Прислонившись спиной к стене, Ацуши медленно скатилась по ней на холодную плитку в ванной. Обнимая плечи, она сотряслась в безудержных рыданиях.
Слёзы, словно серебряные капельки росы, медленно скатывались по лицу девушки. Она уткнулась носом в колени и всхлипнула.
— Ацуши?.. — Кёка, предварительно постучавшись, распахнула дверь в ванную комнату. — Ты в порядке?..
Два покрасневших глаза уставились на девочку, давая понять, что «нет, не все хорошо». Ответ же был совершенно иной, естественно, лживый.
— Всё хорошо, не беспокойся...
— Ты просто забежала домой как молния, и заперлась тут... — Изуми неловко перетаптывалась с ноги на ногу.
— Все нормально. Я сейчас умоюсь и выйду на улицу, ладно?.. — Ацуши попыталась улыбнуться, да слишком вымученно получилось.
Девочка кивнула и оставила подругу в одиночестве. Посидев на полу с минуты три, Накаджима зажмурилась, выдохнула и встала.
Отряхнув помятую юбку, она повернула ручку крана и выплеснула на себя немного холодной воды. Промокнув лицо, девушка быстро вышла из ванной.
Первой удачей за сегодняшний день было то, что вода не достала до рубашки и юбки, и они остались сухими. Взяв с тумбочки в прихожей ключи, Ацуши сказала Кёке, которая материализовалась рядом, что быть её не может до ночи, или же, вообще до утра.
Девочка кивнула и грустно взглянула на старшую. Та выглядела совершенно неважно, и прогулка, естественно, была отличным успокоительным.
Стоял тёплый июль. Вечерний ветер шумел в листьях деревьев, в их ветвях, в трубах, создавая свою идентичную, прекрасную, тихую музыку...
Но музыка ветра была не единственной. Она переплеталась со звуками флейты, гитары, да и других инструментов у групп бродячих артистов. Ну конечно! 7 июля...
Ацуши тяжело вздохнула, вспоминая очаровательно-прекрасную легенду о Орихимэ и Хикобоси. Такая тёплая и нежная...
7 июля является одним из самых прекрасных праздников Японии — Танабата, день влюблённых. Орихимэ и Хикобоси — пастух и принцесса ткачества, вступили в брак с благословения отца, но придя в супружеское благополучие, забыли о ткани и стаде, за что были разлучены отцом принцессы — он развёл их по разным сторонам реки. И с тех пор Орихимэ и Хикобоси могут встретиться лишь в одну ночь в году — седьмую в седьмом месяце. В этот праздник по улицы украшаются красочными фонарями и стеблями бамбука, к которым любой может прикрепить бумажку со своим желанием. А в ночь по всей Японии люди наблюдают салюты и загадывают желания.
Накаджима прошла по городу к рынку, где всегда устраивались размашистые гуляния. То правда — везде висели красочные фонарики, люди веселились, играла музыка, пары целовались, обнимались, кричали на всю улицу «Я люблю тебя!»
И Ацуши поняла, что все у неё могло быть так же. Она могла быть тут с
ним, могла целоваться с
ним... И сейчас, когда все воспоминания захлестнули её с головой, эспер не заметила, что ускорила шаг и врезалась... в
него.
Рюноске Акутагава стоял перед ней, собственной персоной, с заносчивым взглядом. Совершенно обычный. А за руку с ним стояла эта блондиночка-секретарь, противно-слащаво сморщив носик.
Скольких усилий потребовалось Ацуши чтобы не разреветься и не плюнуть в наштукатуренную морду этой чертовой Хигучи. Обошлось все только злыми взглядами и ядовитого «Счастливой Танабата, мразь.» со стороны детектива.
Девушка отошла от парочки и со всех ног погнала в ближайший бар.
Благо, тот был не особо далеко, поэтому, мгновенно заскочив внутрь, Накаджима села за барную стойку и сказала совершенно твёрдым голосом:
— Двойной виски со льдом, пожалуйста.
Бармен усмехнулся.
— А не слишком мала, золотце?
— Мне уже 18*. Я имею право покупать то, что хочу. — вздохнула она. — Да и повод есть, уж простите...
Парень покачал головой и поставил перед девушкой её заказ.
Выпив стакан одним махом, не привыкшая к алкоголю Ацуши закашлялась. Вдруг, она распахнула глаза и громко сказала:
— Ненавижу Танабата!
На слова детектива никто особого внимания не обратил, и поэтому та уронила голову на скрещённые на столе руки.
Внезапно, рядом с Ацуши кто-то сел, и откашлявшись, сказал:
— Рассказывай, что у вас происходит.
Накаджима подняла голову. Перед ней сидел Чуя Накахара, подперев щеку рукой.
— Ох, кхм... Накахара-сан... — засмущалась от неожиданности блондинка.
— Давай быстрее. Мне интересно, почему Акутагава весь день такой воодушевлённый. — скучающим тоном произнёс Чуя.
Накаджима сглотнула.
— Мы расстались, прямо сегодня. Он послал меня к чертям, а я... разревелась и заставила волноваться малышку Кёку... — упавшим голосом ответила та.
Накахара удивлённо сморгнул.
Спросите меня, почему мое сердце в горле?
Я никогда не был влюблен, я был один
Мафиози никогда не привлекали девушки. И парни тоже. В романтическом плане Чуе не нравился никто. Все были... Несовершенными, что ли. И где-то, глубоко-глубоко внутри, в самом далеком уголке его души, горела маленькая искра, под названием «любовь»...
Это искра, словно шальная, начала разгораться при взгляде на Ацуши. Ведь, она была прекрасна, черт подери. Этот мягкий, уставший взгляд медово-сиреневого цвета, эти губы, сейчас застывшие в грустной полуулыбке, и волосы, остриженные в кривое каре... Это все было таким идеальным, таким красивым, что сердце Чуи пускалось в пляс, выделывало сложные па и каталось на американских горках.
Было ли это последствием выпитого сакэ, ли просто помутнением, не известно. Накахара тряханул головой.
— Чуя-сан, все в порядке? Вы смотрите на меня уже минут 20, и меня это начинает напрягать... — нахмурилась Ацуши.
— Ты очень красивая...
Между ними повисло минутное молчание. Наконец, девушка отвела взгляд.
— И вы так просто об этом говорите?.. Что?..
— Да. — чуть смелее ответил мафиози. — Нельзя?
— Нет, почему же...
— Ты очень красивая, когда одинока, ты
сияешь. Поэтому, давай будем одиноки вместе?
Ацуши Накаджиме смогла разжечь пожар в груди Чуи Накахары.
