Let's talk 2. Forgiveness.

Мне как-то приснился сон, в котором я тебя потеряла Ты мне говорила “прощай”, а я только вслед кричала. Кричала “Постой, мам, прошу. Нет никого роднее. Я тебя сильно люблю. Сильнее, чем звезды небо.

Вновь стою около главного входа, боюсь войти, хотя не знаю, чего бояться. Это мой дом на двадцать процентов, но почему-то мое внутренняя “Я” так не считает. Уже лет (сколько мне?) двадцать четыре. Ведь меньше всего, меньше всего, тем более в последние несколько лет, я ощущала любовь и поддержку в этом доме. Не знаю, чему они были рады больше: тому, что я закончила школу с отличием или тому, что я ее закончила... До сих пор помню тот день, когда я последний раз была на территории этого “заведения”. Хлоя и Тесса что-то весело обсуждали, веселя родителей на заднем фоне. Мама и папа настолько заговорились, что забыли выключить пюре, отчего то подгорело. Мама быстро выключает кастрюлю и смотрит на остальных. Они все начинают смеяться с оплошности этой женщины. Грустно улыбаюсь и подхожу к двери. И вот сейчас я снова стою здесь, на лестничной площадке этого дома и не знаю, что сделать. Как постучаться? Что сказать? Хочу ли я вообще зайти в этот дом? Хочу ли я вообще с ними разговаривать? Чувствую движение позади себя и у меня только одна просьба: надеюсь это никто из моей семьи. Надеюсь, что это просто прохожий или вообще соседи, друзья, дальние родственники, полицейские и тд. В общем, кто угодно. Кто угодно, пожалуйста. – Пошли вместе. Слышу знакомый голос и тепло на руке. Смотрю сначала на парня, после на его руку, которая мягко сжимала мою руку. Коул слабо улыбается и тянет меня в сторону двери. Не могу убрать свою руку, ведь сама этого не хочу. Да, я в обиде на него, но это не значит, что сейчас я способна самостоятельно входить в этот дом, тем более, когда я в этой одежке, а ля Люция Эмили Кинг. Спроус смело стучит в дверь, вместе со мной ожидая, пока нас пустят в дом. Не могу отпустить его руку. Или не хочу? – Люция Кинг, Коул Спроус, вы пришли, так скоро. Фальшивая улыбка матери - не единственное, что я запомнила на всю свою жизнь. В такие моменты, когда она через силу делала что-то, часто ее главным аксессуаром была эта радостная физиономия, которая мне до жути не нравилась. И все потому что в девяносто девяти процентах случаев такая улыбка была адресована мне. Когда я закончила школу, когда устроилась в ImKaLsIa, когда приходила к ним полтора года назад. Всегда. Всю мою жизнь меня сопровождала такая улыбка, которая уменьшала мое желание приходить в этот дом. Поднимаемся по лестнице ровно за моей мамой. Осматриваюсь по сторонам, искренне удивляясь тому, что было вокруг. Раз десять сменившееся обои, разные картины, грамоты Тессы, фотографии Хлои. Все, кроме меня. А впрочем все равно. Все мы знаем, как ко мне относиться моя семья. Глупо надеяться на то, что будет что-то другое. Ведь другого не будет. Никогда не было. Спроус держит меня за руку, подробно осматривая каждый участок моего бывшего дома. Уверена почти на сто процентов, что он думает о том же, о чем и я. – Почему тебя нигде нет? Что и требовалось доказать. Всех интересует это, потому что нельзя так открыто показывать безразличие к одной из своих дочерей. Но моя мама так может. Она может все, но только не испытывать любовь ко мне. Быстро поднимаемся на чердак, в котором пылились десятки коробок. Осматриваю все вокруг и замечаю некоторые мои вещи, точнее не сами вещи, а коробки вместе с ними, на которых черным по бежевому было выведено одно слово: Лили. – Вы пока можете здесь разбираться, а я пойду приготовлю вам что-нибудь. Одновременно с Коулом киваем, слегка улыбаясь, и дожидаемся пока женщину уйдет. Только до наших ушей доходит шум закрывающейся двери, как мы резко оборачиваемся в сторону коробок. Подхожу к ним и открываю самую верхнюю, замечая свою фотографию в рамке. Не уверена, что вообще когда-либо видела их на стенах дома или где-нибудь еще, кроме моей комнаты. – Я хочу забрать их к себе. – Но как? Спрашивает Спроус, смотря на меня. Пожимаю плечами, захватывая в руки еще одну рамку, но уже с другой фотографией. Я, вместе со своим классом, стою на уличной фотосессии и позирую для школьного альбома. Фотографии нам прислали сначала на почту, чтобы мы решили, какую брать в альбом, а уже потом оформляли картонную хрень, которая была следующим объектом после рамки. Не желаю брать альбом в руки, а потому убираю рамку обратно в коробку и закрываю ее. Слышим за двери приближающиеся шаги и спокойно оборачиваемся в сторону входа, ожидая, что вот вот к нам зайдут хозяева того дома. В проходе появляется женская рука со стеклянным бокалом в руке. Спустя ровно две секунды в помещении появляется женщина целиком, позволяя нам увидеть, что помимо одного бокала у нее был еще один. Благодаря тому, что бокал был из стекла, мы смогли увидеть, что в стакане была странная оранжевая жидкость. Сок. Это апельсиновый сок. А ведь у меня аллергия на цитрусовые... – Я вам принесла сок. Проговорила женщина, донося до нас простую истину. Мы с Коулом переглядываемся. – Извините, я не буду, у меня аллергия на апельсины, – проговариваю я, надеясь не выдать себя из-за такой глупости, – Да в общем-то, на все цитрусовое. Я с легкостью могла бы и не говорить такую информацию о себе, но кое-что я понимаю еще: после выпитого сока, я запросто могу попасть в больницу. А этого нам здесь не надо, ведь так? – Я наверное многое прошу, но могу ли я забрать вещи в участок? – на одном дыхании спрашиваю это, желая поскорее спросить, – Мне не удобно сидеть здесь, а работа действительно долгая. – Если вам так удобнее, то можете забрать хоть все. С улыбкой проговаривает Рейнхарт и разворачивается в сторону выхода, чтобы унести бокалы с соком обратно на кухню. Грустно оборачиваюсь обратно в сторону коробок, проводя рукой по одной из них. Неожиданно для нас обоих, на чердак обратно возвращается моя мама, пугая своим резким появлением и меня и Коула. – Вы сейчас уходите? – Да, коробки только перенесем. Отвечает вместо меня Спроус, сразу же получая благодарственную улыбку. Мама слегка кивает и вновь выходит из комнаты. Глубоко вздыхаю, хватая в руки первую коробку. Слышу странное шуршание за собой, понимая, что Коул последовал моему примеру и тоже взял коробку в свои руки. Вот так быстро и безразлично последнее воспоминание обо мне улетучивается из этого дома, где родители так спокойно расстаются с последними вещами своей дочери, которая, возможно, могла и умереть за такое длительное отсутствие... – Твоя мама так легко рассталась с твоими вещами, не могу поверить, – проговорил Спроус, как только мы сели в машину, – Моя мама, хоть и не родная мне, хранит в своей тумбочки две вещи, связанные со мной и Диланом: мой первый блокнот для рисования и его любимую игру, – честно выдает шатен, заставляя меня грустно прижать свои ноги к груди, обнимая их, и смотреть вперед, – А уж сколько наших фотографий в доме, а Барбары, даже твоя есть, – вопросительно поворачиваюсь в его сторону, пытаясь понять, шутит он или нет, – У нас. А у твоих родителей нет. Познакомься Коул Митчел Спроус, вот он, мир несправедливости. Тот самый, который ты мне так яро сейчас описал. Сижу и молча смотрю вперед, продолжая прижимать ноги к своей груди. В машине играет какая-то еле заметная музыка, которая включается автоматически, при заведенной машине. Смотрю в окно, почти не обращая внимание на парня, что сидел рядом. Блин, а ведь мы с ним спокойно разговаривали все это время, я даже забыла, из-за чего мы, собственно говоря, и не разговаривали. Из-за него. Мы перестали разговаривать по его вине. Потому что в какой-то момент он решил начать встречаться с другой, просто так, бросив меня по... Он же меня даже не бросал, просто везде заблокировал. И от этого становится еще хуже, ведь он, по сути, даже бросить меня нормально не смог. – Отвези меня в отель и оставь там, – спокойно проговариваю я, нарушая нашу тишину, – Дальше я сама. – Ладно, – так же спокойно произносит Спроус, слегка кивая, – Кстати, Барбара хочет. чтобы ты пришла к ней. Поворачиваюсь к нему. Что значит, Барбара хочет, чтобы я пришла к ней? Что это значит? Она хочет меня видеть или хочет сказать, что больше не хочет меня видеть? Отрицательно мотаю головой, всем своим видом показывая, что против этой затеи. – Я не могу. – Ты обманывала нас такое долгое время, – резко проговаривает парень,слегка хмурясь. И это ты злишься?! – Уж не говоря, сколько ты притворялась другим человеком, – ну да, а ты зато бросил меня, а теперь так резко вернулся, как ни в чем не бывало, – Вообще-то Барби - это тот самый человек, который переживал сильнее всех, даже сильнее твоих родителей, – спасибо, что напомнил, люблю тебя, – Ты просто обязана с ней поговорить. Я никому и ничего не обязана, отстаньте от меня со своей семьей. Останавливаемся около отеля и я сразу же выхожу на улицу, желая поскорее расстаться с этим человеком. Забираю пару коробок, унося их внутрь. Коул повторяет за мной, желая то ли помочь, то ли просто показать мне, что хочет помириться, то ли... Я даже не знаю. Но сейчас я понимаю больше всего, что не хочу иметь с этим человек ничего. Абсолютно. Эшли сидела и что-то яростно печатала в своем ноутбуке. Наверное, очередной фанфик по какому-то сериалу, который посмотрела на днях. Решаюсь не отвлекать ее, а просто заношу коробки внутрь. Ставлю рядом со своей кроватью, как бы показывая Спроусу то, куда нужно ставить. Тисдейл сначала молча смерила нас безразличным взглядом, видимо настолько заинтересованная своей новой работой, и продолжила что-то печатать. Но лишь стоило ей додуматься о том, что на самом деле она увидела, как на смену просто удивлению пришла еще и странная истерика, словно она увидела любовь всей своей жизни. Хотя, что уж тут утаивать... Коул Спроус был настоящим кумиром для этой блондиночки... Эшли подскакивает со своей кровати, вопросительно оглядывая меня и парня с ног до головы. Возмущенно складывает руки на груди. – А если бы я была без одежды? Обиженно проговаривает девушка, заставляя меня закатить глаза. Разумеется, вся ее волна возмущения предназначалась лично мне, но из-за парня, что стоял рядом. – Даже если бы я не знал, что Люци это Лили, я бы все равно не посмотрел на тебя, – спокойно произнес шатен, – Не потому что ты некрасивая, а потому что нравится мне другая. – Иди отсюда, герой-любовник. Быстро выгоняю его из комнаты, забывая поблагодарить за помощь в переноске коробок. Закрываю дверь, прикрывая глаза руками. Когда он перестанет преследовать меня? Когда перестанет делать больно одним своим присутствием? Когда он уже отстанет от меня? Когда? – Зачем ты его выгнала? Спрашивает девушка так, словно не знает ответа, словно, я просто так сбежала из родного города. Словно я просто так врала своей семье и семье Спроуса. Словно, я все еще не хочу сбежать из этого мира, который снова заталкивает меня в свои темные дебри. Невозможно отрицать тот факт, что несколько месяцев в компании Коула и его семьи - самые лучшие в моей жизни. Я была искренне счастлива, когда устраивала ночевку с Диланом, Барбарой и Хейли у себя в квартире, когда мы не спали всю ночь, болтали и напились так, что я даже звонила Коулу. Я была искренне счастлива, когда смогла присутствовать в тот день, когда Дилан сделал предложение Барбаре. Когда я испекла торт, а он всем так понравился, что Спроусы даже заказали еще один им на свадьбу. Я была искренне счастлива, когда исполняла роль подружки невесты, когда красивый Коул приехал за мной, когда я танцевала с ним на свадьбе, когда он дал мне свой пиджак, увозя ото всех. Той ночью я была счастлива. Я была искренне счастлива, когда уезжала из Нью-Йорка к нему в Канаду, когда узнала, что он оставил мне свою записку, что все, что было между нами - это не игра. Я была счастлива, когда засыпала с ним в обнимку, когда стояла в ванной и целовала его. Я была счастлива. Я была искренне счастлива, когда мы сбежали от Дилана и Барбары под предлогом того, что Коул устал. Когда он забрал меня на реку, мы сидели на льду, играли в снежки, когда я уснула в его машине, когда мы приехали ко мне и почти сразу улеглись спать. я была счастлива. Я была счастлива, когда мы вчетвером пошли дарить детям подарки. Когда Барбара и Коул спорили, кто пойдет со мной, а я ушла с Диланом. Я была счастлива. Я была счастлива, когда смотрела, как Коул убаюкивает маленького ребенка на руках, а рядом с ним его брат, который был занят ровно тем же. Я была счастлива. Я бы искренне счастлива, когда всю ночь лепила пироги с Барбарой и Коулом, когда я настолько уставала, что отрубала, когда в такие моменты Спроус забирал у меня все и делал сам. Я была счастлива. Я была искренне счастлива, когда мы с Коулом впервые пришли к его родителям, когда уснули в его комнате в восемь, просто в обнимку. Я была счастлива. Я была счастлива с ним. С ними. Со всеми ними. И именно поэтому мне так больно сейчас. Ведь они стали мне больше, чем просто знакомыми или друзьями. Они стали мне родными, а от таких людей меньше всего ожидаешь боли, и потому каждая обида режет куда больнее, чем самый острый нож. – Потому что я так больше не могу... Подхожу к шкафу и достаю оттуда легкое светло-голубое платье до колена. Беру в руки косметичку и достаю оттуда расческу. На голове гнездо, в душе бардак. Хочу крикнуть, но тут люди. “Я так больше не могу” - это та фраза, которая в чем-то похожа на “Я хочу умереть”. На самом деле мы не хотим умирать, мы хотим другой жизни, не такой как сейчас. Так вот и я могу. Я могу все, но у меня закончились силы. Осталось только одно - найти новую жизнь. Ту, во время которой люди не говорят: “Я так больше не могу”, “Я хочу умереть”, “Я устала” и тд. А такая жизнь у меня была... Когда я жила во Франции. – Что ты хочешь этим сказать? Спрашивает Эшли. А зачем спрашивать? Ты итак уже догадалась, ну скажи же... – Я возвращаюсь обратно...