Проблемы доверия

      Существовать рядом с тобой тяжело, знаешь ли. Практически невозможно. Иногда смотришь с расстояния полутора метров, и единственная мысль — «с ума сойти, он реален».       Может, испытывал когда-нибудь такое чувство, когда спустя много лет общения с человеком на расстоянии, наконец, впервые встречаешь его вживую? Это ощущение странной неправильности, нереальности, непривычности происходящего? Я не могу поверить, насколько сильно мне повезло. Миллионы людей видят тебя в размер крошечного экрана компьютера. А я — вживую. Совсем близко. Каждый день. И иногда ночью тоже.       Ради тебя я, пожалуй, забрал бы назад все свои глупые шутки о басках и каталонцах. Ничего более, все равно ни за что на свете не поздравлял бы с трофеями, будь ты тренером своей любимой Барселоны. Ради тебя я сделал бы что угодно — ну, практически. Нет никакого адекватного объяснения этому чувству помешанной преданности, что я испытываю к тебе. Нет никакого адекватного объяснения тому, почему тебе вдруг не плевать.       Кто я такой? Просто неудачник, в конце концов. Не пригодившийся Севилье, недостаточно хороший для Реала. Мой футбол — это моя страсть, и я живу по-настоящему, только когда выхожу на поле, когда чувствую, как разворачивается пламя в груди хлесткими языками — но эта влюбленность, кажется, односторонняя, и игра частенько смеётся надо мной.       Смеётся даже с полки с моими трофеями: «Каждый из них — не твой», — говорит она. Ты их не заслужил, Дани.       Все ещё не могу понять, чем же таким замечательным я заслужил тебя.       Ты сумасшедший гений. На тебя смотришь, с восхищением открыв рот, на то, как ты строишь свои идеи: невидимые замки в воздухе — смотришь с восхищением, и мечтаешь быть таким же. И вместе с тем — со страхом, как за канатоходцем, потому что легко сорваться, разбиться о камни внизу, но тебе, кажется, все равно, ты знаешь, что стоит на карте. И улыбаешься, тем не менее.       Ведь я — твое вдохновение.       Ты повернут на цифрах, на компьютерной графике и анализе статистики. Но футбол — это не цифры, правда? Это огонь, это непредсказуемое пламя, это необъяснимые мячи на последних секундах, это вероятность один к миллиону. Это то, где реальность пересекается с мистикой, и это то, чем люди живут и дышат, а не занимаются. Ты говоришь, что я стал тем, кто напомнил ему об этом. Ты говоришь, целуя сзади мою шею, заставляя задыхаться от желания и жалко скулить, прижимаясь всем телом, что я позволяю тебе снова чувствовать игру. Чувствовать такой, какая она есть. Огненной.       Ты просишь меня быть собой на поле и не бояться совершать ошибки, отдаваться игре так, как она мне позволяет и ведёт за собой. Потом, после матча, обнимаешь за плечи, и я чувствую как пальцы скользят под ворот джерси, собирая капельки пота; я знаю, если бы не шум раздевалки и десятки глаз вокруг, ты легко собрал бы их языком. Потом вытянул бы раздавливающую усталость тягучими поцелуями, после каждого повторяя горячим шепотом, как сильно любишь каждую мою неидеальность.       Ведь я неправильный. Я — набор противоречий, каким-то образом уживающихся в одном теле, но наверное поэтому я кажусь ему таким живым. Я отращиваю длинные волосы, хотя мне нравится короткая стрижка. Я обожаю порядок и структуру, но моя жизнь — бесконечный шум и хаос. Моя игра — это техника и финты, хотя я люблю прямоту и скорость.       Когда я говорю тебе об этом, ты смеёшься.       —Какой же ты…       —Тупой?       — Невероятный, Дани. Я хотел сказать «невероятный».       Я вглядываюсь в твоё лицо, пытаясь понять, шутка ли это. Ты не мог назвать меня невероятным, только не ты. Не человек-воплощение совершенства. «Почему ты так строг к себе, Дани?»       Я не знаю. Меня так научили люди, которые только требовали и ничего не давали взамен, и от которых никогда не стоило ждать второго шанса. А ты говоришь мне, что я твоё вдохновение, и от этого хочется кричать от счастья. Кажется, в этот момент я начинаю доверять тебе по-настоящему, потому что в мягком прикосновении к своей щеке чувствую заботу и необъяснимую нежность, от которой мгновенно забывается всё: боль и разочарование, и больничные стены, и крикливые воспитатели.       И я даю себе слово, что никогда не разочарую тебя. Я не хочу потерять твою веру в меня, я не потеряю.       Но есть кое-что, в чем я все же неправ. В первую очередь, в себе.

***

      Я ненавижу проигрывать. Но ещё больше я ненавижу подводить своих: простить этого себе невозможно. Это имеет для меня огромное значение, и проигранный по моей вине матч — как конец всему.       Тем тяжелее после той проклятой ответки с Бенфикой.       Мы выиграли, но, клянусь, мои руки трясутся, когда мы возвращаемся назад в раздевалку, а тело колотит противная дрожь. Никто не сказал мне ни слова, может, просто из жалости, видя, в каком я состоянии, а всё, о чем я могу думать — это как встречусь снова с тобой взглядами, смогу ли вообще поднять на тебя глаза? Мои ошибки чуть не стоили тебе турнира. А может быть, и работы. Я подвёл тебя очень сильно, и я подвёл очень сильно своих ребят.       Я давал слово, что не разочарую, и нарушил его так быстро.       Когда ты берешь моё лицо в свои руки, я хочу провалиться сквозь землю. В теплом полумраке двухместного номера хорошо вижу, как мягко мерцают твои глаза, и меня захлёстывает эмоциями с головой, как штормовой волной. Разве не должен ты смотреть на меня с отвращением? Разве не должен оттолкнуть и послать прочь, и потом до окончания аренды не выпускать на поле? Но ты здесь, ты совсем рядом, и твои пальцы гладят мои скулы, а я пытаюсь не дышать и прячу глаза, совсем запутавшийся и разбитый.       «Все хорошо, Дани?»       Нет. Конечно нет, почему ты спрашиваешь? Я не хочу говорить этого тебе. Я наделал достаточно за сегодня, это не у меня нужно спрашивать, в порядке ли я.       Почему ты так добр ко мне, Мики? Чем я этого заслужил?       Ты мягко касаешься губами моего лба. Виска, щеки. Каждый раз я таю от твоих теплых прикосновений, а сейчас не могу даже понять, почему мне так хорошо и так больно от них одновременно. Кажется, что это не может быть реальностью. Кажется, это слишком хорошо, чтобы ею быть.       «Дани, поговори со мной. Мы выиграли, все в порядке, и я не злюсь на тебя. Что не так, малыш?»       Всё. Прости меня, шепчу едва слышно, зажмурившись, чтобы не видеть твоего взгляда. Прости, я чуть всё не испортил, я облажался. Я никогда не смогу себе этого простить, только надеюсь, что ты сможешь. Не как тренер, который ведёт за собой целый клуб, а как человек, которым я дорожу больше всего на свете. Да, больше всего, это правда.       «Эй. Пойдем-ка, — ты ведёшь меня вглубь комнаты, усаживаешь на кровать, отвинчиваешь крышку у пластиковой бутылки с водой и даёшь мне в руки. Опускаешься на корточки напротив и долго смотришь, как я пью.       Твои теплые ладони на моих коленях каким-то сверхъестественным образом заставляют чувствовать себя в безопасности.       — Дани, мы все ошибаемся. Неважно, какие последствия у ошибки, в любом случае это просто часть жизни. Мы учимся на них и идём дальше, главное — не останавливаться. А я знаю, как много это значит для тебя. Я знаю, как много значит для тебя каждый момент на поле, и я знаю, что ты правильно отреагируешь на то, что произошло сегодня; это заставит тебя лишь работать больше, а не остановиться. Я не злюсь на тебя, Дани. Я тебе верю, слышишь? Я верю, что ты сделаешь всё правильно.       Всё хорошо, малыш. Тебе не о чем беспокоиться.       Существовать рядом с тобой действительно тяжело, ты знаешь? Мне больно от твоих слов. Правда, мне иногда больно от того, как терпеливо и ласково ты обходишься со мной — я этого не заслуживаю. Я не заслуживаю того, чтобы ты улыбался мне т, а к. И не заслуживаю твоей поддержки, и твоего доверия, и того, что ты вообще рядом сейчас. В конце концов, это я твой игрок, а не наоборот.       — Микель, почему ты ведёшь себя так со мной? — едва слышно спрашиваю, все ещё не поднимая глаз. — Я ведь просто неудачник. Я ничего не добавлю тебе в игре, я подставляю людей, ты поверил в меня полгода назад, а я облажался, и не оправдал твою веру. Я ничего не могу тебе дать, почему ты всё равно так нянчишься со мной?       В тишине слышно, как снаружи стучат по подоконнику, срываясь с карниза, оставшиеся после дождя капли.       Ты хмуришься. Непонимающе качаешь головой — «Дани, ты… что ты говоришь такое?» Касаешься пальцами моего лица, приподнимая за подбородок — посмотри на меня, слышишь…       И вдруг смеёшься — беззвучно, я только вижу, как подрагивают твои губы, растягиваясь в улыбке.       Глупый, глупый Дани. Глупый маленький Дани Себальос — так твердо уверенный, что всем в этой жизни от него что-то нужно. Что всем обязательно надо получать от него что-то взамен.       Поднимаешься на ноги, чтобы поцеловать меня в уголок рта, рукой взъерошив ломкие от лака волосы.       — Я люблю тебя, малыш, — ты говоришь так просто, будто это самая очевидная вещь на свете. — Люблю тебя, вот и все.       Моё сердце пропускает удар, а твоя улыбка греет.       — Есть вещи на земле, которые не надо заслуживать, знаешь? Не надо работать без устали и не спать ночами ради них. Это просто случается — и всё. Я с тобой не потому что ты звезда, не потому что играешь на моей позиции, не потому что это тешит мое самолюбие или что-то ещё. Боже, моя бы воля, я бы никогда не связался с мадридистой, честное слово!       Но так получилось: я влюблен в тебя. И очень сильно, Дани. В твою улыбку. В твое разочарование или, наоборот, радость. В твою эмоциональность, в то, как ты мечтаешь, о чем мечтаешь, и чему идёшь. В твою осторожность и твои волосы, в странные шутки…       Опрокидываешь меня на прохладные простыни, вглядываясь в моё лицо, и, не удержавшись, чмокаешь в кончик носа, вызывая смущенную улыбку. Ты такой близкий и совсем не сумасшедший, не мрачный гений в киношном злодейским пальто — ты просто невероятный человек, рядом с которым я могу быть счастлив.       — Ты понял? Я люблю тебя, — и поцелуй в щеку между этих значимых слов. — Я тебе верю. Знаю, что для тебя этого достаточно. Но, пожалуйста, оставайся человеком, Дани. — беспокойство и просьба во взгляде. — Хорошо? Просто человеком рядом со мной, а не игроком, от которого требуют быть идеальным. И никогда ничего не бойся.       Я молча обнимаю тебя, притягиваю как можно ближе. Не могу ответить, потому что слов нет; существовать рядом действительно тяжело, это правда. Запускаю пальцы в твои густые черные волосы и замираю, слушая горячее дыхание. Ты заставляешь меня меняться. Ты заставляешь меня доверять и позволять видеть себя настоящего.       Я с трудом открываю глаза и шепчу тебе в ответ, наконец, позволяя взглядам встретиться: «Я хочу быть твоим человеком, Мики. И я хочу быть рядом с тобой как можно дольше».