***
У Адама волосы рыжие как огонь и сам он, как огонь, яркий, горячий. Волосы его плавленой бронзой переливаются из-за лучей таких палящих и обжигающих. Концы его локонов словно золотом отлитые, блестят и сверкают, глаза завораживая. У Адама россыпи веснушек на щеках, плечах и спине словно вековые созвездия вселенной, словно поцелуи солнца. По ним руками и губами провести хочется нежно и осторожно. У Адама глаза зеленые, точно два драгоценных малахита, жизнью светятся, искоркой веселой. Обрамлены они в ожерелье черных, смоляных ресниц, что в длине своей с всякой девой посоперничают. Смотреть эти глаза прямо на них и заставляют, выбора не дают. У Адама губы персиковые, бархатные. На них блики жемчужные все покоятся, перекатываются, когда улыбка на губах этих недосягаемых расцветает. Поцеловать их хочется безумно, языком разомкнуть, огладить небо, провести по ровному белоснежному ряду зубов. Сплестись, наконец, языками, порывом страсти охваченными. У Адама шея, столь тонка, что невольно думаешь как-бы не переломилась. У него кожа белесая такая, что венки синими сплетениями проглядывают. У кадыка вена, что бьется быстро-быстро так и манит, к себе взор привлекая. Оставить бы на ней засосы, метки свои, бутонами цветов ярких расцветающими. У Адама фигура угловатая, правильная, в меру подтянутая. Слабо, видно, как мышцы под кожей мягкой, нежной перекатываются. У Адама рост ниже, чем у большинства его друзей. И хмурится и возмущается он, очаровательно, когда его коротышкой называют. Внутри все переворачивается, да сгорает когда он насмешливый извечно взгляд свой наверх к глазам поднимает. У Адама голос мягкий, спокойный, тягучий словно приторно сладкая ириска. Кутает он в одеяло теплое, бархатное. В детство где было легко и просто возвращает. Адам мальчик-солнце, лучик света. Путь всем освещает, помогает вечно и безвозмездно, теплом своим делиться. Его бы обнять совсем не по-дружески, прижать к себе, оберегать, солнышко от напастей и холода защищая.***
Джереми накрывает от осознания, что влюбился он совсем не по-детски, бесповоротно. Смотрит он на Адама слишком долго для друзей, взглядом впивается. Обнимает его слишком крепко и как-то отчаянно. Ночами в комнату пробирается чтобы смотреть, наблюдать, впитывать эмоции, проскакивающие на лице, юношеском умиротворенном. Ладонью погладить веснушчатую щеку, по линии скулы впалой провести, на губах остановится. На таких контрастных с кожей в цвете ночи и яркой, бледной луны. Припасть к губам, мягким, хрупким, незаметным поцелуем. А потом тихо выйти из комнаты юноши и забежать уже в свою. Джереми падает на кровать, комкая белые простыни и зарывается лицом в, пахнущую порошком, подушку. Мысли, что бьются о его черепную коробку, Солнышку едва ли понравятся. Джереми закрывает ладонями глаза, жмурится, пытаясь не думать, но не выходит. Солнечный мальчик не желает покидать голову. В фантазии зеленые глаза Адама сияют судорожным, животным блеском, а в самой глубине зрачка плещется что-то темное, что-то опасное, но такое притягательное. Его спина выгибается дугой и сам он прогибается под ним. Джереми сплетает их руки в замок над головой Солнца, а после припадает к его губам. Он пытается двигаться осторожно чтобы не сделать больно или неприятно, а Солнышко успокаивает его и говорит, что все хорошо, что ему и не больно совсем. На адамовой шее расцветают фиалками засосы-метки. Стоны, что срываются с его губ сильнее распаляют разгоряченный разум и тело. Их накрывает с головой пеленой возбуждения и вожделения. Движения становятся быстрее, резче, поцелуи жестче, мир сужается до одного огненного человека под ним. В пиковый момент стон, срывающийся, в унисон с их губ заполняет комнату, а после тишина и два человека пытающиеся выровнять свое дыхание. Взаимные улыбки и сонные объятья.***
Джереми думает, что нужно поговорить с Солнцем потому что так уже невозможно. Джереми думает, что Солнце его поймет. Солнце его поняло.