When I Kissed The Teacher

— Я надеялся, что смогу переговорить с Вами о Ваших успехах по моей дисциплине. И, если Вы не против и не торопитесь… — развернувшись на каблуках, он присел в кресло, — я попрошу Вас остаться. Хочу прояснить кое-что странное, что я наблюдал в Ваших работах. Прикройте дверь, чтобы нам не мешали. Все же он заметил это... Тяжело вздохнув, он опустил плечи и поднял голову в ожидании. Не оставалось ничего, кроме как согласиться и закрыть дверь за собой. Обернувшись, я мельком взглянула на застывшую в ожидании фигуру Герра Байльшмидта за столом. В просторном зале стало тихо, и казалось, будто эхо моих шагов, отлетавшее от высокого потолка, было чересчур громким для стоявшей вокруг средоточенной тишины. Остановившись напротив стола учителя, я присела за парту. От следившего за мной монотонного глубоко взгляда, тело пробил холодный озноб и я, виновато поджав губы, осмелилась взглянуть на немца. — У меня никогда такого не случалось, — наконец начал он, отложив ручку к пустым чернильницам, — может Вы прольёте на это свет. Выдвинув стол, он выудил из-под стопки тетрадей мой файл, положил его перед собой и положил на него ладонь. — Итак, с начала учебного года; я предполагаю, это первый год, когда я оказываюсь Вашим профессором по немецкому языку, верно? Не задумываясь, я отвечаю тихое «да». Кивнув мне, учитель продолжил: — И это Ваше первое задание. Анализ «Оды Радости» Фредерика Шиллера. Великолепно, 98%. Помню, читая это, я подумал — это должно быть очень особенный студент, который понимает немецкий язык, как его носитель. Вы подтвердили мои мысли следующим сочинением — 96%. Он в приятном удивлении вскинул светлые брови и поднял на меня глаза. Голубизна потеплела и я невольно ответила ему смущенной улыбкой, мысленно ожидая бури. — Но сейчас начинается самое интересное; у меня возникло к Вам по этому поводу несколько вопросов. Помните первое задание, которые Вы делали здесь, в классе? Вот это. — из файла он достаёт наполовину исписанный лист. — Помните? 48%. Немец пытливо поднял на меня суровый взгляд, заставив меня съежиться. Было видно, он разочарован. — Я был удивлён, но подумал… У всех бывают плохие дни, но, к сожалению, это не единственный случай. Вот ещё одно задание, сделанное дома — 95%. Задание здесь, во время урока — 52%. Дома — 89%, в классе — 57%. Герр Байльшмидт доставал всё новые и новые листы с заданиями, пока наконец не остановился и, прочистив горло, сцепил руки в замок. Спокойно выдохнув, учитель вновь заговорил: — Я спрошу Вас прямо и надеюсь на такой же прямой ответ. — мужчина облокотился на стол, — Кто-то делает задание дома за Вас? Снова ледяная голубизна его глаз заставили меня помотать головой, а щёки налиться стыдливым румянцем. — Нет? Тогда Вы понимаете, что это будет считаться тем, что Вы списывали и я могу поставить Вам неудовлетворительную оценку? — Да. — все так же тихо отвечаю я и пытаюсь подобрать слова, — Дело вовсе не в этом. Я произношу эти слова, стараясь придать им уверенности, чем заставляю учителя прислушаться. — Что ж, тогда я жду от Вас подробное объяснение этому… Как прилежная студентка, выполняющая дома задания на отлично, приходит сюда и едва может превысить порог в 50%. Что-то отвлекает Вас? В его строгом голосе проскальзывают беспокойные нотки, а сведенные светлые брови приподнялись в ожидании. Я молчу, смотря на свои колени. А что мне сказать? Это будет ужасно, если я скажу ему, что мне мешает. Во что я ввязалась… Нервный смешок взлетел к потолку и потонул в солнечном холодном воздухе. — Почему Вы смеётесь? Вам смешно? — недоуменное выражение всплывает на его лице, он продолжает ждать от меня разумное объяснение происходящего. Я понуро помотала головой, подтверждая действия фразой. — Я не смогу этого объяснить… Повисла напряженная тишина, даже за дверью стихли шаги. Уроки кончились и большинство студентов уже ушло. За высоким окном солнце торопливо клонилось к горизонту. Холодное зимнее небо начинало потихоньку темнеть, наливаться глубоким голубым цветом, а к горизонту наоборот, теплиться нежными розовыми облаками. Глаза немца сверкнули; он знал, что я скажу это: — Что ж, хорошо… — произнёс он с расстановкой и, вздохнув, встал с места, медленно направляясь ко мне. — Если у Вас нет объяснений, у меня нет другого выбора, кроме как заставить Вас почувствовать этот урок. Герр Байльшмидт неспешно подходит к парте, становясь напротив и скрещивая руки на груди. И, заметив мою нерешительность, немец немного склоняется корпусом: — Почему Вы не расскажете мне, что случилось? — на лице учителя проскользнуло доброе выражение; уголки всегда напряжённо сжатых губ в одобрении приподнялись вверх, — Вам не должно быть стыдно, Вы можете поделиться со мной чем угодно и быть честны. Как бы немец не произнёс эти слова, они всё равно заставили моё лицо ещё больше залиться маковым цветом. Я несмело повела плечами, мельком подняв взгляд на его высокую фигуру передо мной. — Хорошо, — устало выдохнул он, делая ещё один шаг навстречу и оказываясь вплотную к парте, — перестаньте краснеть. Позвольте мне сделать это легче для Вас. Он делает шаг назад и возвращается к столу, беря какие-то бумаги. — С недавнего времени я стал получать на рабочую почту письма. — он потряс в воздухе листами и, обойдя стол, снова направился ко мне, — Удивительно, но этот человек пишет такие предложения как… Я внутренне похолодела, когда немец вытянув один из листов и расправив его, начал неторопливо читать содержимое… — Мое тело пульсирует, когда я вижу Вас. — он замолк, прежде чем прочесть уже другую строчку, — Я хочу почувствовать Ваши губы на моих губах, пускай хоть один раз… О, как я хотела, чтобы мы были вместе… В его небесных строгих глазах поселился огонёк превосходства, губы дернулись, растянувшись в лукавой ухмылке. Закрыв глаза, герр Байльшмидт произнёс: — Вы писали эти письма? — мягко раздался надо мной его голос. — Показалось, будто учитель был разочарован. Не удивительно. Глупая была эта затея. Надеялась, что он посмеётся, не предавая этому должного внимания. А теперь я сидела, сжав кулачки и потупив глаза в парту. Я старалась не заплакать, — Я так и думал… Тишина, которая окружала нас, я хотела, чтобы она поглотила меня, сделала невидимой. Мужчина молчал, раздумывая как поступить далее. Наконец, вскинув голову, он заговорил: — Что ж, хорошо, тогда мне следует убедиться, что это единственное, что отвлекает Вас от урока. — с сомнением в голосе произнёс он, возвращаясь к столу, — Я буду читать для Вас текст на немецком, а Вы будете переводить. Думаю, это не составит для Вас труда, если Вы так хорошо делаете это дома. На краю стола лежала книжка. Это сборник стихов? Не раздумывая, герр Байльшмидт легко подхватывает книжку и раскрывает её на первой попавшейся странице. Сосредоточенное выражение его лица сменилось приятно удивленным. Светлые брови поднялись вверх, а сам учитель в интересе склонил голову вбок. Прочистив горло и поправив воротник белоснежной рубашки, он спросил: — Вы готовы? — голос прозвучал тихо, как шёпот, как если бы он шептал мне это на ухо. Вздрогнув от мыслей, я кивнула и коротко вздохнула, приготовившись слушать. — Теперь она не оставит меня в покое, она всегда спрашивает меня. С поздней ночи до раннего утра она спрашивает меня каждый час… Не составило труда. Я с готовностью перевела слово в слово. Его властный строгий и мужественный голос поднялся к потолку. Сам он вытянутся в напряженную струну, встав напротив меня. И все же как он красиво читает на немецком. Казалось, даже его менторский тон смягчился, стал ласковее и тише. Кивнув, он продолжил. — Почему ты закрываешь мне глаза, когда целуешь мои губы? Я не говорю ей, почему я это делаю. И причины тоже не знаю… — эти строчки заставили моё тело под внимательным взглядом полыхнуть огнём. Немного сбившись и стараясь сделать тон как можно более непринужденным, я перевела и это. Герр Байльшмидт молчал, прожигая меня ледяным взглядом. Уголок его губ приподнялся и тихо он продолжил читать текст. — Хорошо… — напряжённо выдохнул он; его скулы залились яблоневых цветом, он пытался остаться невозмутимым. Смотря на него, я думала, что им движет. В его глазах вдруг проскользнула маленькая искра, потонув в голубизне. Небо темнело, солнце же дарило свои последние лучи. И звезды одна за одной появлялись в бездонной высоте. Немец посмотрел на меня. Его взгляд, грустный и серьезный. Он рассматривал меня, будто раздумывая: «что же дальше»? Его дыхание вдруг чересчур громко прозвучало в стоящей тишине зала. И, положив книгу на стол, учитель стал медленно направляться к моей парте. — Я закрыл её глаза, — его фигура оказалась прямо передо мной, закрывая свет от солнца. Словно боясь спугнуть, он неспешно наклонился ко мне, прикрыв глаза. Прежде чем закончить, он судорожно выдохнул, — и поцеловал её в губы… Его пальцы осторожно пробежались по моим ладоням, заставив меня дрогнуть. — Hab keine Angst... (Не бойтесь…) — его тёплые руки накрыли, а затем взяли мои ладони в свои. Он потянул меня на себя, заставив встать и подойти ближе. Словно поверженный в неравном бою, он упёрся в парту, притягивая меня ближе к себе. В нос ворвался запах опрятной чистоты и чего-то терпкого, вишневого. Его немного аристократический нос, скулы, высокий лоб, светлые брови и ресницы... Не удержавшись от восторга, я положила руки ему на грудь, чувствуя под ладонями участившееся сердцебиение. Его голубые глаза закрылись, а изо рта вырвался тихий звук, заставивший меня задрожать и сильнее прильнуть к сильным рукам. Немец втянул носом воздух и распахнул глаза; они поддернулись пеленой нежности, которую прежде никто кроме меня не видел. Как же было удивительно и волнительно одновременно. Его пальцы прошлись по моим бокам, заставив меня тихо хихикнуть и немного извернуться в его объятиях. И тут же над ухом послышался его баритональный, едва слышный, умилительный смех. Мы оба замолкаем, закрываем глаза, дыша одним воздухом, примеряясь друг к другу. Немец очень высок, поэтому я невольно кладу ладони ему на плечи, заставляя тем самым наклониться ещё ближе. Сильные руки несмело огладили мои плечи и наконец его горячие сухие губы накрыли мои. Сердце громко ухнуло в груди, покатившись вниз. В животе запорхали, оглаживая ласковыми крыльями бабочки. Приоткрыв рот, я издала смущенный негромкий стон. Немец в ответ судорожно втянул воздух, целуя глубже. Его язык медленно прошёлся по нижней губе, заставляя поддаться мимолетному соблазну. От непередаваемых ощущений ноги подкосились и я, стараясь держаться, сильнее опёрлась на герра Байльшмидта. Он с готовностью удержал меня, а затем и вовсе усадил к себе на колени. Крепче прижав к своему мускулистому телу, он снова провёл языком по моей губе, вынуждая изогнуться в его руках и нетерпеливо заерзать у него на бёдрах. Я почувствовала это; впервые за всё время с его губ сорвался неконтролируемый хриплый стон. И, накрыв мои щёки ладонями, проведя большими пальцами по закрытым векам, он вновь нежно коснулся моих уст, немного отталкивая меня. «Урок окончен, фройляйн…» Однако он все же продолжал удерживать меня за руку, по-доброму вглядываясь в мои горящие глаза. — Очень хорошо… — голос был тихим, оттого казалось, будто он стал для меня родным. Однако, смутившись своих же действий, я опустила голову вниз, не имея сил смотреть в его потеплевший взгляд. — Но Вам все равно стоит потренироваться, если хотите сдать экзамены после весенних каникул. Снова этот менторский тон, но теперь он показался мне каким-то другим. Словно бы… — Так, как насчёт того, что Вы вернётесь завтра в это же время и я постараюсь помочь Вам с занятиями? — я не ждала этих слов. Гордый арийский мужчина, что согласился на эту сладкую, губительную игру. — Следующую неделю университет не работает, поэтому здесь никого не будет. Мы поработаем над Вашими проблемами с фокусированием на главном. Он встаёт с парты и, обойдя меня, направляется к своему столу. Убрав в сторону бумаги, он сел в кресло, закинув ногу на ногу. — Я хочу, чтобы Вы умели держать свои мысли и чувства в узде. — с расстановкой проговорил он, заставив меня дрогнуть, — Иначе Вам придётся закончить учение немецкого. Ist das klar? (Это ясно?) — Кlar. (Ясно.) — с готовностью ответила я и подняла голову, глядя на герра Байльшмидта. Он только покачал головой, а затем кивнул на дверь. — Идите, Вы свободны. До встречи, юная фройляйн! Я залилась краской, и улыбнувшись, все же ответила учителю: — До свидания, герр Байльшмидт! Как только за мной закрылась дверь, я кротко выдохнула, взглянув в окно. Он не будет давать мне спуску. Что ж, я буду примерной ученицей. Пространство было залито оранжевато-розовым цветом заходящей звезды, давая ложные надежды. И, улыбнувшись своим мыслям, я решительно зашагала по коридору…