Последний человек: Infinitum

      Истошный писк аварийной сирены теряется на фоне непрерывного грохота. Только мигание красной лампочки под потолком напоминает о ставшей бесполезной системе безопасности. После очередного удара спасательная капсула вздрагивает, и её экипаж бросает в сторону.       — Мы умрём! — вопит Джо в царящий вокруг хаос, а его голос эхом повторяется в общем эфире.       Антон не отвечает. Вцепившись в каркасные дуги, он вжимает закованный в скафандр зад в узкое кресло, пока незастёгнутые ремни безопасности лихорадочно стучат о корпус скафандра, умоляя наконец свести их вместе. Антон изо всех сил противится инстинкту так и поступить. Если он хоть на мгновение отпустит даже одну руку, то отправится в полёт вслед за огнетушителем, выпавшим из крепежа после очередного удара снаружи. Огнетушитель рикошетом проходит по шлему Антона. Оставив длинную царапину на прозрачном забрале, он отправляется дальше сходить с ума и сводить с ума обоих пассажиров капсулы. Пока что над этим баллоном сжатой углекислоты властвует лишь инерция в узком пространстве, но если у огнетушителя сорвёт клапан, обоим пассажирам настанет конец — они либо задохнутся, либо получат стальным снарядом в голову.       — Лови его! — кричит Антон, но Джо не слушает, продолжая орать и материться на родном языке. — Твою мать…       Оглушительный скрежет наполняет внутреннее пространство капсулы. Центробежная сила резко меняет направление, и Антона отрывает от сиденья, швыряя в сторону потолка. В последнее мгновение он ухватывается за поперечную часть каркаса, чувствуя хруст в плече. Из горла вырывается болезненный вскрик, но цепкие пальцы спасают от встречи с потолком. По крайней мере, если их не отшвырнуло в другую сторону от планеты SF-236b, падать они будут хотя бы днищем, а не верхушкой.       — Роди меня обратно!..       Мечты напарника из инженерной команды как никогда подчеркивают желания Антона. Крохотный иллюминатор заливает вспышка, озаряющая бесчисленное множество обломков на фоне бесконечной пустоты космоса. Антон отворачивается и зажмуривается, крепче вжимаясь в поручни. К какофонии и без того адских звуков прибавляется жуткий скрежет, когда обтекаемый корпус капсулы накрывает градом осколков. От него не скрыться, не заткнуть уши и даже если на всю врубить музыку двадцатых позапрошлого века — не поможет. Снова и снова, сотни раз одновременно, со всех сторон и даже изнутри головы. Скрежет повсюду. Быть может, среди его многогранной однородности затесался и скрежет костлявого пальца по иллюминатору с той стороны? Наверняка Её Владычество пришла за душами последних своих подданных, рискнувших перехитрить её и сбежать в соседнюю звёздную систему. Всё может быть, но Антон не хочет открывать глаза и поворачивать голову. Даже если Смерть и пришла за экипажем Infinitum, у неё сейчас наверняка уйма дел.       Под осколочным обстрелом капсулу начинает хаотично закручивать. Чувствуя себя пробиркой в космической центрифуге, прижатый к стене Антон сползает по спинке кресла, приземляет задницу обратно в кресло и со стоном отпускает поручень. Плечо вывихнуто, а в скафандре собственными силами сустав не вправить. Дерьмо. Хотя, какая к чёрту разница? На горизонте калейдоскопом сменяющихся событий маячит новая угроза — кулинарное недоразумение, в столовой для экипажа Infinitum явно по ошибке названное грибным супом с овощами. Недовольный положением дел, недавний обед упрямо протестует против круговерти в вакууме, комом в горле угрожая покинуть бренное тело пока ещё живого Антона. Прямо в закрытое забрало шлема. Покрепче стиснув зубы, Антон отвлекается от первого в своей жизни укачивания, наблюдая за летающим по капсуле огнетушителем. Туда, сюда, вверх, отскок у самого лица Джо, череда отскоков между каркасными дугами, попытка выбить иллюминатор…       Медленно жжёт лёгкие. Задыхаясь, Антон вспоминает о такой вещи, как дыхание. Вдох приносит сладкое наслаждение, но только на мгновение. Почти сразу же в наушнике раздаётся писк, и взгляд сам по себе приковывается к маленькому экранчику в углу шлема. Впервые на его практике двузначная цифра показателя кислорода становится однозначной и краснеет. Оставшиеся девять процентов кислорода теперь выглядят как таймер обратного отсчёта.       Смотря на вопящего напарника, он только теперь осознаёт, что они в полной заднице. Чем бы ни закончился самый грандиозный в истории вселенной аттракцион, посетителями которого стали два инженера из восьмой смены, финал человечества уже предрешен. Весёленькая выйдет история на том свете. При любом раскладе им обоим крышка. У Антона осталось всего девять процентов жизни, а Джо вовсе без шлема, и его жизнь напрямую связана с герметичностью спасательной капсулы, только-только вышедшей из зоны обстрела осколками. Пронесло. Видимо, Смерть пока и впрямь слишком занята.       Новый удар.       От резкого толчка огнетушитель сносит в сторону, и ему всё же срывает клапан о поручень пустого кресла. Зашипев, он превращается в маленькую торпеду и уже собственными силами мечется по внутреннему пространству капсулы, выплёвывая из себя мутную струю углекислого газа. Антон смотрит на маленький экранчик на шлеме, куда выведен спектральный анализ окружающей атмосферы. Из-за криков и паники Джо повысил уровень диоксида углерода почти до трёх процентов. Однако сейчас цифра растёт с критической скоростью, каждые несколько секунд повышаясь ещё на процент.       — Антон! — раздаётся истошный вопль в наушник. — Дай свой шлем! Я задыхаюсь! Пожалуйста!       Антон отрывает взгляд от неумолимо растущих цифр. Покрасневший, с безумно вытаращенными глазами и вздувшимися на коже венами, синими змейками протянувшимися по радиационному ожогу на лице, Джо смотрит на него и прерывисто дышит через рот.       — Пожалуйста!       Пятнадцать процентов диоксида углерода. Система защиты скафандра мигает красным, запрещая снимать шлем из-за опасности здоровью. Антон молчит. Тошнота как-то сама стихла, безоговорочно уступив страху пьедестал в турнире насущных проблем. Что Антон может сделать? Ничего. Что бы он ни делал, они оба покойники. У него осталось восемь процентов жизни, за прочным забралом с царапиной уже в два раза больше процентов смерти, а за корпусом спасательной капсулы их и вовсе сто.       Антон отворачивается.       — Отключить канал связи.       Крики и мольбы напарника отрезает стеной непробиваемого цифрового барьера. Скафандр имеет отличную звукоизоляцию, но от вибраций не спасает. Уже только одной рукой цепляясь за поручень, Антон чувствует истерические стуки и металлический звон изнутри капсулы. Он списывает всё на проклятый огнетушитель, изрыгающий в тесное пространство уже двадцатый процент двуокиси углерода, и отрицает попытки задыхающегося напарника воззвать ко всему и сразу, лишь бы спастись от мучительной смерти.       — Вход в атмосферу. Система стабилизации включена. Начата подготовка к посадке, — механическим, спокойным женским голосом заявляет система автопилота в наушник Антона. Эта безразличная спокойность на фоне конца постапокалипсиса кажется Антону жалкой ложкой мёда в бескрайнем океане дёгтя.       Капсулу опять дёргает в сторону, едва не отрывая Антона от кресла. Даже последний удар обломка был не такой беспощадный — видимо, автопилот капсул делали на скорую руку, либо скопировали софт со старых кораблей начала двадцать второго века и даже не откалибровали. Невольно Антон смотрит на напарника — завалив голову набок, тот с открытыми глазами безвольно повис в кресле и не двигается. Смерть добралась до него. Остался последний.       Постепенно нарастают гул и вибрация корпуса из-за контакта с атмосферой SF-236b. Антон проходил настолько жёсткие посадки только в симуляторе, но вживую такое в первый раз. И, скорее всего, в последний. Мимо него пролетает уже мертвый баллон огнетушителя. Изрыгнув все двадцать восемь процентов двуокиси углерода, тот замирает под потолком капсулы.       — Внимание! Критическая скорость. Внимание! Критическая скорость. Начато принудительное торможение.       Антон вдруг понимает, что сейчас капсула может запросто разлететься на кусочки, если обломки повредили основной двигатель. Но тот включается, и задницу уже единственного пассажира до боли в позвонках вжимает в жесткое стальное кресло. За двести лет могли бы и кусок поролона подложить… Технологии позапрошлого столетия, чтоб их. Капсулу начинает трясти с ещё большей силой. Вой сирены и механический голос тонут в оглушительном гуле, а тот теряется на фоне дико стучащего сердца.       Умом Антон уже давно смирился со смертью, но сердцем до сих пор цепляется за те жалкие мгновения, что оставила ему Смерть. Став инженером Infinitum, он понимал, что за более чем двухсотлетний полёт может случится абсолютно всё, вплоть до встречи с миниатюрной чёрной дырой, пришельцами или взрыва допотопного, как любили говорить старшие инженеры, ядерного реактора, переделанного для межзвёздных перелётов. Тогда Антон не боялся. Было волнение, да, но страх дремал перед встречей с неизвестным. Антон хотел сбежать с Земли, выживание на которой было менее реальным, чем выживание в космическом путешествии. А сейчас… Ему впервые по-настоящему страшно, когда бояться уже поздно, по сути. Сердце стучит, с бешеной скоростью гоняя кровь, словно желая разорваться от нагрузки или поскорее высосать оставшиеся семь процентов жизни, не дав добраться до финала безумного аттракциона.       Антон не хочет умирать, а отсроченная погибель с каждой секундой падения на SF-236b всё сильнее и сильнее давит невидимой ношей на плечи. Он чувствует себя виноватым за каждую прожитую секунду. Он ждал столкновения с крупным обломком, он ждал критического повреждения после града осколков, ждал трещину в шлеме или неисправного двигателя. Антон устал ждать, но ему не хватает смелости снять шлем и задохнуться, как случилось с Джо. Может, хоть удар о поверхность его прикончит? Вмиг раздавит девятью тоннами железа или заживо похоронит на безжизненной планете. Не хотелось бы.       Если верить автопилоту капсулы, чей голос с трудом прорывается через наушник, до конца путешествия осталось всего четыре километра. Скорость неизвестна, а по окружающему грохоту сложно что-либо предположить. Антон изо всех сил зажмуривается, прощаясь с жизнью.       — До поверхности пятьсот метров… — автопилот начал отсчёт расстояния до встречи с неизбежным. Теперь жизнь Антона измеряется не в процентах, а в стремительно сокращающихся метрах. — Двести метров… Сброс парашюта не удался… Сто метров…

***

      Настойчивый писк в ухо приводит Антона в чувство. Не разлепляя глаз, он прислушивается к ощущениям: вывихнутое плечо жжёт калёным железом, в виски изнутри отбойным молотком колотит боль и жутко ломит поясницу. Кажется, его всё-таки угораздило выжить при посадке. Антон открывает глаза и рассматривает окружение. Он распластался на полу, погребённый под телом напарника. Отсюда и боль в плече. Какой бы там ни был загробный мир — это место ни капли не похоже. Значит, действительно выжил.       — Блять…       Надоедливым звуком оказывается система жизнеобеспечения. Кислорода осталось всего два процента, плюс неприкосновенный запас на десять минут, доступный лишь при полном истощении основного объёма. Отключив предупреждение, Антон прислушивается к воцарившейся тишине, если не считать калейдоскоп гулов, писков и звонов в голове. Он до сих пор не может поверить в произошедшее. Неужели это действительно… конец? Всего в каких-то четырёх днях пути до орбиты Спэс, конечной точки в столь долгом путешествии? Они облажались в каком-то шаге от нового дома. Безумие.       Антон отказывается в это верить.       Осторожно столкнув с себя тело, он всё-таки поднимается. Два процента — это не две минуты. Раз уж он всё-таки оказался на SF-236b, можно напоследок побаловать себя видами с поверхности планеты. Будет потом что рассказать на том свете, хотя вряд ли ему там поверят. Антон смотрит на тело напарника и вспоминает о кислороде. У Джо наверняка найдётся неиспользованный запас минут на двадцать. Небольшое количество полных ячеек с кислородом, которых хватит часа на четыре, должны быть в ящике жизнеобеспечения капсулы. Антон игнорирует шансы ненадолго отсрочить встречу со смертью и подходит к шлюзу в потолке.       Вслед за энергоснабжением напрочь сдохла и автоматика капсулы. К счастью, ручной способ побега из железного гроба работает исправно. Впрочем, как и всё сделанное русскими на Infinitum. Возможно, именно эту капсулу ещё на орбите Земли делал Антон. Он дёргает рычаг, и крышку люка выстреливает из корпуса наружу. Избыточное давление внутри капсулы дёргает Антона вверх, но он удерживается на месте. Он смотрит в образовавшуюся брешь, видит насыщенно-синее небо с нотками зеленоватого и хватается здоровой рукой за край прохода. Выбираться в скафандре, да ещё и с вывихнутым плечом оказывается не так-то просто, несмотря на хорошую физическую форму. Почти не помогает немного уступающая гравитация в сравнении с земной и искусственной в обитаемых модулях Infinitum. Растратив целый процент кислорода за время возни, Антон встаёт во весь рост на плоской вершине спасательной капсулы.       SF-236b.       Эта планета чем-то напоминает Антону Марс из фильмов и реальных видеоматериалов. Огромная безжизненная пустыня с бежеватым песком и торчащими ввысь зубьями гигантских скал, миллионы лет обдуваемых ветрами. Здесь нет ничего, даже ледяных шапок на полюсах. Только бескрайний песок и неукротимый ветер. А ещё солнце. У самого горизонта, в красноватом ореоле атмосферы сияет Джена, что с латыни переводится как «око». Эта молодая звезда, её термоядерный процесс начался всего шестьдесят миллионов лет назад, примерно когда вымерли динозавры. Именно благодаря необычности Джены астрономы и заметили Спэс, по всем параметрам пригодную для колонизации.       Теперь история открытия планеты уже не имеет абсолютно никакого значения. Левее инопланетного заката сверкает причина всего — остатки Infinitum, до сих пор сгорающие в небесах. Всеми силами желая достигнуть цели, человечество дало кораблю столь ироничное название, означающее "бесконечность". Сколько бы времени ни занял полёт, Infinitum должен был справиться с задачей. По всё той же иронии название сыграло с создателями злую шутку, ведь эту самую бесконечность и продлится путешествие, так никогда и не завершившись. В конце концов, как корабль назовёшь...       Наблюдая за падением обломков, Антон присаживается на край капсулы и вспоминает последние минуты фантастической одиссеи длиною в двести семь лет, восемь месяцев, три дня и семнадцать часов, если верить цифрам на дисплее. По плану навигаторов близкий подход к орбите SF-236b должен был скорректировать курс и снизить межзвёздную скорость корабля перед приближением к Спэс. Иначе Infinitum мог банально проскочить планету, что вылилось бы ещё в несколько месяцев блужданий по космосу. В какой-то момент возбуждённое состояние экипажа сменилось страхом, а классическая музыка прошлого тысячелетия стёрлась воем сирены. Не прошло и полминуты, Антон и Джо даже не успели снять скафандры после планового выхода наружу, как корабль сотряс грохот и последовавшие за ним взрывы. Понимая, что настал конец, напарники побежали к капсулам и отстыковались, падая в небытие. Они даже не знали причину случившегося. Да и какая уже разница, если всё кончено?       В итоге Антон оказывается на не той планете и смотрит, как самая большая часть Infinitum медленно приближается к атмосфере SF-236b. Больше всего на свете он хочет закурить. Почему? Потому что это единственное, что ему ещё под силу. Судя по спектральному анализу атмосферы, у поверхности около девяти-одиннадцати процентов кислорода, почти четыре процента углекислоты и длинный перечень других газов разной степени опасности. Антону становится интересно сколько он протянет с поднятым забралом. Хватит ли ему времени на сигарету и досмотреть предсмертное шоу? Ради такого стоит рискнуть.       Антон стягивает ранец и отсоединяет его от скафандра. Система жизнеобеспечения опять сходит с ума, предупреждая о смертельной опасности для владельца, словно тот глупое дитя и сам ничего не понимает. Открыв заднюю крышку ранца, Антон видит четыре стальных контейнера размером с полулитровые бутыли. Три из них пусты, а последний он вынимает. Ненужный больше ранец летит в сторону, скользит по пологой и испещрённой обугленными царапинами стенке капсулы, пока не падает в песок.       Чувствуя подступающее удушье, Антон всё ещё сомневается в своём безумстве. Сигареты? На другой планете? Чёрт возьми, почему нет?! Он дёргает защёлки шлема. Сквозь щели наружу тут же вырывается воздух. Полностью сняв шлем, Антон отправляет его вслед за ранцем. Замирает, впервые за столько времени чувствуя на лице и в волосах холодный ветерок. Не сквозняк от вентиляции Infinitum, а самый что ни есть настоящий, живой ветер. И пусть их полёт длился двести лет, благодаря гибернации для Антона и его смены прошло чуть меньше восемнадцати лет. Антон не забыл это покалывающее ощущение. Улыбаясь, он делает неуверенный вдох, тут же заходясь кашлем — нос и лёгкие обжигает горьким воздухом, на вкус похожим на палёную проводку. Поднеся кислородную ячейку к лицу, Антон слегка приоткрывает клапан и делает новый вдох. С такой подпиткой всё проходит намного лучше.       Больной рукой кое-как придерживая спасительную струю около лица, Антон расстёгивает скафандр и лезет во внутренние карманы рубашки. Не считая гибернации, в общей сумме он провёл в космосе почти тридцать лет: по контракту работал инженером на лунной базе, строил Infinitum на орбите, нёс вахту на корабле. Полученный опыт научил его главному: разделять правила на жизненно необходимые и бессмысленные. Потому-то положенное по протоколу термобельё вечно остаётся на вешалке, а привычные хлопковые штаны и рубашка с ним даже в космосе. А в рубашке две последние самокрутки, поставленные на производство девчонками из столовой.       Как Антон и ожидал, подпалить сигарету в скудной на кислород среде невозможно. Приходится попотеть, чтобы воспользоваться невидимой струёй из ячейки: баллон оказывается зажат между ног, самокрутка в зубах, а здоровая рука щёлкает электрической зажигалкой.       Поглощённый процессом, Антон поздно замечает, как с неба на него летит полыхающий шар. Очередной обломок падает в каком-то полукилометре левее, по ту сторону гряды обветренных скал. От удара и взрывной волны вздрагивает поверхность. Природный щит, медленно умирающий миллионы лет, не выдерживает вмешательства человека и с грохотом осыпается, окутанный огромным облаком пыли и песка. Безразлично наблюдая за разрушениями, Антон подносит сигарету к губам и делает первую затяжку в истории SF-236b.       «И эту планету загадили», — безразлично думает он.       Чтобы пламя не потухло, а лёгкие опять не сводило судорогой, Антон подтаскивает колено к груди и кладёт на него больную руку с кислородной ячейкой — теперь порыв живительного воздуха дует прямо в лицо. Выпустив струю дыма, Антон смотрит на небо. За время его возни уцелевшая часть Infinitum стала ещё ближе и больше, а обломки помельче продолжают сгорать в атмосфере, напоминая Антону похожие события на Земле в далёком прошлом. На его памяти много чего умирало подобным образом: спутники, межконтинентальные баллистические ракеты, целые научные станции разных стран, туристические и грузовые корабли, метеориты, а теперь и последний ковчег человечества.       Антон приглядывается и различает дисковую форму того самого уцелевшего фрагмента Infinitum. Это грузовой отсек, а прямо из него на два километра торчит прочнейший каркас, отделяющий… отделявший основную часть корабля от ядерного реактора и двигателя в хвосте. Значит, отсек гибернации разорвало к чертям собачьим. Антон грустно вздыхает и спасает сигарету из плена пересохших губ. Падая в спасательной капсуле, он даже не задумывался о пассажирах корабля. Триста шестьдесят членов экипажа — это одно. Они разделены на десять команд по тридцать шесть человек, и каждая смена длится долгие десять лет. У них даже собственное помещение с капсулами. А вот основное пространство отсека гибернации — совершенно другое. На десяти уровнях в заботливых объятиях сложнейшей системы жизнеобеспечения двести лет спали пять с половиной тысяч пассажиров: горстка элиты, которых экипаж хотел пустить на корм Юпитеру, специалисты всевозможных профилей и самое главное сокровище человечества — дети. Четыре тысячи восемьдесят один ребёнок от трёх до четырнадцати лет, если точнее. Все они прошли самый безумный и сложный отбор в истории мировой космонавтики. Главным критерием были вовсе не физические и умственные данные, а генетическое разнообразие и чистота, чему поспособствовала передовая генная инженерия.       Антон не знает, почему организаторы проекта выбрали именно такой вариант колонизации Спэс и чем им не угодили замороженные эмбрионы, как было в одном старом фильме. В любом случае, какая теперь разница? Дети умерли в глубочайшем сне, и Антон уверен — засыпая, каждый из них грезил надеждой о великом будущем, только что разлетевшемся обломками по просторам чужой звёздной системы. Антон даже не хочет представлять в невесомости маленькие, навеки заснувшие тела в белых одеждах. Вот только подступающей кислородное голодание разыгрывает в его голове ужасные галлюцинации.       Наверное, во всём виновата сама Вселенная, не давшая детям шанс пойти по стопам своих предков и пожрать новый дом, как случилось с Землёй. Междоусобицы и потребительская философия затмили людям глаза — они поздно осознали, когда миновали точку невозврата, и когда стало поздно восстанавливать планету. Колонизация Луны или Марса даже не рассматривалась из-за солнечной радиации и необходимости жить под куполами с ограниченными ресурсами. Терраформирование что тогда, что сейчас остаётся уделом фантастов. Так было принято решение о путешествии к Спэс. Сумасшедший на тот момент план удалось воплотить в жизнь до того, как Земля задохнулась токсичными газами и утонула в растаявших льдах.       Вселенная молча наблюдала за копошением вымирающих людишек. Была безмолвна даже когда Infinitum с избранным экипажем покинул Точку Лагранжа и отправился в путь. Когда же корабль пересёк границу Солнечной системы, она нанесла свой первый удар, покончив с оставшимися позади людишками извержением супервулкана. Спустя двести лет Вселенная вернулась и закончила начатое, не дав колонистам добраться до Спэс. Антон не слишком верил в бредни покойного напарника, при жизни уверенного, что им не долететь до нужной планеты. Как оказалось, Джо был прав с самого начала, когда будущие напарники ещё были на Земле и в последний раз грузились в шаттл для «стройки тысячелетия». Грузовой отсек, разваливающийся в атмосфере SF-236b одной огромной огненной массой, не оставляет сомнений в правильности его гипотезы.       Почти докурив самокрутку, Антон наблюдает за хвостовой частью корабля, которую вот-вот охватит пламя. Он уверен — реактор уже на пределе, пусть в последние три года и работал лишь на внутренние потребности и малую заднюю тягу.       Яркая вспышка озаряет горизонт. Антон с замиранием сердца наблюдает, как огромное облако света поглощает падающие обломки и затмевает закат. Моментально становится светло, как днём. Словно в панике, тени от скал собираются в кучи в многочисленных расщелинах. Щурясь, Антон прячет глаза за рукавом скафандра. Подхваченный ветром окурок выскальзывает из пальцев и летит прочь, спасаясь от взрыва и наверняка уже погаснув. Антон ждёт, пока ударная волна не доберётся до него, но та не появляется — даже для мощнейшего ядерного реактора человечества расстояние слишком велико. Значит, Смерть до сих пор занята, словно и без одинокого русского инженера у неё полно дел. От таких размышлений Антона в грудь колет обидой. Или это последствия дыхания местным воздухом?       Когда день вновь становится вечером, а тени от скал опять расползаются по округе, Антон опускает руку. Ещё минуту назад сгорающие останки Infinitum исчезли. Вместо них — огромное облако дыма, окрашенное нотками алого. Вот и всё. Теперь на том свете Антон может гордо заявить, как на его веку человечество загадило радиацией не две, а сразу три планеты: Землю, Марс, а теперь ещё и SF-236b. Наверное, к счастью, что теперь люди так и не доберутся до Спэс.       Кислородная ячейка в руках Антона замирает. Он подносит клапан к лицу, но не чувствует живительного ветерка. Пусто. Он осторожно вдыхает токсичный воздух SF-236b. Уже готовый к жжению в груди, почти не дёргается и даже не кашляет. Жить можно. Вот только недолго.       Антон разжимает пальцы. С шорохом выскользнув из объятий истёртых перчаток, пустая ячейка с резким звоном ударяется о корпус спасательной капсулы. Монотонный гул сопровождает её вниз до встречи с бежеватым песком. Второй глоток смертельного воздуха даётся уже не так легко. Антон заходится кашлем, рефлекторно вдыхает и опять кашляет. Содрогаясь всем телом, он заваливается набок и кубарем катится вслед за прочими своими вещами. Спуск оказывается больнее, чем он думал.       Утопая спиной в холодном песке, Антон смотрит на розоватого оттенка небо. Он уже не кашляет — из груди вырываются лишь короткие, жадные вздохи, приносящие лишь новую боль во всём теле и ничего более. И пусть по щеке течёт слеза, Антон ни о чём не жалеет. Попав в скромный список членов экипажа, он уже тогда смирился со всеми опасностями, подстерегающими в пустом космосе. Ведь самая фантастическая авантюра в истории человечества не может существовать без соразмерно фантастических рисков. Иначе… какая это вообще авантюра? Но ему всё равно обидно, ведь в розоватом полотне закатного неба видны не только первые звёзды, но и одна очень особенная звезда, которая и не звезда вовсе, а маленький сияющий шарик размером с жемчужину. Спэс. Им — отважному экипажу и дремлющим пассажирам Infinitum — почти удалось достичь бесконечно далёкой мечты умирающего человечества. Они были так близко к новому Раю, в каком-то полушаге по меркам космоса. Но Вселенная не дала им посягнуть на своё сокровище.       Делая последний, почти бессильный вдох, Антон уверен — попытка стоила того. Лучше попытаться и оступиться, чем не попытаться вовсе…       Местное солнце скрывается за горизонтом, а лёгкий ветерок постепенно засыпает следы инопланетного присутствия с однообразного облика SF-236b. Пройдут годы, минуют тысячелетия, но переживший крушение инженер всё также будет вглядываться в глубины космоса, выискивая среди звёзд одну особенную жемчужину.