ночь пятницы

      конец рабочей недели в большом городе всегда сумасшедший. нетерпеливый вой машин, длинными потоками собравшихся в пробки, и время на часах, которое слишком быстро сменяется яркими цифрами и уходит блаженными минутами отдыха. одни спешат домой — к семье, под покров домашнего уюта, другие, будучи одинокими заложниками офисных клеток, наконец, могут вырваться из-под завалов бумаг и пуститься во все тяжкие. донхун, без какого-либо стеснения, относит себя ко второму типу людей, иногда искренне удивляясь, что его коллеги, чаще всего, твёрдо убеждены, что он — первый. однако, донхун, правда, далёк от понятия приличного семьянина, только приготовленному ужину в кругу родных предпочитая крепкий алкоголь и горячих парней, что будут танцевать за его деньги. друзья часто подшучивают над ним за то, сколько он оставляет в трусах очередного стриптизёра, но донхун, пусть и предпочитает не лезть в чужие кошельки, знает, что они оставляют не меньше. — сегодня, говорят, какое-то специальное шоу, — сэюн буквально кричит, когда возвращается с полными бокалами, которые начнут первый раунд их сегодняшней ночи, — будут все танцоры, которые работают в клубе. — ну, теперь понятно, чего все места у бара заняты, — донхун берёт свой виски с колой и кивает в сторону столпившихся в ожидании людей. — бармен сказал, там сегодня будут любимчики публики. — как хорошо, что у нас вся ночь в распоряжении, верно? донхун улыбается, когда его друзья взбудораженно кричат в ответ на его слова, звеня стаканами и бутылками, что, наконец, означает начало их выходного. мечтая об этом на протяжении всех рабочих часов, донхун откидывается на мягкую спинку дивана и расслабленно разваливается на нём, опрокидывая в себя виски, не торопясь вступить в уже разгоревшуюся дискуссию за их столом.       всё идёт по накатаной с этого момента, знакомый сценарий развития их вечера неизменно повторяет себя в крепчающем алкоголе, опустевающих кошельках и избитых разговорах о жизни, которые всегда находили свои уши. донхун предпочитает в этом не участвовать — он оставляет все свои проблемы за дверями этих заведений, с целью отдохнуть от них, и его абсолютно не прельщает перспектива загрузиться неудачами чужой жизни. какими бы хорошими друзьями они не были, донхун в личные психологи не нанимался, ему и без того хватает. но покуда их стол постепенно пустеет, парни расходятся кто куда по клубу, донхун уже слышит, как к нему начинают обращаться за советами, что он профессионально игнорирует, не обращая внимания ни на окрики собственного имени, ни на подсаживающихся поближе друзей. он не сводит взгляда с широкой барной стойки, с которой постепенно начинают расходиться танцоры, освобождая место для чьего-то сольного номера и забирая с собой часть голодных до красивого тела зевак в приватные комнаты. те следуют за ними подобно щенкам, возможно, ещё не зная, а может и осознавая, что их обберут до нитки, на что донхун мысленно усмехается, опустошая уже неизвестно какой по счету стакан. он точно такой же. — простите, парни, но я оставлю ваш разговор, — донхун поднимает этот самый стакан повыше, считая его достаточно весомым аргументом, чтобы удалиться, и встаёт со своего места, слегка некрепкой походкой направляясь к бару. он еле протискивается в свободное место где-то на углу и кивает на извиняющуюся улыбку загнанного молодого бармена, когда тот переспрашивает, что ему налить, не услышав в первый раз за несмолкающим галдежом вокруг. бедолага выглядит так, будто ему нужно ещё несколько рук точно, просто чтобы хотя бы немного успевать за слишком быстрым потоком людей, а под постоянным светом софитов из-за превращённого в сцену бара его волосы взмокли и липли ему на виски. поэтому донхун протягивает купюр больше, чем стоило, когда получает свой бокал обратно, и подмигивает парню, одними губами благодаря его за работу. музыка начинает вибрировать по полу, а яркий белый свет сменяется на густой красный, и донхун отпивает свой алкоголь в ожидании. правое ухо глушит восторженный вопль от появления танцора на сцене, музыка тонет в череде криков и нетерпеливых ударов по дереву, а донхун — видит е г о. тонкие щиколотки и стройные ноги — о н буквально идёт босыми ступнями по рукам, которые бесконтрольно рвутся к нему прикоснуться. донхун шумно сглатывает и напоминает себе иногда дышать, что кажется задачей крайне непрсильной, ведь танцор — приковывает к себе всё внимание одним лишь точным движением бёдер. и уже становится ничего неважно кроме него, будто весь свет и в правду сошёлся на нём клином.       слишком гармонично, в контрасте с тяжёлыми дребезжащими басами, смотрятся его плавные повороты и изгибы тела. донхун поворачивается к нему полностью, а в следующую секунду о н разбивает свою хрупкую невинность знакомой улыбкой, растягивая острые уголки губ, и наглым азартом, что не блестит, а горит в непроглядных глазах за чёрной челкой. виски льётся мимо рта, так глупо и нелепо, но донхун впервые не замечает собственного позора и мокрых джинсов, слишком сфокусированный на острых коленках. он скользит взглядом вверх по точёным бёдрам, цепляясь за очертания талии и выпирающие лопатки под тканью рубашки. донхуну, как умирающему в пустыне вода, нужно к нему прикоснуться, позволить пройтись по своим рукам лёгкой походкой, но о н далеко. слишком. и о н не особо к нему торопится, уделяя внимание каждому пьяному влюблённому, что смотрит на него снизу вверх, и оставаясь вне доступа донхуна на другом конце барной стойки. и от такой несправедливости хочется выть. а о н задирает голову, открывая внимательным взглядам изящную шею. пара острых клыков отблёскивает в густом красном свете удовлетворённой улыбкой, и пусть донхун не слышит, но видит по морщинкам и ямочкам около его рта, что о н смеётся. ему нравится быть центром всеобщего восхищения, он знает, какое влияние имеет на каждого здесь сидящего, и эта власть его будоражит. поэтому о н медленно, но верно, идёт по бару дальше, опускаясь на колени и цепляя пальцами чужие разинутые подбородки. донхун замирает, когда чей-то шот текилы остаётся на белой рубашке мокрыми пятнами, а следующий о н выпивает не морщась. и где-то донхун это уже видел... — джунхи? поражённый осознанием возглас остаётся незамеченным, а его менеджер по маркетингу — пак джунхи — держит воротник чьей-то кожанки, а не кипу документов. донхун думает, что он проклят. точно проклят всеми возможными богами, потому что очень способный и умный пак джунхи, работающий в их компании не больше двух лет, стал самым частым героем мыслей своего начальника и невольным нарушителем его спокойствия. стоит ему войти в кабинет с очередным идеальным отчётом и в белой рубашке, заправленной в зауженные серые брюки, так донхун сразу теряет всё своё умение чётко изъясняться. он предпочитает писать джунхи электронные письма. а сейчас у донхуна рвётся шаблон. ведь пак джунхи, чья милая улыбка встречала его каждое утро в рабочие дни, толкается бёдрами в чью-то руку, которую сам же и держит. никакого стыда — лишь чёрная блестящая кожа шорт и полный контроль над ситуацией.       пуговицы слетают с петель под напором ловких пальцев, лёгкая ткань белой рубашки распахивается, открывая изголодавшимся взглядам подтянутое тело, — донхун с жадным желанием наблюдает за тем, как красный свет липнет к его гладкой коже, оставаясь мягкими тенями. а джунхи уже опасно близко к его углу бара. он двигается с уверенной грацией, напоминая донхуну большую кошку на охоте, а его руки, не прикрытые закатанными рукавами, обхватывают шест заученным до автоматизма движением. донхун чуть не захлёбывается своим алкоголем от внезапного желания вены, оплетающие его предплечья, п о ч у в с т в о в а т ь. а джунхи встречается с ним взглядом — он опускается на колени, ложится медленно и плавно, красиво прогибаясь в спине, стоит его затылку упереться в твёрдую деревянную поверхность. на него тут же льётся алкоголь, растекаясь по его груди и очерченному прессу и оставаясь во впадинках его ключиц и напряжённой шеи. джунхи пальцами собирает жидкость с кожи и — донхун выключается от реальности полностью, не слыша ни криков, ни звона собственного телефона в кармане, — берёт их в рот, вытаскивая медленно, а его влажные губы выглядят так пошло, что донхун забывает про собственный алкоголь. он пьянеет от одного лишь вида джунхи, не способный отвести от него взгляда, будто загипнотизированный и абсолютно потерянный в горячем желании, что растекается внутри и затягивается в тугой узел внизу живота. донхун будет поражён собственной выдержке, если по окончании всего этого, он не запачкает свои штаны чем-то помимо виски. потому что джунхи выглядит как абсолютный грех, который донхун очень хочет совершить. округлые бёдра, обтянутые непозволительно короткими шортами, их плавное покачивание в такт музыке; блеск алкоголя, каплями стекающего к низу живота по очерченному прессу, который, неосознанно дразня взбудораженное сознание, прикрывает и открывает на короткие секунды рубашка, — его обрамлённое чёрными волнистыми волосами лицо, с его острыми чертами, станет главным событием влажных донхуновых снов. музыка затихает, когда джунхи на коленях подбирается к донхуну совсем близко и тянет на себя за купюру, чтобы прошептать на ухо: — приватный танец будет стоить дороже. потянешь? — донхун тяжело сглатывает и кивает вместо ответа, а джунхи склоняет голову к плечу, прикусывая губу, — тогда, ждите меня в пятой комнате, босс. джунхи исчезает с барной стойки, будто его тут и не было, но разлитый алкоголь и завистливые взгляды говорили лишь о том, что в этот раз донхун не спит. бармен услужливо подсказывает ему, где находится пятая комната.

***

— джунхи! джунхи, погоди, нам нужно поговорить! остановись, пожалуйста. донхун упирается в свои колени и переводит дыхание, сипло втягивая воздух после пробежки по лестнице, но всё равно кричит из последних сил, только бы привлечь внимание своего менеджера. ему откровенно плевать, если он мешает кому-то работать сейчас. — чёрт, нужно чинить лифт. это невозможно. — а я говорил, что нужно поторапливать рабочих, но вы же не слушали, — джунхи оказывается рядом в считанные шаги, и донхун поднимает на него виноватые грустные глаза. — так, кто ж знал, что так затянется. — спорт — это полезно, да, мистер ли? — не издевайся. — да что вы! я никогда, — хихикая, джунхи отпивает кофе из стаканчика и наблюдает, безучастно, за тем как донхун разгибается и звучно хрустит спиной после целого дня, проведённого за бумагами. понедельник свалился на них внезапной, совсем внеплановой проверкой и абсолютно не выполняющей свою работу таргетированной рекламой, на которую они месяцы угробили, получая в результате целое ничего. и с того самого момента, как утром субботы джунхи ушёл из квартиры спящего донхуна, оставив от себя только запах на подушках, они не пересекались от слова совсем. пусть донхун и пришёл с утра в офис с мыслью о том, что ему с джунхи поговорить жизненно необходимо. донхуну не повезло, а вот джунхи — очень даже. (джунхи не представлял, как находиться в одном здании со своим обворожительно красивым начальником после пятницы и своего нарушения всех, каких только возможно, принципов.) — с чего это вдруг вы решили поговорить со мной лично. не было времени написать электронное письмо? — джунхи говорит это без какой-либо злобы, насмешка слишком очевидна в его голосе, поэтому донхун лишь закатывает для виду глаза и фыркает. — а ты хочешь, чтобы я в письменной форме поблагодарил тебя за пятницу? джунхи тушуется, но быстро берёт себя в руки, отвечая беззаботным: «было бы не плохо, вы хорошо обращаетесь со словами» — но донхун замечает на его остром лице тень сомнения, поэтому подходит ближе. — почему ты сбежал утром? — потому что никто не должен был знать, что ты ходишь по гей-клубам, а я в них танцую. донхун чувствует сбитое дыхание джунхи на своём лице и собственное сердце, колотящееся загнанным зайцем в ушах. он видит, как джунхи стыдливо краснеет и, не зная, куда себя деть, уже порывается уйти, но донхун ловит его за руку и мягко улыбается, когда тот, пусть и останавливается, но не решается поднять глаз от пола. — если ты думаешь, что я буду осуждать тебя, то нет, — он тянет джунхи на себя и поддевает его подбородок пальцами, поднимая его голову. — я просто хотел пригласить тебя на свидание, если ты не против? — решил пригласить меня на свидание после того, как я разделся для тебя? — джунхи прикусывает губу, но не так развратно, как несколько дней назад в клубе, а напуганно. и донхун легко смеётся, качая головой, находя страх джунхи совершенно глупым. — ну, если ты сформулируешь это так, то звучит странно. но, если честно, я давно хотел это сделать, просто не находил подходящего момента. — меня смущает ваше понятие подходящего момента, мистер ли, — джунхи вдруг расслабляется, будто отдаётся ситуации, и отпивает кофе снова, — но я согласен. только, давайте не в клубе. там шумно и слишком много людей. донхун расправляет плечи и кивает, но светится от счастья, как начищенное блюдо, и джунхи не может сдержать улыбки. — тогда в пятницу в семь? джунхи молчит с мгновение, разглядывая донхуна внимательным взглядом, а после вдруг тянется ближе и жмётся губами к его щеке, шепча: — в пятницу в семь.