приборы по нулям

Нурлана выплюнуло во двор, инертно пронесло мимо курилки — кривой скамейки, которую облюбовали голуби, и вывело к повороту на проспект. Он прошелся, мотая головой, выпуская напряжение, отвернулся от ветра, и, нырнув обратно за угол, отрывисто вздохнул — Леша медленно, но уверенно идет навстречу. Нурлан приготовился — уперся плечом в стену и отвернулся, прикусив щеку. Его разлетные брови хмуро сошлись на переносице. Приготовился не к чему-то конкретному, а к Леше в целом. В общем и целом. Ни за одной границей не спрятаться, потому что Леше неведомо даже понятие о границах. Эхо шагов отскакивает, плывет над головами, кажется, что сейчас окутает одеялом, и всю оставшуюся жизнь в ушах будут шуршать подошвы изношенных кроссовок. Леша остановился в полуметре, как будто дал шанс свалить в случае чего. – Ты в порядке? – задорно дернул подбородком и сунул руки в карманы. – В полном, – Нурлан натянул одностороннюю улыбку и пожал плечом. Он зацепился взглядом за край чужой футболки, чтобы зацепиться хоть за что-то. Рядом с Лешей, как в горной реке с бешеным течением — чтобы не унесло, надо схватиться за любую свисающую ветку. – А ты? – Устал — пиздец. И голодный. Нурлан не предлагает сходить в ближайший бар, расслабиться — у него дела, куча дел. Он ужасно занят. И вообще — все, что так или иначе связано с Лешей, должно занимать последнее место в таблице приоритетов. Должно. Не так ли? Нурлан ждет потока разговоров, вороха рассуждений без конца и начала, но Леша молчит — долго, как-то тяжело. Нурлану не по себе. Это не по себе постоянно ворочается на периферии — то сильнее, то слабее. Ощущение, что стоишь лицом к лицу с большим миром, которому много наврал когда-то, а теперь он узнал, этот мир, и сквозь осуждение молчит. Лучше бы кричал и ругался. Лучше бы развел их с Лешей по разным полушариям, но молчит, собака, и наблюдает за тем, как Нурлан сам будет выбираться из этого болота. Леша чешет нос и почти разворачивается, чтобы уйти, но передумывает, роняет как бы что-то незначительное: – Насчет вчерашнего... – Да забудь, – перебивает Нурлан, чуть не скривившись от своих слов, как от боли. – Было и было, похуй. Ты мне друг. – И ты мне друг. – Заебись. Значит, будем дружить. Леша ржет и дружески хлопает Нурлана по плечу. Не так уж все и сложно, получается. Не гримерка, а проходной двор — вышутился кто-то. Нурлан упрямо досиживает до последнего, чтобы поймать Лешу в опустевшем холле. – Леха, честно, заебал. То можно, то нельзя — определяйся. – Так давно уже определился. Леша напустил на себя все равнодушие человечества, но его выдают нервно дергающееся колено и одеревеневшие плечи. – Вот как? – Нурлан подходит ближе, пытается заглянуть в глаза — Леша не дает, высверливает дыры в балконном стекле. Нур раздраженно кривит губы. – Мне уйти, значит? – Уходи. Если хочешь, конечно, – усмехнулся. С виду и не скажешь, что этот дурачок отличный актер. С виду вообще не скажешь ничего, кроме того, что Леха Щербаков — придурковатый, но симпатичный парень, простой, как пять копеек, и чрезмерно активный. Нурлану повезло узнать больше — и тут еще с какой стороны посмотреть, повезло или лучше бы не знать его совсем. – Ладно, – вкрадчиво басит Нурлан. – Ладно, – Леша не может не вставить последнее слово. Нурлан не огрызается, он гордый и прямо сейчас — злой. Поэтому круто разворачивается и уходит из гримерки, без стука прикрыв дверь. Пошел-ты-пошел-ты-пошел-ты, – каруселью вертится в голове... – ...Пошел-ты-пошел-ты-пошел-ты... – бормочет Леша и отмахивается от чужих рук, чтобы самому снять футболку, и подставляется — шеей, плотной грудью, никак не дает Нурлану спуститься ниже. А тому хочется. Ужасно, до рычания. Хочется с того вечера, когда он первый раз — совершенно случайно — обратил внимание на то, как низко сидят Лешины джинсы. Он размахивал руками, скакал, выплясывал, а Нурлан смотрел из-под челки на светлую резинку трусов, нижние мышцы живота, четкие и гладкие, и ему ужасно хотелось. Кусаться — так по-нурлановски. Он долго колдует над Лешиным телом, даже забывает о том, что делу нужно продолжение. Головку зажимает резинка боксеров, Леша зарделся скулами и устал грызть костяшки кулака. Он тихий, но не скромный — гнется в спине под чужой рукой, уверенно портит Нурлану укладку, пока направляет его голову, и постоянно, каждую минуту смотрит. Нурлан натыкается на этот взгляд в повседневности — на прогонах, съемках, вечерних посиделках с ребятами — и его как будто обдает горячей водой. Он чуть опускает голову и отвечает тяжелой ухмылкой, той же, которой поощряет любую Лешину инициативу, будь то очередной спор на идиотских условиях или новая поза. – Ну ты и педик, – тянет Леша, наблюдая за тем, как Нурлан ловит губами его член, и приподнимается на локтях, чтобы лучше видеть. Хрен знает, шутит он или нет. За первый поцелуй Нурлан получил по ребрам, за второй — рваную губу, третий кончился дракой, и хорошо, что Стас услышал шум и вовремя примчался из соседнего коридора. Нурлан не дурак и мог бы перестать пытаться, но перед тем, как врезать, Леша каждый раз уверенно и долго отвечал, сминая лацканы чужого пиджака. То можно, то нельзя. Нурлан чувствует себя так, словно его елозят лицом по асфальту. Метафорически, конечно. Лешина неопределенность похожа на фазы биполярного расстройства — то он изводится весь на месте, сжимает ладонь на бедре, пока сидит рядом в ресторане, то шарахается и не подпускает к себе ближе, чем на шесть метров. То нетерпеливая дрочка прямо в туалете stand up store, то неделя абсолютного игнора. Дело не в том, что с Лехой сложно. Проблема начинается тогда, когда без него становится муторно, пресно и ненужно. Нурлан легко ведется на Лешины провокации, и ему перестает казаться странным обилие мыслей о нем и, как следствие, стояк средь бела дня в машине да еще в пробке. Леша врывается в его сны, улыбается там, двигаясь на Нурлановых бедрах, как ворвался в жизнь несколько лет назад — уверенно, претенциозно, открыв дверь с ноги. Иногда Нура так и подмывает поведать Леше о том, чем он занимается, когда вспоминает их совместные вечера. Как выключает в комнате свет, не спеша раздевается и долго доводит себя продолжениями дневных фантазий. Леша не встраивается во что-то развратное, ему достаточно улыбаться — открыто, откровенно — и просто быть собой, чтобы у Нурлана от удовольствия поджимались пальцы ног. Леша не перестает играться даже в самых щепетильных положениях — Нурлан тянет его за шею на себя, прижимается грудью к спине, толкается сильно и глубоко, а Леша: – Нур, будь другом, почеши под левой лопаткой. Все его замашки Нурлан откладывает для того, чтобы возвращаться, вспоминать, воспроизводить до штрихов и в этом спасаться, когда Леши нет рядом. Белый дерьма не посоветует, в клубе отличные девчонки, фигуристые и пластичные. Нурлан косится в сторону мужиков — Тимур невозмутим, как слон, Руслан уже готов уединиться с двумя брюнетками, Ваня покачивает ногой в ритм музыки и скользит пальцем по экрану телефона. Охуенно — красавица нагрела место на Нурлановых коленях и чуть пьяно щебечет над ухом. Охуенно — концерт отработан на отлично, впереди приятная ночь и несколько выходных после. Охуенно — нет. Нурлан снимает с себя девчонку и отписывает Леше короткое "скучаю". В этом — предупреждение о том, что такси уже мчит до Зеленограда, и невысказанное желание быть рядом. Он замирает на пороге, наступив на задник обуви, потому что Леша сразу целует его, прокручивая дверной замок за спиной. Он помятый и теплый со сна, растянутый воротник футболки не прячет красноватое пятно пониже ключицы — Нурлановы старания. – Ну, проходи. Или всю ночь у дверей будем стоять? Нурлан плетется по коридору и трет шею. Надо поговорить — откладывается на неопределенный срок, как всегда. Начать этот разговор сложно, обоим хорошо известно, к чему он приведет. К концу. К принятию очевидного. Поэтому они тянут и будут тянуть до последнего, пока не прижмет к самому горлу. А сейчас... Они сели на кухне, Леша подогнул ногу и развел руками. – Чай? Кофе? Сушки? Себя не предлагаю, я сейчас ни на что не способен, – он уперся затылком в стену и сонно вытянул губы. Очень старается не заснуть прямо за столом. Нурлан протягивает руку к его лицу — не руку, а ручищу — и почесывает загривок, гладит по щеке. Нежность у него такая — редкая, не всегда умелая, но в самый раз. Леша вытворяет самые развязные вещи и при этом сохраняет антураж быдловатого мужика без особого напряга. Нурлана нехило размазывает от Лешиной безоговорочной открытости, раскладывает на клеточки и сбивает ориентиры. Он не другой рядом с Лешей, а — по-настоящему свой. Вываливает наружу свое глубинное и неловко предлагает в протянутых ладонях. – Иди спи, я тут сам, – он провел большим пальцем к кончику носа и убрал руку, едва Леша приоткрыл глаза. Тот сполз со стула и сразу весь — Нурлану, широко облизал ему губы, потерся коленом между ног. – Приходи ко мне, – прошаркал в комнату, оставляя прикосновение к плечу и пустую кухню. – Хуевая у нас с тобой дружба получается, – Леша не любит смотреть в лицо, когда говорит о важном, а сейчас ему и не нужно. Он смял уголок подушки, уткнулся носом куда-то в запястье и то и дело подается бедрами назад — встречает Нурлана на полпути недостонами. Темно-серые икеевские шторы почти не пропускают свет наступившего дня, и в спальне тускло, Нурлану жарко от утренней Лешиной страсти. – Не нравится мне с тобой дружить. Спрятался за ребячеством, но озвучил самую суть. Нурлан медленно двигается внутри, почти не выходит — бьет по всем чувствительным точкам сразу, ловит Лешины сипловатые выдохи. Не хватает рук, чтобы обнять его всего сразу, сжать прокачанное бедро, переплести пальцы, скользнуть между ног к горячему члену. По тазу пробежала дрожь, Нурлан кончил мучительно-приятно и перевернулся на спину. В голове пусто, как и на белом потолке Лешиной спальни. На сцене управлять словами просто, но когда дело касается личного, они все рассыпаются под ноги, и нужно время и силы, чтобы нагнуться и подобрать нужные. Он тихо выдохнул и перекатился обратно Леше под бок. – Ну и нахуй тогда. – Что? – не понял Леша. – Дружбу. Нахуй, – уточнил Нурлан. В коридоре из брошенных джинсов заурчал телефон. Нурлан обхватывает губами мочку чужого уха и ждет, но звонок сброшен, а Леша все молчит. Вдруг он заерзал, выпутался и вышел из комнаты. Бродят по кругу, как ослы вокруг колодца, и на ходу придумывают план побега — бесполезный, ведь из круга нет выходов. Есть только вход, но не тот. Нурлан слышит, как Леша догоняется в ванной, и долго выдыхает. Опять замяли. Опять Нурлан будет держать дистанцию, не оставаться с Лешей наедине, а тот снисходительно подыграет. Протянут неделю, и по новой — несдержанные взгляды, неловкие разговоры, долгий-долгий секс и неумелая нежность. – А слабо босиком в Пятерочку?