***
Встретиться с Чонгуком никогда не входило в список желаний Лалисы. Добросовестно отучиться в университете и стать специалистом по экономическим вопросам — да. Позже закрутить роман с начальником намного старше неё — возможно. Встретить соулмейта и привязаться к нему — точно нет. Нет, нет, ни за что. Лалиса всю жизнь видела красную нить, которая была обвязана вокруг щиколотки и была видна только ей и её соулмейту, но никогда не желала встречи с ним, а тем более не искала, посвящая себя действительно стоящим делам. Когда-нибудь это всё должно было пройти. Привязанность оставит лишь бесцветную дымку, связь — жалкий серый пепел. Ничто не вечно. Она была уверена. Он… нет, они справятся. Да? Весь первый год Лалиса отучилась спокойно, без особых трудностей и переживаний. Прекрасная студентка и ученица, не проблемная, любимица преподавателей и ректора. Казалось, иди вперёд, не сойди со льда. Скользи легко. Всё будет хорошо. Но — нет. Жизнь — та ещё скользкая дорожка. В начале второго курса в университет перевёлся некий Чон Чонгук. Лалисе было всё равно, кого там перевели, ровно до того момента, как её красная нить закончилась возле лодыжки соулмейта. На щиколотке Чон Чонгука. Когда «проблема» внимательно наблюдающим за ней возник из ниоткуда, Лиса так же как и раньше ничего предпринимать не стала, просто отошла в сторону и продолжила заниматься тем, ради чего поступила в университет. Хотя для себя Лалиса кое-что выделила красненьким. Во-первых, она пропала, а во-вторых, ей страшно повезло. Чон Чонгук был популярным. Настолько, что это становилось ясно с первого взгляда. Действительно слишком красивый, с идеальными чертами лица, он безжалостно покорял девичьи сердца, приковывая взгляд и зачаровывая в один миг. Он правда был невероятно привлекательным с высоким ростом и широкой спиной, которую так и хотелось обхватить руками, крепко-крепко прижаться к ней и не отпускать ни за что. Чон Чонгук — имя первого парня на потоке, который сумел завоевать популярность в первый же день своего появления на факультете экономики. С виду холодный и неприступный, с прямым взглядом и руками в карманах джинсов парень всегда находился в центре внимания, не пропускал ни одну вечеринку и лишь изредка, ради важных поручений отца говорил, что устал от всего подобного и брал больничный на неделю — и исчезал с радаров поклонниц, пока у них на лбу горело красное табло с бегущей строкой: «Чонгук! Чонгук! Чонгук!». А Лалиса просто физически не могла игнорировать его. Лиса, с одной стороны, радовалась, когда её соулмейт давал отдохнуть от себя, с другой — всем нутром тянулась к нему. У них установились очень даже нейтральные отношения для связанных. Лиса редко его встречала на общих парах, редко видела в коридорах, редко ощущала его вблизи. Она и голос его услышала только спустя месяц после «знакомства». А спустя два — поймала взгляд. Случайный, быстрый, но у неё, глупышки, сердце забилось сильнее, делая невероятные кульбиты, а и без того румяные щёки порозовели ещё больше. Было страшно в первый раз почувствовать, как сильно ей хотелось Чонгука, как её штормило, бросало в холодный пот — просто потому, что он оказался неподалёку. Это была та самая связь, о которой сочиняли песни, придумывали легенды, рассказывали и показывали на экранах. Сильная, совершенно незнакомая, разрушающая все доводы разума всякий раз, когда родственная душа проходила мимо, чарующе подмигивая кому-то из поклонниц. Но не ей. В отличие от Лалисы Чонгук мастерски игнорировал крепкую связь между ними. Чон Чонгук был той самой яркой звездой, висящей низко над горизонтом в разрывах крыш. Видишь, но не можешь дотянуться. Смотришь, но не можешь потрогать. Чувствуешь, но не можешь подойти. Он был идеалом во всех возможных проявлениях этого слова. Его обожали, им восхищались, его боготворили. Казалось, Чонгук ни на кого не обижался, не презирал, помогал, ничего не требовал, был одинаково хорош в учёбе и в спорте, занимал первые места в списках по успеваемости, а ещё в его жизни, кажется, не было проблем. Чертовых проблем, которых у Лалисы получилось хоть отбавляй. Отвлекаться на любовь у неё не было ни времени, ни денег, ни лишних мыслей и чувств. Пусть даже Чонгук стал её вдохновением, её чудом, её болью и душой, она ни за что не позволит себе уйти в любовь с головой, всем сердцем и телом, превратиться в его тень. Её бесцветный, тихий мир нужно оберегать от всякой ненужной любви, тем более от собственного соулмейта. Она не относилась к типу девушек, которых хотелось показать родителям и гордо представить своей второй половинкой, любовью на всю жизнь. Неразговорчивая и угрюмая, она раздражала сокурсниц, а наплевательским отношением на подкаты сокурсников — бесила. Все найденные любовные записки в шкафчике она, скомкав, выбрасывала в мусорку, все незнакомые входящие номера блокировала, а личные сообщения добавляла в черный список. Связаться с ней было невозможно, что там говорить о свиданиях или личных встречах. Пока многие наслаждались студенческими забавами, Лалиса писала немыслимую кучу конспектов и зубрила, зубрила, зубрила. Ей нужен был диплом с отличием и рекомендация от профессоров. Ей нужна была стабильная работа, шанс на хорошую карьеру. Ей нужна была уверенность в собственном будущем. И, разумеется, сильная, подаренная самой судьбой любовь не входила в её десятилетний план. «Во всяком случае, в ближайшие четыре года точно», — думалось Лисе, когда она тайком смотрела в сторону громко смеющегося Чонгука.***
Шёл третий месяц третьего семестра. И Лиса несказанно радовалась, что они с Чонгуком обоюдно игнорировали существования друг друга. Правда, Чонгук, сам того не заметив, не выдержал эту молчаливую пытку, когда однажды Тэхён спросил, что у них там в амурных делах и был ли прогресс. Лалиса случайно оказалась прямо напротив двоих друзей, хотя совершенно не планировала попасть вместе со всей группой в число свидетелей, которые одним глазком и вполуха внимательно наблюдали за разговором Чонгука и Тэхёна. — Стрёмная она. Приглушенный знакомый мужской голос раздался где-то впереди, когда Лалиса, чуть не опоздав, уже вошла в лекционную аудиторию. Этот голос сразу же врезался в уши, отдаваясь лёгкой дрожью по спине — слишком знакомый для неё. Лалиса остановилась, не решаясь приблизиться к своему месту. До звонка оставалось совсем чуть-чуть, а она никак не могла заставить себя двинуться вперёд. Хорошо, что профессора всё ещё не было. Лиса всё же, сжав челюсти и сглотнув, посмотрела прямо на родственную душу и красную связующую их нить на щиколотках. Нить, которая могла растягиваться или сжиматься, но никогда не рвалась. Пока после первого поцелуя с истинным на рёбрах не проявлялось имя второй половинки. Тогда нить исчезала, сменяясь более надёжной привязанностью. Чонгук стоял на несколько ступенек выше и со скучающим видом давил на неё ответным взглядом. — Есть такое. Второй голос звучал мягче и выше в отличие от баритона первого. Несколько одногруппников заинтересованно обернулись на них, ожидая чего-то грандиозного с самого утра. Лучший друг Чонгука тоже смотрел на неё — оценивающе, и загадочно ухмылялся. Ким Тэхён. Самовлюблённый наглец, стоя возле первых рядов, вовсю пялился, не заботясь, что это заметят окружающие. — На лицо не очень, да и ещё костлявая, — продолжил Чонгук, складывая руки на груди и присаживаясь на край стола в пафосной позе. Ни звучащие на фоне голоса студентов, ни их взгляды совершенно не волновали Лалису. Сердце билось, нить вокруг щиколотки обжигала кожу, а чувства застряли тяжёлым комом в горле. Такое происходило не первый раз, и что-то подсказывало Лисе, что не последний. Чонгук нарочно им обоим делал больно. Только терпеть это больше не было сил. Сердце бешено колотилось от волнения, а сама она протирала в полу дырку, покручивая мыском кед. Чёрт, за что ей всё это? — Зачем ты это мне говоришь? — Тэхён задал тот самый вопрос, на который Лиса хотела получить ответ. Лиса всем нутром чувствовала, что речь вели о ней. Только вот не понимала, зачем Чону обсуждать её прямо перед ней? Они ведь всё это время прекрасно справлялись с существованием друг друга, игнорируя связь между ними, и никого из них это не тревожило. Нить, значит нить. Соулмейты, значит соулмейты. Они не обязаны плясать под дудку матушки судьбы и идти на поводу неземных чувств. Обоюдный игнор отлично вписывался в спокойную жизнь Лалисы, где кроме учебы ничего не должно было быть. Самолюбие Чонгука росло с каждым днём, как и толпа фанаток. Так зачем Чонгуку она? Захотелось острых ощущений? Или же незабываемых впечатлений? В любом случае, как бы там душа не требовала, а сердце не трепетало, Чонгук изначально был в ауте, там и оставался. Лиса задумалась и не заметила, как в какой-то момент Чонгук оказался прямо напротив, а расстояние сократилось до минимума — он был так близко, что потянуло зарыться пальцами в чуть вьющиеся непослушные тёмные волосы, податься вперёд и оказаться в родных объятиях чужого. Лиса на какое-то время потерялась, а атмосфера накалялась с каждым новым вздохом. Мешало всё, больше всего — отсутствие профессора, ведь будь он сейчас здесь, вряд ли бы ей пришлось переживать подобное с утра пораньше. Кое-как притормозив поток мыслей, она встряхнула головой и, собравшись с мыслями, ринулась вперёд, приближаясь к цели вплотную. Она поговорит с Чонгуком тет-а-тет. — Хочу, чтобы она знала, — дыхание Чонгука обожгло кожу, а он сам нацелился задавить Лалису. — Ну-ну. Что Тэхён хотел сказать этим «ну-ну», Лиса не знала и знать не хотела. Она хотела избавиться от Чонгука так же, как и он от неё. Чонгук был слишком чужим, чтобы стать родным для Лалисы. Чонгук был слишком идеальным, чтобы она поверила в сказку. Чонгук был слишком нереальным, чтобы Лалиса верила в истинность происходящего. Чонгук для Лалисы был просто слишком… Сверкнув глазами в сторону Кима, Лиса схватила Чонгука за руку и потащила в сторону уборной. Что, если не удастся забыть Чонгука или, хуже всего, придётся навсегда остаться вот так вот привязанной к чужому человеку? Это страшно. Что, если Чонгук всю жизнь будет преследовать её и разрушит идеально запланированное будущее? Это страшно. Что, если Лалиса привыкнет к этой ненужной привязанности и по-настоящему полюбит его? Это страшно. Она и так, кажется, вечно думала о нём, натыкалась на него везде, на каждом углу: в столовой, в аудитории, в библиотеке и даже на пути домой, чёрт возьми. Куда бы ни пошла Лалиса, она всюду натыкалась на чёрную макушку. И, кажется, что Чонгук совсем её не замечал и оказывался рядом просто случайно. Может, она уже сама себя накручивала? Может, это привязанность делала из неё сумасшедшую, которой вечно мерещился Чон Чонгук? Лалиса двигалась на автомате, она будто была здесь и вроде — далеко от земли. Даже немного хриплый голос любимого преподавателя, с которым они столкнулись на повороте, её не заставил остановиться, а тем более отпустить руку Чонгука. Тот был самую малость удивлён, но никак не противился действиям своей второй половинки. Чонгук как хищный зверь выжидал, когда жертва сама себя загонит в ловушку, а уж потом он нападёт. Отогнав от себя рой мыслей, собирая по частям остатки треснувшего сердца, Лалиса с грохотом открыла спасительную дверь женской уборной и проверила каждую кабинку, прежде чем отпустила руку Чонгука. И как бы она не пыталась не терять самообладание, все слова всё равно смешались в кучу. Она отошла от Чонгука на приличное расстояние и, хмыкнув, села прямо на подоконник, опасно задирая короткую юбку, закинула ногу на ногу. — Значит, стрёмная? — спросила она с заметной ухмылкой, когда Чонгук запер дверь и задумчиво посмотрел на неё, будто пытался прочесть, что у неё на уме. Он честно ожидал увидеть глазки-сердечки, розовеющие щёки, глупую улыбку, а не вот эту всю соблазняющую картину. Они. Вдвоём. Остались. Одни. Взаперти. Вдобавок ко всему — истинные. Конечно, Чонгука влекло, ему хотелось Лалису, ему хотелось к Лисе, вот только что-то его постоянно держало. Он просто кивнул в ответ. Что хотела Лиса от него, всё ещё оставалось загадкой. Как заучка вообще оказалась его парой? — Значит, на лицо не очень, — пройдясь взглядом по до ужаса обтягивающим джинсам, крепким мышцам, которые виднелись под футболкой, и уверенным обжигающим черным глазам парня, Лиса беззвучно застонала. Нить между ними опасно начинала гореть и сверкать красным огнём. — Так и есть, — не стал отрицать Чонгук, хотя был уверен, что если не вся, то хотя бы половина университетских парней мечтали заполучить Лалису Манобан. Она была идеальной. Но не его идеалом. — Ещё и костлявая? — накручивая локоны на свой указательный палец, спросила Лиса. Слова Чонгука пусть и делали ей душевно больно, она никак не собиралась показывать парню свои настоящие эмоции. Она заперта с Чонгуком не потому, что ей вдруг захотелось острых ощущений или незабываемых впечатлений. У неё была цель. Цель избавиться от соулмейта насовсем. — Нужно проверить, — осторожно начал приближаться Чонгук, уже предвкушая цвет настроения Лалисы после того, как он её попробует. Нить медленно начала сокращаться, а свет усиливаться. — Зачем, я же не в твоём вкусе, — повторила когда-то услышанные слова Лалиса и, нервно дёрнув бровью, закатила глаза. — Я ведь тебе не нужна, — секундная пауза, когда Чонгук оказался напротив, — так же, как и ты мне. Чонгук ощущал её. Лалиса ощущала его. И обмануть друг друга у них не получалось. Каждый из них понимал, что они связанные, и то, что между ними творилось — неправильно, противоестественно. Нельзя вот так вот сразу терять себя в человеке, с головой уходить в любовь, быть одержимыми возлюбленным и своей любовью. Вот поэтому Лиса ещё месяц назад нашла выход из ситуации. — И что же ты предлагаешь? — прошептал парень куда-то в шею. Лалиса туманила разум, творила с Чонгуком чёрт знает что, хотя сама об этом не догадывалась. По шее пробежала лёгкая дрожь от его тона и близости. Она впервые оказалась так близка к Чонгуку. Поэтому немного дрожавшими руками приподняла лицо Чонгука и встретилась с глазами, которые находились всего в паре сантиметров от неё. Заглянула в них и шепотом произнесла: — Поцелуемся, нить исчезнет. Переспим с другими, исчезнет привязанность. В уборной повисла тишина. Лиса не понимала, почему Чонгук был так спокоен, так беспечен, но ухмылка на его лице на секунду сменилась на кашель, когда он фальшиво прочистил горло. Слова Лалисы долетели до Чонгука, как она и хотела. Она нашла выход, нужно всего лишь отдаться другому… — Ты хоть представляешь, насколько это может быть больно? — его прохладная ладонь стиснула девичью коленку и двинулась вверх, под юбку. Хотелось попробовать, хотелось большего, хотелось залезть чуть дальше. Чонгук странно улыбнулся и подмигнул Лалисе. — Нет, — вышло хрипловато. Сердце Лалисы забилось учащённее обычного, ком подступил к горлу, а дыхание перехватило. Чонгук был непозволительно близко — сантиметр разделял их носы. Лалиса смотрела в глаза напротив — чёрные, полные вожделения и непоколебимости, затуманенные похотью — и видела собственное отражение и желание чего-то, что было ей странно и чуждо. — Тогда почему? — вторая рука Чонгука прошлась по позвоночнику девушки, посылая дорожки дрожи по всему телу. От этих прикосновений сквозь ткань хотелось метаться и стонать от новых ощущений, но Лалиса сжала губы, чувствуя тёплое дыхание возле уха. Рука же всё спускалась ниже, от лопаток подходя к копчику. Лалиса упёрлась обеими руками в грудь Чонгука, ощущая немыслимый жар чужого тела. — Это неправильно. Чонгук резко подался вперёд, чтобы осуществить план девушки, не давая даже секунду на соображение Лалисе. Он оказался между её стройных разведённых ног, его руки на тонкой талии, а душа где-то в самой Лалисе. Чонгук целовал Лалису. Лалиса целовала Чонгука. Никто из них ещё неделю назад ни за что не представил бы поцелуй друг с другом. В любой другой день, момент Лалиса бы отстранилась и не ответила на поцелуй, но прямо сейчас она прикрыла глаза и подалась вперёд. Не хотелось ни отталкивать, ни прекращать эту сладкую муку. Чонгук напористо надавливал на девушку, будто желая съесть целиком, сминал припухлые губы. Но этого было слишком мало. Хотелось больше. В один момент брюнет прикусил губу Лисы, заставив её что-то промычать и приоткрыть рот. А после начал «вторжение». Ощущения от поцелуя были другими — не как с другими девицами, когда целовали его, целовал он сам. Всё было по-другому, по-особенному. Чонгук целовал совершенно не нежно, но и грань не переходил, хотя в эти секунды ему это казалось немыслимым. Всё же целовать соулмейта оказалось адски лучше, чем он представлял. В какой-то момент он обеими руками вцепился в талию Лалисы, притягивая к себе ещё ближе, а напор стал почти грубым. И отвечали ему так же: напористо, ненавязчивыми чувствами, случайно вылетевшим стоном. Лалиса обвила руками шею Чона, запустила пальцы в его волосы и провела ноготками по макушке. Кажется, парню это сорвало крышу, и Чонгуковы руки оказались под её одеждой. Они перешли черту, затуманенный разум кричал об этом, пока плоть на ребрах кровила, воспалившись, и там проявлялось имя соулмейта. Чонгук. Лалиса. По шесть букв, которые заставили трепетать двоих. Лалису — отстраниться и выбежать из уборной. Чонгука — решать проблему закономерного дискомфорта.***
Лалиса медленно открыла глаза, шею прожигала боль. Она надрывно и громко простонала, щурясь от попадающего в глаза света. Медленно выпрямилась, понимая, что уснула прямо за столом на конспектах по высшей алгебре. Поискала взглядом мобильник, чтобы посмотреть на время, и почему-то дрожащими руками разблокировала экран. 00:43, она выдохнула и тут же поморщилась, увидев три пропущенных звонка и одно непрочитанное сообщение. «Лис, будь готова к боли». В одночасье Лалису покинули все силы. На ватных ногах она поднялась с места, совершенно забыв про ноющую шею, упала на кровать лицом в подушку. Лиса схватила края наволочки и промычала что-то несуразное в ткань, болтыхая ногами. Готовиться к боли. Прошлого раз Чонгуку, наверное, не хватило, раз он решился так скоро повторить попытку. Дежавю какое-то… Лалиса была чертовски голодна, измучена и измотана, но она продолжал лежать на кровати, не веря тому, что произошло меньше двух дней назад. Она закрыла глаза и постаралась успокоиться и раньше времени не паниковать, вспомнить уроки медитации, чтобы выровнять дыхание. В этот раз должно получиться… Чонгук был сильнее её, выносливее. Он точно должен был довести дело до конца. Не то, чтобы Лиса не пыталась, скорее, она не осилила боль. Напиться в хлам и найти симпатягу в дешёвом клубе оказалось легче простого. Послав гордость куда-то в бок, притащить в свою арендуемую крохотную квартирку и оказаться перед ним в одном белье — ничуть не сложнее. Виснуть на симпатяге, позволять путаться неаккуратно пальцами в распушившихся волосах и лизать ему губы и подбородок в ответ на его болезненные поцелуи, как выяснилось, — неприятно, а чувствовать во рту чужой язык, на теле чужие прикосновения, встречаться с чужими потемневшими зрачками — чересчур тошно. Лалиса держалась молодцом и выдавала себя только мычанием и глубокой морщинкой меж нахмуренных бровей, но громкого вскрика проглотить не смогла, когда симпатяга нечаянно прижался ртом к особенно глубокой царапине на ребрах, где находилось имя Чонгука. Кровь выступила из раны крупными, густыми каплями, и вспышки боли разгорались сильнее с каждым влажным поцелуем. Она попыталась оторвать его от себя, потянув за волосы, но выпитый алкоголь не позволял второму опомниться. Лалиса что есть силы закричала, расплакалась, ударила по крепким плечам, проклиная и умоляя остановиться. Что чувствовал в этот момент родственная душа, Лиса не знала, но по ощущениям из неё как будто вырывали всё нутро, а вместо поцелуев на буквах будто беспощадно сжимали зубы. Там как без анестезии кожу содрали да ещё вдобавок солью присыпали — так всё ужасно ныло и кололо. Лалисе было страшно продолжать, страшно впускать в себя чужого, страшно терять Чонгука, ибо чем ярче она ощущала боль, тем чётче передавала её соулмейту. — Дура, — подозрительно дрогнувшим голосом обронил её партнёр прежде, чем она, не справившись с болевым шоком, потеряла сознание. А спустя два часа, придя в себя и кое-как добравшись до зеркала в своей ванной, она увидела надпись, нацарапанную красной помадой на зеркале: «Дура, перестань сопротивляться. Потом пожалеешь». Частично она тогда согласилась со словами незнакомца. Зачем она собственноручно острой болью решилась вычеркнуть себя из списка счастливчиков, договорившись с Чонгуком, что они переспят на этой неделе с кем угодно. Быстрый секс без обязательств, да… Кто же откажется? Вот только потерять родственную душу оказалось слишком страшно — смерти подобно. Лалиса села на мягкий матрац и скрестила ноги, облокачиваясь на стену позади себя. Она проклинала себя, корила, ждала кармы и обвинений от всех, особенно от Чонгука, который после случившегося опять пропал с радаров поклонниц и не появлялся все эти два дня в университете. Казалось, она стала зависима, одержима его тёмными глазами и низким чарующим голосом. В какой-то момент ревность начала подчинять, делать больно, сводить с ума. Похоже, Чонгук начал. Сердце, застигнутое врасплох внезапной переменой, пылало яростью, сжималось, пропускало удар. На языке растворился горький привкус предательства. Почему? За что? После поцелуя нить, как и говорилось в древней книге, исчезла, вот только привязанность вдвое усилилась. Лалиса допустила непростительную ошибку. Она влюбилась в Чон Чонгука ещё тогда, когда они молча игнорировали существование друг друга. — Ненавижу тебя… — Лалиса услышала глухой голос Чонгука и поджала к себе колени, готовясь к худшему. И непонятно, за что именно Чонгук её ненавидел: то ли за то, что не вцепилась в него как остальные со своими чувствами и оставила одного искать её среди огромной толпы; то ли за то, что никак не хотела мириться с привязанностью и считала всё это неправильным, хотя сама мучилась; то ли за то, что не была в его вкусе, но оказалась лучше всех, кого доводилось целовать Чонгуку. Да он, блять, кучу времени потратил на её поиски, на этот чёртов перевод. Пришлось сильно постараться, чтобы не пялиться на неё во время пар, найти в себе силы, чтобы не замечать её, красную нить и огненные чувства, которые летали вокруг неё. Кого ему жалеть? Себя, уже почти мёртвого после поступка Лисы, или её, глупую, непослушную и влюблённую, которая боялась разрушить свои планы на жизнь? Чонгук же все видел, слышал, анализировал, вот только Лиса этого не замечала, постоянно избегала его, думая, что вся влюблённость только из-за чертовой привязанности. А на деле всё было в точности до наоборот, нить не заставляла влюбляться, связанность не обязывала её испытывать любовь. Лалиса осторожно приподняла край мягкой майки, болезненно поморщившись положила ладонь над кровящими ранами. Они жалились, едва ли не шипели, как от перекиси, а Лиса открыла рот в немом крике. Самые больные шесть букв её жизни, чужой жизни. Поначалу Лалиса даже не поняла, что произошло, а когда увидела вспышку перед глазами, когда тело конвульсивно содрогнулось, и уже крик в глотке застрял, то пришло осознание вместе с хлестнувшей, будто плёткой, болью. Лиса теперь уже даже не в груди ощутила боль: она всю её ослепила, сломала на две части и выбросила в урну как ненужные куски. Тёплая кровь хлынула, пачкая бок, белоснежную простыню и матрац. Со стороны её взгляд казался совсем безжизненным, отупевшим как от наркотика, осунувшееся лицо было безучастным. — Ч-чонгук н-не надо, — жалобно прошептала Лиса, перед тем как отключиться надолго.***
Всю ночь шёл дождь. Нет. Ливень. Казалось, небеса разгневались на поступок этих двоих и решили устроить взбучку в виде ещё одного потопа. Тяжелая ночь. Ужасно долгая. Лиса медленно открыла глаза и посмотрела на окно, где небо затянуло грузными, черными тучами. У неё ужасное настроение — понедельник! Пора в университет. Хотя к черту всё и всех. Сегодня она никуда не пойдёт. Во второй раз прогуляет урок, ибо боль всё ещё невыносимая. И не понятно, удалось ли Чонгуку закончить начатое, или нет. Буквы покрылись толстой коркой. Что было под ней, Лиса не знала. Пережитая, нестерпимая боль заполнила собой Лалису, не оставив другим ощущениям места в девичьей душе. Стоя под теплой водой, Лалиса задумалась над хрупкостью и ничтожностью тонких уз, связывающих истинных. Они были крепки настолько же, насколько и слабы. Нужно было всего лишь запланировать измену, потерпеть несколько минут все круги ада, а потом заново воскреснуть. Когда Лалиса услышала навязчивую трель дверного звонка, она уже находилась наполовину в царстве Морфея. Чёрт! Наверное, это владелец квартиры приехал за арендной платой — больше некому приходить к ней в такое время, ибо все заняты на учебе. Да и она сейчас находиться на паре. Лениво поднявшись с кровати, не спеша побрела к двери. Звонок неприятно ударил в уши, а по двери начали стучать кулаком или же ладонью, поэтому она немного прибавила шаг. Коснулась замка двери, за которой оказался кое-кто поважнее. — Чонгук? Он не среагировал. Мокрый. Замёрзший. С посиневшими от холода губами и белым, словно снег, лицом. Видно, что измотан. Вот только чем? Сердце настолько сильно и болезненно забилось, что казалось, вот-вот коснётся рёбер. — Я не смог, — сообщил Чонгук непохожим для самого себя голосом. Они просто стояли молча несколько секунд. Ни один не решался прервать такую нужную тишину. — Я тоже. Наконец Лалиса признала собственную слабость — слабость с именем «любовь». Она уткнулась лбом в сильные плечи Чонгука, и им вновь стало легче. Сердце будто начинало жить новой жизнью, больше не обливаясь кровью из-за стрелы Амура, а рана предательски не болела, лишь саднила под холодными прикосновениями Чонгука, начиная постепенно восстановление. Лалиса подняла взгляд на парня, решаясь его поцеловать, но её опередили. Чонгук прижался к ней холодными губами, поцеловал так, словно ждал этого бесчисленное количество времени, — немного несдержанно, настойчиво и аккуратно, будто боялся сломать её своим напором. Они истинные. И не было ничего прекраснее на Земле. В космосе. В галактике. Лалиса, теперь уже уверенная в каждом своём действии, потянулась руками к вороту мокрой рубашки Чонгука и стала расстёгивать одну пуговицу за другой. Когда часть уже была расстёгнута беспрепятственно, Чон оторвался от Лалисы и посмотрел прямо, казалось, в душу. — Ты ведь понимаешь, что теперь вряд ли тебе удастся сбежать от меня, Лалиса? Лиса выдохнула и улыбнулась, потому что Чонгук сейчас выглядел чертовски мило. — Ты сомневаешься? — Она вновь потянулась к нему и снова поцеловала, одновременно с этим закончив с пуговицами на рубашке. Целуя Чонгука, Лалиса понимала, что больше не сможет прожить без него. И она ни за что, как и он, по собственной воле не уйдёт от него. Просто потому, что не сможет. Не они решали. Не у них спрашивали. Но они могли выбирать и выбирали. Больше никакого игнора, случайных встреч и косых взглядов. Только любовь и в любви. Рука в руке, глаза в глаза, душа в душе. Кажется, они решили всю оставшуюся жизнь наслаждаться обществом друг друга. И, пожалуй, Чонгук, освобождаясь от верхней одежды, захотел начать всё прямо с маленького порога квартиры. Ведь они давно утонули в друг друге, растворились без остатка, как сахар на дне чашки с горячим чаем…