По ком плачет колокол?
Камни в груди ворочались, сталкиваясь и наползая друг на друга, откалывались куски, летела во все стороны крошка, но Тим все так же неподвижно лежал, бездумно скользя пустым взглядом от одной трещины на потолке к другой.Какой "такой"?
Под утро пошел дождь, смывая с грязных стен пыль и копоть. Капли барабанили по жестяному подоконнику, выстукивая морзянкой "живой, живой", собирались в лужи на тротуарах. Ложь. Тим давно умер. Тим лежит в сырой земле, пропахшей гарью и выхлопом, и тело его сожрали черви. Нет его. Ничего не осталось. День проскочил мимо сплошным смазанным пятном. Он что-то делал, кому-то отвечал, улыбался, шутил, укрывался от мелкой мороси, все ещё сыпавшейся с тяжёлых низких туч на этот проклятый город... "Живой...” “Живой?"Пожалуйста, пусть это закончится...
Костюм привычно стягивает грудь, призывая камни внутри него к порядку. Плащ обнимает плечи и ветер, запутавшийся в материи, напевает о том, что не всё потеряно. Обманщик. Тим сидит на самом краю крыши. Сегодня непозволительно тихо, будто все бандиты города разом решили взять выходной, оставшись дома. А Тим - нет. Мелкая водяная пыль летала в воздухе, оседая на лице и волосах, пробиралась под маску, стекала по щекам и, сорвавшись с острого подбородка, отправлялась в последний полет до узкой змеи асфальта далеко внизу.Пожалуйста, хватит…
Закрыть глаза, качнуться вперёд и запретить инстинктам, осевшим глубоко под кожей, вскинуть руку и ... Чужая рука обхватывает его поперек груди, не давая нырнуть вперед, отправившись в последний полет. Горячее дыхание обжигает шею, но сил нет даже на то, чтобы вздрогнуть. Закоченевшее тело отказывается слушаться и Тим не дёргается даже тогда, когда его вздергивают на подкашивающиеся ноги. Взгляд упирается в алое пятно на груди. - Ты совсем ебанутый, замена? Тим не знает что ответить. Он даже не уверен, что вообще нужно хоть что-то отвечать. Он стоит, едва заметно покачиваясь, пока Колпак, где-то оставивший свой шлем, ощупывает его на предмет наличия повреждений. Он молча слушает яростную, гневную тираду, сплошь состоящую из мата и междометий, но впервые за столь долгое время, чужой гнев направлен не на него, Тима. И он сдается. Все. Хватит. Никакая он не замена. И не Робин. И даже не Тим. Тим и тот, умер. Дрожащие пальцы тянутся к лицу и срывают маску. Кажется, будто она отходит с кожей, срывая целые лоскуты, оголяя лицевые мышцы, но Тиму уже все равно. - Пожалуйста, хватит... Незнакомый голос хрипит так, будто им давно не пользовались и говоривший успел забыть, что вообще умеет разговаривать. Тим даже и думать не хочет, что этот голос - его, но Джейсон замирает, вглядывается в его лицо. И, главное, видит. Ладонь, все ещё затянутая в усиленную перчатку, касается его щеки и Тиму хочется закричать, чтобы Джейсон не трогал. Не потому, что ему не нужны эти прикосновения, нет. Просто чтобы не испачкался. Но, Джейсон не слушает. Или не слышит. Или просто Тим так и не смог произнести этого вслух, потерявшись в осколках разбившихся надежд и реальностей, ослеплённый стеклом, попавшим в глаза. Лба касается чужой лоб. Горячая кожа к ледяной. Дыхание обжигает щеку, пока пальцы стирают соленые дорожки. - Хэй, птичка, у меня есть идея получше… Чужой голос звучит непривычно мирно и реальность смещается, вырастая за его спиной, целая и нерушимая. Такая же целая, как и грудь с алым знаком, к которой прижат Тим. Такая же нерушимая, как и ровный сердца стук под сведенными судорогой пальцами. Может быть, и его, Тима, реальность соберёт? Дни сменялись ночами, ночи - днями. Периодически ветер разгонял бессменные тучи над городом и мрачные улицы заливал солнечный свет, вызывая робкие улыбки на лицах жителей. Камни в его груди осыпались пылью, которую легко подхватил ветер, унося за край горизонта. Иначе и быть не могло. Под рукой Джейсона все - или пыль, или живое. Тим не знал, как это работает. Тим был жив. Ради редких кривых улыбок Джейсона. Ради его смеха. Ради его поцелуев, будто оставляющих клеймо на бледной коже. Тим жил ради Джейсона. Джейсон жил ради Тима.