like Andrew did

      Хотелось бы верить, что он не пытался слепо копировать чужую уверенность перед смятой пачкой сигарет и (ещё) целым окном.       — Нил…       Нил — вот, кем он был. Хотелось бы снова быть Абрамом. Отречься от своего волнения и быть, чёрт возьми, Абрамом. Абрамом, которому верили. Абрамом, который не вздрогнул, когда его позвали по этому имени — один слог, пустивший под откос аккуратную жизнь, где нечто внезапное должно было быть тревожным событием, а не ужасающей закономерностью.       Абрамом, у которого завтра тренировка по экси и счастливый билет в светлое будущее, а не Нилом, у которого в кармане — билет на рейс до Западной Вирджинии.       — Нил, — голос позади него прозвучал чуть громче.       — Блядство, — Нил переломил сигарету и кинул её на пол.       Напряжение набухало под его кожей. Чужой голос шёл по телу мурашками. Это можно было списать на холод. Можно было бы списать это на холод перед кем угодно, но закрыть окно потянулся именно Кевин, мать его, Дэй, который слишком хорошо всё понимал.       Слова Рико подожгли Нила, как спичку, и вот он — догорел. Морияма знал их по коротким вспышкам и сухим докладам, но ему хватило и этого. Он знал, к кому именно из них двоих обратиться. Он знал, что их это сломает. Сломает, сломает, сломает — Нил не хотел в это верить, он чувствовал себя не сломленным, а померкшим. Но одна ночь — и он будет в порядке. Он будет готов. Только вот одного взгляда в сторону хватало, чтобы понять: Рико целился задеть не только его одного. Faire d’une pierre deux coups* — так говорят. Faire d’une pierre deux coups — они с Кевином это прекрасно понимали.       — Мы останемся одни. Каждый поодиночке, — выдавил Кевин, глядя себе под ноги.       Собственное молчание давило на грудь, и Нил задыхался в отчаянии не находящих выхода слов. Что он должен был ответить? Он всё это знал. Он думал об этом всю дорогу до Пальметто.       — Да, — всё-таки выдавил из себя Нил. Вышло так натужно, что казалось, будто его сейчас вырвет. — Но если у нас, — он сказал «у нас», потому что не мог позволить Кевину чувствовать своё бессилие, — есть шанс спасти его…       — «Спасти его», — слова Нила разбились о горькую усмешку Кевина. Со стороны это действительно звучало паршиво. Херовы герои, ну, конечно… «Спасти его», «спасти его», никто из них троих не мог спасти даже самого себя. Наверное, поэтому они так друг за друга цеплялись. — Он бы убил тебя за такие слова.       Убил бы — подумал Нил. Он пообещал быть рядом с Кевином, но вопрос сейчас стоял уже не только о его безопасности. Добровольно согласиться пойти на корм «Воронам»? Эндрю бы убил его не только за эти слова, но и за это решение. Но Эндрю не было рядом, и Нил впервые почувствовал то, как им его не хватало. Эндрю не было рядом,— а перед ними стоял выбор. Для Нила выбор был очевиден — это было «Почему?» Кевина. Кевин не мог с этим смириться — и это было «Почему?» Нила. Ответы на их «Почему?» были так близки и горели так ярко, что они не решались взглянуть на них: это всё равно, что уставиться на солнце в ясный день— ослепнешь.       — Ты понял, — отрезал Нил и невольно потянулся к пачке за новой сигаретой. Как будто это могло ему как-то помочь.       Он уставился в мутное отражение комнаты, сливающееся с темнотой безлунной ночи и москитной решёткой. Но и этого ему было достаточно для того, чтобы разглядеть Кевина. Наверное, Нил не имел права сказать ему «Будь сильным». Рико, даже глазом не моргнув, расправился с Эндрю. Рико, чёрт возьми, убил человека. И страшно было подумать, как он мог обращаться с Кевином, который с первого дня их знакомства был угрозой его маниакального первенства. Конечно же, Кевин боялся.       Поэтому он повернулся к Кевину лицом и медленно протянул руки к его ладони. Нил чуть наклонился вперёд, и теперь Кевин дышал ему в макушку. Он прикрыл глаза, сосредоточив все свои чувства в кончиках пальцев, оглаживающих рубец бледного шрама. Прикосновения были лёгкими, призрачными. В Ниле не было спокойствия, но он надеялся внушить его Кевину.       — Ты веришь, что это не повторится? Это последнее, что Рико посмел сделать с тобой. Он больше не причинит тебе боль.       Дыхание над ним замерло. Ладонь Кевина в его руках дрогнула. Нил сжал её крепче и поднял взгляд. На лице Кевина замерла тень отчаянья. Нил вспомнил, как Кевин рвался в больницу в Колумбии. Кевин боялся. Но не только за себя.       — И Эндрю тоже.       Он думал сказать ещё что-то, но Кевин оборвал его мысль:       — А тебе?       «Почему?» Нила взорвалось у него в груди воздушным шариком. Он на секунду забыл, как дышать. Ладонь Кевина выскользнула из его рук. Гул собственного сердца пронзил его тело, и это было почти больно. В груди что-то холодное слилось с чем-то горячим. Он почти удивился, когда вновь услышал свой голос:       — Я справлюсь.       Он не говорил «Рико не сделает мне больно»: он не тешил себя пустыми надеждами.       — Рико уничтожит тебя, — тяжело проговорил Кевин.       Нил сглотнул вязкую слюну. Он скользнул кончиками пальцев вдоль руки Кевина, аккуратно взял его за подбородок и, чуть надавив на него, заставил посмотреть себе в глаза. Встретившись взглядами, они замерли. Он взял его за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза — так делал Эндрю. Связь с ним шла пояснительными субтитрами к каждому их движению.       — Кевин, я справлюсь.       — Ты не слышишь меня, — в голосе Кевина дрожала истерика.       — Я тебя слышу. Ты просто меня не знаешь.       Кевин замер. Он смотрел на Нила несколько долгих секунд, а потом спросил:       — Почему он тебе поверил?       Нил должен был найти слова, но он их не нашёл. Так что он молча отвернулся и подошёл к двери, чтобы запереть её. Когда он повернулся к Кевину, то понял, что тот не отводил от него взгляда.       Этого хватило для того, чтобы Кевин сам подошёл к нему и позволил взять свою травмированную руку. Только шрам на теле Кевина мог понять шрамы на теле Нила. Когда чужая ладонь оказалась под его футболкой, он наконец смог вздохнуть полной грудью. Дрогнувшие пальцы Кевина успокоили его. Эта боль всё ещё была частью Нила, она была безобразно ужасной, но именно она позволит ему держаться на плаву всё время, что он проведёт в «Гнезде».       — Господи, — прошептал Кевин так, будто ему было физически больно прикасаться к Нилу. Вопреки отчаянию в своём голосе и ужасу в своих глазах, он шагнул к нему. Лопатки Нила коснулись двери, но он не чувствовал паники. Не сейчас, когда перед ним был Кевин, который прикасался к нему так же, как это делал Эндрю.       Он вновь чувствовал доверие, вновь чувствовал уверенность. Он чувствовал, что сделал правильный выбор. Он чувствовал себя Абрамом.       Когда Нил осознал то, что их лица оказались чересчур близко друг к другу, он отвернулся. Чужое дыхание на щеке щекотало кожу. Нил позволил себе замереть на несколько мгновений, запоминая умиротворённость, которую так редко дарила ему близость чужого тела. Запоминая тепло тела Кевина и его ровное дыхание. Запоминая, что пока его не будет, его собственное тепло будет рядом с Кевином и там — рядом с Эндрю.       — Не сейчас. — «Не сейчас» — что? Но эти слова замерли на кончике его языка прежде, чем он успел их обдумать. — Тебе пора.       Кевин послушно отстранился. Конечно же. Конечно же, он не настаивал, он всё чувствовал, и это успокаивало. Между ними наконец-то не было напряжения, лишь понимание, пропущенное в их израненное неизбежностью сознание сквозь тонкую кожу шрамов.       Когда Кевин уходил, он задушено произнёс:       — Вернись.       И когда Нил хотел ответить, что он обязательно вернётся, Кевин добавил:       — К нам.