Гэгэ, о чем ты думаешь?

Шумный Призрачный рынок, переполненный различными духами и демонами, несомненно, обладал какой-то своеобразной отталкивающей привлекательностью: несмотря на то, что от многих разворачивающихся здесь сцен у простого человека волосы не только встанут дыбом, но и побелеют до конца дней, было что-то завораживающее в наблюдении за тем, как призраки ведут свою повседневную жизнь-после-смерти. Вероятно, именно по этой причине ноги привели Се Ляня именно сюда, когда Хуа Чэн, извинившись, покинул гостя, чтобы разобраться с каким-то неотложным делом. Впрочем, возможно, инициатором прогулки стал пустой желудок принца, настойчиво потребовавший еды, стоило хозяину города призраков удалиться. Местные забегаловки, откровенно говоря, вовсе не выглядели заслуживающими доверия, а Се Лянь вовсе не обладал способностью отыскать среди них ту, где подавали бы еду для людей, а не из людей… Но, в любом случае, у него не было и денег, чтобы что-то купить. Поэтому Се Лянь просто бродил по рынку, с любопытством разглядывая подозрительные товары и жутковатых продавцов и покупателей. Порой кто-то даже вежливо здоровался с ним, что всякий раз вызывало удивление и заставляло осознавать, что небожитель как-то незаметно стал почти «своим» во владениях Собирателя Цветов под Кровавым Дождем. При другом раскладе местные обитатели, наверняка, не отказались бы сами подзакусить божеством, неосмотрительно забредшим в их город; теперь же торговец за прилавком, к которому подошел привлеченный приятным запахом Се Лянь, услужливо поклонился: — Что будет угодно даочжану? Сообразив, что стоял перед прилавком слишком долго, засмотревшись на неожиданно аппетитную выпечку, принц сконфуженно попятился. — Ничего; простите… — Если даочжан хочет попробовать эти булочки, он может взять все, что пожелает. Не нужно денег; угостить друга нашего Чэнчжу — это честь для меня. Продавец склонился еще ниже, и Се Лянь окончательно смутился: — О, не стоит… — но тут его желудок возмущенно заурчал, призывая не валять дурака, отказываясь от бесплатной еды, и принц изменил свое мнение. — Гм, тогда, если Вы не возражаете, я возьму вот эту… Он взял самую маленькую булочку, и призрак радостно взмахнул рукавами, рассыпаясь в пожеланиях всех благ и уверениях в своем искреннем уважении к гостю Чэнчжу. Неловко раскланявшись, Се Лянь поспешил прочь, чтобы не привлекать к себе внимания прочей нечисти, уже начавшей заинтересованно оглядываться на него. Булочка выглядела и пахла просто прекрасно, а осторожный укус — прошлый визит в город призраков все-таки научил принца, что далеко не всякая еда здесь так безобидна, как выглядит — показал, что и на вкус она весьма хороша и не содержит в себе никаких сюрпризов вроде отрубленных пальцев. Се Лянь с удовольствием съел все до крошки, а затем повернул к Дому Блаженства, надеясь, что Хуа Чэн уже покончил со своими делами, и они смогут провести еще немного времени вместе, прежде чем придет пора возвращаться на Небеса. И в самом деле, князь демонов уже сам шел навстречу, без труда прокладывая дорогу в толпе почтительно расступающихся перед ним призраков. Яркий всполох алых одежд, негромкий перезвон серебряных цепочек на сапогах, теплые блики от фонарей на черных волосах, озаренное легкой улыбкой изысканно-бледное лицо… Чэнчжу был хорош настолько, что оказавшиеся поблизости демоницы восторженно ахали во весь голос и, отталкивая друг друга, старались показаться перед ним в самых соблазнительных видах. Но он смотрел только на одного человека, как если бы никого вокруг и вовсе не существовало. «Сань Лан такой красивый», — подумал Се Лянь. А затем, увидев, как остановившийся перед ним демон поднял брови в изумлении, будто был пойман врасплох, осознал, что произнес это вслух. — Кто здесь действительно красив, так это Ваше Высочество, — Хуа Чэн быстро справился с собой и вернул неожиданный комплимент с такой искренностью, что принц закашлялся, пытаясь побороть смущение. — Кхе… Сань Лан уже справился с той нежданной проблемой? — он поспешно сменил тему. — А, это не проблема, — легко отмахнулся Хуа Чэн. — Всего лишь небольшая неурядица, которая не стоит внимания гэгэ. Меня гораздо больше обеспокоило то, что гэгэ ушел в город совсем один. Пожалуйста, в следующий раз, если захочешь прогуляться по Призрачному городу, позволь мне сопровождать тебя. В конце концов, никто не знает его лучше меня, и я с радостью покажу тебе самые красивые места. — Ты был занят, так что… — но, заметив, как по лицу князя демонов пробежала тень, Се Лянь изменил тон. — Может быть, прогуляешься со мной сейчас? Я, действительно, видел не так уж много, а твой город кажется мне очень интересным, и я хотел бы узнать его получше. — Как пожелает Ваше Высочество, — Хуа Чэн слегка поклонился, вновь улыбаясь. — Думаю, я найду, чем тебя порадовать. Демон и небожитель направились в противоположную от рынка сторону, и вскоре шумные улицы остались позади, постепенно уступив место обширному саду. Он казался несколько диковатым и запущенным, но, в то же время, сохраняющим своеобразную прелесть. Местами деревья росли так густо, что их кроны почти переплетались; и, шагая под нависающими над присыпанной песком дорожкой ветвями, Се Лянь невольно вспомнил первую встречу с Хуа Чэном: как тот подал ему руку, помогая выбраться из паланкина, и удерживал его ладонь в своей, пока они шли бок о бок под деревьями. Уверенное, но деликатное касание; прохлада бледной кожи… «Я бы хотел, чтобы мы снова взялись за руки». — Правда? — отреагировал Хуа Чэн, и принц, к вящему смущению, понял, что вновь произнес то, о чем думал, вслух. — О… Это не… Но демон уже взял его за руку, легонько скользнув кончиками пальцев по запястью и мягко сжав ладонь. Даже чувствуя, как к щекам приливает краска, Се Лянь не решился высвободить руку — ведь, получается, он сам об этом попросил; и что подумает о нем Сань Лан, если он будет вести себя, как импульсивная девица, говоря одно, а делая другое? Негромко прочистив горло, принц сделал вид, что все в порядке, и продолжил идти рука об руку с князем демонов, будто так и должно быть. Он избегал смотреть в лицо Хуа Чэну, притворяясь, будто всецело поглощен созерцанием пейзажа, но почему-то чувствовал, будто Собиратель Цветов под Кровавым Дождем был рад его просьбе. — Посмотри сюда, гэгэ, — неожиданно позвал демон. Неуверенно повернув голову, Се Лянь проследил за направлением, в котором указывала вторая рука Хуа Чэна, и не сдержал восхищенный вздох: перед ними оказался небольшой пруд, поверхность которого покрывали лотосы, но не простые: каждый цветок мягко светился в сумерках, бросая на спокойную воду голубоватые блики. Издалека они казались праздничными фонарями, но, на самом деле, нежные лепестки были совершенно настоящими и живыми, а сияние испускала сама сердцевина цветов, словно внутри них притаились светлячки… или маленькие мерцающие духи. — Как красиво! — не обратив внимания на попытку демона удержать его руку, принц поспешил к пруду, чтобы лучше рассмотреть удивительные цветы. Однако, стоило ему достичь берега, как он почувствовал, что земля уходит из-под ног. Это не было скольжением или падением; что-то схватило его и дернуло вниз, в болотистую хлябь, которой обернулась только что бывшая вполне твердой почва. От неожиданности потеряв равновесие, Се Лянь беспомощно взмахнул рукавами, заваливаясь назад, но не успел даже испугаться, когда его спина уперлась в чью-то твердую грудь, а талию уверенно обвила уже так хорошо знакомая рука с серебряным наручем на запястье. Хуа Чэн легко выдернул невезучего небожителя из коварной трясины и, вместе с ним, одним прыжком переместился на мост, пересекавший пруд. — Гэгэ слишком поспешен, — мягко укорил демон, окидывая его внимательным взглядом, чтобы убедиться, что все в порядке. Сам он являл собой образец неторопливости, явно не спеша отстраняться и разжимать объятия, которыми обхватил талию и плечи принца. — Прости… И спасибо, Сань Лан. Но что это было? Тоном опытного сказителя или проводника, Хуа Чэн пояснил: — Лунные лотосы* — прекрасные и нежные цветы, но они способны позаботиться о себе. Тот, кто попытается прикоснуться к ним, будет утянут под воду их крепкими корнями. Твердый берег — всего лишь иллюзия, на самом деле он кончается намного раньше. Безопасна только дорога, ведущая к мосту, и сам мост. Прости, я не успел тебя предупредить. Он намеренно не стал продолжать объяснения и рассказывать, что происходило дальше с теми, кто попадал в пруд; чтобы не огорчать Его Высочество. Впрочем, тот и так подозревал, что одним купанием в холодной воде дело не обошлось бы. — Ничего, я сам виноват. Но это немного обидно, — признался Се Лянь. — Я ведь не собирался причинить им вред; хотел только взглянуть поближе, а они сразу атаковали меня. — Гэгэ хочет цветок? Я могу достать для тебя столько лунных лотосов, сколько пожелаешь. — Н-нет, нет! — замотал головой небожитель. — Не нужно, Сань Лан. Я рад, любуясь ими отсюда. Рядом с тобой. На последних словах он почувствовал, как рука на его талии на мгновение обняла его чуть крепче, и, уже в который раз за этот вечер, испытал сильное смущение. Что же с ним происходит, что он, сам того не желая, постоянно говорит нечто такое, что заставляет его краснеть? Он всегда был сдержан в речах, не позволяя сиюминутным эмоциям говорить за себя, но сегодня его будто подменили. Когда он назвал Хуа Чэна красивым, это еще можно было счесть за ни к чему не обязывающий комплимент или дружеское поддразнивание, но как толковать просьбу взять его за руку? Да даже вот эту детскую обиду на внезапное недружелюбие красивых цветов он предпочел бы оставить при себе… Что уж говорить о таком признании, звучащем практически как «Мне хорошо рядом с тобой»? Звучащем как то, о чем он подумал. — Значит, гэгэ нравится моя компания? — голос Хуа Чэна раздался прямо над ухом, от чего по шее пробежали мурашки. — Сань Лан очень рад это слышать. Легкий выдох-смешок прогнал по коже еще одну волну мурашек. Ну, к чему наклоняться так близко, если только не за тем, чтобы заставить Се Ляня вздрогнуть и потеряться в противоречивых чувствах? Демону, похоже, нравилось вести себя так: он слишком часто оказывался намного ближе, чем это было бы прилично. В то время как небожителю с каждым разом становилось все труднее держать себя в руках и воспринимать это, как ничего не значащую случайность. Сложно считать «ничего не значащим» то, от чего у тебя внутри все переворачивается, пробуждая незнакомые прежде желания. — Не делай так, — тихо попросил принц. — Когда ты так близко, мне хочется убежать, и одновременно… хочется… прижаться к тебе… — он отчаянно пытался не произносить такое вслух, но при этом, начав, уже буквально не мог удержать срывающиеся с языка слова. Едва договорив, Се Лянь охнул и закрыл пылающее лицо ладонями, не веря, что это все-таки прозвучало. Наступила тишина. Князь демонов молчал, резко выпрямившись и застыв в неподвижности, будто статуя, и небожителю оставалось только, не смея даже поднять голову, гадать, какова, в действительности, была его реакция. Так прошли минуты, показавшиеся часами, и принц уже с трудом подавлял нервную дрожь. Вдруг он нечаянно оскорбил Сань Лана? Вдруг тот зол на него? До сих пор не разжавшиеся объятия еще больше сбивали с толку: если демону неприятно это признание, почему не отпустит? Да пусть хоть в пруд столкнет, лишь бы уже сделал хоть что-то! Но, боясь окончательно все испортить, Се Лянь крепко сжал губы, решив, что больше не издаст ни звука, раз уж его собственный язык предал его, болтая совершенно бесстыдные вещи. — Ваше Высочество, — на этот раз голос Хуа Чэна звучал гораздо дальше от уха, но все равно принц вздрогнул снова, от неожиданности. — Скажи мне, когда ты был на Призрачном рынке, не покупал ли ты там что-нибудь? Такой внезапный вопрос заставил Се Ляня пересмотреть свое решение о безмолвии и честно ответить: — Нет. Он ведь, и вправду, ничего не покупал; просто потому, что у него нет денег. — И верно, — Чэнчжу усмехнулся. — В моих владениях гэгэ нет нужды тратить деньги, ведь все уже знают, что он — мой дорогой гость. Тогда, гэгэ, не получал ли ты что-то в подарок от моих подданных? — Ну… Торговец на рынке угостил меня булочкой, но, наверное, это было только из-за того, что я слишком долго стоял перед прилавком… — Гэгэ был голоден? — теперь демон очевидно казался расстроенным. — Это моя вина. Я не должен был уходить так быстро. Неудивительно, что гэгэ решил, что я пренебрегаю законами гостеприимства, и не стал ждать моего возвращения. Я даже не предупредил, что пришлю слуг, чтобы они позаботились о гэгэ, и поэтому они уже не обнаружили его в павильоне. Прости меня; я ужасный хозяин. Из-за меня ты был вынужден страдать от голода и бродить в одиночестве по городу… — Нет, все совсем не так! — отчаянно запротестовал Се Лянь, вырвавшись из его рук, чтобы повернуться к нему лицом. — Сань Лан ни в чем не виноват! Я вовсе не страдал от голода, просто слегка проголодался; и мне нравится гулять по Призрачному городу, даже если я один… Хотя мне больше нравится, когда Сань Лан со мной, — последняя фраза, вновь сорвавшаяся с языка против воли, заставила его досадливо прикусить губу, но принц тут же продолжил. — Тебе не в чем себя винить. Клянусь, я ни разу не почувствовал себя обиженным тобой. Наоборот, ты заботишься обо мне гораздо больше, чем я того заслуживаю… — Гэгэ заслуживает большего, — серьезно ответил Хуа Чэн. — Но гэгэ уверен, что не получал на Призрачном рынке ничего, кроме этой булочки? — Да, — кивнул Се Лянь, а в следующий момент его глаза расширились от удивления, потому что демон без предупреждения прижался губами к его губам. Поцелуй длился всего несколько мгновений. Отстранившись, Хуа Чэн задумчиво облизнулся и кивнул каким-то своим мыслям, после чего к нему вернулась прежняя легкая улыбка. — Все верно, дело именно в булочке. Ах, Ваше Высочество, ведь я предупреждал, что еда призраков годна только для призраков! Чувствуя себя окончательно сбитым с толку, принц постарался согнать со щек предательский румянец и спросил: — А что не так с булочкой? Мне она показалась вполне пригодной даже для человека. — Ты прав лишь отчасти. Она, действительно, безвредна для тела, но не столь безвредна для разума. Гэгэ, должно быть, понравилась сладкая начинка этой булочки? — Откуда ты… — и, сообразив, откуда демон знает, каким было на вкус угощение, Се Лянь прижал руку ко рту. Хуа Чэн же невозмутимо продолжил: — Она сделана из плода, растущего только в Мире Мертвых, и известного как «груша правды».** Тот, кто отведает этого плода, не сможет скрывать свои мысли и желания. Поскольку гэгэ сегодня вел себя необычно и говорил гораздо смелее, чем всегда, я заподозрил, что кто-то или что-то оказывает на него влияние… И, очевидно, моя догадка оказалась верна. Тем временем Се Лянь незаметно облизал свои губы, убедившись, что на них все еще чувствуется сладкий привкус, и совсем уже собирался сгореть от стыда, но все-таки отвлекся на тревожную мысль: — Думаешь, тот торговец хотел причинить мне вред? Но он показался мне весьма приятным… эм… существом; да и ведь я сам подошел к его лавке… — Вряд ли. Скорее всего, он просто не подумал, что его угощение окажет на гэгэ какое-то действие. Но я обязательно выясню все подробности; и, в любом случае, думаю, я должен официально запретить всем призракам предлагать гэгэ что-либо, не предназначенное для людей. Гэгэ слишком доверчив к окружающим; в следующий раз этим может попытаться воспользоваться кто-то с по-настоящему дурными намерениями. — Не нужно так беспокоиться, Сань Лан. Обещаю, я буду осторожнее! — поклялся принц. — Но… Эта самая «груша правды»… Это теперь навсегда? Я так и буду… говорить глупости? — Нет, — успокоил его князь демонов. — Полагаю, к утру эффект уже полностью пройдет. В конце концов, гэгэ — не простой человек. Се Лянь кивнул и перевел взгляд на мягко сияющие лунные лотосы. Что ж, осталось подождать до утра. Правда, это значит, что ночь он проведет в городе призраков: возвращаться на Небеса, будучи не в силах контролировать собственные слова, было бы крайне неосмотрительно. Он и без того, мягко говоря, не пользуется популярностью среди небожителей, а если еще и ухитрится ляпнуть перед кем-то нечто нелицеприятное… Порой принцу казалось, что на Небесах практически все бессовестно лгут друг другу в лицо, скрывая свои истинные чувства. В этом смысле обитатели Призрачного города неожиданно оказались куда приятнее: большинство из них совершенно открыто выражало свою приязнь или ненависть. Таков и их Чэнчжу: его фальшивая улыбка не призвана кого-то обмануть, она лишь выражает презрение к недругам, а сам он никогда не скрывает своих намерений. Обещает уничтожить — уничтожит, обещает защитить — защитит. Се Лянь не знал никого более надежного. Может быть, Собиратель Цветов под Кровавым Дождем таков только с ним… но принц был уверен: именно тот Хуа Чэн, которого знает он — настоящий. Сильный, смелый, решительный, гордый, надежный, всезнающий, внимательный, заботливый… Если, и впрямь, он таков только с Се Лянем, остается лишь гадать, чем бог-неудачник заслужил такое отношение. Принц осторожно покосился на стоящего рядом с ним демона. На сей раз неподвижность и безмолвие были иными: комфортными, будто им двоим просто не нужно было ни о чем говорить, чтобы понимать друг друга. Наверное, это странно, когда тебе так хорошо и спокойно в присутствии одного из Четырех Великих Бедствий… Даже невзирая на все те смущающие слова, которые ты наговорил… И ведь, получается, говорил только правду? Небожитель задумчиво прикусил губу, и мысли по цепочке перескочили от вкуса «груши правды» к мягкому прикосновению чужих губ, из-за чего он вновь покраснел. Это ведь не первый раз, когда Сань Лан целует его, и… Несмотря на вопиющую неправильность подобных действий, это никогда не было неприятно, не так ли? Это было… Будто взмах крыльев бабочки где-то в груди. Странно, немного щекотно, и в то же время — ощущение, будто коснулся чего-то хрупкого и волшебного. Когда Се Лянь понял, что не может отвести взгляд от губ князя демонов, тот уже и сам заметил такое необычное внимание. И, в своей привычной манере, с поддразнивающей интонацией поинтересовался: — О чем гэгэ сейчас думает? — О… — принц вдруг обнаружил, что, постаравшись, уже вполне может противостоять действию «груши правды» и не произносить этих слов, но именно поэтому, испугавшись, что уже никогда не наберется смелости для подобного, выпалил: — О том, что хочу, чтобы Сань Лан поцеловал меня еще раз. Замешательство на лице Хуа Чэна проступило столь отчетливо, будто было написано там варварски широкими росчерками кисти. Совладав с собой, демон негромко спросил: — Гэгэ уверен, что сказал именно то, что собирался? — Да! — и, чувствуя, что, если в ближайшие секунды ничего не произойдет, то он, наконец, струсит и сбежит, Се Лянь попытался привести достойный аргумент. — И если Сань Лан думает, что я нахожусь под воздействием чего-то, кроме «груши правды», почему бы ему не проверить?.. — Действительно… — улыбка Хуа Чэна ясно говорила, что он сразу же раскусил эту наивную уловку, но голос был совершенно серьезным. — Я, определенно, должен это проверить. Гэгэ… Иди сюда. Он притянул небожителя к себе, обнимая осторожно, будто Се Лянь был стеклянно-хрупким, и медленно склонился к его лицу, задержавшись на долю секунды, прежде чем, наконец, коснуться губ. Сначала невесомо, будто крылья бабочки взмахнули в миллиметре от кожи, затем увереннее, ощутимее, заставляя Се Ляня податься навстречу, вовлекая его в поцелуй все глубже. Принц вцепился пальцами в алые одежды, пытаясь удержать и удержаться — от того, чтобы поцелуй прекратился, и от падения на внезапно ослабшие колени. Демон прижал его к себе крепче, и их губы словно слились воедино — почти до боли, так, что Се Лянь, захваченный непривычными ощущениями, издал невнятный тихий звук; то ли вздох, то ли стон. Этого хватило, чтобы Хуа Чэн, опомнившись, отстранился, напоследок мазнув пылающим взглядом по припухшим покрасневшим губам небожителя. На мосту вновь повисло молчание, в котором, на этот раз, было все: смущение, чувство близости, незнакомая прежде нежность и тепло… — Гэгэ готов продолжить прогулку? — спустя какое-то время спросил Хуа Чэн прежним легким тоном. Можно было подумать, что он пытается сделать вид, будто ничего не произошло, но принц знал, что это не так. — Если Сань Лан будет и дальше меня сопровождать, — ответил он. Собиратель Цветов под Кровавым Дождем без напоминания взял Се Ляня за руку.