Кровь на твоём кресте

We'll never get free lamb to the slaughter. What you gonna do when there's blood in the water?

— Джимми, Джимми, Джимми… — высокий молодой мужчина в широкополой шляпе обнажил белоснежные клыки. — Тебя жизнь так ничему и не научила, малыш? — Боунз… — прохрипел «Джимми». — Твои фамильяры хорошенько… наваляли мне. Прошу… подумай о последствиях… — О чём это ты? Ах да! Ты говоришь о том городке, который вырезали вампиры? Или о чёртовом полукровке? — ироничный тон сменился на обиженный, Боунз поджал губы. — Ты ведь влюбился в него почти сразу, да, Джим? В этого остроухого недовампира-недочеловека, — он впечатал кулак в стену, в миллиметре от того места, где находилась голова джима. — Мне же пришлось много лет собачонкой бегать за твоей задницей, чтобы ты обратил на меня внимание. Может теперь ты, наконец, меня заметишь?! — Ты был пастырем, человеком, Лен! Подумай… подумай, ты же клялся защищать людей,  защищать то, — Джим откашлял кровью, — что тебе дорого!.. Леонард ухмыльнулся, в его глазах загорелся нездоровый, почти безумный, огонёк. — О-о-О-О-о-о, малыш, ты же ещё не знаешь, верно? — Боунз отступил на пару шагов назад, в тень, развернулся и достал что-то круглое и тёмное, покрытое зелёной краской. Или, погодите… Это не… — Сегодня утром мне принесли голову твоего гоблина. Зелёная кровь капала с места сруба. МакКой держал голову Спока за чёрные, некогда лоснившиеся, волосы, остекленевшие глаза его были распахнуты в ужасе. Джиму потребовалось целых шесть секунд, чтобы выдавить из себя хриплое, надорванное «нет». Мужчину затрясло, будто из его лёгких выкачали воздух — он забился в молчаливой судороге. Леонард равнодушно стоял в стороне. — Что ты будешь делать, когда я тебя укушу, — он обманчиво нежно обхватил лицо Кирка двумя руками, — когда я расцарапаю артерии на твоей шее? — вампир провёл заострёнными ногтями по пульсирующей жилке, вдоль по шее, по щеке, очертил подушечками багровый крест на лбу и большими пальцами смахнул прозрачные слёзы Джима. «Мне всё равно», — кричал Джим, не говоря ни слова. Он смотрел пустым взглядом куда-то в одну точку, за плечо бывшего пастыря, и не моргал. Боунз впился зубами в тёплую плоть, заставляя кровь красными дорожками стекать вниз крупными каплями по побледневшей коже, по пульсирующей артерии, пачкая порванную пастырьскую одежду. Внезапно Кирк рассмеялся. Смех его казался задушенным, будто его лёгкие разрывались при каждом приступе хохота, булькали и хрипели в груди из-за пролитой крови. МакКой удивлённо отпрянул от парня. — А знаешь? Я… не могу… тебя нена… ненавидеть! Аха-ха-ха-кха-кха-ха-ха-ха! — капли влаги тонкой дорожкой снова полились из его глаз, но он не перестал давиться смехом. — После всего, что… что ты сделал, я продолжаю… я продолжаю любить тебя, Боунз. Казалось, ничто не сможет поколебать равнодушие вампира, пробить маску спокойствия, однако… — Что? — Аха-ха-ха-ха-ха-ха! Ужасно, прав- кха-да? — он закашлялся. — Спок был… Он был моим лучшим другом, но мы не были… влюблены. Я всегда любил тебя, Лен. Леонард попятился назад. — Ты не можешь, ты не— — Отчего же ты… так решил? — Кирк был в ярости. За всю свою жизнь, и в качестве человека и в качестве вампира, Леонард видел это выражение лица лишь пару раз. — Оттого ли, что я не спал с тобой?! Оттого, что изо всех… сил с-с-сдерживал с-себя, потому что пастырям… запрещено даже общаться друг с д-другом, что уж говорить за отношения?! Из-за того, что думал, будто они убьют тебя, если ты свяжешься со мной?! Отвечай, Боунз! — Нет… Не может… Не верю!.. — МакКой медленно отступал, с каждым шагом всё сильнее ощущая бедну отчаяния, в которую вверг себя самостоятельно. — Джим… Его глаза, некогда живые, карие, ныне отливавшие зеленью, округлились от ужаса осознания. У этой истории не могло быть хорошего конца. Нет, не могло быть: в любом из возможных вариантов они бы умерли — другие пастыри пришли бы за ними, церковь не оставила бы их в покое, даже если б они сбежали. Не осознавая своих действий, Леонард расцепил оковы Джима, удерживавшие того в беззащитном для вампиров и их фамильяров состоянии. Голубоглазый мужчина запустил затёкшую руку в светлые волосы и свалился на пол. МакКой медленно осел вниз. Глаза застилала полупрозрачная пелена. В эти минуты прозрения, ему показалось, что он ослеп. Неожиданно тёплая шершавая рука опустилась на холодное лицо бывшего пастыря. Другой рукой Джим прикрывал укусы на шее, не давая застывшей крови снова хлынуть из-за резкой смены положения. Он аккуратно коснулся сухими губами области под глазами МакКоя, сцеловывая солёную жидкость, которую сам Леонард не заметил. — Боунз, — любовно сжимая в руке подол плаща Леонарда, хрипло прошептал Кирк, — убей меня. — Что? — Я прошу: убей меня. Леонард перевёл растерянный взор на резной клинок Кирка, что пару часов назад был извлечён из ножен на ремне пастыря, и обратно на Джима. Взгляд его потеплел. Одним быстрым движением он всадил клинок в грудь возлюбленного, туда, где находилось сердце. Тот судорожно вдохнул в последний раз, улыбнулся и навсегда закрыл глаза. — Счастья нет, малыш, — усмехнулся Боунз. …и перерезал себе горло.