклоне, и сердце Джинёна с грохотом ударилось в грудную клетку – более прекрасного и звонкого голоса он в жизни не слышал.       Когда Ёнджэ резко поднял голову, его волосы взметнулись вверх и открыли Джинёну лицо ангела. - Место свободно только рядом с Джинёном, надеюсь, ты не будешь против четвёртой парты.       Джинён задохнулся, потому что в этот момент взор ангела обратился на него. Как и любопытные взгляды одноклассников, что, как ни странно, сейчас его абсолютно не волновало. - Нет, не против, - и ангел улыбнулся. Джинён ослеп на несколько мгновений, он не знал, что существуют люди с такими чистыми и нежными улыбками. Он почувствовал себя как будто обласканным лёгким весенним ветерком, разогнавшим застоявшуюся затхлость их класса. Как будто в окно заглянуло солнце и осторожно погладило его своими лучиками-пальчиками. Ёнджэ снова закрылся чёлкой, и солнце исчезло, скрылось за тучей, но его тепло осело на коже Джинёна ласковыми поцелуями.       Ангел сел рядом с ним, достал тетрадь и пенал и принялся слушать учителя, поблёскивая глазами из-под чёлки. Джинён искоса поглядывал на него, скользил взглядом по изломам худого неловкого тела в мешковатой, будто не по размеру, одежде. Это было странно, ангел выглядел совсем как человек, пока не говорил и не показывал своей улыбки или нежных глаз. Джинён осторожно посмотрел по сторонам, не заметил ли кто того же, что и он. Но все были увлечены своими делами, новенький не был никому интересен.       На перемене Джинён разговорился с ним. Ёнджэ говорил тихо, но голос его был чист и звонок, словно серебряный колокольчик звенел в шуме летней листвы. Оказалось, что его мать нашла новую работу в этой школе, занималась с группами подготовки к учёбе, вот и перевела его для удобства. Ёнджэ не видел в этом проблемы, к той школе его ничего не привязывало. Ни учителя, ни друзья. - У тебя не было там друзей? – удивился Джинён. - Нет, - просто ответил Ёнджэ. Казалось, это его совершенно не волновало. В голосе не было ни смущения, ни страха, ни неловкости. - А почему? - Почему… - Ёнджэ повторил и задумался надолго.       Он всё ещё не ответил, когда в класс зашёл учитель и начался урок. Джинён и забыл о своём вопросе, а Ёнджэ ещё долго непроницаемым взглядом смотрел перед собой, пока преподаватель не попросил его ответить на свой вопрос. - Чхве Ёнджэ, вы спите с открытыми глазами? - Н-нет, учитель, - Ёнджэ растерянно пробормотал извинения, он действительно был похож на человека, которого только что разбудили. Весь класс грохнул хохотом. Ёнджэ оглянулся и тоже легко улыбнулся. Джинён с удивлением посмотрел на него. Тот явно не был расстроен тем, что смеялись сейчас над ним, над его глупым видом, почему так? Он не понял? Но ведь тут и дураку будет ясно. Его это не задевало? Но он выглядел очень мягким и нежным, таких задеть ничего не стоит. В чём же дело…       На длинной перемене Джинён водил Ёнджэ по школе как маленького ребёнка и показывал местные достопримечательности: столовую, спортзал, крышу, туалет, учительскую. Ёнджэ хвостом ходил за ним, не отставая ни на шаг, но, казалось, совсем не слушал Джинёна и не интересовался окружающим. Его голова всё ещё была опущена, волосы закрывали глаза, а губы беззвучно шевелились. Увлечённый своей новой ролью экскурсовода, Джинён не замечал этого и продолжал с удовольствием вещать. Ему не нужны были ответы, реплики, поддерживающие разговор, молчаливого внимания ему было вполне достаточно, чтобы распустить хвост и почувствовать себя увереннее. После уроков они с Ёнджэ вместе вышли из школы, и Джинён наконец-то почувствовал себя нормальным. Обычным школьником, который не особо любит ходить в школу, зевает на скучных уроках, на переменах болтает с друзьями, а после школы идёт вместе с ними домой. Ёнджэ уже не прятался за чёлкой, а шёл вперёд, слегка запинаясь, наступая на стыки плитки, и тепло улыбался. Джинён обернулся к нему и застыл в немом изумлении. Точно за головой Ёнджэ опускалось солнце, подсвечивая его волосы золотым, свободная белая рубашка развевалась на ветру, а из-за странной походки казалось, что он парит над землёй. Тогда Джинён окончательно уверился в том, что бог послал ему ангела за его мучения. ***       Ангел исправно выполнял свою функцию по избавлению Джинёна от одиночества. Они сидели за одной партой, вместе обедали, разговаривали о чём-то, но Джинён потом никогда не мог вспомнить, о чём. Вместе выполняли лабораторные работы, вместе оставались последними при выборе в команду на физкультуре, вместе ходили из школы домой, расставаясь прямо перед домом Ёнджэ, который жил чуть ближе к школе. Ангел был именно таким, каким должен был: нежным, ласковым, добрым, только очень тихим. Оттого всплески его громкого смеха так ошеломляли. Вот как теперь. Джинён шёпотом пробормотал остроту в ответ на замечание учителя. Ёнджэ звонко рассмеялся. Его смех копьём пронзил тишину, царящую в классе, подцепил остриём завесу молчания, скомкал, закрутил вокруг себя. Джинён испуганно посмотрел на него, потом оглянулся. Весь класс сосредоточил взгляды на Ёнджэ, который вовсе не был смущён таким вниманием, он продолжал весело улыбаться и, кажется, даже напевал что-то себе под нос. - Чхве Ёнджэ? – строго спросил учитель Пак. - Простите, учитель. Просто Джинён очень смешно пошутил, я не смог удержаться.       Ёнджэ вскочил, поклонился и сел на своё место. И всё с широкой улыбкой и едва сдерживаемым смехом. Джексон с Марком переглянулись. Сыльги прикрыла рот ладошкой и тихо хихикала. Наён подняла брови и негромко, но чётко сказала: - Придурок.       И тут Ёнджэ и Джинён совершили свою самую главную ошибку. Ошибку, повлекшую за собой необратимые последствия. Они промолчали.       Сам того не зная, Джексон ухмыльнулся, оскалив клык с одной стороны. Класс почуял свежую кровь самого слабого в стае. ***       Порой Ёнджэ делал странные вещи. Как-то раз они возвращались домой из школы. Только выйдя за ворота, Ёнджэ вдруг схватил Джинёна за руку и потянул вперёд с неожиданной силой. - Что ты делаешь? - Бегу? – Ёнджэ посмотрел на него с таким недоумением в глазах, мол, неужели ты и правда не видишь, что я делаю? И зачем? Это же так очевидно.       Они бежали, держась за руки, до тех пор, пока лёгкие не начало жечь огнём, а ноги начали подкашиваться и опасно заплетаться. Остановившись, они долго-долго смеялись, потом пытались восстановить дыхание, снова смеялись. Наконец, все связные слова исчезли, из груди вырывались только нечленораздельные звуки и хрипы.       Потом Джинён спросит Ёнджэ: - Что это было? Зачем? - Тебе было весело? – отвечать вопросом на вопрос нечестно. - Да, - в некоторой растерянности ответит Джинён. - Ну вот, - как будто бы это всё объясняет.       Джинён потом очень много думал об этой сцене и никак не мог понять Ёнджэ. Он хмурил брови, шевелил губами в попытках объяснить, но у него не получалось. Мысли Ёнджэ были для него недоступны.       С тех пор Ёнджэ заимел привычку протягивать руку Джинёну и легонько касаться его тонкими пальчиками, ожидая ответа. Если Джинён сжимал руку в ответ, то это означало, что можно схватиться покрепче и бежать вперёд, бежать от всего, подниматься над землёй, когда из-за слишком больших шагов бег больше похож на прыжки, в которых застывает время. А если Джинён отталкивал его, что случалось чаще всего, то это означало, что сейчас неподходящий момент, вокруг люди, они настороже и готовы наброситься и растерзать их невинные забавы в любой момент. ***       Когда на улице теплеет достаточно, чтобы сменить спортивную форму на летнюю, Джинён задыхается. Он никогда ещё не видел столь красивых, изящных и белых ног, как у Ёнджэ. Ни одна девчонка в их классе, даже Хёна и Сыльги, не могла сравниться с ним. Их слишком короткие шортики показывали слишком много и выглядели пошло, наводили скуку на Джинёна. Шорты Ёнджэ были идеальной длины, чтобы показать намечающийся нежный изгиб бедра, но заканчивались именно в таком месте, чтобы хотелось засунуть под них пальцы и огладить мягонькое. По этому мягонькому, тоненькому и беленькому было совершенно ясно, что Ёнджэ не был создан для того, чтобы носиться по стадиону в толпе потных школьников. Он должен парить над ними, пока толпа будет в экстазе падать к его прекрасным стопам. Но вместо этого он неловко бежит, шаркая и перебирая ногами, словно ребёнок, только-только вставший на ноги и ещё не чувствующий себя уверенно. Марк замечает это и с ухмылкой ставит подножку. Ёнджэ парит. Когда он встаёт, его коленка окрашена ярко-красным. - У т-тебя кровь, - заикаясь говорит Джинён, и Ёнджэ растерянно смотрит вниз. С удивлением и как будто не веря трогает ранку пальцем. Одно неловкое движение рукой, и кровь размазывается по внутренней стороне бедра, а Джексон издевательски тянет: - Если у тебя эти дни, то на физкультуру можно и не ходить, если ты не знал.       Давящую и плотную жаркую тишину прорывает громкий хохот всего класса. - Теперь понятно, почему ты так херово бегаешь. Ты, оказывается, девчонка! – Марк не отстаёт. Свежая кровь разжигает аппетит хищников. - Что здесь происходит? – все расступаются перед успевшим как раз вовремя физруком, делая вид, что ничего не произошло. Тот чувствует, что что-то не так, хмурится, но не может понять, что именно. - Он упал, - рукой показывает на Ёнджэ Хёна.       Брови учителя сходятся на переносице так, что, кажется, им тесно на таком крошечном кусочке пространства. - Сходи в медпункт. Выглядит несерьёзно, но мало ли. Лучше перестраховаться.       Ёнджэ кивает и шаркающей походкой медленно ковыляет в сторону школы. Физрук смотрит ему вслед и задумчиво кусает нижнюю губу. Потом замечает Джинёна, который также продолжал пялиться туда, куда ушёл Ёнджэ, хотя остальные уже разбрелись по стадиону. - Ты! Вы с ним вроде друзья. Я что-то за него волнуюсь, сходи-ка проверь, всё ли с ним в порядке.       Джинён, только этого и ждавший, кивает и бежит к школе так быстро, что на секунду ему кажется, что за спиной у него выросли крылья.       В медпункте удивлённая медсестра говорит ему, что не видела Ёнджэ. Поразмышляв, Джинён решил отправиться искать Ёнджэ в раздевалку. Приоткрыв дверь, он понял, что не ошибся в своих предположениях – со стороны душевых отчётливо слышался шум воды. Он снял кроссовки и в одних носках бесшумно прокрался к душевым. Затаив дыхание, он заглянул внутрь. Ёнджэ был в самой дальней кабинке, так что Джинён просочился сквозь щель и направился на звук льющейся воды. Ёнджэ стоял к нему спиной, поэтому и не видел Джинёна, хотя тому было непонятно, как можно было не заметить обжигающий его взгляд. Но Ёнджэ явно мыслями был где-то далеко отсюда, так далеко, что Джинёну никогда не углядеть. Даже настороженная лань у водопоя может не заметить притаившегося в спокойном течении реки крокодила, чего уж говорить о по-детски наивном Ёнджэ. Джинён, захлёбываясь, шарил взглядом по фигуре Ёнджэ, оглаживал белую нежную кожицу, прикасался к узким плечикам, скользил жадными пальцами по выпирающим позвонкам спины, потом ниже, по бледным ягодицам, ниже, по стройным ногам, где между бёдер виднелось ещё розоватое, не смытое струями воды, а с коленки невозможно медленно, по капле, струилась кровь, змеёй обвивая лодыжку.       Так Джинён узнал, что у ангелов тоже есть плоть. ***       С тех пор Джинён потерял покой. Он стал жадным. Теперь ему не хватало их обычного взаимодействия, каждую секунду ему казалось, что вот сейчас они переступят сдерживающую его черту, но этого не происходило. Джинён никак не мог перестать думать о Ёнджэ. Тот приходил в его сны, смотря грустными глазами, но даже там он исчезал, стоило протянуть к нему руку. - Ёнджэ, а ты когда-нибудь встречался с девчонками? - С девчонками? – удивлённо переспросил Ёнджэ. – Ну да, я же каждый день с ними вижусь. - Нет, я не в этом смысле, - Джинён почти застонал из-за необходимости объяснять Ёнджэ такие вещи. – В смысле бывал ли ты с ними в отношениях? За руки там держался, целовался… ну и всё остальное… - скромно опустив подробности об этом остальном, Джинён вперился взглядом в Ёнджэ, ожидая ответа. - Нет, зачем? – глаза у Ёнджэ были абсолютно честные и чистые – он и правда не понимал. - Разве тебе никто никогда не нравился? Неужели не было человека, с которым тебе хотелось бы стать ближе? Рассказывать ему обо всём, чувствовать его тепло… - Но у меня уже есть такой человек, - ещё больше удивился Ёнджэ. – Это ты. С тобой я разговариваю, провожу свободное время, держусь за руки. Хоть мы это и делаем только когда бежим, мне хотелось бы чаще. Ты это имел в виду?       Джинён с трудом проглотил ком, подступивший к горлу, жар охватил его с ног до головы, вскружил голову, а потом он произнёс: - Ёнджэ, настоящие парочки делают не только это. Они и целуются, и другое делают… - Тебе этого хочется? – Ёнджэ заглянул ему в глаза. Его доверчивый взгляд прожёг в Джинёне дыру, выжег его изнутри. Но не смог изничтожить в пепел его мысли. - Я не хочу тебя заставлять, но мне это правда нужно. Без этого мы не сможем быть вместе. - Даже держаться за руки? Даже разговаривать? – Ёнджэ заломил брови и растерянно смотрел на Джинёна. - Даже разговаривать. Понимаешь, я ведь всё равно буду этого хотеть. Ты будешь делать мне больно, находясь рядом и не давая желаемого. - Больно? Я не хочу делать тебе больно. - И я тоже не хочу. Я не сделаю тебе больно, только хорошо. - Ладно, - тут же легко согласился Ёнджэ. – Если ты будешь улыбаться, то всё можно. Главное, чтобы тебе не было больно.       Джинёну показалось, что из его сердца течёт что-то тягучее, он провёл руками по груди, чтобы избавиться от этого ощущения. Руки провалились в горячую дыру. Он с изумлением глядел на чёрную смолу, измазавшую его ладони вместо крови, вместо сердца внутри был обугленный комок. Ёнджэ своим светом сжёг его.       Джинён подумал, что ему нечего терять, и взял лицо Ёнджэ в чёрные ладони. Щёки Ёнджэ остались чистыми и белыми, сколько бы Джинён не оглаживал их дрожащими пальцами. Наконец, он погрузился в тёплую влажность доверчиво открытого рта. *** - Тише, детка, тише, - неловко Джинён пытался целовать чужие щёки и чувствовал губами мокрое и солёное. Он даже не был уверен, что это слёзы Ёнджэ, потому что никогда не видел, чтобы тот плакал. - Нет, больно, - тихий умоляющий шёпот на грани беззвучности должен был растрогать любого. - Сейчас будет хорошо, надо только чуть-чуть потерпеть. Совсем чуть-чуть, детка, слышишь?       Губы раскрывались уже беззвучно, но в ушах всё равно раздавалось звенящее «больно».       Джинён сначала пытался нежно, но бестолково гладить лицо и руки Ёнджэ, но потом божественная узость и теплота поглотили его, и он не думал ни о чём больше. Только когда Ёнджэ издал какой-то полувсхлип-полустон, марево перед глазами немного рассеялось, и он увидел беззащитно открывшуюся ему шею и крепко зажмуренные глаза. Очень медленно он обернулся, чтобы взглянуть на их отражение в зеркале родительской спальни. Столько он мечтал об этом, столько представлял и мучил себя этими мыслями, что он не мог этого не сделать. И первым, что он увидел, была безвольно свисающая вниз нога в девственно белом носке, подметающем теперь пол. А второе – его собственный взгляд. Такой голодный и тёмный, что он поспешил отвернуться. Изогнувшееся поначалу дугой тело Ёнджэ белело на подушках в полумраке. Джинён жадно прослеживал взглядом каждый изгиб, каждую складочку, но на коже не оставалось ни следа. Он кусал, целовал, зализывал, но всё распускалось на Ёнджэ благородными цветами, не имеющими ничего общего с грязным Джинёном. Когда Джинён дёрнулся в последний раз, выходя из Ёнджэ и пачкая ему живот, капли тут же скатились вниз на простыни, а чистый ангел Ёнджэ весь содрогался, тяжело дыша. - Тебе было хорошо? – с жалкой надеждой, заикаясь, спросил Джинён. Ёнджэ промолчал. Он лежал без движения, такой, каким оставил его Джинён, словно кукла, с которой наигрались, но забыли убрать обратно в ящик. На несколько мгновений Джинёну даже показалось, что он не дышит. Тогда он протянул к нему руку, но в этот момент Ёнджэ повернулся к нему и улыбнулся. Джинён отдёрнул пальцы и слегка потряс ими в воздухе. Потом снова протянул их, чуть ниже, но тут Ёнджэ остановил его: - Не надо, - всё с той же тихой улыбкой. Но сейчас Джинён не чувствовал, что солнце ласкает его, не чувствовал облегчения и радости, как раньше. Сейчас улыбка резала нежную плоть незащищённого сердца, как слишком сильный луч солнца сжигает тонкую кожу. Из сердца текла кровь и капала на бёдра Ёнджэ, уже измазанные красным, а тот всё продолжал улыбаться, мучая Джинёна всё сильнее. Уши у него заложило, в голове была тяжесть, он никак не мог оторваться от разрушительной улыбки Ёнджэ. Потом он понял, что кровь текла не только в его воображении, когда горячие капли упали на его ладонь, всё ещё протянутую к Ёнджэ, и обожгли. С удивлением он посмотрел на тягучую тёмно-красную субстанцию, почувствовал на языке металлический привкус и провёл рукой под носом, размазав кровь по лицу. Улыбка Ёнджэ в мгновение перестала обжигать, он рванулся с места, и его лицо оказалось прямо перед Джинёном. Рот скривился в гримасе страха, он протянул свои тонкие руки и стал вытирать чужую кровь. Она всё текла и текла, а Ёнджэ продолжал гладить пальцами губы и подбородок Джинёна, словно в трансе. Так, будто весь мир взорвётся, если он перестанет, но даже если мир прекратит своё существование, он не прекратит. Лишь бы больше не текла красная мёртвая жизнь. Липкое и тёплое одело руки Ёнджэ в бархатные перчатки. Когда кровь наконец-то перестала течь, Ёнджэ убрал руки и положил их на кровать между разведённых ног. Джинён уставился на них. Вот его кровь, тёмная, почти чёрная, поглощающая падающий на неё свет, на руках Ёнджэ, а вот кровь самого Ёнджэ – ярко-красная, поблёскивающая в слабом свете настольной лампы. - Извини, мне надо умыться, я сейчас.       В ванной, стоя над раковиной и оттирая изо всех сил лицо и руки, он боялся поднимать взгляд и смотреть в зеркало. Когда он набрался смелости и посмотрел перед собой, он чуть не вскрикнул, но тут же зажал себе рот рукой. Ладонь смазала незамеченную им струйку крови, прочертившую некрасивую линию от уголка губ до подбородка. Он очень медленно отодвинул ладонь от губ и всмотрелся внимательнее. Ему не показалось. Тот угол рта, из которого текла кровь, изогнулся в кривой усмешке, обнажая оскаленные и розоватые от крови зубы. А потом Джинён увидел в зеркале свой взгляд и всё понял. Тот самый взгляд, тёмный взгляд хищника, почуявшего кровь, который так испугал его несколько минут назад, он никуда не делся. Он был теперь с ним, словно маска, которую он надел, срослась с его кожей и стала его настоящим лицом. Но всё-таки в одной маленькой точке, в подрагивающих ресницах, в дёргающемся зрачке он видел страх. И он узнал этот страх, так тщательно скрываемый его одноклассниками за острыми насмешками и болезненными тычками. Это был страх показать свою слабость перед другими хищниками. Потому что те, что секунду назад назывались твоими друзьями, почуяв слабину, тут же вцепятся тебе в глотку.       Ёнджэ сидел в той же самой позе, в какой Джинён его оставил. Кровь начала уже засыхать и трескаться, а он всё продолжал, не шевелясь, смотреть перед собой. Услышав шаги Джинёна, он повернул к нему своё лицо и снова улыбнулся. Словно налетев на стену, Джинён остановился. Того самого страха он никогда не видел в глазах Ёнджэ. Тот никогда не боялся показаться слабым, не боялся зверей, что его окружали, лишь тихонько улыбался и прятал взгляд ангельских глаз под длинной чёлкой. Он не был одним из них, не был ни хищником, ни травоядным, он не был зверем вообще. - В ванную… тебе стоит сходить, - он так поразился своему очевидному открытию, что начал запинаться. - Да! Спасибо, - Ёнджэ мотыльком вспорхнул с кровати и прошёл мимо, задев Джинёна плечом. Немного запоздало тот сообразил, что Ёнджэ не взял с собой одежду и свежее полотенце. Джинён сгрёб в охапку всё необходимое и зашлёпал босыми ступнями по холодному полу коридора. У прикрытой двери в ванную он остановился. Ёнджэ даже не закрылся. Лишь притворил дверь, так, что оставалась щель, через которую в тёмный коридор падал косой луч холодного электрического света. И в том не было совершенно никакой игры и никакого кокетства. Просто Ёнджэ не думал, что Джинён такой же, как и все. Кровь будоражит его, как и других, просто он слишком труслив и осторожен, чтобы показать зубы. Джинён заглянул внутрь. Не то чтобы он чего-то не успел разглядеть в полумраке родительской спальни, но было что-то в том, чтобы из темноты подсматривать в узкую щель, когда тебя не видят и не слышат. Грудь поднималась медленно и высоко, воздуха в лёгких не хватало, но казалось, что его вздох может спугнуть лёгконогую добычу. Ёнджэ поставил одну ногу на край ванны и наклонился к ней, чтобы снять носки. И в изгибе его спины чувствовалась такая доверчивая беззащитность, такая бесконечная чистота, что Джинён даже протянул руку, чтобы дотронуться, чтобы проверить, правда ли такое вообще возможно. Глазами он всё пытался найти след от своих зубов, там, у кромки волос, он точно помнит, как, словно в забытьи, учуял мягкое и открытое и вцепился, впился как изголодавшийся по человеческому теплу изгой. Ёнджэ даже не вскрикнул. И не простонал. И совсем не отреагировал, будто этого и не было. За размышлениями Джинёна второй носок отправился на пол, и тут он увидел то, чего, наверное, никто не видел. Кроме матери Ёнджэ и врачей. Джинён ещё жаднее впился взглядом в запретное и потому такое желанное. На ногах у Ёнджэ было по шесть пальцев. Джинён не чувствовал никакого отвращения, эта необычность лишь в очередной раз вознесла Ёнджэ и подтвердила его статус не-зверя, но высшего существа. ***       С того дня Джинён стал чувствовать себя ещё более жалким и грязным. Но всё равно не мог остановиться, он словно наслаждался своей подлостью, с головой окунулся в болото, которое его затягивало, и начал получать от этого мазохистское удовольствие. Ни на один день он не мог оставить Ёнджэ в покое, каждый раз приводил притихшего Ёнджэ домой и жадно трогал везде, куда только мог дотянуться. Для остальных эти изменения остались незамеченными, Джинён никогда не забывал об осторожности и давал себе волю только за запертыми дверями своего дома. В классе они по-прежнему сидели рядом, по-прежнему разговаривали на переменах и вместе обедали, но ни одного лишнего касания, даже взгляды Джинён старался контролировать и не показывать того хищника, что открыл в себе.       Один раз Джинён всего на пять минут вышел в туалет, а когда вернулся, то Ёнджэ в классе уже не было. Он спросил у Хёны, где он, но та лишь раздражённо повела плечами и ничего не ответила. Джинён поискал по коридорам, а потом вспомнил, что Ёнджэ не нравился туалет на их этаже из-за запаха, поэтому он каждый раз поднимался на третий этаж. Он добрался до нужного этажа и, оглянувшись, тихонько просочился через дверь. Внутри он услышал голоса и замер, прячась в тёмном углу у одинокой раковины. - Ты в порядке? - Да, спасибо, - Джинён узнал голос Ёнджэ. - У тебя кровь, тебя ударил кто-то? - Со мной всё в порядке, не беспокойтесь. - То есть у тебя губа сама собой по зубам размазалась? - У меня всё хорошо.       Хоть он сейчас и не видел Ёнджэ, но легко мог себе представить эту лёгкую улыбку на дрожащих губах и широко раскрытые влажные глаза. Джинёну вдруг ужасно захотелось увидеть Ёнджэ, неизвестный голос говорил, что у того кровь. Он уже почти решился выглянуть, как мимо прошёл старшеклассник, держа Ёнджэ за руку. Тот, не сопротивляясь, шёл за ним, опустив голову. Джинён осторожно вышел в коридор и огляделся в поисках парочки. В старшекласснике он узнал Им Джебома из параллели, они с Ёнджэ шли в сторону учительской. Джинён быстро спустился обратно на свой этаж, чтобы понаблюдать за предстоящим представлением.       Он подоспел как раз вовремя, чтобы прошмыгнуть на своё место незамеченным, когда дверь в класс распахнулась, и на пороге появился их завуч. Ли Минхо держал в страхе всю школу, его взгляд был цепким, язык – острым, а уши были как будто оснащены детектором лжи, потому что он всегда безошибочно определял, говорят ли ему правду. За его спиной, потупившись, стоял Ёнджэ и зажимал ладонью кровоточащую губу. Джинён глубоко вдохнул, крылья его носа затрепетали, будто стремясь уловить далёкий металлический запах крови. - Джексон Ван! – тон господина Ли был резок. – Потрудитесь объяснить это, - и он раскрытой ладонью на Ёнджэ.       Джексон ехидно улыбнулся и открыл было рот, очевидно, чтобы сострить, но потом передумал, осознав, кто стоит перед ним. - А что объяснять? Он и так уже вам накрысятничал. Я его ударил. - Это я понял. А теперь я хочу знать причину. - Причину, - Джексон зло усмехнулся. – Наверное, потому, что он псих ненормальный? - Джексон! – Минхо нахмурился – тучи сгущались. - А что? Он подошёл ко мне и начал трясти! Просто так. Я попросил его этого не делать, а он продолжал! Что мне ещё оставалось? - Ты мог хотя бы позвать на помощь. Джексон поморщился. На помощь? Звучит смешно. - Я его просил. По-хорошему. Но он не слушал. Вот и всё. - Он Джексона спровоцировал! – вдруг вмешалась Сыльги. – Я видела, он всё время это делает. Он вообще больной! - Да! – подключился Марк. – Это правда.       Джинён с некоторым удивлением смотрел, как кольцо вокруг Ёнджэ сжималось. Практически все их одноклассники начали обвинять Ёнджэ в чём-то. Сам Джинён сидел молча, кровь в висках стучала устрашающе громко. Зачем они это делают? Ёнджэ ведь никого не провоцирует, они врут. Может, ему выступить? Но ведь его одного учитель Ли слушать не будет, а класс ополчится и против него тоже. Жаль, Джинён ничего не может сделать. Он сквозь пальцы, закрывающие лицо, смотрит на свесившего голову Ёнджэ, когда вдруг гул недовольных голосов прерывается спокойным вопросом: - Ёнджэ, почему ты это сделал? - Хёна. - Что? - Джексон… Хёну… около стены… - Бил? – дрожащий кивок. - Да не бил он меня, - Хёна растерянно улыбалась. На её лице ясно было видно огромную неловкость. – Я просто сидела у стены, вот так. А Джексон стоял рядом и со мной разговаривал. Я не знаю, с чего он взял, что меня обижают.       Джинён внимательно вглядывался в её лицо. Неловкость, отвращение, лёгкое чувство вины, тяготящее её теперь. Она ведь невольно стала причиной конфликта. Ёнджэ попытался её защитить, но его защита ей не была нужна, будь она действительно в беде, она бы и тогда отказалась от его помощи. - Джексон, ты понимаешь, что это серьёзно? - Да что я сделал? Это он на меня накинулся! - Ты его ударил. Разбил ему лицо. А если бы ты выбил ему зуб? Или сломал челюсть? - Но не сломал же! - Ты мог его оттолкнуть, потрясти в ответ, но не бить по лицу. Это опасно! - Значит, я один виноват? А он белый и пушистый? Почему вы на меня только набросились? - Я не говорю, что ты один виноват. Ёнджэ тоже поступил неправильно. Но твои действия имеют более тяжёлые последствия. И ты должен это понимать. - Вы просто накинулись на меня, хотите на меня всё повесить. - Джексон прав, он ведь просто защищался, - снова кто-то влез в их разговор. - Это не защита. Это агрессия. Я поставлю вопрос об отстранении от занятий тебя на неделю, - голос учителя Ли был холоден как лёд и невероятно спокоен, лишь Джинёну со своего места было видно, как дрожат от ярости его сжатые кулаки. – Пойдём, - он обернулся к Ёнджэ, - отведём тебя в медпункт.       После их ухода Джексон со всей силы пнул парту так, что она врезалась в другую, и они обе свалились на пол. - Гадство! Ублюдочный недомерок! Ты ещё узнаешь, с кем связался!       Пнув портфель Ёнджэ, он схватил сумку и вылетел из кабинета. ***       Джинён медленно шёл по коридору, оглядываясь в поисках Ёнджэ, когда услышал за поворотом два тихих голоса. Он осторожно выглянул из-за угла и тут же спрятался обратно, прижавшись к стене. В маленьком закутке около двери подсобки стояли учитель Пак и завуч Ли, они разговаривали громким шёпотом. - Вообще этот Ёнджэ подрывает престиж нашей школы. Явно же, что он какой-то больной. Зачем его вообще к нам взяли? - Ты сам знаешь ответ на свой вопрос. Его мать за копейки надрывается в нашей дошколке с утра до ночи. А нашему дорогому директору это выгодно. Не откажешь же такому ценному сотруднику? - Теперь он паршивая овца в стаде. Был нормальный класс, все дети как дети, все свои, все знакомые, а тут приходит этот психованный придурок и портит нам обстановку!       За этим последовала длительная пауза, за время которой даже Джинёну стало страшновато. Потом послышался сдавленный хрип, и Джинён, пересиливая себя, вновь заглянул за угол. Завуч Ли прижимал учителя Пака к стене за шею, смотря на него так, будто и в самом деле собирался его придушить. - Как вам не стыдно такое говорить? У вас кисель вместо мозгов, господин Пак? - Что вы… Да что вы себе позволяете? – хрипел учитель, безуспешно пытаясь разогнуть пальцы завуча, которые сжимались лишь сильнее. - Нет, это вы что себе позволяете? Если у вас сложилось подобное мнение о произошедшей ситуации, то вам вообще нельзя работать с детьми. Никогда. В чём бедный мальчик виноват? В том, что он не такой, как все? Что за это они его травят? Таких детей вы называете нормальными и правильными? Которые набрасываются на самого слабого и беззащитного? - Разве он беззащитен? Разве он не может пожаловаться учителям? - Хотите сказать, что вы будете помогать «паршивой овце»? – злобно оскалился Минхо. - Ну, если он придёт ко мне… - А разве сейчас он не пришёл к нам попросить о помощи? Молчите? Нечего сказать? Я так и думал. Трус, - процедил он и сплюнул в сторону, потом отпустил учителя Пака. Тот быстро отбежал на безопасное расстояние. - Псих! – и направился в сторону учительской.       Минхо ещё долго стоял и смотрел в стену. Потом размахнулся и со всей силы ударил в неё кулаком. - Какие же твари! Как не стыдно? – злой отчаянный шёпот расползся по закутку. – Какая же гнусь! Гнусь! – крик пронзил тишину и осколком засел в чёрном сердце Джинёна. Завуча Ли трясло от едва сдерживаемой ярости и боли, на глазах выступили слёзы. Он отвернулся и подул на сбитые костяшки пальцев. Осознание чужой подлости разжигало внутри адский огонь его персональной пытки. Хоть Минхо уже был завучем, выглядел строго и порой свирепо, пугал всех учеников и половину учителей, на самом деле он был ещё совсем молод и беззащитен внутри. С годами работы он пока ещё не научился закрывать глаза на подобное, не научился игнорировать и не принимать близко к сердцу. Каждый раз боль накрывала его с головой. Неужели невозможно избавиться от этой несправедливости? Неужели люди всегда будут такая гнусь и мразь? Но потом на ум пришёл сам Ёнджэ. Джебом, который привёл его. Минхо знал и понимал Джебома немного лучше, чем другие учителя, так как в любых ситуациях пытался докопаться до истины и вникнуть во всю историю от начала и до конца. Он всегда старался не судить предвзято, не позволял себе иметь любимчиков или откровенно ненавидеть кого-то. Поэтому он и поставил этих двоих в один ряд. Два рыцаря-неудачника без прекрасных дам. Потому что все прекрасные дамы превратились в клыкастых зверей, хватающих рыцарей за пятки и издевательски клацающих зубами у самого уха. ***       Ёнджэ недоумённо остановился перед своей партой. Стула не было. Он огляделся по сторонам, ведь бывало же, что кто-то брал чужой стул, чтобы придвинуть сбоку к парте и поболтать. Даже под парту заглянул, как будто стул мог там спрятаться. Но его нигде не было. Он растерянно спросил покачивающегося на своём стуле Джинёна: - Ты не видел мой стул? - Нет, - соврал Джинён, смотря на показывающего ему кулак Марка. - Странно.       Он так и стоял около своей парты, совершенно не представляя, что же ему делать, пока не начался урок. - Чхве Ёнджэ, вы собираетесь простоять весь урок? – насмешливо протянул учитель биологии. - Извините, учитель, но моего стула нигде нет. - Как это нигде нет? Не мог же он уйти. - Не мог. - Вот и ищите его, не отнимайте у меня время на глупости!       Ёнджэ обречённо развернулся и побрёл к выходу из класса. Когда он проходил мимо Сыльги, она прошептала: - Возможно, стоит поискать в туалете.       Ёнджэ вернулся только через пятнадцать минут. Рукава его рубашки были мокрыми, а от стула пахло мочой и чистящим средством. Он поставил стул, с которого капало, сел на него и обнаружил, что его письменные принадлежности тоже куда-то исчезли. Учебник лежал на парте, тетрадь тоже, но ручек не было нигде. - Джинён, ты не видел мой пенал?       Джинён, у которого этот пенал лежал в рюкзаке, пожал плечами и отмахнулся: - Нет. - Чхве Ёнджэ, чего вам не хватает теперь? – голос учителя сочился ядом. - Мой пенал куда-то пропал. Мне нечем писать. - Господа, одолжите кто-нибудь Ёнджэ свою ручку. Хотя не гарантирую, что он и её не потеряет.       По классу прокатилась волна смешков, но никто не повернулся в сторону Ёнджэ и не предложил ему свою помощь. Джинён делал вид, что он чрезвычайно увлечён уроком и искоса поглядывал на Ёнджэ. Тот сидел, уставясь на то место, где раньше лежал пенал, с выражением лица ребёнка, которому сказали, что Санта Клауса не существует, и вот теперь он усиленно соображает, куда же подевались все его письма и кто же приходил под Рождество в ярко-красном костюме. Такие события не сразу укладываются в голове, что делать с верой, которую ты столько хранил, оберегал, она шла с тобой рука об руку, и вот теперь говорят, что всё это пустышка.       Молчаливую сосредоточенность Ёнджэ прервал маленький обслюнявленный комочек бумаги, прилетевший ему в шею. Он, как будто ещё не проснувшись, провёл рукой по ушибленному месту и удивлённо оглянулся. Все вокруг сосредоточенно писали конспект. Но как только Ёнджэ вернулся взглядом к своей парте, в него прилетел ещё один. Потом ещё и ещё. Воздух постоянно разрезало тихое шипение пластиковых трубочек, через которые остальные плевались в него. В какой-то момент Ёнджэ перестал дёргаться и застыл, словно статуя.       После урока Джексон проходил мимо Джинёна и почти дружески хлопнул его по спине. Джинён поднял на него взгляд. Джексон ухмыльнулся, затем подмигнул ему и вышел из класса. Время остановилось. Внутри разливалось тепло, оно обволокло его своими щупальцами, шевелилось, как живое. Джинён резко встал и почувствовал, будто он идёт по раскалённым углям, снизу жгло, от этого движения становились быстрее, резче, он слегка подпрыгивал и словно парил. Ёнджэ остался позади, среди обидных тычков и обзывательств, Джинён теперь совсем другой, и заживёт он теперь по-другому. Теперь нужно было только окончательно закрепить своей статус нежертвы. И он сделал это, утешающе похлопав Ёнджэ по спине, прилепив на него липкую бумажку с ругательством, за которую Ёнджэ досталось от учителя Пака, вызвавшего его к доске. Слушая смех остальных, Джинён не мог сдержаться и прикрывал рот рукой, чтобы Ёнджэ не заметил его предательства. Он ведь так и не понял, как бумажка оказалась на его спине. Или понял, но не подал вида, потому что его отношение к Джинёну совсем не изменилось. *** - И почему этот Ёнджэ постоянно ходит в носках? Даже на физкультуре их не снимает и не переодевает. - Может у него там супер волосатые ступни? – со смешком предположила Сыльги. - Или он отращивает длинные ногти, - подхватила Наён. Обе девушки засмеялись. - Да у него просто на ногах по шесть пальцев, - слова легко сорвались с языка. Джинён даже подумать над ними не успел и выдал главный секрет своего единственного друга. Ему так хотелось влиться в их компанию, ведь они наконец-то спокойно стояли рядом с ним и не умолкали при его появлении, а позволяли ему участвовать в разговоре. Разве это был не шанс?       Это окрылило Джинёна, заставило его думать, что он один из них. - Шесть пальцев? Серьёзно? Да ты гонишь! - Ага, я сам видел. - Фу, мерзость какая! – Сыльги скривилась. - Да, выглядит стрёмно. - А ты-то откуда знаешь? – вдруг опасно прищурился Марк. Все остальные замерли, как будто встав в охотничью стойку. Джинён понял, что попался, и начал нервно потеть. - Так я же на физкультуре тоже самый последний остаюсь переодеваться. Вот там и видел, - он изо всех сил пытался принять безразличный вид.       Услышав объяснение, остальные явно разочаровались и потеряли к нему интерес. Джинён облегчённо вздохнул. И тут его накрыло осознание того, что он сделал. Он не просто выдал секрет Ёнджэ, он его предал. Он променял единственного человека, которому не был противен, своего единственного друга на мимолётное иллюзорное расположение людей, которым было на него наплевать, своих вчерашних мучителей. Но это было так приятно, так хорошо было чувствовать себя частью этого маленького закрытого общества, в которое раньше попасть было невозможно. Джинён смеялся вместе с остальными, и этот смех сделал его легче, невесомее, подхватил и вознёс над всеми. Он смеялся и смеялся, и в итоге забыл про Ёнджэ, забыл про угрызения совести, про мысли о том, как он будет теперь смотреть Ёнджэ в глаза, как он будет смотреть ему в глаза после своего предательства. - А давайте проверим! – вдруг заявила Сыльги. - Что? – Джинён мгновенно вернулся с небес на грешную землю. - Ну интересно же. Противно, но так будоражит. Когда ещё такое в реальной жизни увидишь? - Следующая ведь физра? Вот и посмотрим, - хищно улыбнулся Марк.       Джинён растерянно переводил взгляд с одной на другого и беспомощно хлопал ресницами. Посмеяться – это одно, но вот силой заставлять его показывать то, что он прячет – это совсем другое. Джинён уже открыл было рот, чтобы возразить, сказать, что так нельзя, что это чудовищно и неправильно, но пока он думал, как бы это получше передать (главное, чтобы никому не показалось, что он заступается за Ёнджэ), все уже ушли, оставив его одного.       Когда Джинён опомнился, времени до урока уже совсем не оставалось, так что он включил вторую космическую и припустил к спортзалу, надеясь, что успеет переодеться до начала занятия. Раздевалка была уже пуста, а из зала доносился пронзительный свист любимого атрибута их учителя. Некоторые даже изъявляли желание засунуть этот свисток ему в интимное место, потому что преподаватель имел нехорошую привычку свистеть прямо над ухом в самый неожиданный момент. За опоздание полагалось двадцать отжиманий, и Джинён, валяясь на полу, потому что не мог сделать и пяти, наблюдал за классом. Вроде бы ничего необычного. К Ёнджэ никто не пристаёт, все сторонятся его, как и всегда. Джинён облегчённо вздыхает и перестаёт делать вид, что он выполняет наказание, присоединяясь к классу.       Каждый урок физкультуры для него унизителен. Джинён не сильный, не быстрый и не гибкий. Он честно как-то купил гантели и пытался заниматься дома, представлял, как станет высоким, красивым и сильным, и все признают его, а девчонки падут к его ногам. Но гантели уже давно пылились в шкафу, а он до сих пор не высокий, не красивый и не сильный. К концу урока Джинён выжат как лимон, хотя даже не старался изо всех сил. А зачем? Хорошо всё равно не получится, а шанс опозориться намного выше, если ты пытаешься прыгнуть выше головы. Учитель всё ещё не забыл про его опоздание, так что Джинён ещё и собирает за всеми мячи и относит их в подсобку. Освободившись, он замечает, что все уже ушли, ведь физкультура была последним уроком, и все хотели поскорее сбежать домой. Но на входе в раздевалку он услышал голоса. - Да ладно, покажи нам, - издевалась Сыльги. – Чего там такого, что ты не можешь показать? - Нет, - Ёнджэ явно был испуган, его обычно тихий голос взвился звонкой нотой и осел на стенах раздевалки. Джинён ещё долго будет помнить это отчаянное «нет».       Осторожно, боясь, как бы его не заметили, Джинён проскальзывает внутрь. Он прячется за шкафчиками и наблюдает за своими одноклассниками. Джексон, Марк, Сыльги и Наён обступили дрожащего Ёнджэ, прижимающегося к холодной кафельной стенке. Он был в одних только шортах и носках, ребята же уже переоделись в школьную форму, видимо, сделали вид, что ушли, а потом вернулись, когда больше никого не осталось. - Это всего лишь ноги, - подключился Марк. – Мы просто проверим кое-что. - Нет. Нет. Нет! – казалось, Ёнджэ не помнит больше ни одного слова.       Кольцо сжималось, в глазах загнанного ангела плескалась паника. - Да он сейчас заплачет! – засмеялся Джексон. – Давай, нытик, поплачь для нас! Плачь, я сказал! – крикнул он и схватил Ёнджэ за руку. Сердце Джинёна сжалось, а шорты натянулись. Всё не так. Это он должен был схватить Ёнджэ за руку. Он, а не поганый бугай Джексон.       Ёнджэ всё как мантру повторял своё «нет». Он повторял это, когда его укладывали на скамейку и удерживали в четыре руки, когда с него стягивали носки, когда дёргали пальцы. Он не выдержал и попытался вырваться, срывающимся голосом крича «нет». - Да, действительно мерзость, - Джексон всё никак не отпускал брыкающегося Ёнджэ. Сыльги хитро посмотрела на него и подмигнула. - А давайте ему поможем. - Поможем? - Ну мы же не звери. Зачем ему эти шестые пальцы? Они ему не нужны. - Не нужны, - Джексон, кажется, начал понимать. - Так давайте ему их отрежем, раз они ему только мешают.       Как только Ёнджэ услышал это, у него как будто открылось второе дыхание, и он завертелся с удвоенной силой. В его широко раскрытых глазах был страх, он действительно поверил, что они это сделают.       Сыльги достала из рюкзака ножницы. - Ничего получше, к сожалению, нет. Но для хорошего дела сойдёт. Держи его покрепче, - и она стала приближаться к Ёнджэ, щёлкая ножницами. Тот завыл, рванулся последний раз, выгнулся дугой, а потом обмяк. На пол что-то стекало, а Марк пальцами почувствовал что-то тёплое и мокрое. Сыльги в изумлении открыла рот, Джексон расхохотался. - Этот придурок и вправду обоссался! Поверить не могу! - Блять! – Марк мгновенно отпустил тут же свалившегося на пол Ёнджэ и встряхнул рукой. – Теперь опять мыться. Гадость какая.       Остальные прыснули. Сыльги похлопала его по плечу: - Ты удостоился высшей чести, малыш. Не каждому выпадает счастливый случай быть обоссанным каким-нибудь придурком. Поздравляю. - Да иди ты! – и Марк отправился в сторону душевой, снимая на ходу футболку.       Ёнджэ всё ещё лежал на полу, не издавая ни звука, и не делал никаких попыток встать. Джексон слегка пнул его ногой. - И что с ним теперь делать? - А зачем что-то делать? – удивилась Сыльги. – Оставим его здесь, он очухается и свалит отсюда. - Ну да, ты права. Пошли, ребята. Марк, ты всё ещё там намываешься? - Сейчас! – из душевой вышел Марк. Его брюки слегка намокли сверху, волосы слегка завивались от влаги, а кожа руки была немного красной. – Приду домой и помоюсь ещё раз. И шмотки постираю. Ну что за дебил? Как будто мы его реально резать собрались.       Он раздражённо плюнул в сторону Ёнджэ и вместе со всеми направился к выходу из раздевалки. Именно он в последний момент оглянулся и заметил замершего в ужасе Джинёна. Он ощерился и одними губами произнёс «не смей», потом улыбнулся и подмигнул, но от этого Джинёну стало только страшнее. Он, дрожа, забрал свои вещи из шкафчика и трусливо сбежал.       Через десять минут дверь раздевалки снова скрипнула. ***       Им Джебом ненавидел возвращаться домой. Но шляться по улицам он тоже не любил, поэтому часто засиживался в школе до последнего, пока его не выгонял охранник. У него были любимые места, чтобы побыть в одиночестве. По понедельникам, четвергам и пятницам это была крыша, а по вторникам и средам – раздевалка, в эти дни спортивные клубы заканчивали рано, поэтому можно было спокойно покурить там, не боясь быть обнаруженным.       Джебом уже сунул сигарету в рот и подносил к ней зажигалку, когда услышал чьё-то тихое дыхание. Он замер на мгновение и прислушался. Нет, ему не показалось, кто-то очень тихо и медленно дышал где-то рядом. Джебом убрал сигареты от греха подальше и двинулся на звук. Он не сразу обнаружил лежащего на полу парня, того закрывала скамейка. Но когда он осторожно потряс его за плечо, парнишка закричал и попытался вырваться. Джебом заколебался, но потом увидел проступающие синяки на руках и ногах, лужу мочи и разбросанные носки. И всё понял. - Слушай, парень, я не сделаю тебе ничего плохого. Я помогу, - услышав слово «помощь», мальчишка затрясся ещё сильнее, так что Джебом благоразумно решил больше его не использовать. – Нужно помыться и одеться. Ты простудишься, если будешь лежать тут на холодном полу.       Он осторожно помог ему подняться, парень вскинул на него испуганные глаза, и тут Джебом его узнал. Это был тот самый парень, которого придурок Джексон ударил в лицо. Ёнджэ, кажется. Ноги Ёнджэ подкосились, и он чуть не упал, но Джебом тут же подхватил его и удержал легко как тростиночку. - Пойдём, Ёнджэ. Вот так. Раз шажок и два шажок, - он опустил голову, чтобы следить за заплетающимися ногами Ёнджэ, но тот едва слышно прошептал: - Не смотри, - и Джебом тут же поднял взгляд.       Он помог Ёнджэ добраться до душевой и принёс ему чистое бельё и полотенце из своего шкафчика. Потом с некоторым удивлением принёс и носки. Они были великоваты Ёнджэ и смешно скатывались до щиколоток. Но тот, кажется, остался доволен. К тому моменту, как он переоделся в свою форму, а Джебом выкинул в мусорное ведро его шорты и носки и протёр пол, Ёнджэ уже улыбался. - Спасибо, - он кончиками пальцев аккуратно сжал рукав рубашки Джебома и улыбнулся ему.       Джебом посмотрел в его широко распахнутые глаза и понял, что пытаться уговорить Ёнджэ пожаловаться учителю бесполезно. Он уже их всех простил. Простил и забыл, всё плохое было смыто волной его доброты. Джебом тяжело вздохнул и взъерошил его волосы. Потом, пока он смотрел, как Ёнджэ с ещё более широкой улыбкой приглаживает волосы, его сердце пропустило удар. Когда Ёнджэ повернулся к нему и протянул руку – ещё один. Когда его пальцы сплелись с пальцами самого доброго мальчика на свете, он забыл, что такое сердце и для чего оно вообще нужно. У него уже было другое. Оно было очень добрым, мягким и тёплым. Очень красивым. Всепрощающим. Нежным. Джебом понял, что никогда в жизни не встречал человека, который бы улыбался так, как улыбается Ёнджэ. В его улыбке не было заискивания, неискренности, радости чужим неприятностям. Он улыбался просто потому, что это было его естественное состояние. Он улыбался даже такому изгою, как Джебом, который сам уже давно разучился улыбаться. Это так неожиданно и сильно ударило в Джебома, оглушило его, что он даже покривил уголок рта, пытаясь выдать некоторое подобие улыбки. Ёнджэ заметил и засиял ещё ярче.       Они медленно шли по пустой школе, Ёнджэ болтал их сцепленными руками и шаркал кедами, пытаясь наступить на все стыки линолеума. Джебом с щемящей нежностью смотрел на покачивающиеся на макушке волосы, потом переводил взгляд на свалявшиеся уже гармошкой носки. - У меня их шесть, - Ёнджэ заметил его взгляд. - Я и не заметил, - пожал плечами Джебом, его рука, сжимавшая ладонь Ёнджэ, была по-прежнему расслабленна. - Моя мама сказала, что это чудо. И что такое случается очень-очень редко. Поэтому надо беречь это как сокровище и никому не показывать, иначе магия пропадёт. - Магия? - Да, моя магия. Которая заставляет людей вокруг улыбаться. Я так рад, что этого не произошло.       Джебом с тоской посмотрел на Ёнджэ. Тот мечтательно глядел в потолок с таким счастливым выражением лица, будто большей радости на свете нет. Неужели этот мальчишка сопротивлялся до синяков и так испугался, что обмочился, только потому, что верит в это? - Знаешь, говорят, что у Анны Болейн было шесть пальцев. - Да, но я думаю, что она мало кому принесла счастье. - Согласен. И сама она кончила плохо. - Жалко её. - Всех не пожалеешь, Ёнджэ. - Почему? Я могу попробовать. - Своих одноклассников ты тоже жалеешь?       Ёнджэ отвернулся. Крепче сжал руку Джебома и быстрее пошёл к выходу. - Их сильнее всего. ***       Джинён нервничает весь оставшийся день, весь вечер, но к ночи так устаёт от этого, что мгновенно засыпает. Часть утра он даже не помнит о том, что произошло, спокойно собирается в школу, но, встав напротив зеркала в ванной, чтобы почистить зубы, он вспоминает всё. Сердце пропускает удар, потом тяжёлым комом оседает в груди. Джинён изо всех сил надеется, что Ёнджэ ничего с собой не сделал. По дороге к школе он делает странные вещи: то бежит изо всех сил, то ходит кругами, петляя как заяц и пропуская нужные повороты. Наконец, тянуть дальше было уже нельзя, и он оказался перед воротами школы. Джинён смотрел на школьников, которые и понятия не имели о том, что произошло вчера, иначе они бы не шли спокойно мимо. Они бы набросились на Джинёна как дикие звери и растерзали бы его на мелкие клочки, а потом раскидали бы по школьной территории, потому что есть его было бы им противно. У дверей в класс он помялся ещё немного, но потом набрался смелости и распахнул их. Сидящий за их партой Ёнджэ тут же поднял голову и солнечно ему улыбнулся. Эта улыбка смыла с Джинёна всю тревогу, всю вину и страх. Такого облегчения Джинён не чувствовал никогда. Он слегка улыбнулся Ёнджэ в ответ и сел рядом. Сейчас в этом не было ничего странного, ведь их так рассадил учитель, он не мог пренебрегать его указаниями. Ёнджэ легонько погладил его по плечу и вновь уставился в книгу. Джинён скосил взгляд, но ничего не понял, то ли он совсем недалёкий, то ли это действительно была книга о средневековых изображениях животных в священных текстах. - Джинён, и как ты с этим зассанцем сидишь?       Сердце Джинёна похолодело, а уши загорелись ярко-красным. Он незаметно чуть отодвинулся от Ёнджэ в сторону и лишь молча повёл плечами, для других он как будто пожимал ими, а для Ёнджэ передёргивался от грубости. Но Ёнджэ, казалось, ничего не замечал. Когда весь класс засмеялся, он лишь улыбнулся и убрал книгу в рюкзак, памятуя о неуклонном приближении урока. - Почему ты улыбаешься? – вдруг взбесился Джинён. – Они смеются не с тобой, а над тобой! - Но разве ты делаешь не то же самое? – недоумённое лицо Ёнджэ ударило его под дых. Джинён покраснел ещё сильнее и замотал головой. - Это другое. - Как скажешь, - легко согласился Ёнджэ и вскочил при входе учителя Ли в класс. ***       Джинён снова бродил по школе в поисках Ёнджэ. Тот завёл привычку каждую перемену уходить куда-то и возвращаться минута в минуту к началу урока. Приходил с непроницаемой тёплой улыбкой и как будто счастливый. Джинён не чувствовал больше на себе её тепла. Улыбка была та же, он был абсолютно в этом уверен, но он был словно отгорожен от неё сырой каменной стеной и смотрел в маленькое окошко. Наконец, он набрёл на лестницу, ведущую к крыше. Все недели своих поисков он обходил её стороной, потому что знал, что Ёнджэ побаивается высоты и на крышу не полезет, но в этот раз словно что-то подтолкнуло его к тяжёлой железной двери. Он толкнул её, дверь неожиданно легко и широко распахнулась, а в лицо ударил приятный прохладный ветер. Джинён тут же замотал головой, проверяя, не заметил ли кто его, и тихонько притворил дверь. На крыше никого не оказалось. Бывало, что здесь околачивались курильщики или влюблённые парочки, скрывающиеся от посторонних глаз, но не в этот раз. Джинён уже собирался уходить, когда серебряный смех волной омыл всю крышу, захлестнул Джинёна с головой и рассыпался ворохом стеклянных осколков. Крадучись он пошёл на звук и обнаружил, что устройство крыши сложнее, чем он думал. Например, за левой трубой вентиляции есть непросматриваемое место, где идеально помещались двое. Он уже знал, что увидит, но всё равно не смог остановиться, делать больно хоть кому-нибудь, даже самому себе, вошло у него в мазохистскую привычку. Ёнджэ лежал на плече Джебома, мечтательно глядя в небо, в ухе у него был один наушник, второй – в ухе Джебома. Тот в свою очередь смотрел на Ёнджэ, и у Джинёна заболело в груди, сердце глухо толкнулось в рёбра и остановилось, когда он увидел этот взгляд. Взгляд, который сам Джинён никогда не смог бы воспроизвести, взгляд, полный нежности, обожания и восхищения. Не пытающийся огладить, облизать, залезть внутрь, испачкать, но как будто возносящий ещё выше, туда, в голубое небо, куда так счастливо смотрел Ёнджэ. Одной рукой Джебом упёрся в бетон, а второй ласково гладит волосы Ёнджэ. Очнулся Джинён, когда почувствовал острую боль в ладонях. Когда он удивлённо воззрился на них, то понял, что слишком сильно сжал кулаки, так, что его ногти оставили некрасивые тёмно-красные следы на коже. Он посмотрел на часы – до урока оставалось всего ничего, если он не уберётся сейчас, то его застукают за подглядыванием. Он покинул крышу так тихо, как только мог и только в коридоре на их этаже понял, что продолжает красться, словно вор.       Через урок он понял, что не совсем верно понял то, что увидел. Ёнджэ выскочил из класса через секунду после учителя и пропал из виду. Но на первом этаже Джинён снова его увидел. И едва удержался от того, чтобы протереть глаза – Ёнджэ крепко держал за руку Джебом. Они шли по коридору так, будто ничего не происходит, будто на них не пялится вся школа и не сыплются шепотки и обидные смешки. Джинён на их месте давно бы сквозь землю провалился или сгорел бы, такими красными были бы его огромные уши. Но эти двое, казалось, не замечали никого, кроме друг друга. Хотя через минуту Джинён понял, что ошибся. Когда Джексон презрительно выплюнул: «Педики», а потом что-то про Ёнджэ и маленькую зассанскую задницу, то Джебом отпустил ладонь Ёнджэ. Для того, чтобы в следующую секунду накинуться на Джексона как дикий зверь. Не медля ни мгновения, не позволяя тем самым Джексону вывернуться или защититься, он вцепился в него и с невероятной силой опускал сжатый кулак на его лицо. Одной рукой он держал его за шиворот, а другой бил, бил, бил. Джексон, растерявшийся от такого напора, не сопротивлялся. На Джебома налетели, попытались его оттащить, но бесполезно, он вцепился в Джексона так, что побелели костяшки пальцев. Наконец, до остолбеневшего Ёнджэ дошло, что происходит, и он обнял Джебома со спины, обвив его грудь руками-веточками: - Пожалуйста, перестань.       В Джебоме словно какой-то выключатель сработал. Он тут же отпустил залитого кровью Джексона и поднялся на ноги. Одной рукой он прижал Ёнджэ к себе и сказал: - Если я услышу ещё хоть одно слово, хоть одно поганое слово, которое обидит его, я убью. Клянусь, убью. Любого из вас.       Когда он посмотрел на Джинёна потемневшим от холодной ярости взглядом, тот понял, что никогда ещё ему не было так страшно. Джебом показал им, кто самый дикий и самый страшный зверь. И они поджали хвосты, заскулили и попрятались по норам зализывать раны и дрожать от ужаса, что они пробудили. ***       На выходе из школы Джинёна хватают за шкирку и тащат за спортивный зал. Когда Джебом локтем прижимает его шею к стене, Джинён испуганно замирает под яростным взглядом горящих глаз. - Ёнджэ рассказал мне обо всём. Не смей к нему приближаться. Не смей смотреть, даже дышать в его сторону не смей! - Да я ничего… кха-кха… не сделал, - хрипит Джинён, безуспешно скребя ногтями руку Джебома в попытках освободиться. Но Джебом будто из камня сделан – он не обращает внимания на его жалкие потуги и лишь сильнее и выше прижимает руку, так, что Джинён скользит кедами по асфальту и становится на мысочки, чтобы не задохнуться. - Не надо вешать мне лапшу на уши. Ты знаешь, Ёнджэ не умеет врать. Обвинять он тоже не умеет, но я не такой добрый. Предупреждаю тебя в первый и последний раз.       Он отпустил Джинёна, тут же упавшего на колени, и так презрительно посмотрел на него, что Джинён почувствовал, будто об него вытерли ноги и втоптали в грязный заплёванный асфальт. Джебом медленно двинулся в сторону школьных ворот. - Да разве тебе самому никогда не хотелось? – это был жалкий крик отчаяния, и Джинён задохнулся, когда произнёс фразу до конца. Когда эти слова вылетели из его рта, он почувствовал, как окончательно разрывается связь между ним и Ёнджэ.       Джебом обернулся. Но не стал смотреть на Джинёна, будто тот и не стоил его внимания. - Тебе не приходило в голову, что дело не в этом? Не в том, чего хочется мне, а в том, чего хочется нам обоим?       Джинён как никогда был рад, что на него не смотрят. Иначе Джебом убил бы его прямо сейчас. Потому что скрыть голодный масленый взгляд, появившийся у него при мысли о Ёнджэ, он бы не смог. А Джебом сразу бы всё понял, у Джинёна ведь на лице всё написано. Вместо того, чтобы остановиться, Джинён представил Ёнджэ в белых носках, которые тот не снимал, потому что прятал своё сокровище, к тому же ноги у него постоянно мёрзли. Вспомнил эти идеальные стройные ноги, которые должны были охватывать его торс, а вместо этого безвольно свисали вниз, задевая белыми носками пол при каждом движении и пачкаясь. Но тут в его видение пришёл Джебом, укрывший тонкие щиколотки пушистым одеялом и прилёгший рядом, но только для того, чтобы обнять, согреть, утешить. И Ёнджэ тянется к этому теплу, трогательно хватается пальчиками за чужую футболку и счастливо прячет лицо на груди Джебома. Там, где его никто не обидит, где ему всегда тепло и спокойно. Даже в его собственных фантазиях Ёнджэ ему больше не принадлежит. Да и раньше не принадлежал на самом-то деле. Он по незнанию или по доброте душевной позволял Джинёну так думать, вариться в соку собственного превосходства. Джинён завыл. Тихо, утробно, боясь, что его кто-то услышит. Небо опускалось всё ниже, придавливая его к земле, размазывая как извивающегося жирного червя с исследовательским любопытством ребёнка. Поняв, что Джебом уходит, он пополз к углу здания, хотя и знал, что там увидит. С трудом он поднял голову и красными глазами увидел, как тонкий словно тростиночка Ёнджэ подбегает к Джебому и ластится как котёнок, а тот нежно и осторожно, будто самую большую и хрупкую драгоценность в мире поглаживает его по голове и целует в висок. А потом сам берёт в руку тонкие пальцы Ёнджэ, те самые, которые Джинён столько раз отталкивал, боясь быть увиденным другими. Джинён пытается окликнуть их, но вместо этого издаёт какой-то жуткий тихий хрип. Слёзы текут по его щекам, от напряжения в глазах полопались капилляры, ногти царапают асфальт.       Джинён беззвучно кричит.