Старые добрые

Моего отца бил его отец, поэтому он пообещал самому себе, что никогда не тронет своего сына. Мой отец пил — сначала по вечерам, а потом не просыхал целыми неделями — поэтому я пообещал, что никогда не стану алкоголиком. Один из нас свое обещание сдержал. ЭфПи Джонс, мой отец, не ударил меня ни разу за всю свою жизнь, даже когда был пьян настолько, что переставал понимать, где он находится и кто я такой. Я практически ненавидел его, когда был подростком — жил сначала в кинотеатре, потом в школе, потом у Арчи. Как самонадеянно было считать, что я лучше него, ведь это я, а не он, не сдержал данное себе обещание. Всё началось с пары банок пива, чтобы унять тревогу в груди по вечерам. Днем я еще держался — пытался писать, общался с издателями, ездил в сраные богом проклятые туры со своей чертовой книгой. Уже тогда знал, что больше не напишу, но ездил, мать его, один из лучших молодых писателей прошлого года. Дни были наполнены хоть чем-то, а вечера убивали. А я убивал их банками пива. Растяни я эту книгу на несколько частей, продержался бы дольше. Могло неплохо получиться — часть про смерть Джейсона Блоссома, часть про Черного Шлема, часть про Горгулий, заключение Арчи и битву с Хайремом Лоджем, часть про мое убийство. Мне не советовал этого только ленивый, но я предпочел не оттягивать неизбежное. Не люблю лгать себе. Всё, что я мог написать, я написал еще в старших классах — мне не помогла ни учеба, ни общение с лучшими современными писателями, нихуя. Я редактировал, редактировал и редактировал, пока эта книга наконец не заняла свое место на книжных полках всех магазинов Америки. Бетти написала мне первой. К тому моменту мы не общались уже год, да и до этого только поздравляли друг друга с праздниками, не пытаясь даже узнать, как у другого дела. Поздравляю, Джаг, отличная книга. Приятно знать, что наши приключения вдохновили тебя. Я всегда знала, что ты станешь писателем. Иди ты нахуй, Бетти Купер. В ответ я записал ей аудио. Хотел бы я сказать ей, что вся эта сраная книга, каждая сраная строчка этой сраной книги помогала мне не думать о том, что мы не вместе. Каждый день, пока я ее редактировал, возвращал меня мысленно в Ривердейл — этот богом забытый город, в котором я был, черт бы его побрал, счастлив. Но этого я не сказал, потому что смысла в этом было ровно столько же, сколько в моих жалких попытках сесть за новую книгу. Сказал «Спасибо. Рад, что каждый из нас получил то, чего и хотел — я свою книгу, а ты куртку ФБР». Больше она не писала и не звонила. Вероника не писала мне тем более — мы никогда не были близки. Я гуглил ее время от времени, даже пару раз думал предложить встретиться где-нибудь в Нью-Йорке, но омрачать воспоминания о школьных годах этой нелепой встречей людей, которым не о чем разговаривать, хотелось еще меньше. Писал только Арчи. Короткие смс пару раз в год на праздники — вот и всё, что осталось мне от Арчи Эндрюса, который был мне как брат. Когда он позвонил, пара банок пива в моем ежедневном рационе уже превратились в бутылку дешевого виски. Я добавлял его по утрам в кофе, за обедом мешал с газировкой, а вечером пил чистым. Это, в общем-то, единственное, что помогало мне не думать о том, кто я такой. Писатель одной книги, который даже не додумался последовать примеру Харпер Ли или Сэлинджера и уйти в тень — ведь надо было сняться для New York Times или прийти на шоу. Они стали легендами — весь мир ждал и надеялся, что они напишут что-то еще, их личности не были никому известны и никем не изучены, потому что они не пиздели в эфире FOX о своих планах, а просто закрылись дома, как умные люди. Я стал посредственностью. Писателем, которому один раз повезло и больше он ни на что не сгодится. Муза посетила его по ошибке — так однажды написали в газете. Муза посетила его по ошибке. Оказаться рядом с этой музой снова в кафе у Поупа было странно. Пока Арчи распинался о том, что Ривердейл умирает, хотелось спросить его, где же он был, когда я на этом самом месте шесть лет назад ждал его. Где, мать их, все они были. Но я молчал. Поуп смотрел на нас с почти отеческой нежностью, не стоило устраивать сцен в его последние дни здесь. К тому же, слушать бредовые идеи Арчи о спасении Ривердейла было легче, чем думать о ней и о том, какими мы стали. Она — успешная выпускница Йеля, стажер ФБР, наверняка одна из лучших. Я — спивающийся писатель, не написавший ни строчки после выхода своей первой книги. Разница между нами стала пропастью. После того, как мы поговорили, мне на мгновение показалось, что всё ещё можно спасти. Она улыбнулась, чуть наклонив голову — я помнил и эту улыбку, и этот ее наклон головы. Но ее взгляд был другим. Она как будто пыталась понять, кто перед ней, почему этот кто-то напоминает ей Джагхеда Джонса, им не являясь. Раньше Бетти смотрела на меня с восхищением, с гордостью, с любовью — я был умным парнем, подающим большие надежды. Молодым королем Змей, гоняющим на байке и вышибающим дверь дома с ноги, когда ей угрожала опасность. Мы оба понимали, что теперь, если у кого и хватит сил вышибить с ноги дверь и навалять подонкам, то у нее, а не у меня. Так и вышло — они с Арчи очистили дом Эндрюсов от жутиков, пока я разносил кофе школьникам. — Вы с Бетти вместе? Пока Арчи давился утренним кофе я надеялся одновременно и на то, что он скажет «да» и это поставит наконец точку во всем этом, и на то, что он скажет «нет». — У нас ничего серьезного, — сказал он, отплевавшись от кофе, — Мы просто… Просто трахаетесь, Арчи. Ты просто трахаешься с моей бывшей девушкой. — Тебе ок с этим? Интересно, что Арчи бы делал, если бы я сказал «нет». Перестал бы с ней спать? — Конечно, — ответил я спокойно, — Рад за вас. Охуенно рад за вас. Бетти Купер наконец-то дождалась, когда ее любимый сосед воспылает к ней теми же чувствами, что и она к нему. А всё, что было до этого — всего лишь чтобы было чем заняться в ожидании Арчи. Знать лучше, чем не знать. Так я себя успокаивал, когда думал об этом, о ней, о них вместе, о их свадьбе и будущих рыжих детях, которые будут бегать по этому городу — его Арчи с Бетти, конечно, спасут. Их было легко представлять — чудесную, счастливую семью в большом белом доме с лужайкой, на которой Арчи поставит качели, а по выходным они будут доставать гриль и готовить бургеры. Их будущее было ясным, в отличие от моего собственного. Неделю за неделей я избегал их обоих — пока работал в школе, в кафе, пока писал книгу и вел это нелепое расследование с трупом пришельца в кленовой бочке. Я не вписывался в эту картину их будущего — никогда не вписывался, на самом деле. Просто когда тебе семнадцать, проще обманываться на свой счет. «Можешь зайти? Мне нужна помощь» Я знал, что Бетти ведет расследование о пропаже своей сестры. Ривердейл слишком маленький город, чтобы слухи не доставали даже того, кто сознательно и намеренно старался их избегать. Но так уж вышло, что невозможно ни о чем не знать, когда единственные с кем ты разговариваешь, это хозяйка единственного на весь город кафе и Кевин — почетное трепло Ривердейла. Гостиная дома Куперов была увешана газетными вырезками, фотографиями людей и мест, картами и соединяющими всё это нитями. Какая-то часть — довольно большая, на самом деле, валялась на полу. Должно быть, на него отправлялось всё, что уже потеряло свою актуальность. Как в старые добрые. — Как в старые добрые, — повторил я, когда зашел. — Что? — она обернулась, — А, да. Не думала, что ты придешь. — Ты же сама позвала. С чем тебе нужна помощь? Появилась новая зацепка? Только тогда я заметил, что Бетти плачет. Захотелось подойти к ней ближе и обнять, прижать к себе, чтобы она обвила руками шею и уткнулась куда-то в ключицу. Бетти тряхнула головой, словно выходя из ступора, подняла с пола карту и начала вводить меня в курс дела. Здесь, здесь и здесь были обнаружены трупы. Здесь строили, там искали, вещи Полли нашли вот в этом месте. Я смотрел, запоминал и задавал вопросы с прилежностью ученика, которой никто из моих реальных учеников похвастаться не мог. Когда мы закончили изучать дело, было уже светло. Мы сели на кухне, чтобы выпить кофе и передохнуть перед днем в школе — Бетти мешала сахар в кружке, а я смотрел на деревья за окном, просто чтобы куда-то смотреть. — Мне жаль, что всё так вышло, Джаг. О чем она? Я уставился на нее — сонную, уставшую, склонившуюся над чашкой Бетти Купер, которая как никогда за всё это время напоминала мне семнадцатилетнюю себя. — О чем ты? — О нас. — Я не виню тебя за то, что ты выбрала Арчи. Любая бы выбрала его, но я рад, что у нас было то, что было. Даже удивительно, насколько спокойно это прозвучало. Как говорил Га-Ноцри: «правду говорить легко и приятно». Правда насчет «приятно» я бы всё же поспорил. — Я не выбирала Арчи, Джаг, — она наконец перестала мешать этот долбанный сахар в кружке, — Просто он был здесь и я устала ждать, что между нами с тобой что-то будет возможно, что ты напишешь или позвонишь. Устала надеяться, что я не испортила всё тогда навсегда. Она продолжала говорить. Сбивалась, перебивала саму себя, вздыхала и повторяла по кругу одно и то же. А я слушал. Слушал о том, как она хотела дать мне время и как в какой-то момент стало понятно, что его прошло слишком много, чтобы продолжать ждать. О всех набранных и неотправленных смс, о том, как в колледже подруги уговаривали ее забыть всё и идти дальше, как она мечтала вернуться назад и не дать какой-то детской глупости всё испортить. Как тогда в кафе у Поупа ждала, что я посмотрю на нее, но я даже головы не повернул. Как решила, что, может быть, если она попробует что-то с Арчи, то всё как будто бы будет не зря, но это было мыслью еще более глупой, чем то, что я вообще захочу на нее смотреть. Я же не смотрю даже сейчас. На самом деле, я смотрел. Как полный идиот смотрел на нее уже несколько минут, распахнув рот, пока она говорила весь этот монолог своей кофейной кружке. — Бетти, — она подняла глаза, — Хватит. — Да, прости, конечно, — Бетти вскочила, вылила свой так и нетронутый кофе в раковину и оперлась руками о столешницу, — Нам уже пора в школу, а я заставила тебя всю ночь разбираться с этим делом и мучаю своими разговорами после этого. Мне потребовалась пара секунд, чтобы прийти в себя. Еще пара, чтобы подойти к ней, пока она якобы незаметно утирает слезы рукавом. И всего одна, чтобы повернуть ее к себе. — Я не смотрел на тебя, — я взял ее за руку, осторожно, боясь, что она тут же ее уберет, — не потому, что не хотел на тебя смотреть. Я должен был позвонить тебе, написать, приехать и влезть в окно твоей комнаты в Йеле, чтобы сказать, что я не хочу, чтобы всё так заканчивалось. Что это было тупое, такое же тупое решение расстаться, как в десятом классе, за которое я обещал до конца жизни просить прощения, но я думал, что хотя бы для тебя оно было правильным. Если бы она дала мне договорить, я бы говорил еще, наверное, час. Впервые за несколько лет не пил ночью, но чувствовал себя всё равно пьяным, как никогда в жизни. Но я ничего не успел сказать — Бетти поцеловала меня и всё, вся моя жизнь вдруг стала правильной, приобрела ясность и смысл, хотя ничего, кроме этого поцелуя, в ней не поменялось. — Машина! — вдруг выпалила Бетти, отстраняясь. Я сразу понял, о чем она. Мы оба дернулись, чтобы кинуться назад в гостиную и оба же остались стоять. — Мы, — она выглядела смущенной и взволнованной одновременно, — расследование… но я хочу сказать, что. Боже. В общем, я люблю тебя, а машина, если мы найдем ее, понимаешь? Она говорила так быстро и сбивчиво, что не могла достроить до конца ни одно предложение. — Я тоже люблю тебя, Бетти Купер. А теперь пойдем займемся делом, у нас есть еще пара часов. — Ты же про? — клянусь богом, она покраснела. — Машину, — рассмеялся я, — чтобы ты перестала думать о ней, пока мы целуемся, нужно сначала ее найти.