сайхары больше нет.

      — Я кукловод, конечно.       Отвратительно. Кокичи обводит фигуру напротив пустым взглядом и опускает веки. Очевидная маска разглаживается, теперь своим выражением напоминает что-то неживое. Его собеседник продолжает вглядываться в кукольные черты лица, не скрывая собственного благоговения. Протягивает потную и дрожащую ладонь верховному лидеру, губы которого, в свою очередь, растягиваются в приветственной улыбке. Пурпурные глаза слегка щурятся, озаряются лёгким снисхождением: так противно. Отрубить бы эту конечность к чертям собачьим. Кокичи картинно взмахивает рукой и пожимает чужую, задыхаясь от подступающей к горлу тошноты. Всё такое неправильное и обманчивое, что хочется умереть. Это мерзкое и порочное создание, пресмыкающееся перед ним — просто не может быть Сайхарой.       Пустая оболочка напоследок проводит большим пальцем по белоснежной, будто фарфоровой, коже, рвано выдыхает и отстраняется. Лжец не скрывает усмешки: существо, стоящее непозволительно близко, даже не видит в нём человека — только усладу для глаз или игрушку, с которой крайне интересно забавляться. Естественно, до первой поломки, но Ома не вправе судить «Шуичи», ведь его мысли практически идентичны.       — Ах, это так классно! И ты кого-то убил? А я кого-то убил? Уверен, что да. И как меня казнили? Расскажи мне всё-всё-всё, — создание прерывисто задышало, ухватилось руками за дрожащие плечи и, брызжа слюной, продолжило напирать с расспросами, параллельно тараня Кокичи вожделеющим взглядом. Улыбка верховного лидера расширилась: кажется, он впервые настолько сильно что-то ненавидит. Несмотря на многочисленные потери, случившиеся в ходе убийственной игры, сейчас для лжеца умер только Сайхара. Этого, правда, принимать совсем не хотелось. Ома украдкой стал оглядывать собеседника, отчаянно пытаясь зацепиться хоть за что-то человечное, отдалённо напоминающее его любимого детектива, но вместо этого видел лишь идентичную подделку. «Шуичи» обладал теми же линиями лица, теми же угловатыми плечами, тем же неказистым телосложением — но он не был Шуичи. Или, может быть, настоящий Сайхара-чан на протяжении всей убийственной игры пудрил мозги одноклассникам, за семью замками скрывая свой истинный талант? Точно! Абсолютный актёр: настолько искусный в своём ремесле, что всем, включая верховного лидера, раскрытие его маленького секрета оказалось не по зубам. Только из-за ужасного таланта Кокичи никак не мог углядеть в чужом поведении хотя бы намёк на фальшь или обман. Сайхара ни в коем случае не был поехавшим, он просто ещё более заигравшийся обманщик, нежели Ома. Он продолжает разбрасываться жестокими вопросами, только чтобы лучше вжиться в роль затворника, слетевшего с катушек из-за одиночества — всё. А верховный лидер, немножко застрявший на стадии отрицания, с радостью поддерживает этот маленький спектакль.       — Можешь не сомневаться. Я голыми руками умертвил одного противного козла. Серьёзно, у него даже бородка была соответствующая! — Кокичи по-злодейски рассмеялся, чем вызвал восторженный вздох со стороны. В чужих глазах заплескалось слепое обожание, перемешанное со злорадством: бескрайним, как космическое пространство — уголок губ верховного лидера едва заметно дёрнулся, а выверенная маска дала трещину. Естественно, «Шуичи» ничего не заметил, — А ещё я убил девчонку, которая ни на что, кроме бренчания по клавишам пианино, не была способна, ни-ши-ши!       Ома щурит глаза, пристально наблюдает: надежда умирает последней, и потому он безуспешно продолжает провоцировать детектива, пытаясь если не разбить образ, то хотя бы ухватиться за малейшие проявления эмоций, присущих оригиналу. Лжец с лёгкостью распознаёт чужую ложь — но тогда почему Кокичи никак не может уличить Сайхару в обмане? Все движения фальшивки размашисты и торопливы, каждая фраза — переполнена вычурной экспрессией. Это никак не вяжется с манерой поведения медлительного и нерешительного, не способного и слова вставить поперёк, детектива. Но натура не выглядит наигранной: «Шуичи» словно всегда таким и был.       Словно ему всегда было наплевать на состояние и Каэдэ, и Кайто, которые являлись значимой частью его прошлой жизни. Словно каждая тренировка и бодрящая тирада, душевная беседа и обещание на мизинцах, связанные с этой двоицей — были ложью, о которой Сайхара даже не хотел думать. В мыслях Кокичи возник образ Харукавы, из-за чего он едва заметно сморщил нос, презрительно мотнув головой. Но, наверное, будет радостным чудом, если детектив вспомнит хотя бы о ней.       А Шуичи продолжал упорно гнуть свою линию, разрушая выстроенные Омой воздушные замки вкупе с надеждами на возвращение к былому, рассеивая приторность лжи и укореняя в сердце горечь правды: старого Сайхары больше нет — осталась только оболочка, прямо сейчас скалящая зубы и насмехающаяся над гибелью собственных товарищей.       — Ха-ха, ты настоящий верховный лидер! Наверняка те отбросы были настоящими придурками, раз уж не смогли убить кого-то первыми! — нараспев, будто смакуя каждую буковку, протянул Шуичи, а после потрепал собеседника по голове: так мягко и нежно, словно намеревался раздробить череп к чёртовой матери. Кокичи скривился: а ведь он действительно считал, что большего отвращения испытать сегодня точно не сможет — но этот поехавший опять побил все рекорды. Прикосновение отозвалось тонной неприятных мурашек, из-за чего мальчишка отшатнулся, незамедлительно скинув чужую руку. Мерзко, мерзко, мерзко, мерзко, — Ома-кун?       Да как этот аморальный подонок вообще смеет порочить светлое, дарованное настоящим Сайхарой, прозвище? Фальшивка не заслуживает права раскрывать свою грязную пасть, посягать на святое. На мгновение Кокичи захотелось навсегда заткнуть собеседника, но он быстро одёрнул себя: мысли о подобном ни к чему хорошему не приведут.       — Любоваться произведениями искусства можно, а вот прикасаться уже нельзя, глупый Сайхара-чан! — Кокичи сжал кулачки и надулся, невольно отпрянув ещё дальше от детектива.        Если этот ненормальный ещё раз распустит руки, верховный лидер самолично переломает ему все кости.       Вонзит иглы под ногти и медленно, словно наслаждаясь чужими мучениями, будет отрывать их, поочередно расправляясь с каждым пальцем — так фальшивка больше никогда к нему не прикоснётся.       С особой брезгливостью проедется кулаком по чужой роже, а после, наконец сорвав с неё безумную улыбку, залезет пальцами в ротовую полость и с корнем вырвет оттуда язык — так фальшивка захлебнётся в собственной крови и больше не сможет говорить ужасные, пропитанные ложью, слова.       Острыми ногтями вонзится в глазницы и расцарапает их, поочередно повредив роговицу, хрусталик и стекловидное тело. Будет терзать до тех пор, пока бурлящая жидкость не хлынет из них кровавым ручьём — так фальшивка перестанет пялиться на него с ранящим, как ножи, благоговением.       Голова идёт кругом, а сама ситуация начинает сводить Кокичи с ума, сдавливать его сердце стремительнее гидравлического пресса. Даже убийственная игра так сильно не резвилась с его нервами, которые сейчас были натянуты, как струны. Почему он продолжает общаться с этим чудовищем, в котором от Сайхары не осталось ровным счётом ничего?       Ответ довольно прост: привязанность — очень болезненная вещь, которая сейчас сковывает действия Кокичи, не давая ему ступить и шагу назад. Только из-за бесполезных чувств он продолжает цепляться за образ любимого детектива, обманывая и его, и себя. Разбрасываться жестокими словами, порочить имена одноклассников, дрожащими пальцами настукивать убийственную гармонию по клавишам обмана — готов ли он продолжать делать это ради мерзкой оболочки, отдалённо напоминающей Шуичи?       — Хорошо! А что насчёт меня? Убил ли кого-нибудь я? — поток сбивчивых размышлений прервало жужжание со стороны Сайхары, ударившее прямиком в левое ухо. Теперь Кокичи захотелось впасть в приступ душевной лихорадки и отрезать его, под стать одному небезызвестному художнику.       — Ни-ши-ши, нет. Ты был настоящим паинькой, Сайхара-чан! — первая и последняя правда, вырвавшаяся из уст Омы. Детектив действительно был безобидным, но от этого не менее интересным. Наблюдение за его личностным становлением приносило верховному лидеру настоящую радость. Пусть и хотелось проделывать этот сложный путь бок-о-бок, безвозмездно поддерживая любимого человека на протяжении всей игры и отодвигая на второй план даже абсолютную пианистку — такой роскоши, вдребезги разбивающей его маску, Ома позволить себе не смог.       — Скучно. Я был не паинькой, а скучным разочарованием, не оправдавшим свой абсолютный талант! — выплюнул Шуичи, с недовольством сжал челюсти и проскрипел, — Да лучше бы я просто сдох, это гора-       — Ты доверяешь мне, Сайхара-чан? — в голове Кокичи что-то щёлкнуло. Елейная, буквально сочащаяся ядом, улыбка тронула губы верховного лидера, после чего он перебил детектива и задал вопрос. Видимо, это была последняя капля: Ома никому не позволит извращаться над Шуичи и порочить его доброту. Терпкий ком застрял в горле, а нутро наполнилось большим отвращением к происходящему. Мальчишка почувствовал себя так, словно у него открылись глаза: он понял, что Сайхары действительно больше нет, что рядом ошивалась только непристойная ложь. Рука непроизвольно потянулась к карману, дрожащие пальцы обхватили бритвенное лезвие. Подождите, а как давно оно вообще там появилось? Уже неважно, ведь с этим пора заканчивать, — Если да, то закрой, пожалуйста, глазки!       Когда Шуичи беспрекословно выполнил приказ, Кокичи полностью укоренился в своей вере в то, что это однозначный конец. Драгоценный детектив, с подозрением относящийся к большинству его действий — канул в лету, оставив после себя только оболочку, без устали талдычащую про абсолютные таланты и сезоны убийственных игр. Ома зажмурился, но без колебаний подлетел к Сайхаре и вонзил бритвенное лезвие прямиком в его сонную артерию — так будет гораздо лучше. Кровь фонтаном хлынула из шеи, а металлические брызги, словно вода из шланга, окатили верховного лидера — всё точно будет хорошо.       Кокичи распахивает глаза и с приглушённым вскриком подрывается на месте. С его лица стекают капельки пота, а дыхание сбивается и становится неровным. Он нервно оглядывает комнату, переводит взгляд на часы и, облегчённо выдыхая, хватается за сердце: ему приснился очередной кошмар. Ома никогда не может вспомнить содержания своих снов, но пугающие ощущения бесконечно терзают его, заставляя сильно тревожиться. В большей степени, о Сайхаре, к которому он собирается вломиться в комнату. Да, прямо сейчас. Да, в три ночи. Да, в рамках убийственной игры — но он просто обязан убедиться, что с его любимым человеком всё в порядке. Кокичи встаёт с кровати, маломальски приводит себя в порядок и натягивает вымученную улыбку — в свою комнату он этой ночью возвращаться также не намерен.