Мусорка

— Анья-кун, так нечестно, ты моргаешь! — Что? Кудо ещё пару секунд находится в прострации, потеряв нить своих мыслей. В болтовню Акацуки он не вслушивался с самого начала. — Я выиграл! — торжественно заявляет Иридэ, пока Анья пытается вспомнить, во что они играли. Или хотя бы о чём он только что думал. — Ты не можешь жульничать, когда тебе смотрят прямо в глаза. Акацуки выглядит как мягкая игрушка, которой неправильно нарисовали брови и вместо очередной плюшевой эмоции счастья получилось что-то новое. Угрожающее, но все ещё безобидное. Кудо кладёт свою ладонь Иридэ на лицо и немного отодвигает его от себя под недовольное бурчание последнего. Как-то он уж слишком близко. Если бы кто-то вошёл... — Дверь заперта, Анья-кун, — руку на отсечение, он точно умеет читать мысли! — Юзу-семпай уже пыталась войти сюда, пока ты был занят тем, что пытался меня обмануть! Голос Акацуки немного приглушен из-за руки на лице, и Кудо убирает её. Теперь тот выглядит обиженным. Серьёзно? Из-за такой мелочи? — Ничего я не пытался! — Анье остаётся только защищаться, потому что воевать против этого лица у него нет сил. Никогда не будет. — Мы даже не играли! Акацуки немного наклоняет голову, выражение его лица меняется. Теперь он выглядит, как девчонка из начальной школы, которой подружки сказали, что она точно ему нравится. С невообразимой уверенностью в себе, игривыми огоньками в глазах и наигранным простодушием. — А что ты тогда так высматривал у меня в глазах? Ах, да... — Дно, — сухо отвечает Кудо, вновь ловя свою потерянную мысль. — Моей любви к тебе? Не, ну точно младшеклассница. Анья кидает в Иридэ подушку, чтобы дать себе время немного оправиться. От праведного гнева, разумеется, не от смущения. Акацуки смеётся, уворачиваясь, и Кудо прикидывает, стоит ли заводить разговор о его так внезапно меняющихся физических навыках. Наверное, лучше в другой раз. Акацуки все ещё ждёт ответа. — Дно этой мусорки, — заявляет Анья, стукнув Иридэ по макушке. — Должна же быть где-то граница. Акацуки выглядит немного растерянным, его глаза бегают, пока он пытается догадаться, о чём говорит Анье, а уж потом фокусируются на нём самом. — Не понял. Сколько чужого дерьма в тебя поместится, перед тем, как ты лопнешь? Почему ты позволяешь другим превращать себя в свалку для эмоций, с которыми им некомфортно? Почему ты не думаешь о себе? Нравится играть в героя? Но вместо всего этого Кудо говорит: — Так много тупых идей может быть только на свалке. Твоя голова — мусорка. — Я вторичная переработка, — смеется Иридэ, игнорируя раздраженный взгляд. И, успокоившись, тихо и почти серьёзно добавляет. - Кто-то же должен быть. Анья думает, что Акацуки умеет читать мысли. * * * — Это место похоже на свалку, — говорит этот-как-его-там-не-Акацуки, оглядывая все вокруг пустыми глазами. Место, может быть, и похоже, а вот ты больше нет. И с этими новыми выражениями лица Анья вполне в состоянии воевать. За то, что он любит.