Взбитые сливки

      Неудивительно, что Арсений терпеть не может воскресенья. Обычно на этот день недели выпадает мерзкая погода, как, например, дождь, когда обещали ясное солнце, а может пойдёт снег, даже если это середина июля. В этот день обычно ничего не получается: вещи валятся из рук, мозг плохо соображает и отказывается выполнять самые простые задачи, уровень лени повышается, а эндорфины падают. В общем, ничто в этот день не радовало Арсения.       Сквозь сон мужчина услышал грохот, копошение, доносившееся из другой части квартиры. «Неужели воры?» — пронеслось в мыслях, но он тут же отбросил этот вариант, как только обнаружил, что его Кота нет рядом. Он неохотно выполз из кровати и, как маленький ребёнок, ворча себе под нос, поплёлся в одних боксерах на кухню. — Ты вообще в курсе сколько время? — скорее прозевал, чем полноценно спросил Арсений. — Не ворчи, я тут тебе настроение сейчас поднимать буду. Его кот был также в одних боксерах, только в дополнение на бёдрах был нелепо повязан фартук без верха, который должен был защищать одежду от грязи, но защищать там особо было нечего. — Что это? — Блинчики. — По очередному рецепту из интернета? — Да. А ты чё кислый такой? Я тут тебе сейчас буду вкусное печь, а он сидит тут со своей рожей недовольной. Лучше б помог. — А я и помогу. Закрывай свой интернет, я тебе сейчас рецепт своей мамы расскажу. У неё получаются офигенные блинчики. — Откуда ты знаешь рецепт блинов своей мамы? — Не забывай, что я 16 лет прожил один. Надо же было чем-то вкусным себя радовать. — Хорошо, хорошо, рассказывай, я слушаю. — Бери яйца, молоко, муку, сахар, соль, масло. — Ты слепой? Это всё на столе перед тобой стоит. — Да ну ты дай договорить. — Говори, говори. — Отдели желтки и смешай их с сахаром и солью. Антон схватился за яйца и в поисках чего-нибудь, обо что можно было их разбить, замахнулся и ударил ими по столу. Желток сохранился, но белок остался на столе. — Ты дурак? Тебе ножик на что? — Да не ругайся, я ж не привык готовить. — Да знаю я, ладно. Теперь добавь немного молока и начинай взбивать вилкой. Да ну не так сильно! Антон, твою ж мать… Теперь вытирай со стола. — Да не ругайся ты, злюка, я же ради тебя стараюсь. — Так, теперь понемногу добавляй муку и молоко, чтобы получилось жидкое однородное тесто. Антон! Да не всю муку, а понемногу! — Так, завали лицо! — с этими словами Антон отрезал кусок чёрной изоленты и залепил рот Арсу, чтоб тот больше не докучал ему своими замечаниями. — Всё, теперь будешь показывать жестами. Недовольный Арсений смирился со своей участью очень быстро и уже даже приноровился пассивно-агрессивно жестикулировать. И ведь Антон понимал его. Пусть не с первого раза, пусть иногда блины подгорали, а поджёг полотенца чуть не вызвал пожар, но он понимал, что от него требуется в итоге. — Ну, всё. Пробуй, — Антон потянулся рукой к лицу Арса, чтобы отклеить изоленту, но тот в свою очередь выставил указательный палец вперёд, как бы говоря: «Подожди-ка». Арсений принялся размахивать руками, что-то показывая. Поварёнок быстро угадал «взбитые сливки», но не мог понять, зачем их добавлять в блины. — Ты что придурок что ли? Но тот в ответ лишь показал «ok». Откопав в холодильнике новенький баллончик взбитых сливок (о судьбе старых двух можно умолчать), Кот принялся неаккуратно открывать их. Крышка тут же полетела на пол, а часть сливок оказалась у Антона на животе. Арсений был уже на грани, так что, схватив крышку от микроволновки, которой накрывают еду, он швырнул её в Антона, на что тот ловко увернулся. С реакцией у него определённо лучше, чем с готовкой. — Да чё ты злишься, Арсюш, сейчас мы с тобой всё круто сделаем.       Всё уже было готово, поэтому Шастун стоял с улыбкой до ушей. Арсений, уже знатно уставший, отклеил кусок изоленты, который мешал сделать пробу. Но в качестве десерта, кажется, были выбраны далеко не блины. Арсений аккуратно коснулся языком бледного торса Антона, на котором до сих пор покоились взбитые сливки. — Вкусно? — Очень.       Влажная дорожка медленно поползла вверх, пока совсем не высохла в области груди. Антон понял намёк (намёк ли это был?), но, решив действовать аккуратно, лишь слегка коснулся нижней губы Арсения. Не почувствовав никаких признаков сопротивления, парень облизнул верхнюю губу партнёра, а затем захватил обе. До тех пор амёбный, Арсений Сергеевич решил поддаться искушению и слегка закусил губу Антона.       Господин Шастун был не из тех, кто заводится от одного поцелуя, желает близости от одного лишь касания. Но настроение Арсу нужно было как-то поднимать. Заботливый парень чувствовал, что ему это необходимо. Кто, если не он? Кто поможет его мальчику почувствовать себя лучше в этот день?       На улице тем временем становилось пасмурно, несмотря на утреннее яркое солнце; облака сгущались и превращались в тучи так же быстро, как росло напряжение на кухне, в квартире номер одиннадцать на третьем этаже.       Длинные пальцы, с нанизанными на них кольцами (которые не снимались даже на ночь, в последствие чего Арсений иногда просыпался с синяком на лице, если Тоша во сне раскидывался руками) зарывались в тёмные волосы, слегка сжимая их, создавая приятный массаж макушке. Дыхание сбивалось, тела накалялись, желание росло. Да, Антон не был из тех, кто готов от одного ласкового слова отдаться на ровном месте. Но его Арсений знал, как разжечь страстный пожар внутри этого овна.Он знал такие манипуляции, о которых не догадывалась даже Ира (бывшая Тоши, а скорее просто способ доказать непонятно кому, что он натурал. Очевидно, попытка провалена).       Теперь уже более взрослые пальцы водили по выпирающим рёбрам, обтянутым кожей. Этот мальчик настолько худой и хрупкий, что порой становится страшно его трогать. Ох, уж эти прелюдии. Разве нельзя обойтись без них? Почему бы ему не взять своего нежного парня прямо на этом столе? Он мог бы так поступить. Мог бы… Но для них обоих необходимы эти нелепые касания, кроткие поцелуи, счастливый взгляд родных глаз, как глоток воздуха. Чем ближе тела — тем тяжелее дыхание; тем больше желание, проникновенней касания.       Лишь одного аккуратного движение хватило, чтобы Антон, кроме кухонного стола, ничего и не видел. Да, не видел, но прекрасно чувствовал. И кончики холодных пальцев, медленно блуждающих по его спине и лопаткам, и горячее дыхание прямо на шее, и даже пошлые мысли Попова, кажется, он угадывал и автоматически воспроизводил в своём подсознании.       Где-то пронёсся раскат приближающегося грома. Через балкон ворвался резкий порыв холодного ветра, который даже не был замечен ни одним обитателем квартиры. Пылкий жар настолько пронизывал их тела, что казалось, сейчас им даже на зимней Аляске будет жарко. Воздух раскалился до бешеной температуры, дыхание стало таким обрывистым, что они оба, кажется, в один момент могли забыть, как дышать. Медленно, аккуратно, плавно — Арсений знал, чего хочет тот парень под ним. Никто из них не мог сказать ни слова. Но слов и не требовалось. Чтобы понять, насколько им было хорошо тогда, не обязательно выкрикивать имя партнёра. В тот момент с кухни доносились лишь только приглушённые стоны, сопровождаемые периодически раскатами грома. Аккуратно, любя, как умеет это делать Арс, сплетая пальцы друг друга между собой. Антон запрокидвал голову так сильно, что, казалось, он себе шею свернёт. Пользовавшись такими моментами, Арсений шептал ему что-то (что-то, о чём мы никогда не узнаем), покусывал край уха, от чего то уже горело. Попов вдыхал аромат грейпфрута, исходившего от волос Кота, этот запах дурманил, опьянял, заставлял забыться. Дождь продолжал стучаться в окно, проникая в квартиру через открытый балкон. Казалось бы, чудесная погода для депрессии; книга на полке так и манит к себе, вместе с пледом и кружкой горячего чая, впрочем, всё, как в красивых фильмах. Но отвлекаться на какие-то страницы им сейчас было некогда. Антон всё сильнее прогибал спину, пока не выгнул её совсем как кошка. Арсений, схватившись пальцами за светлые волосы, сжимал их, теребил, бывало, что совсем до боли, тогда он перемещал свои сильные руки на плечи партнёра. Кажется, там останутся синяки. Рывок, второй и Попов отстраняется, припадая разгарячённым телом к холодильнику, немного вздрагивая от сильного контраста температур. Тоша, не найдя ничего, куда можно было бы свалится без сил, уваливается на стол, который только что служил для него надёжной опорой. Дыхание постепенно приходит в норму, но они всё ещё молчат, восстанавливая силы.       Где-то вдалеке слышны последние раскаты грома, отдающиеся лишь эхом в их головах. Дождь уже давно стал настоящем ливнем, что эти оба заметили только сейчас. — Не знал, что тебя настолько сильно возбуждает мой оголённый торс, — ещё не отдышавшись полностью, но с такой жаждой высказался Антон. — Что? Торс? Я просто хотел есть. С этими словами он подошёл к блинам и отправил один самый красивый себе в рот, совершенно забыв о взбитых сливках.