***
Омега бросал ему вызов только однажды (в начальной школе, класс, может, пятый), и в принципе Кацки никогда не считал, что омеги слабее просто потому, что они омеги, но обычно их не интересовало место вожака. Им это было не нужно. К тому же они не могли метить других своим запахом, так что, даже возглавь они стаю, в этом было бы мало смысла. — Ну и дела, он всех нас сделал за секунду, — нудел над ухом какой-то идиот. Кацки не запомнил его имя — что-то близкое к «Кимбибабу», — но тот почему-то все время норовил с ним заговорить. Затем Кимбибабу вздохнул и прислонился бедром к столу Кацки. — У него даже есть список правил. Наверное, привык быть вожаком. — Мы все тут привыкли быть вожаками, — проворчала щекастая, становясь рядом с хреноволосым чуваком, и погрозила в небо кулаком. — Я снова его вызову! — Урарака, — Дэку натянуто улыбнулся и оттащил ее немного в сторону от стола, бросая на Кацки косые нервные взгляды. — Тодороки говорил, что разрешает только один вызов в неделю от каждого. Урарака охнула: — Точно! Я и забыла… Кацки хотелось вскочить на парту и заявить, что он не собирается слушаться правил какого-то хера с горы, и что победа над ним, Кацки, вообще не была честной, но в глубине души он знал, что это глупые отмазки, поэтому, скрипнув зубами, скрестил руки на груди и недобро уставился на мудака-омегу возле учительского стола. — Рад, что вы уже решили вопрос лидерства, — монотонно произнес их классный руководитель, а затем кивнул Тодороки, как бы говоря: «давай, толкай свою речь». — Я знаю, что большинство из вас были вожаками в своих прошлых классах и что в целом омеги не стремятся занять эту позицию, — начал Тодороки. Бакуго ждал какого-то «но», однако тот просто хлопал глазами, будто сам не до конца понимал, почему оказался в этой ситуации. — Я здесь не для того, чтобы с вами нянчиться, так что, надеюсь, вы не будете меня дергать без крайней необходимости. Что?! От возмущения Кацки чуть не перевернул стол. Сперва этот придурок, не вспотев, уложил всех конкурентов, а теперь ведет себя так, словно честь быть их лидером — это какая-то формальная ерунда, которой он не хочет себя обременять. Чтоб его! — Тодороки, — сказал Иида, поднявшись из-за парты, и даже слегка поклонился, прежде чем замахать руками. — Мне кажется, ты относишься к своей должности слишком небрежно. Быть вожаком стаи — это больше, чем просто быть самым сильным, и если ты не хочешь заниматься тем, что требуется от вожака, я предлагаю тебе позволить кому-то из нас взять эти обязанности на себя. — Мне все равно, — сухо ответил Тодороки. — Делайте, что хотите, но я ваш вожак. Кацки мысленно представил, как взрывает его голову.***
Возможно, если бы он был херовым вожаком, Кацки бросал бы ему вызовы чаще, но оказалось, что Тодороки не так уж плох. Не ужасный лидер — просто лидер другого типа. Во всяком случае, он был добр и терпелив к тупицам вроде Ашидо и Каминари. Он помогал им с учебой, напоминал не шуметь в общежитии после отбоя и даже ввел правило, которое запрещало любому после восьми вечера разговаривать в коридорах на этаже, где находится комната Кацки (после того, как Кацки взорвал наушники Каминари). Так что как минимум Тодороки не глуп. И совсем не круто, по мнению Кацки, попытаться сдвинуть с места того, кто справляется со своей работой. — Какого хрена вы тут делаете? К тому же те аспекты лидерства, которые Тодороки обходил вниманием, Кацки успешно взял под свой контроль. — Шпионим?.. — Ашидо застенчиво хихикнула, а Хагаруре пожала невидимыми плечами. Сидящий на диване Тодороки медленно поднял голову, но больше никак не отреагировал. — Что? Мы просто хотим убедиться… — Валите в свои комнаты. Может, двумордому и плевать, чем вы заняты, но это не значит, что вам теперь всё разрешено. Хагакуре тихо фыркнула, но отступила от угла, служившего им укрытием, и слегка подтолкнула Ашидо локтем. — Ладно, идем. — Нет! — Ашидо капризно топнула ногой, и на секунду Кацки впал в ступор от такого откровенно детского поведения, а затем нахмурился. Он ожидал, что она скажет что-то рациональное, например: «Ты не мой вожак, и я не обязана тебя слушать», но вместо этого Ашидо повернулась к Тодороки, раскинув руки в стороны, а затем драматично на нем повисла: — Ма-а-ам, папа не дает нам шпионить за Очако! Тодороки, казалось, завис. Он посмотрел на Кацки, который практически дымился от злости, потом снова на Ашидо и неловко погладил ее по голове: — Я в этом сценарии за мать? — Эй, меня в это не впутывайте! — Видишь? — захныкала Ашидо, уткнувшись лицом в плечо Тодороки. — Папа такой злой! — Чей папа? — спросил Каминари, входя в комнату. Киришима и Серо позади него непонимающе переглянулись. Ашидо небрежно махнула рукой в сторону Кацки и тихо пробурчала «мама, скажи папе не быть злюкой». Кацки практически видел, как между этими кретинами вдруг образовалась телепатическая связь — чисто на желании его выбесить. — Он снова заставлял тебя делать уроки? — с сочувствием спросил Серо, подхватывая на лету. — Ничего не поделаешь, мама всегда позволяет папе нас гонять. — По-моему, Бакуго лучше подходит на роль вашей мамы, — заметил Тодороки с отсутствующим выражением на лице. — Мне жаль, что он помешал вашему шпионажу, но, думаю, это к лучшему. — Слышали, придурки? — раздраженно процедил Кацки. — А теперь свалите. Но Каминари не умел вовремя остановиться. — Опять злится! — Он наклонился к Тодороки и обнял из-за спины. — Мам, скажи ему быть добрее. — Быть добрее? — переспросил Тодороки, слегка отклоняясь назад, чтобы уйти от внезапного переизбытка физического контакта. Затем он перевел взгляд на Кацки: — Дети просят тебя быть добрее. Из всей чуши, которую Кацки ожидал услышать от Тодороки, это было последним. Ублюдок в самом деле решил подыграть им? Что ж, ладно. Тяжелым шагом подойдя к дивану, Кацки схватил Ашидо за шиворот футболки и силой оторвал от Тодороки. — Плевать мне, чего хотят дети. Ты! Марш в комнату! Ашидо из вредности показала ему язык, а явно испуганная Хагакуре принялась кланяться, и в конце концов обе ретировались. Каминари, Серо и Киришима на всякий случай последовали их примеру. Когда звуки их шагов по лестнице стихли, Кацки сделал попытку сгладить атмосферу. — Что они там вынюхивали? — Мидория с Ураракой, — кратко пояснил Тодороки, снова открывая учебник. Кацки скривился. Хотя ему было глубоко плевать, на кого запал Дэку, сама мысль, что тот начнет ходить на свидания раньше него, бесила. Это вопрос гордости. — Не разрешай им делать все, что вздумается, иначе совсем оборзеют. — Ясно, — безучастно отозвался Тодороки, перелистывая страницу и не проявляя к разговору никакого интереса. Вздохнув, Кацки развернулся и направился к выходу. Напоследок он показал Тодороки средний палец. — Ты тоже дуй спать.***
Когда он сказал двумордому «не разрешай им делать все, что вздумается», то рассчитывал, что этот идиот прислушался к его чертовски хорошему совету. Как оказалось — зря. Видимо, на этой неделе у всех началось обострение, потому что в среду, зайдя в класс, он был встречен хором «Доброе утро, папа!» и небрежным закосом под детский рисунок на доске. Два человечка, подписанные «мама» и «папа», были явно призваны имитировать его с Тодороки. Он ощутил неумолимую потребность взорвать к чертям всю школу. Тодороки, с другой стороны, даже бровью не повел. — Честно говоря, я не совсем понимаю, почему наши одноклассники называют вас родителями, — заметил Иида, садясь рядом с Тодороки. Тот в ответ пожал плечами. — Вы двое встречаетесь? — Нет! — рявкнул Кацки. — Я ебал… Эй, вы, завалите тявкалки! — Не матерись перед детьми, — сказал Тодороки, и Ашидо радостно к нему подскочила, обнимая за плечи. Если бы она была бетой или такой же омегой, Кацки еще понял бы эти замашки, но для альфы она слишком внаглую распускала руки. Прежде чем он успел себя отговорить, Кацки подошел и отпихнул Ашидо в сторону. — Ты хоть соображаешь, что делаешь, дура? — Эй! — заскулила Ашидо. Каминари присел рядом с ней, похлопывая по плечу и приговаривая, что она тупица. Это было так глупо… Все они глупые, неужели не понимают, что Тодороки — омега? Как они могут просто брать и тереться об него? И почему этот придурок, который к тому же еще и вожак, просто терпит их выходки? — Бакуго, не толкай людей, — отстраненно бросил Тодороки, по-видимому, не смущаясь того, что Кацки нарушил его личное пространство. Ашидо тоже не усвоила урок, потому что уже через пять секунд села у Тодороки в ногах и притворно захныкала. Тодороки рассеянно погладил ее по голове. — Она альфа, — попытался воззвать Кацки к здравому смыслу, но, похоже, он был единственным не-идиотом в классе, потому что эффекта его слова не произвели. Он стиснул зубы, чтобы не зарычать. Сам Тодороки смотрел на него взглядом, в котором практически слышалось «И что с того?», и, боже, Кацки вспомнил, почему ненавидит людей. Понимая, что на этом фронте ничего не добьется, он снова переключился на Ашидо: — А ну, слезь с него! — Не-хо-чу, — пропела она, уткнувшись носом в бедро Тодороки, а потом добавила тише: — Мне нравится его запах… Ну всё, это последняя капля. Кацки наконец разжал челюсти и по-настоящему зарычал — тихо, предостерегающе. Ашидо застыла в одной позе, затем быстро подскочила на ноги и отпрянула, словно обожженная, уставившись на Бакуго огромными глазами. — Не думай, — заговорил Кацки со сквозящей в голосе угрозой, — что я буду терпеть твои заскоки только потому, что не вожак. Ты, блядь, не в диком лесу родилась. — Да я просто с ним заигрывала! — запротестовала Ашидо. Ее удивление заставило Кацки выдохнуть и сделать паузу, чтобы окинуть настороженным взглядом всех свидетелей происходящего. Блядь. Каким бы неуместным и вызывающим ни было поведение этой дуры (Тодороки — омега, неужели все забыли?), его реакция звучала почти как вызов на поединок за право обладания. Тодороки, черт возьми, не его омега, Кацки знал это, просто… Он привык защищать свою стаю. Это стало его второй натурой. Будь он вожаком, ситуация не выглядела бы так двусмысленно. Но он не вожак. Кацки обернулся к классу и клацнул зубами: — Хватит пялиться на меня, кретины! — Ашидо, не расстраивай отца. Каминари за ее спиной засмеялся — очень громко засмеялся — и спросил под раздраженный скрипит зубов Кацки: — Чувак, тебя совсем не волнует, что Бакуго практически заявил на тебя права? — Да, политика альф действительно совсем меня не волнует, — мягко согласился Тодороки. — К тому же, полагаю, это не было его целью, и он просто снова по привычке вел себя, как глава стаи. Что-то вроде моей подстраховки, если так понятнее. Кацки тупо моргнул. Если честно, он не думал, что Тодороки поймет, и скорее ожидал, что того будут раздражать его постоянные вмешательства, но Тодороки смотрел на него пустым безразличным взглядом. Что ж, в конце концов этот говнюк сразу предупредил, что ему плевать на обязанности вожака. — Хм, — сказал Кацки, не обращаясь ни к кому конкретно, и отпихнул руку Киришимы, когда тот попытался его обнять.***
На следующий день он решил начать метить своим запахом бет из их класса. Все, за исключением Дэку (тот, видимо, просто смирился) бросали на Кацки взгляды разной степени нервозности. Тодороки остался полностью равнодушен к этому откровенному проявлению доминирования и лишь один раз за все время оторвался от конспекта. Только после уроков, когда все вернулись в общежитие и разбежались по комнатам (пришлось на них рявкнуть, хотя некоторые, без сомнений, до сих пор пряталась где-то рядом и пыталась подслушать), Кацки направился в общую гостиную и выжидающе встал перед Тодороки. Тот дернул пальцами в знак того, что заметил присутствие Кацки, но ничего не сказал и даже не поднял голову, мудак. — Эй. Тодороки вздохнул, нехотя закрыл книгу и устало на него посмотрел. — Ты что-то хотел? — Завтра класс поедет на дебильную экскурсию в Киото, — начал Кацки, мысленно ударяя себя по лицу, потому что предлог уже звучал до смешного неубедительно. Внутренний голос, похожий на мамин, проворчал: «Не груби людям, болван». — Да, — медленно согласился Тодороки, будто перебирал в голове причины, почему это должно быть важно. Не считая нескольких незначительных обменов репликами, когда их одноклассники начинали шутить про папу и маму, обычно они разговаривали друг с другом мычанием, кивками или пристальными взглядами (в основном со стороны Кацки). — Если это возможно, не мог бы ты сразу перейти к делу? — Запах, — выпалил Кацки, пока не успел передумать. Он готов был поклясться, что услышал где-то за спиной смешок Ашидо. — Я хочу пометить тебя своим запахом, ясно? Блядь. Тодороки сразу напрягся. Кацки почти пожалел, что открыл рот — он ходил по тонкому льду. Но альтернатива ступить на территорию Шикецу, где учились исключительно альфы и беты, с их единственными и не помеченным омегой в теории была куда опаснее. — Пометить запахом? — повторил Тодороки, нервно постукивая безымянным пальцем по корешку книги. Кацки отчасти ждал от него ответа в духе «мне это не нужно» или «я никогда этого не делал», но тот вздохнул, как осужденный перед неизбежной казнью. — Ну, раз ты думаешь, что это обязательно… Слова ужалили гордость Кацки и вызвали вспышку злости. Он всего лишь пытался быть хорошим, черт возьми, альфой, а этот мудак вел себя так, будто Кацки собирался его осквернить. — Не обязательно! Можешь отказаться, если не хочешь, а не кривить морду… — Я не хотел тебя оскорбить, — перебил его Тодороки так же тактично, как если бы ударил по зубам. Кацки захлопнул рот. — Просто раньше мне никто не предлагал. Обычно перед экскурсиями это делает мой отец, а беты в моей стае одевают браслеты с его запахом. — Запахом Старателя? Тодороки сморщил нос и ответил чуть менее решительно: — Да. — Могу представить. Наверное, всех до усрачки пугало, что малолетка пахнет как второй сильнейший герой. — Кацки не стал акцентировать внимание на «никто раньше не предлагал», чтобы не открыть ненароком ящик пандоры с подробностями, которые он предпочел бы не знать. — Короче, раз возражений нет, то давай. — Если мне придется носить твою рубашку, пожалуйста, постирай ее, — сказал Тодороки и, решив, что разговор окончен, снова потянулся к книге. Кацки остановил его резким: — Чего? Рубашку? Нет, просто встань, это займет пару секунд. Тодороки без энтузиазма поднялся на ноги, наблюдая за Кацки прищуренными глазами. Кацки театрально закатил глаза, прежде чем встать ближе и взять Тодороки сзади за шею. — Просто потрись со мной железами, — выпалил он, упрямо игнорируя громкое «О-о-о!» из-за стены. — Я слышал, что железы на шее тереть не обязательно, — тихо сказал Тодороки, но все равно это сделал. Вышло неловко и топорно и длилось от силы двенадцать секунд, а затем оба одновременно отстранились, и Кацки с раздражением отметил прокатившийся по телу приятный гул от мысли, что Тодороки наконец покрыт его запахом. Тодороки нахмуренно посмотрел на свои запястья. — Я пахну как ты. — В этом суть, идиот.***
Обычно на вылазках по чужим территориям вожак шел впереди группы, и Кацки знал, что вся эта кучка пиявок за спиной Тодороки пропахла им, но не делал попыток обогнать двумордого только потому, что подвернулась удобная возможность — для таких низких приемов он был слишком гордым (особенно, если вспомнить, что четыре дня назад он повторно бросил Тодороки вызов и снова потерпел фиаско), — и глаза всех встречающих из Шикецу внимательно за ними следили. — Это ты лидер класса? — раздался громкий голос. Кацки повернул голову к лысому здоровяку, по привычке ожидая, что обращаются к нему, но тот уже стоял перед Тодороки и сиял. — Я Инаса Йораши, очень рад… — он слегка наклонился вперед (Бакуго непроизвольно схватил Тодороки за локоть, чтобы подвинуть ближе к себе), а затем поклонился до самой земли, заканчивая: — …знакомству! Айзава к тому времени таинственно исчез из поля зрения, перед уходом тихо проворчав «слишком рано для этого бреда» (сейчас два часа дня, ни для чего не рано!). — Взаимно, — ответил Тодороки, наблюдая за шумным представлением с настороженностью. Он не сразу выдернул руку из крепкой хватки Кацки. — Мы здесь для совместных тренировок. Отсутствие энтузиазма в его голосе, казалось, сбило Инасу с толку. — Тебе не хватает страсти, лидер из Юэй! — Ему просто на всё плевать, — фыркнул Кацки. Он терпеть не мог таких альф: здоровых, наглых и громких (тут можно бы заметить, что он практически описал самого себя, но саморефлексия — удел неудачников). Ему отчасти хотелось, чтобы Тодороки разделил с ним эти чувства, но тот в конце концов отошел от него. — Какой защитник, а? — проворковал из-за спины Каминари, а затем проигнорировал ответный оскал Кацки. — Эй, мам, долго нам еще ходить? Я есть хочу. «Мама?» губами повторил Инаса. Тодороки шагнул ближе к нему и дальше от Кацки. — Бакуго, отведешь их в буфет? — Чего? А ты куда? — Нужно встретиться с директором, — небрежно ответил Тодороки, а затем обратился к Инасе: — Покажешь дорогу? Инаса просиял. — Разумеется! — Нахрен тебе сдался… — Ну всё, всё, хватит, — перебила Ашидо, вцепившись Кацки в бицепс и силой оттягивая назад. — Он большой мальчик, может гулять без присмотра. Все-таки он наш вожак. — Твой альфа очень страстный, — заметил Инаса, будто одобрял Кацки просто за одно это качество. Тодороки хлопнул глазами и не ответил «он не мой альфа» или «фу, отвратительно». Он даже не выглядел удивленным — наверное, думал, что разъяснять их отношения будет слишком хлопотно. Кацки стиснул зубы, но тоже промолчал. Какие бы чувства не вызывала в нем идея, что они с двумордым могли встречаться, их перевешивало раздражение, что какой-то левый альфа пытается повысить свою значимость в глазах омеги из другого класса. — Не волнуйся, я прослежу, чтобы с ним ничего не случилось! — добродушно заверил Инаса. — Да бля, — буркнул Кацки, стряхивая с себя Ашидо, и дернул подбородком в направлении, где видел что-то вроде столовой. Вся группа развернулась и начала продвигаться в ту сторону. — Шевелите ногами, бездельники. Дэку бросил через плечо обеспокоенный взгляд.***
Тодороки с Инасой появились в буфете немногим позже, хотя их приближение было слышно за несколько минут до, собственно, появления, по громогласному «Какая у тебя любимая еда?» Инасы. Поскольку Тодороки говорил, как нормальный человек, Кацки не расслышал его ответ. Как только они вошли, Каминари отсел дальше, и Тодороки, не замешкавшись, занял свободное место рядом с Кацки, почти инстинктивно к нему придвигаясь, когда Инаса начал рассказывать, как взволнован их предстоящими совместными тренировками. — Вот, жри. Кацки подвинул к Тодороки поднос с едой, который заранее взял вместе со своим. Дэку с его косыми взглядами мог валить нахуй. Он просто предусмотрительный. Вместо того, чтобы сказать спасибо, как сделал бы воспитанный человек, Тодороки только кивнул, и Кацки закатил глаза. Он не удивится, если после пятнадцатиминутной экскурсии с Инасой Тодороки решил принять обет молчания. — Чего от тебя хотел директор? — спросила Урарака, пододвинув к Тодороки стакан воды, и для нее тот не поскупился на тихое «спасибо». Сволочь. — Они с Айзавой обсуждали детали тренировки. Я всего лишь присутствовал, — сказал он, перекладывая два ломтика помидора из своего салата на тарелку Кацки. — Похоже, они собираются поставить в пару каждому противника, чей квирк может быть его слабым местом. Каждому из Юэй. — Не понимаю, зачем, это же не соревнование! — неодобрительно вставил Инаса. — Битва не выйдет страстной, если мы все не выложимся на полную… — Все в порядке, — перебил Тодороки, — твоим соперником буду я. Инаса сделал паузу, словно обдумывая эту новость, а затем сказал: — Интересно. С нетерпением жду боя!***
Не нужно быть гением, чтобы сложить два и два: директор Шикецу целенаправленно поставил двух вожаков класса друг против друга, чтобы показать, что их боец лучше. Для того, кто выглядел и разговаривал как умственно отсталый, Инаса оказался на удивление силен. После быстрого поражения Тодороки в самом деле расстроился, но Инаса не смотрел на него свысока и не задавался, а просто улыбнулся и сказал: — Ты очень сильный! До сих пор Кацки не понимал, почему настолько пассивный омега в принципе захотел быть вожаком, но теперь было ясно как день: Тодороки не умел проигрывать.***
По возвращении в общежитие Тодороки выглядел в целом подавленным и почти сразу скрылся в своей комнате. Кацки проводил взглядом до лестницы его напряженную спину, недовольно щурясь. Он впервые видел, чтобы Тодороки проявлял хоть какие-то эмоции. И выглядело это чертовски странно. — Как думаешь, он в порядке? — подойдя, тихо спросил Дэку. — Мне поговорить с ним? — Не вздумай, — рявкнул Кацки. Вечно этот бета-задрот пытается влезть людям в душу. — Я сам с ним поговорю, так что не вмешивайся. Умом он понимал, что скорее всего сейчас двумордый хочет уединения и завтра его жалкая депрессия закончится, но на кону была гордость Кацки как альфы. Он пометил Тодороки своим запахом, и теперь Тодороки был под его ответственностью. Дэку бросил на него полный сомнений взгляд, как будто идея казалась ему крайне неудачной, но сказал только: — Хорошо, Каччан. — Рот закрой… Сердито протопав к лестнице, Кацки поднялся на этаж Тодороки и постучал в его дверь. С другой стороны послышался вздох, а затем дверь открылась. — Бакуго. — Придурок. — Чего ты хочешь? — Бой. Тодороки сдвинул брови. — В каком смысле? — В таком, что я бросаю тебе вызов. Раз ты решил вести себя, как побитая сука, я отниму у тебя статус вожака. Тодороки уставился на него, ошарашенный, но Кацки был совершенно серьезен. В конце концов Тодороки шагнул в коридор. — Отлично, — сказал он и, закрыв за собой дверь, жестом показал Кацки вести их в спортзал. — Давай с этим покончим. Когда Кацки потребовал реванша, он в какой-то степени надеялся выяснить, наконец, какие у этого ледышки слабости, кроме рукопашного боя, или же снова оказаться на заднице, сваленным с ног его раздражающе сильным квирком, но произошло другое: Тодороки лежал на спине, триумфально разгромленный, и без интереса смотрел на Кацки снизу вверх. Казалось, он хотел быть побежденным, а легкая победа чертовски злила. Но злила не так сильно, как Кацки ожидал, потому что глупая часть его альфа-мозга испытала невероятное удовольствие от того, что Тодороки распластался под ним — поверженный и укрощенный. Кацки проглотил это неуместное чувство и грубо прохрипел: — Ты что, поддавался? — Какая разница? Разве ты не этого добивался? — Тодороки склонил голову набок, и тихая здравомыслящая половина сознания Кацки прошептала: «просто слезь с него, извращенец», но более настойчивая и бестолковая велела оставаться на месте. — Чего? Нет! Тодороки вздохнул. Его голова была слегка повернута в сторону, шея приглашающе открыта, голубой глаз смотрел на Кацки немигающим взглядом. Кацки с большим усилием прогнал мысль, насколько соблазнительно покорным ублюдок выглядел в такой позе. Он делал это нарочно? — Ну? — произнес Тодороки. Когда пауза снова затянулась, он сам приподнялся и быстро подался вперед, прижимаясь горлу Кацки своим. — Что ты… В голове мгновенно опустело. — Поздравляю, — сухо сказал Тодороки, падая обратно на пол, пахнущий как Кацки и глядящий на него с безразличием. — А теперь не мог бы ты с меня слезть? — А… Выбитый из колеи, чувствуя себя полным болваном, Кацки поднялся на ноги. Лицу стало горячо, но он сказал себе, что это ничего не значит, просто в комнате жарко. Тодороки все с тем же равнодушным видом отряхнулся и направился к выходу, обернувшись только у двери. К своему ужасу Кацки понял, что отслеживает движения его кадыка под гладкой и полупрозрачной, будто светящейся кожей. — Спокойной ночи, Бакуго.***
Насколько Кацки известно, он никогда не был влюблен. Мать как-то рассказывала, что в детском саду одной девчонке вроде как удалось завладеть «крохотулей» его внимания, но в целом люди не будили в нем интерес. У него перед глазами были цели покрупнее: стать лучшим героем и все такое. Он не был влюблен в Тодороки Шото. Не был. И что с того, что он замечал, как хорошо по утрам выглядит этот засранец, когда только проснулся и еще заспанный? Или как обворожительно сверкают непокорностью его холодные глаза каждый раз, когда Кацки собирается его пометить, потому что, хоть Тодороки и передал права вожака, ему явно не нравилось подчиняться. Ладно, может, Кацки немного запал. В любом случае, не такая уж это проблема. Это вообще нормально. Он совершил ошибку, обратившись за помощью сначала к своей матери. Она тоже альфа, а его отец — омега, и Кацки подумал, может, она даст какой-нибудь дельный совет или типа того. Стоило догадаться, что хороших советов от этой карги не дождешься. Отец, пытаясь быть более полезным, предложил: «Попробуй принести ему что-нибудь уютное для его гнезда». Честно говоря, к этому совету Кацки не хотел прислушиваться. Казалось глупым и агрессивным навязывать другому пропахшую собой одежду. Он даже не знал, делает ли Тодороки гнезда. Но вопреки желанию обоих щекастая, хреноволосый и чертов Дэку поволокли их в торговый центр. — Ого, так мягко! Тодороки, потрогай, — прощебетала Урарака. Кацки попытался скрыть, что заинтересован в его реакции. Тодороки нерешительно прикоснулся к ткани. — Да, мягко. — Тебе не нравятся мягкие вещи? — Урарака удивленно выпучила глаза. — Мои друзья-омеги без ума от всего такого. — Я предпочитаю шелк, — ответил Тодороки, слегка поджав губы, будто ему тяжело далось это признание. Урарака задумчиво хмыкнула, затем потянулась к полке с большим и лохматым белым медведем. — А как насчет мягких игрушек? Пока Тодороки участвовал в викторине из двадцати вопросов, Кацки старался ничем не выдать, что ловит каждое слово, вопреки бесконечным попыткам Киришимы привлечь его внимание. «Я как ебаный сталкер» — невольно думал он, бросая хмурые взгляды на Дэку, потому что к черту Дэку. — Этот мне нравится, — сказал Тодороки. Его лицо по прежнему выглядело бесстрастно, но взгляд, обращенный на медведя, потеплел. — Он милый. (Если на следующий день Кацки вернулся в торговый центр, чтобы купить долбаную игрушку, то это совершенно никого не касалось. И Дэку, случайно заставший его возвращение в общежитие, мог пойти на хуй. Ни у кого нет права судить судить его за мимолетную слабость.)***
Худшая сторона проживания в общежитии — практически полная невозможность уединиться. Хренов плюшевый медведь торчал в комнате Кацки уже неделю, и все потому, что он не мог хоть раз поймать момент, когда Тодороки будет один, а не под бдительным присмотром одноклассников. Наконец-то во вторник вечером, на второй неделе после покупки он застал Тодороки в гостиной с одним лишь Дэку. — Эй, двумордый. Наличие свидетеля — не идеальные условия, но Дэку уже знал про игрушку, так что, пожалуй, в его присутствии не было никакого вреда. Это обычный подарок. Альфы постоянно дарят подарки своим товарищам по стае. Черт, даже хвостатая все время что-нибудь раздавала классу. Ничего особенного. — У меня для тебя кое-что есть. Тодороки наконец оторвался от книги и поднял голову. Кацки надеялся, что со стороны не заметно, как сильно ему нравится, когда Тодороки делает такое озадаченное лицо. Нет, не милое, просто… — Для меня? — Да, — подтвердил Кацки, сглотнув, чтобы смочить пересохшее горло. Немного бесило, что Тодороки до сих пор не обратил внимание на здоровенный пластиковый пакет в его руке. Он пнул пакет ближе к ногам Тодороки: — Вот. Это тебе, так что забирай. Или нет, делай что хочешь. Где-то сбоку Дэку издал тихий предсмертный хрип. Кацки метнул в него быстрый взгляд, чтобы он заткнулся. Осторожно отложив книгу, Тодороки потянулся к пакету и заглянул внутрь. — Медведь из магазина, — кратко сообщил он. — Он без моего запаха, так что не думай ничего такого, — быстро заговорил Кацки. Однажды он прочитал в интернете, что некоторым омегам становится не по себе, когда альфа дарят им вещи со своим запахом, так что хранил эту плюшевую хрень запакованной. Он не извращенец. — Понятно, — сказал Тодороки, вытаскивая игрушку из пакета. Он принюхался к медведю, пару раз он перевел взгляд с него на Кацки, а затем посадил рядом с собой. — Спасибо за подарок, Бакуго. — Ничего особенного, — буркнул Кацки и быстро отвернулся. — В общем, ночи. Тодороки, как обычно, не было дела до его отговорок. — Спокойной ночи.***
Он слышал от других, что такое бывает: стремясь заслужить расположение омеги, альфа начинает бесконтрольно заваливать эту омегу подарками. Что-то там про биологию и ритуалы ухаживания. Он просто никогда не думал, что окажется одним из таких альф. Хотя, если вспомнить рассказы отца о том, как они с матерью познакомились, то удивляться было нечему. Но ситуация действительно выходила из-под контроля. — Пиздец, — прошипел он под нос, хмуро оглядывая пакеты, сложенные в углу его комнаты, и пытаясь силой мысли заставить их исчезнуть. Эпизод с медведем был сам по себе достаточно унизительным (когда Урарака с Каминари заметили игрушку, Тодороки прямо сказал: «Мне подарил его Бакуго»), но с того раза Кацки словно чувствовал себя обязанным покупать все, что, по его мнению, могло хоть немного понравиться Тодороки. Жалкий. Он отвратительно жалкий. — Чувак, это уже на грани маниакальной стадии, — Киришима ткнул в мягкое пузо огромной глазастой совы, которую Кацки купил вчера, потому что почему бы и нет? — Просто отдай их ему, иначе ты не остановишься. Кацки огрызнулся: — Отъебись. — Это естественный этап ухаживания, — снова попытался Киришима, но только подстегнул раздражение Кацки. — Ни за кем я не ухаживаю. — Чувак, — Киришима грустно покачал головой. — Слушай, я напишу ему, чтобы зашел, и ты отдашь ему, скажем, три самые любимых вещи. Идет? — Не смей, ты… — Привет, — раздался за спиной голос Тодороки, как всегда бесстрастный. Кацки резко развернулся и убийственный взглядом уставился на Каминари, спрятавшегося за незваным гостем, как за щитом. — Я не помешал? — Нет! — радостно воскликнул Киришима, предатель. — На самом деле, Бакуго хочет тебе кое-что отдать. — Много кое-чего… — пробормотал Каминари. Взгляд Тодороки упал на пакеты в ногах Киришимы, и Кацки ощутил внезапно хлышевшее к щекам тепло. Это было унизительно. Он не хотел быть одним из этих жалких альф, которые стелятся перед омегой, он совсем не такой. — Ну, короче! Нам с Киришимой уже пора. Увидимся, Бакуго! — Надеюсь, вы провалитесь в яму и сдохните. — Я тоже тебя люблю, — Каминари быстро чмокнул его в лицо и, прежде чем Кацки успел кого-нибудь покалечить, оба исчезли за закрытой дверью, оставив его наедине с причиной всех этих навязчивых состояний. Следующие пару минут в комнате стояла тишина, никто не решался заговорить первым. В конце концов Кацки тихо выругался, подошел к самому маленькому пакету и сердито вытащил оттуда белый браслет, несколько шоколадных батончиков со вкусом зеленого чая и элегантный красно-белый блокнот. Стараясь не задумываться над своим выбором, он с хмурым видом пихнул всё собранное Тодороки в руки. — Вот. — О, — сказал Тодороки, глядя на подарки. Между его бровями пролегла маленькая морщинка. — Понятно. — Что тебе понятно? — гаркнул Кацки, борясь с желанием сейчас же отдать придурку все остальные пакеты, как озабоченный псих, в которого он, по-видимому, превратился. — Ничего. Каминари сказал, что ты компульсивно скупаешь вещи. Тодороки пробежался по браслету указательным пальцем, уголки его губ слегка дернулись вверх. Кацки прорычал под нос «вот же гад», но быстро забыл эту мысль, когда Тодороки надел браслет. — Я думал, он шутит. Более умный и зрелый альфа на месте Кацки, вероятно, сказал бы что-нибудь вроде «я делаю это, потому что ты мне нравишься», но Кацки выбрал более нейтральное: — Отъебись. — Не уверен, что в моей комнате хватит места для всех твоих подарков, — осторожно сказал Тодороки, снова оглядывая пакеты. Кацки хотел огрызнуться, что не все они для него (хотя это наглая ложь), но снова отвлекся — на этот раз на его ресницы, замерцавшие в солнечном свете, когда он поднес руку к лицу. — Браслет пахнет тобой. В горле пересохло. «Блядь», — подумал Кацки, жалея себя. Он безнадежно попал. Ему полный пиздец. — Мне нравится, — решил Тодороки, поворачиваясь к двери. Затем, подумав, добавил: — Спасибо, — и на этом ушел. Кацки смотрел ему в спину, беззвучно открывая и закрывая рот, как рыба. (Все кончилось тем, что в этот же вечер он заказал на Амазоне еще три таких же браслета, а потом сломал мышь и клавиатуру, чтобы остановить свои проклятые гормоны от попыток его разорить).***
— Смотреть, как ты по нему сохнешь, невыносимо, — сказала Ашидо, покусывая трубочку в стакане коктейля. Каминари согласно кивнул. Палочки в руках Кацки хрустнули. — Завалитесь. — Тодороки хоть догадывается, что ты пытаешься за ним ухаживать? — задумчиво спросил Каминари. — На днях я видел его в новом свитере, и это точно один из тех, что ты подарил. Кацки зажмурился, на мгновение пожалев, что никогда не рассматривал всерьез возможность стать злодеем, потому что в этот момент оторвать кому-нибудь голову было бы очень приятно. Тот свитер, о котором шла речь, действительно купил он: мягкий, пушистый, с шелковой подкладкой. Кацки отдал за него все свое месячное содержание, а когда пришел к матери просить еще, та лишь рассмеялась ему в лицо. Это правда с ним происходит? — Может, он все понимает и ему просто нравится получать подарки? — продолжал рассуждать Каминари. Кацки тихо зарычал. Если бы выяснилось, что ублюдок просто пользуется его слабостью, чтобы на халяву получать новые вещи, он бы в самом деле сорвался. — Или за ним никогда не ухаживали, — предположила Ашидо. Это объяснение звучало более правдоподобно. — Сами посудите: раньше Тодороки всегда был вожаком. Скорее всего, альфы просто не осмеливались приударить за своим лидером. Киришима хмыкнул и потер подбородок. — Приятель, я думаю, тебе придется сделать свои намерения более очевидным. — Да что ты, блядь, говоришь. Кацки сердито впихнул палочки с рисом себе в рот.***
Если не считать бесконтрольных покупок, то влюбленность Бакуго (время от времени отрицаемая) протекала, по его мнению, вполне нормально. Зато по мнению всех остальных невольных свидетелей, зрелище было не для слабонервных. Киришима и Каминари сидели за кухонным столом и молча наблюдали за тем, как Бакуго готовит для них блины, потому что, как он объяснил, на него и «ходячего морозильника» теста вышло слишком много. Киришима, будучи мудрым или же потому что еще не до конца проснулся, не спрашивал, с какой стати Бакуго решил приготовить завтрак Тодороки. Он был отчасти убежден, что Бакуго тоже не знал ответ. До сих пор ему казалось, что в настоящей жизни альфа-инстинкты выражены не так ярко, как это любят изображать в кино, потому что сам никогда в жизни не чувствовал непреодолимой потребности обеспечить другого человека где-то на базовом, подсознательном уровне. Однако после знакомства с Бакуго он уверовал, что все так и есть. — Итак, — заговорил Каминари, не обладавший той же мудростью, что и Киришима, — почему ты готовишь для Тодороки? — Ты хочешь есть или предпочитаешь сдохнуть от голода? — огрызнулся Бакуго. Каминари резко захлопнул рот. — Он уже давно для меня готовит. Киришима от неожиданности аж подпрыгнул, когда за его спиной, будто из ниоткуда, появился Тодороки. Он лениво зевнул и сел рядом. — Доброе утро. Похоже, прямо у всех под носом Бакуго и Тодороки завели собственный утренний ритуал — уютный и домашний, включавший в себя приготовление еды. С одной стороны, Киришима чувствовал себя виноватым за то, что вторгался в их интимный момент, но с другой стороны — он был жутко голоден. Бакуго, не церемонясь, со стуком поставил перед Тодороки тарелку, на которой, свернутые аккуратными конвертами, лежали горячие блины. — Жри. — Спасибо, — мягко произнес Тодороки. Каминари на этот раз благоразумно не стал указывать на то, что Бакуго подал только одну тарелку. Он уступил место глупости другого рода (Киришима окончательно убедился в том, что у балбеса напрочь отсутствует инстинкт самосохранения) и спросил с набитым ртом: — Ты что, пытаешься доказать Тодороки, что способен о нем заботиться? Альфы такие странные! Тодороки вяло взял тарелку и отсел от Каминари на несколько мест. — Ой… — подталкиваемый проблесками разума Каминари запихнул в рот еще один блин и быстро вскочить. — Ну, ладно, спасибо за еду, мне уже пора… — Я убью тебя, — с пугающим спокойствием сказал Бакуго. Каминари, не теряя времени, выскочил на лестничную площадку. Маска безмятежности слетела с лица Бакуго, из ладоней полетели искры. Он заскрежетал зубами, а затем заорал во все горло, вылетая из кухни: — Сейчас ты сдохнешь! — Пощады! — послышался приглушенный крик Каминари. Где-то наверху громко хлопнула дверь. Еще через пару минут раздался нечеловеческий визг, а затем наступила абсолютная тишина. «Братан, ты продолжишь жить в моем сердце», — мысленно помолился Киришима. Такова жизнь: иногда твои кореша гибнут по глупости. Ничего не поделаешь. — О, — оживился на другом конце стола Тодороки, прожевывая кусок, где была начинка. — Со вкусом маття. Киришима настороженно на него покосился. — Тебе всё равно, что Бакуго пытается за тобой ухаживать? Ему всегда казалось, что омеги или раздражаются, или млеют, когда альфа демонстрирует им, какой он заботливый и хозяйственный. Тодороки, однако, выглядел в основном равнодушным и сонным. — И покупает тебе все подряд… — Киришима окинул многозначительным взглядом шелковый халат и пушистые домашние тапки на ногах Тодороки. Но в основном халат. Ладно, допустим, он мог понять Бакуго: Тодороки отлично смотрелся в шелках. Но Бакуго явно думал не той головой, когда делал покупку. Не будь под халатом потрепанной футболки и безразмерных синих шорт, Тодороки выглядел бы как модель, приглашенная на полуэротическую фотосессию. Тодороки поднял на Киришиму озадаченный взгляд. — А должно? — Я имею в виду, что рано или поздно тебе придется дать ему ответ. «И лучше рано, пожалуйста», — мысленно добавил Киришима, потому что опасался, во что начнут прогрессировать ухаживания Бакуго. — Ответ на что? — произнес Тодороки с набитым ртом. — На то, хочешь ли ты быть его… — Вы до сих пор здесь? — Бакуго появился в проходе. Киришима зажал рот ладонью и поймал его острый взгляд, но тот лишь одобрительно кивнул. Что именно заслужило такую реакцию — Киришима не знал и был слишком напуган, чтобы спросить (возможно, тот факт, что между ним и Тодороки оставалось примерно четыре свободных места, но даже для Бакуго это было бы слишком мелочно (нет)). Тодороки отодвинул тарелку, а затем произошло нечто настолько неожиданное, что Киришима не успел отвести взгляд: Бакуго встал за спиной Тодороки, резко вдохнул его запах и потерся носом о изгиб плеча. Тодороки удовлетворенно промычал: — Я все еще хочу спать. — Ну так выпей кофе, ты дрых девять часов. — Лучше вздремну. Тодороки зевнул, откидываясь назад и открывая доступ к своей шее. Киришима покраснел до корней волос. Бакуго недовольно промычал, но наклонился ниже, и несколько мгновений они терлись железами в интимном ритуале обмена запахами. Вся эта сцена совершенно не увязывалась с тем, что Киришима знал об их отношениях. — Как хочешь, придурок. Наконец они отстранились друг от друга. Тодороки кивнул Киришиме, проходя мимо: — Увидимся в классе. — Э-э-э, да, точно. Увидимся. Вместе с Бакуго Киришима молча проводил Тодороки взглядом до самой лестницы, но как только звук шагов стих, он круто развернулся и быстро заговорил: — Чувак! Он согласился? Поздравляю, черт, я так рад за тебя… — Что ты несешь? — Бакуго отправил тарелку Тодороки в раковину. — Он нихрена мне не сказал. Киришима мудро не стал настаивать на том, что Тодороки уже явно принял Бакуго в качестве своего альфы, потому что Бакуго имел склонность выходить из себя, когда ему указывали на его неправоту. К тому же Киришима всецело верил, что эти двое сами смогут разобраться. — А, ну… блины получились вкусными. — Отвали, — огрызнулся Бакуго.***
Фактор подсознательности в шопоголизме Кацки был удобен тем, что легко было притвориться, будто он навязан против воли, и на самом деле Кацки ничего такого делать не хотел. — Просто подойти и пригласи его на свидание, — посоветовала Ашидо. Рядом с ней сидела Урарака, и обе смотрели на Кацки сверкающими глазами. Стервы. Тодороки по обычаю устроился на диване и болтал с Дэку. Кацки очень-очень не хотелось звать его на свидание, но еще сильнее ему не хотелось увязнуть в кредитах. Он неуклюже подошел к дивану, поймал взгляд Дэку и оскалился, надеясь, что такого намека будет достаточно. Дэку быстро выпалил: — Увидимся позже, Тодороки, — и ретировался. — Бакуго, — бесцветно поздоровался Тодороки. Кацки скрипнул зубами, сверля взглядом точку в диване у него за головой. Чертовы гормоны. С горечью вздохнув, он решил не оттягивать неизбежное: — Давай поужинаем вместе. Тодороки хлопнул глазами, взглянул на телефон, который показывал 18:23, и медленно произнес: — Мы только что ужинали. — Не прямо сейчас, идиот, — прошипел Кацки, заставляя себя стоять неподвижно несмотря на растущее желание что-нибудь пнуть. — В смысле, как свидание. Завтра или когда хочешь. Он точно не знал, какую ожидал реакцию — замешательство, смущение или волнение? — но Тодороки не выдал ему ни одной, лишь задумчиво склонил голову набок. — С чего это тебе захотелось на свидание? — Мне… — Кацки растерянно оглянулся на подслушивавших Урараку и Ашидо (нахмурился, когда заметил с ними Дэку), но те, казалось, были озадачены не меньше и бесполезно разводили руками. Кацки снова посмотрел на Тодороки. — Что? — Что? — глупо повторил тот. — Хотя, раз тебе так хочется, я не против. — Ты, бля, такой странный. Честное слово, Кацки в жизни не встречал менее социально адаптированного человека. Он даже не был уверен, что означал этот ответ — «Да, конечно, с удовольствием схожу с тобой свидание!» или «Свидание? Ну, почему бы и нет, мне все равно нечем заняться». Глупый роботомозг Тодороки завис на пару секунд, прежде чем снова включиться. — Тогда завтра. — Н-да, — протянул Кацки. — Завтра, значит. — Да, — Тодороки нахмурился, — завтра. — Ясно. Ночи. — Спокойной ночи. Кацки бросил на него последний «какого хрена» взгляд и потопал обратно. Когда он проходил мимо укрытия трех любопытных носов, то услышал тихое бормотание Урараки: — Молодец, Бакуго, очень галантно. Однажды он взорвет эту школу к чертовой матери.***
Свидание пришлось отменить в последнюю минуту, потому что в пять вечера Айзава запер двери общежития, заявив, что поблизости была замечена преступная активность. Поэтому Тодороки, верный своему чудачеству, предложил Кацки посидеть в его комнате. Что за омега в здравом уме станет так небрежно приглашать альфу на свою территорию? Очевидно, вот этот омега. На пороге Кацки застыл, как вкопанный. С одной стороны он был огорчен — комната оказалась под завязку забита его подарками, а потому насквозь им пропахла и других запахов просто не чувствовалось. Но в то же время у глупой, отравленной гормонами части его мозга это вызывало такую отвратительную радость, что ему захотелось пробить головой дыру в ближайшей стене. — Здесь пахнет… мной. С каких пор он начал давать Тодороки вещи со своим запахом? Разве он не обещал себе, что не превратится в навязчивого альфу-извращенца? Может, поэтому Тодороки до сих пор не дал ему четкий ответ? Кацки его спугнул? — Блядь. Тодороки мельком на него взглянул и сел за стол. — Да, пожалуй. И что должна значить эта реакция? Такие люди, как Тодороки, всегда выводили его из себя. Невозможно было понять, о чем думал этот ублюдок, всегда собранный и спокойный. Ни одна эмоция не проскальзывала наружу, ничто не разоблачало его истинные намерения. Тодороки наконец отложил в сторону телефон, повернулся и поднял голову. — Иида посоветовал мне ответить на твои… — Он сделал паузу, и его брови чуть заметно сдвинулись, образовав над переносицей маленькую морщину. Кацки хотел бы соврать, что его сердце не замерло. — Твои чувства. — Чу… — Кацки подавился словом. — Чего… Какие… — Потому что, очевидно, если я этого не сделаю, ты продолжишь делать мне подарки, — закончил Тодороки, совершенно не замечая, что Кацки на грани сердечного приступа. Нет у него никаких чувств! Только жалкие неудачники поддаются чувствам! Чувства для слабаков, а он не слабый. И все же не так Кацки представлял сегодняшний вечер. Он хотел пойти на свидание в какой-нибудь не слишком понтовый ресторан и поразить Тодороки своим знанием этикета и великолепными, мать их, манерами, а затем отдать ему ожерелье, купленное на днях, и шелковую накидку. Вместо этого Тодороки заманил его в ловушку и метафорически припер к стенке, чтобы дать ответ прямо сейчас. — Стой, — морщась, выдавил Кацки. — Не надо. Была ли у Тодороки хоть одна объективная причина сказать ему «да»? Кацки знал, чего стоит, и не принижал своих достоинств, но Тодороки — высшая лига. Его семья — элита, один только социальный статус которой мог обеспечить ему безбедное будущее. Скорее всего, где-то уже выстроилась очередь альф из высшего общества, ожидавших момента, чтобы проявить себя. К тому же, они с Кацки едва друг друга знали, и именно поэтому так важно было сходить на свидание (Ашидо особенно заострила на этом внимание). — Что не надо? — Тодороки растерянно захлопал ресницами. Это просто подростковая влюбленность, напомнил себе Кацки. — Мы сходим на долбанное свидание, а после этого можешь меня отшить, — он скрестил руки на груди и шагнул в сторону выхода, готовый к побегу. — Но хрен я приму твой отказ, если ты не дашь мне шанса сделать все, как положено. Понял? Тодороки снова завис. Кацки практически видел, как маленькие колесики в его голове хаотично завертелись, пытаясь найти подходящую для ситуации реакцию. Неприятно было открыто показывать ему свое отчаяние, но получить отказ, даже не сделав попытку, стало бы куда более болезненным ударом по гордости. Наконец Тодороки сказал: — В одном ты прав. До сих пор ты не действовал, как положено. Кацки агрессивно вздернул плечи и клацнул зубами, но Тодороки продолжил: — Ты перескочил этап ухаживаний и сразу начал вести себя как мой альфа. На этот раз мозг заклинило у Кацки. Он начал... что? Конечно, он слышал, как Каминари и Киришима говорили нечто похожее в шутку, но искренне верил, что не опустится так низко, чтобы навязывать себя омеге. — Урарака предположила, что причина в моей пассивности. — Что ты несешь? Когда я вел себя как твой… Кацки осекся, потому что внезапно понял, что это правда. Он вечно позерствовал перед Тодороки, заваливал дорогим хламом, строил из себя его защитника каждый раз, когда другой альфа находился поблизости. Им пахла вся комната Тодороки, а Кацки вообще-то ни разу в ней не был. — Блядь, — сказал он, а потом с чувством добавил: — Блядь! — Бакуго. — Слушай, нет. То есть я не специально… Что не специально? Кацки вел себя так с того самого момента, как увидел Тодороки лежащим под собой, и его отупевший от похоти мозг прошептал: «мой». Молодец, Кацки, получил права лидера и сразу же начал липнуть к единственному омеге в классе, как последний подонок. — Бакуго. Кацки запоздало заметил, что Тодороки подошел, и теперь чертовы альфа-инстинкты требовали схватить его и притянуть. Он остался неподвижен, сжал руки в кулаки и уставился в пол. Какой же он жалкий. Даже то, как он без колебаний вошел в эту комнату, говорило против него. Неудивительно, что чертов Дэку вечно выглядел таким обеспокоенным из-за поведения Кацки — он просто переживал за Тодороки. Не вожак, а позорище. Тодороки шагнул еще ближе. С такого расстояния он мог смотреть на Кацки сверху вниз. Кацки ненавидел его длинные ноги. Все это так бесило. — Я давно считаю тебя своим альфой, но Мидория посоветовал прояснить с тобой этот момент. Кацки застыл. — Что?.. — Что? — непонимающе повторил Тодороки, склонив голову в своей привычной милой манере. В груди Кацки разлилось и плавно осело тепло. — Ты не видишь во мне свою омегу? Иногда ему хотелось, чтобы мать лучше старалась вбить ему в голове, насколько сильны альфа-инстинкты, когда дело касается омег. Его рука, повинуясь бесконтрольному импульсу, поднялась и легла крепкой хваткой Тодороки за шею, а затем потянула вниз, пока их лица не оказались нос к носу. — Ты хоть соображаешь, что говоришь? — Что ты мой альфа, — ответил Тодороки. Он, вероятно, просто не понимал, что делали с Кацки эти слова. Или, может, отлично понимал, потому что только слегка удивился, когда из горла Кацки вырвался невнятный одобрительный звук. — Да, — выдохнул Кацки, наклоняясь, чтобы снять с губ Тодороки быстрый поцелуй. Тот не сделал попытку увернуться, поэтому Кацки сразу пошел за следующим. Когда они отстранились, их губы все еще призрачно касались друг к друга, и он тихо проворчал: — Надо было сделать это раньше. Прямо там, в спортзале. Тодороки чуть заметно улыбнулся: — Думаю, в то время меня бы это обеспокоило. — Зато мой банковский счет был бы целее, — фыркнул Кацки. Они продолжали стоять в объятиях друг друга, прижатые телами, и никто не собирался отпускать первым. — У меня есть опасения, что теперь ты станешь еще более невыносимым, — полушепотом произнес Тодороки у Кацки над ухом. От интонаций в его голосе по спине пробежала дрожь. Кацки не ответил, потому что и сам не знал, чего от себя ожидать. Хотелось бы сказать, что он сильнее любого инстинкта и не проиграет своим гормонам, но события последнего месяца заставляли в этом сомневаться. — Даже не будешь отрицать? Кацки раздумывал, что бы такого ему сказать, и остановился на нейтральном: — Заткнись.