***
Готовился Ваня недолго. Он даже домой не поехал переодеваться, только помыл голову в офисном туалете, сменил футболку и одолжил у Сережи Белозерова пиджак, а еще нашел в морге пробник из-под духов. Круглова забрал Майский, чтобы подготовить к вечеру, и трое оставшихся в лаборатории сотрудников покатывались от хохота, представляя, куда заведет фантазия этих двоих. По всему выходило, что либо Круглов подкатит к клубу на мотоцикле и в косухе, либо разоденется павлином — впору Киркорова заменять на концертах. — Вы хоть снимок на память сделайте. — Это Белозеров настаивал на варианте с боа и перьями. — Давай мы глаза тебе накрасим? Умение Шустова и Белозерова наносить макияж Ване уверенности не внушало. Оба клялись, что не раз видели, как жены красятся, и отлично знают, какие тени нужно наносить, чтобы получить томный взгляд, но Ванька у себя томный взгляд не представлял что с тенями, что без них. Обычный у него взгляд, сонный, иногда насмешливый, на слабо взять может, а чтобы томить и соблазнять… За этим, пожалуйста, к Белозерову. Или к Белой. Да вообще к кому угодно, но не к нему. Шустов напутствовал ни с кем не драться, на танцполе крутиться поменьше, выпить не больше, чем один коктейль, а лучше вообще не пить… И все в том же духе, так что Ваня начал сомневаться, кем его считают коллеги: совсем неразумным ребенком? Да он им убийц на блюдечке с голубой каемочкой подаст, а они ему про коктейли втирают — на это и обидеться можно. — Мне смешно от одной мысли, что увижу Круглова в гей-клубе, — признался Ваня, когда решил все же не обижаться на Шустова, но при случае поддеть его. — Это же нонсенс! — Да ладно тебе, Ванька, зубоскалить. — Шустов поднялся и потянулся, как большой сонный медведь. Медведь, которого крохотная медведица не отпустила на сомнительную операцию в веселый клуб? — С нашей работой все как один и в гей-клубе побываем, и на свинг-пати, и в раю, и в преисподней. — Я выбираю свинг-пати! — У Белозерова даже глаза загорелись. — Только, без обид, Ваня, но не в твоей компании. — Можно подумать, я сам вызвался. Строго говоря, никто Ваниного желания не спрашивал. Никто даже не подумал, что надо спросить, потому что попасть внутрь «Веселого шмеля» было необходимо, а другой способ никому в голову не пришел. Ваня даже не возражал бы долго, если бы спросили, разве что немного поупирался из вредности, но одно дело, когда ты просто едешь в гей-клуб, а другое, когда едешь туда с Кругловым. Потому что ты самую малость, капельку чуточки в него влю?..***
Внутрь и впрямь вошли без проблем. Оружия с собой у них не было, микрофоны Ваня взял самые маленькие, и их невозможно было найти без специальной техники, удостоверение Круглова несколько смутило охранников, но стоило появиться администратору, как все разрешилось быстро и ловко. Собственно, Ваня не слышал, как именно Николай Петрович объяснял наличие у него клубной карты, потому как самого Тихонова без хлопот пропустили внутрь, и он во все глаза рассматривал народ на танцполе. Бар казался полупустым. Из колонок лилась заунывная попса про любовь и разбитые сердца, и три парочки кружились в медленном танце, то и дело натыкаясь друг на друга спинами, хоть широкий танцпол легко позволял им разминуться. Еще пятеро человек зависали у пульта диджея. На секунду Ване показалось, что он увидел среди них знакомую морду. Может, телезвезду? Приватные обеденные кабинеты размещались на втором этаже. Они отделялись друг от друга стенами, обитыми бархатом, а вход в кабинет закрывала нитяная штора, так что посетителей нельзя было увидеть, не заглянув внутрь. Декорированные под мрамор ступени взлетали вверх, приглашая проследовать в райскую обитель гей-клуба. Ваня как раз рассматривал лестницу, когда Круглов закончил с администратором, и, судя по довольному лицу майора и восторженному лицу «Сережки админа», — терпение Вани на Сереж начало истекать — разобрались они к взаимному удовольствию. Этот Сережка даже побежал провожать их в кабинет. Бар был красивее клуба. Хотя вернее будет сказать, что клуб был совершенно невзрачным, а вот бар поражал воображение. Бархат, шторы, гардины над окнами и диваны в просторных кабинетах — все это было нежно-голубых и лиловых оттенков, и в сочетании с серыми стенами производило впечатление домашнего уюта. Во всяком случае, производило на тех, в чей домашний уют вписывались искусственные камины, картины в тяжелых рамах и стеллажи с винами, которые стоили как несколько Ваниных зарплат, помноженных на премии Круглова. — Ваня? Было непохоже, чтобы на Николая Петровича обстановка бара произвела такое же впечатление. Если он и был удивлен, то ничем этого не показывал, и уж навряд ли ощущал себя не в своей тарелке, хотя именно он — из них двоих — никак не мог быть здешним клиентом. Должно быть, его опыт оперативной работы позволял чувствовать себя достойно и в гей-клубе, и среди всяких богемных деятелей, и в обезьяннике, и, может, на помойке с бомжами. Наверняка это даже не самое странное место, где Круглов бывал не то что в своей жизни, а за последний месяц. И ведь что интересно: он выглядел почти так же, как на работе, — даже костюм вроде бы тот же самый, только рубашка не белая, а персиковая, и из нагрудного кармана торчал бордовый платок, а во всем остальном все тот же Петрович, который точно — Ваня уверен! — не может оказаться на гомосексуальном свидании. Но вот смотришь на него и веришь, и волнуешься, как и должен волноваться на встрече с любовником. От одной этой мысли Ваня готов был лезть на стену, а уж тем более от того, что Круглов поймал его на беззастенчивом разглядывании, перехватил взгляд, а Ваня не выдержал и опустил глаза. Уши заполыхали от стыда, и причесанные волосы никак эту красноту скрыть не могли. — Что будешь пить? — Николай Петрович в меню смотрел с опаской, и вовсе не потому что ценник там был внушительным, хотя он был. Названия поражали воображение — хоть уноси меню и используй дома как книгу анекдотов: там и нефритовые стержни, разрывающие мрак ночи, и плевок одноглазого змея, и укус вампира, и прочая несусветная чушь. Ваня с удовольствием зачитал некоторые названия вслух и представил, как надрываются от смеха сидящие в засаде в нескольких метрах от клуба Шустов и Майский. Круглов присоединился к веселью, и еще через несколько минут изучено было не только многообразие бара, но и мясные блюда, и корзины закусок, и многое другое, в чем смутно угадывались знакомые эскалопы и фруктовые тарелки, только звались они все с вычурной дебильностью. Чтение вслух прервал сначала официант, а потом Николай Петрович. Помявшись немного, он потом потянулся к салфетке, вытащил из кармана карандаш и начал писать. Вытянув шею, Ваня читал буквы, едва они показывались из-под пальцев Круглова. «Ты здесь не первый раз?» Вот и как он догадался? — Это не только место для интимных встреч, — пояснил Ваня, стараясь звучать как можно более беззаботно. — Иногда внизу проводятся крутые вечеринки с современными группами. Я был тут несколько раз, в последний — на презентации нового альбома Металлического дождя. Котик слышал о таком? Круглов не слышал, откуда ему? За «котика» Ване наверняка предстояло ответить, и взгляд майора обещал трое суток без сна под грудой улик и отчетов, но Ваня не мог не потешиться. — А если котик будет очень добр, то сходит со мной на их следующий концерт. Ну котик… — Котик будет занят, моя мышка, — ответил Круглов, и судя по его тону было понятно, чем будет занят огромный хищный кот — перевариванием болтливого грызуна. — Ну котик… — Ваня надул губы, — а ты разрешишь мне сходить с Сережкой? Теперь уже Николай Петрович не мог сдержать смешка — явственно представилось выражение лица Майского. — Мышке надо спать по ночам, а не шляться по концертам. — Котику не нужно быть таким занудой, — Ваня старательно передразнивал голос Белой, но выходило не слишком похоже на нее, зато манерно донельзя. — Котик о тебе беспокоится. — Тогда почему котик не дает мышке спать? Николай Петрович посмотрел с возмущением во взгляде и с немым укором: до сна ли, когда у них столько работы, а без лабораторных исследований на ней можно поставить крест? Собственно, предстояло вспомнить о работе, но едва Ваня поднялся, чтобы выйти в туалет и незаметно прокрасться во двор, как Круглов ухватил его за рукав и покачал головой. — Ты куда, солнышко? — довольно громко произнес он. — Скоро нам принесут выпить. Мышка хочет выпить на брудершафт? Теперь настала Ванина очередь взглядом обещать страшные кары. Ладно, на самом деле он не очень-то обещал. Ваня только надеялся, что радости в его взгляде нет. Вот удивления сколько угодно, пожалуйста, — именно его Круглов добивался, наверняка именно потому вызвался ехать вместе с Ваней — чтобы тут поиздеваться над ним, отомстить, так сказать, за вечные насмешки на тему интернета и техники. — Конечно, мышка хочет! — воскликнул Ваня и вздернул подбородок, мол, ну что, Николай Петрович, как будете отступать? Никакого брудершафта, конечно, не было. Едва официант скрылся, Круглов опять достал салфетку и написал на ней: «Делаем вид, что просто отдыхаем, через полчаса ты берешь на себя туалет и подсобку, я — двор и кухню». Полчаса так полчаса, Ваня не спорил. Гораздо больше его волновало: есть ли в кабинете камера и безопасно ли пить коктейль? На первый взгляд, ничего похожего на записывающее устройство видно не было, но кому как не Ване знать, какими крохотными они могут быть и как легко прячутся даже в той же картинной раме. С коктейлем было и того хуже — до ужаса хотелось пить. По дороге в бар не хотелось, у дверей не хотелось, даже на лестнице не хотелось, но стоило остаться наедине с Николаем Петровичем, как рот пересох. Третью проблему нашел Круглов. Они вели себя не как пара. Даже не самый богатый Ванин опыт подсказывал, что по крутым барам не шляются только для того чтобы называть друг друга котиком и мышкой — для этого и в Макдональдс можно зайти. Надо было вести себя по-другому — особенно, если охрана их прослушивает или просматривает — но Ваня зависал, когда начинал думать в эту сторону, потому что воображение подсовывало одно за другим решения, а совесть их заворачивала напоминанием, что после всего этого с Кругловым еще работать. Если он не закатает Ваню в бетон. — Иди сюда. Ваня подчинился. Он устроился на диване в четверти метра от Николая Петровича, потом поерзал и оказался вплотную к нему — это вышло ненамеренно, честное слово. А затем Круглов отстранился, откинулся спиной на спинку дивана, и Ваня на мгновение выдохнул — так майор не разглядит его пылающих щек. И вообще пора прекращать вести себя странно, потому что еще немного, и пылающее признание в любви появится на его спине, животе и на лбу, а божественный или дьявольский голос загремит из колонок и расскажет о Ваньке ту правду, которую он пока еще пытается скрыть. Но стоило Ване подумать об этом, как Николай Петрович вытворил что-то еще более странное: он потянул на себя Тихонова так, что теперь Ваня опирался спиной на его грудь, и обнял за плечи. — Вот чего ты такой костлявый, как тебя обнимать? Ваня сделал страшные глаза, чтобы напомнить: вообще-то их прослушивают коллеги, и если Круглов еще хочет работать с Майским, пусть прекращает нести гейский бред. Правда, толку от Ваниных глаз было мало — разорвать объятия и обернуться не хватило духу, и вообще лежать на груди Николая Петровича оказалось приятно, когда еще такой шанс выдастся? — Чаще домой отпускайте и премию выпишите, — сказал Ваня вместо возмущения и добавил, когда спохватился о роли: — Или котик может лично покормить мышку вкусненьким. — Покормлю. Ваня хмыкнул, стоило Круглову дать общение, потому что оно казалось неисполнимым. Они что-то закажут в баре? Напрасная трата денег, ведь это все равно нельзя будет есть без предварительных экспертиз. Или Николай Петрович однажды пригласит поужинать после работы не Галину Николаевну, а его, Ваню? Между ними двадцать пять лет разницы, они буквально из разных миров, и, по мнению Вани, Круглов не тот человек, который засунет нос в чужой мир исключительно из любопытства. Особенно теперь, когда знает, что Ваня бывал в гей-клубе, и наверняка не поверил в презентацию альбома. Ваня бы не поверил, если бы услышал эту версию от кого-нибудь другого, потому что у него глаз наметан отличать своих в толпе по поведению и обрывкам фраз. Это не чуткость, не проницательность — это Круглов проницательный старый лис, — а у Вани привычка находить тех, к кому можно подкатить и не огрести за это. Но вот сейчас внутренний радар шкалит, потому что лежать на груди Круглова и чувствовать, как он выдыхает тебе в затылок, а твоя ладонь скользит по обивке дивана, пока не встречает руку Николая Петровича… — чувствовать это все и обмирать от восторга и панических воплей внутреннего голоса о том, что это последний смертный час на земле, а дальше только заявление на увольнение и бегство в деревню спасут Ваньку от разъяренных гетеросексуальных коллег, и надо немедленно, еще несколько минут назад, отстраниться, пересесть, запудрить мозги тупым бредом о мышках и котиках, и никогда — никогда! — не пускать на Круглова слюни. — Ваня? — прошептал Николай Петрович очень тихо, так что и в микрофон не услышат. Наверное. — Все хорошо? Хорошо ли? Да Ваня сейчас в обморок грохнется от полноты чувств. Ну кто бы подумал, что Круглов полезет обниматься? Нет, если бы Ваня поехал сюда с Белозеровым, они бы пофлиртовали, конечно, и, может, даже на танцпол выбрались, только от этого не было бы так неловко, как сейчас с Николаем Петровичем. И с Шустовым бы, наверное, не было, потому что к Шустову Ваня относился ровно — и вообще, подумаешь, изобразить парочку… Пальцы Круглова мазнули по щеке, скользнули мимо уголка губ, едва не провокационно, что Ваня тут же горячо выдохнул и — помирать, так с музыкой! — на мгновение коснулся подушечки пальца кончиком языка. Кожа у Николая Петровича была сухая и грубая — пить захотелось еще сильнее. Если бы Николай Петрович сказал что-то тупое и мерзкое, Ваньку бы отпустило. Наверное. Если бы Николай Петрович сказал… Но вместо этого он погладил Ваньку по голове, взъерошил волосы, превращая укладку в гнездо. Он молчал. Это было неправильно. Они должны были говорить, нести пошлый бред и сделать что-то провокационное, потому что они, черт возьми, в гей-клубе, у них свидание, они просто обязаны вести себя так манерно, как только можно! А вместо этого Ваня лежит у Николая Петровича на груди и плавится под его рукой… — Ничего не бойся, — прошептал Круглов едва слышно, Ваня даже не сразу понял, что он говорит, а уж тем более, о чем. Ах, да, работа — неужели уже полчаса прошло? Он нехотя отодвинулся. Мысль о том, что не надо вставать с таким стоном, будто тебя согнали с кровати после часового сна пришла поздно, и теперь приходилось смириться, что его недовольный сонный вздох слышали сидящие в машине ребята, у которых и так уже сто тысяч вопросов о произошедшем в кабинете между Тихоновым и Кругловым. Пить хотелось почти невыносимо, перед глазами пошли круги, едва Ваня вышел из кабинета, а стоило опереться о лестничные перила, как голову сжало от боли. Он ведь ничего не пил и не ел в баре. Единственный путь, по которому наркотик — а в том, что без него не обошлось, Ваня не сомневался, — мог попасть в организм, это органы дыхания. Народу на танцполе было не в пример больше, чем полчаса назад, и все они плясали слишком бодро для людей, накачанных наркотой под завязку. А значит, дым-машину, работающую на первом этаже, можно было не проверять. Вентиляция? Если Круглову так же плохо, как Ване, то не разумнее ли вызвать ребят прямо сейчас или отложить осмотр? С другой стороны, Николай Петрович крупнее и крепче, к тому же он наверняка что-то ел перед клубом, возможно, его не развезло так сильно. Так, следы наркотиков… Сосредоточиться на задаче получилось не сразу. В мужском туалете было пусто. Судя по графику, уборка производилась каждые полчаса, а судя по внешнему виду, не менее трех раз в день, так что надежды найти что-то, относящееся к убийству Денисова, было мало. Просыпанных порошков не виднелось, раздавленных таблеток тоже. Ваня заглянул даже в мусорную корзину, но кроме бумажных полотенец и блистера из-под силденафила, ничего не нашел. — В туалете чисто, — пробормотал он в микрофон, и вовремя успел прикрыть его отворотом пиджака, потому что в туалет влетел посетитель. Ваня определенно видел его по телевизору! Жаль, не лучший момент, чтобы попросить автограф. Пробраться в подсобку было не так сложно, как Ваня ожидал, но достаточно безрассудно. Камера смотрела на дверь туалета, но служебные помещения тоже попадали в кадр. В коридоре было достаточно темно, а Ваня специально подождал, когда между песнями светомузыка станет тусклее, а потом дернул дверь. Она легко поддалась. Разумеется, этому было объяснение. Ваня понял все, едва за ним закрылась дверь и длинный коридор повел, изгибаясь, в сторону. Черт! Сейчас он как никогда пожалел, что взял только микрофон с собой. У него на компьютере есть план клуба? Ваня определенно видел его, но не запомнил, а вот сейчас догадался, на что должен был обратить внимание: площадь здания явно не соответствовала тому, что он видел внутри. Интересно, тут прячутся номера для любовников или порно-студия? С последнего предположения Ваня едва не заржал в голос, потому что представил встречу с Кругловым в этой студии и то, какими глазами потом посмотрит на них Рогозина, если что-то пойдет не по плану, и вообще… Порно-студия, с ума сойти! В подсобном коридоре было свежее, чем в зале, но недостаточно, чтобы головная боль прошла. Разве что плыть перед глазами перестало, и благодаря тусклому освещению не тошнило от резкости красок. Что если Денисов был здесь перед убийством? Возможно, он пришел сюда с любовником, а возможно, выслеживал неверного партнера. Он должен был пройти по этому коридору, этому темному коридору с редкими и высокими окнами. Возможно, Денисову не повезло, и его убили прямо здесь, а затем тело вытащили через черный ход. Коридор был не слишком широким, но довольно длинным, так что без ультрафиолетовой лампы обследовать его было тяжело, но Ваня понадеялся на авось: он вытащил из внутреннего кармана ватную палочку и повел ее вдоль плинтуса. Скоро к первой ватной палочке присоединились вторая и третья, а еще остался черный ход… Ваня только успел юркнуть в закуток возле выхода, только встал удобно в тени железной двери, как услышал за спиной голоса. Один был в форме охранника, второй — посетитель, которого… да не все ли равно, по какому каналу Ваня его видел? Они флиртовали и, судя по всему, собирались уединиться, а вовсе не искали заплутавших в недрах клуба гостей. Но — сердце у Вани застучало так громко, впору бояться, что его услышат другие — охранник был вооружен. Ладно, сам Ваня сходил бы на свидание с Кругловым, даже если бы тот с головы до ног был обвешан оружием и еще Майского привел вместо охранника, но это Ваня, у которого мозги набекрень и под наркотой мысли лезут еще более дурные, чем обычно. А тут условно здоровая на голову телезвезда — вдруг откинет копыта от жестких игрищ с хромированным стволом? Не прошло и минуты, как за ними хлопнула дверь… номера? Ваня осторожно выбрался из своего укрытия и присмотрелся: парочка уединилась за первой по счету дверью, всего же их было пять. Ни за одной из них не слышалось ни звука, но как угадать, пусты номера или хорошая звукоизоляция обеспечивает покой посетителей клуба? Вот там бы порыться — если крови нет в коридоре, значит, ее найдут в комнатах, ведь где еще могли убить Денисова, как не тут? Но вломиться туда Ваня не мог даже не из-за страха быть обнаруженным, который то накатывал, как волны на берег, то уступал место безумной решимости — в конце концов, с ним Круглов, а в засаде Майский, Шустов и группа захвата, что с Ваней успеет случиться прежде, чем эта компания оторвет головы всем охранникам клуба? Сунуть нос внутрь номеров Ване хватило бы дури, даже если сюда примчалась бы охрана, но двери стояли надежно запертыми, а искать себе партнера на вечер, у которого есть ключи и хромированный ствол в придачу, было не слишком разумно. Может, Круглов тихонько вырубит одного из этих бугаев и свистнет у него форму? Ваня кратко обрисовал ситуацию в микрофон, пошарился по углам запасного выхода и на всякий случай провел пальцем вдоль дверной коробки — нашлись несколько ниток и… волос? В лаборатории разберется. — Я возвращаюсь. Как же жаль, что с обратной связью ничего не придумали! Ваня не сомневался в крутости Николая Петровича: он даже не удивился бы, если бы обнаружил, как вся охрана и посетители клуба лежат вповалку на полу с наручниками над жопой, а убийцы Денисова наперебой дают показания — в его представлениях, Круглов был где-то между Джеймсом Бондом и Леоном Кеннеди, плюс еще огромная харизма и просто бездонные и временами очень страшные глаза. Но в то же время беспокойство жгло: вдруг с Кругловым что-то случилось? Потому что если так, Ваня за себя не отвечает. На танцполе по-прежнему крутились парочки, разве что тоскливая попса сменилась на электронику, и танцы стали откровеннее. Ваня почувствовал на себе взгляд администратора и вздернул бровь, мол, чего пялишься, но ничего подозрительного не заметил. Даже два охранника на входе лениво пялились в потолок, еще не зная, что их заведению осталось работать несколько минут. Все было точно так же, как тогда, когда Ваня спустился на первый этаж, и потому он перевел дух: как бы то ни было, их не обнаружили, все хорошо, вот сейчас он поднимется, дождется Круглова, и они свалят, а потом… …Чего он точно не ожидал, так это того, что попадет в разгар тотального пиздеца. Ваня едва не навернулся с лестницы, когда увидел, что посреди холла второго этажа между свободными сейчас обеденными кабинетами толпятся четыре охранника. Упасть ему не дали, ухватили за плечо и вытолкнули вперед, грубо и бесцеремонно, но Ваня даже не заметил этого: он во все глаза смотрел на Круглова и на приставленный к его виску пистолет. — А я склад с наркотиками нашел, — поделился новостью Николай Петрович и поморщился, когда ствол сильнее уткнулся в кожу. — На кухне прятали. Как у тебя успехи? — А я кровь. — Кажется. Этого Ваня не добавил, потому что дальше все закрутилось. Один из охранников оказался слишком близко к нему, и пистолет в руке он держал некрепко, а роста он был такого, что легко можно подпрыгнуть и огреть рукояткой по затылку, — а потом послышались выстрелы. Сколько их было, Ваня не понял. Зато услышал, как слетела с петель пуленепробиваемая дверь и внизу завизжали гости клуба, когда группа захвата вылетела на танцпол. Он видел, как Николай Петрович зажимает предплечье окровавленной рукой, и кто-то стонал совсем рядом, а свет разрывал голову на куски. Сознание проваливалось. Ваня с трудом понимал, как кто-то обнимает его за плечи и ведет вниз по лестнице и кто-то меряет ему давление и растирает ладони спиртовыми салфетками. Вроде бы ему всунули бутылку с водой, и Ваня вылакал ее до дна в один присест. Кто-то приходил и уходил, было шумно, но в то же время все происходило точно не с ним. А потом его вырубило. А когда очнулся, испытал дежавю, потому что тут же понял, на чьей груди лежит. От Круглова пахло потом, спиртом и порохом, он полулежал на сидении газели, вытянув вперед ноги и затащив — или это Ваня сам во сне перелез на него? — Ваньку чуть ли не себе на колени. В пору сгореть со стыда от их позы, скатиться на сидение и убраться куда подальше, а Ваня не сдвинулся с места. И не потому что не мог — наверняка очень даже мог, а потому что руки Круглова обнимали его за живот и под грудью, и ладонь лежала на сердце. Проснись сейчас Николай Петрович — прибьет Ваню за эту позу или посмеется. И любой бы посмеялся на его месте! Только сидящий впереди Шустов — Ваня не сразу заметил его — не смеялся. Точнее, уголки его губ так и норовили растянуться в улыбке, но если он и придумал какую-нибудь шутку, то держал ее при себе. — Всех поймали? — во рту было сухо, как в Атакаме. — Всех, — вместо Шустова ответил Круглов, и Ваня со стыдом понял, что Николай Петрович не спит. Правда, стыд тут же сменился ликованием: ведь он не спит! — И обыск сделали, пока ты дрых. Все подтвердилось. — Там еще один охранник с посетителем развлекался, — вспомнил Ваня. — Его мы тоже нашли, — хохотнул Игорь. — Только это не охранник, а ролевые игры. — Хороши игры… — Нравятся? — Ваня не был уверен, что на этот вопрос Круглова надо отвечать, и потому промолчал. Только позу не сменил. Даже когда Майский заглянул в салон. — Да не кричи, Галя! — кричал он сам в телефон. — Все сделали, по закону, с ордером! А если бы они товар уничтожили при задержании, что мы предъявили бы? Да подумаешь небольшая перестрелка! Нет, у нас все живы. Ну да они же сопротивление оказали! Один в реанимации и еще двоих едва задели. Галя, да ты не видела этих орлов, их не охранять, их убивать учат! Галя! Есть, товарищ полковник! За все время разговора Майский в упор пялился на Круглова и Тихонова, но, только захлопнув телефон, по-настоящему посмотрел на них. — Сейчас сама примчится и всем головы оторвет за самодеятельность. А все-таки как мы их, а? Ну мы вообще герои! Ваня попытался пожать плечами, но вместо этого растекся по Николаю Петровичу, закрыл глаза, вновь проваливаясь в сон. Тепло так — это надо запомнить. Разве подвернется другой случай погреться у него в объятиях? Только если каждый день под пули к наркоторговцам лезть, но ведь к оперативной работе его уже никогда не допустят. Вообще из лаборатории не выпустят во избежание опасных геройств. Только когда ладонь Круглова лежит на твоем сердце, что-то еще имеет значение?***
Было около четырех утра, когда Ваня вылез из лаборатории и сощурился на темный безлюдный коридор. Это что, все по домам разошлись? Он только закончил с уликами: все проверил, отыскал следы крови и проверил состав наркотика, и даже оформил все так, чтобы Рогозина ни к чему не придралась, потому что она и так орала на всех страшным зверем. Ване досталось меньше других, что странно, потому что тот же Белозеров, который вообще всю операцию продрых в переговорной, получил свою порцию головомойки. А сейчас четыре утра и до открытия метро еще полтора часа, а есть хочется сильно, хотя Ваньку накормили, когда все вернулись в контору из клуба. От нервов вообще впору на стены лезть, не то что жрать как не в себя. По-хорошему, Ваня на месте Галины отпустил бы себя домой отлеживаться после интоксикации, но останься Ваня наедине с самим собой, слетел бы с катушек. Лучше не думать ни о перестрелке в клубе, ни об объятиях с Кругловым, потому что одно хуже другого, и еще не знаешь, что может закончиться для Ваньки большими неприятностями. Но все же обнаружить в четыре утра, что коллеги давно разбежались по домам, а ты кукуешь над отчетами злобным дятлом — такое себе ощущение. Ваня прошелся по сонным коридорам, прежде чем заметил свет из дверей тира. Может, Шустов тоже заработался? Голоса за дверью Шустову не принадлежали, потому что Игорек наверняка первым удрал к жене под бочок. Белозерова, судя по всему, внутри тоже не было. — Да вы с ума сошли! — пеняла кому-то Галина Николаевна. — Еще раз услышу о ваших проделках, оба отсюда вылетите. У самих один мозг на двоих, так еще и Ваню втягиваете! — Да ты бы видела Ваньку там!.. — Майскому не дали договорить, а Ваня бы послушал, как он был крут и что без его участия хрен бы накрыли этот притон. Что дальше сказала Галина, Ваня не разобрал. — Хочешь есть, студент? — услышал Ваня над ухом и едва не закричал от неожиданности, но рот ему вовремя заткнули рукой. — Хорош орать. — Я не студент, товарищ майор. — Ну так и я сейчас не при исполнении. Пойдем, я же обещал. Ваня медлил доли секунды — хотя возможно, что и вовсе не медлил. Сомнения, какие сомнения? Максимум голову оторвут и в бетон закатают — подумаешь, невидаль, и не таким пугали. Когда еще предоставится шанс сходить на настоящее свидание с Николаем Петровичем? Ваня медлил доли секунды, хотя возможно, что вовсе не медлил, потому что на свежий ночной воздух он вышел первым.