И ты голосуешь...

- Тишина! Тишина в зале заседания., - с истеричными нотками прозвучал визгливый голос британца, что напрасно пытался успокоить взбудораженную толпу. Его нравоучения утопали где-то в начале столпотворения, теряясь в общем шуме и неразберихе. Напрасные попытки утихомирить гневный говор его коллег не приносили не то что результата, но даже хоть какого-то эффекта. Страны, как и раньше, кричали на перебой, не обращая абсолютно никакого внимания на то, что суд давным-давно превратился в балаган, а о коллективном решении не может быть и речи: - Мы не можем просто так оставить их в покое. За сотворенными делами всегда должны идти конкретные последствия. Мы потратили слишком много ресурсов и сил для того, чтобы остановить последующие разрушения. Простой смерти недостаточно. Выплачивать долги они, сами понимаете, не в силах, так пусть отработают свой грех. Пускай они, вместе с остальными военнопленными и прочими государственными преступниками, восстанавливают то, что разрушили. Мы лишим их права на управление государством и сами возьмем контроль над землями. Перестройка социума, знаете-ли, тоже необходимая мера., - рассуждал Штаты. Часть стран, что поддерживали его, начали одобрительно что-то гудеть в его поддержку. - То есть, мы даже не покараем этих живодеров за все их издевательства? - возмущенно послышалось с противоположной стороны, - ты так снисходительно подбираешь им наказания лишь потому, что сам не был в эпицентре событий и никогда не испытывал того ужаса, что они несли простым людям! - К вашему сведенью, СССР, я лично возглавлял отряды, что высаживались на берегах Африки для защиты колоний. Мои боевые заслуги такие же, как... - Не перебивай меня, щенок! - разъярённо рявкнул Союз: - Не побывав в окопах с гниющими солдатами и не сбежав с концлагеря, ты не смеешь рассуждать о ужасах этой войны. Эта гнида - рука метнулась в сторону одного из заключенных офицеров СС - за два удара плетью лишала спину человека кожи. Они измывались над людьми до тех пор, пока, изнеможённые холодом, пытками и ужасными условиями, они не умирали! А ужасы поля боя? Когда во время блокады Ленинграда - холод собачий, повсеместный голод и смерть неповинного населения. И мы позволим этим тиранам так просто отделаться? - речи Совета поддержал оглушительный рев тех, кто наверняка знал, что он говорит. Какими бы важными не казались обе мысли, никто из присутствующих так и не смог услышать друг друга. Балаган возобновился с новой силой. С одной стороны люди, что познали все прелести войны, с другой - те кто не стали жертвой поствоенного синдрома и могли рассуждать более - менее объективно. Нюрнбергский процесс. Новое, уже политическое, поле боя, где некогда объединённые общим горем союзники, возвращались к статусу "экономические соперники". И уже плевать на общее достояние и заслуги народов: каждый норовит устроить свой порядок: - А я говорю, что хватит исправительных работ и репараций. - продолжал свое США - Один уже отбывал репарации.* И к чему это привело? К новой войне! - Да расстрелять их всех. - И чего мы этим добьемся? - А я вам говорю... На фоне всей этой картины выделялась небольшая кучка стран, что стояли в стороне и лишь опасливо наблюдали за происходящим. Это были советские республики и страны-сателлиты. Каждый из них, по понятным причинам, в ссору встревать не хотел. Младшим попадет, а остальные были невольными заложниками событий (оккупация-освобождение советскими войсками). - А что с ними потом будет? - шепотом спросила Беларусь у РСФСР, показывая тоненьким пальчиком в сторону заключенных стран. - Да на кол их посадить! - прошипел сквозь зубы Украина. Кулачки еще не полностью окрепшего парнишки сжались до бледных костяшек. - Поумерь свой пыл., - менее эмоционально ответил Россия, - кто по твоему тогда будет отвечать за весь этот бардак? - С прошлым ведь как-то справились, и с этим разберемся. А они должны заплатить за то, что сделали., - голос его на последней фразе дрогнул, а по щеке покатилась предательская слеза, - я не прощу им того, что они сделали с Кази... При упоминании казаха, троица знатно потускнела. Никому не хотелось вспоминать, что их брат, хоть и не родной, сейчас лежит подключенный к аппаратам жизнеобеспечения с двумя пеньками на спине, где некогда были прекрасные крылья. - Успокойся, - Рос повернулся к Украине и немного наклонился к нему, чтобы утереть слезы, - сейчас мы ничем не сможем помочь, а за вмешательство в ход собрания нам может здорово влететь. Прими как должное, что мы никак не повлияем на ход событий. Все что нам остаётся делать - ждать и надеяться, что суд окажется на нашей стороне. За небольшой семейной драмой наблюдали Венгрия и Чехословакия. Они бы и рады как-то ободрить детей, да только им не велено беспокоить отпрысков Союза. Ослушаться его приказа - себе дороже. И лишь двое стран одиноко стояли и глазами полными тоски смотрели в сторону заключенных. - Vater… (отец), - тихо прошептал ГДР. Недавно разлученный с братом, он не знал, что ему делать. Он еще подросток – тихий и несмышленый – но уже должен наблюдать за тем, как зверствующие верха расправляются над единственным дорогим ему человеком. Да, парень понимал, что деяния его отца заслуживают наказания, но все же, желание сохранить жизнь своему родителю было велико. И лишь одинокая, хрупкая с виду, фигура, не проронив ни слова, стояла и так же загипнотизировано смотрела в сторону лав подсудимых. Польша дрожал. Мандраж это, или же холод, что бессовестно гулял стенами здания, - не понятно. Однако взгляд его отчаянно блуждал между лиц, высматривая кого-то. Вот сидит Японская Империя – все такой же спокойный и собранный, как и всегда. Даже и не скажешь, что прямо сейчас его руки закуты в кандалы, а жизнь – висит на волоске. Вот она, истинная способность психопата – отсутствие созидания и раскаяния. Недалеко от него мнется Королевство Италия, все никак не усядется на стуле. Хотя, казалось – бы, чего ему нервничать? Ите, за содействие, точно не светит такой большой строк, как его бывшим союзникам. А вот мрачному силуэту, что сидит во главе этого сборища, явно не так сильно повезло. Третий Рейх. Фигура, что одним своим видом внушала страх, даже сейчас отличается от своих «собратьев по несчастью». Его военная форма, такая же угольно – черная, как и на войне, была опрятно выглажена и сидела как влитая. Идеальная осанка, хладнокровное спокойствие, казалось, все было, как обычно. Вот только глаза его, уставшие, наполненные горечью и презрением, выдавали эмоции. На мгновение фюрер оглянулся, заприметив настойчивый взгляд в его сторону, и посмотрел прямо в глаза неожиданному наблюдателю. Польша вздрогнул: момента хватило, чтобы заметить знакомый сапфировый взгляд. «Такой же проницательный и не забываемый…», - отстраненно подумал поляк, - «Прямо как тогда…» На фоне продолжалась ссора Советов и Штатов, развивалась семейная мелодрама в лице союзовских отпрысков, нервно шептал молитвы Герман, но все это ушло на задний план. Польша погрузился в свои воспоминания… Flashback - Нет… нет, этого не может быть, - полным шока взглядом, Чехословакия уставился в бумагу, что как приговор свалилась на него тяжелой ношей: « В соответствии с программой умиротворения агрессоров, 30 сентября было принято Мюнхенское соглашение, что, по своей сути, означает отторжение Судетской области от твоих земель, и передача ее во владение Третьего Рейха. Мне жаль, но ни я, ни Франция не имеем права тебе помочь. Таковы условия. И мы готовы пойти на малые жертвы, дабы сохранить мир во всей Европе. Надеюсь, что ты понимаешь, какие сумы жизней стоят на кону, и не станешь припираться. Прими свою участь достойно и пойми нас. С уважением Великобритания» - Теперь-то ты, наконец, понимаешь, что происходит? – притворно ласково произнес немец, - мои войска уже начали захват твоей территории. Хваленая Антанта – предатели, они продали тебя и твои земли, в надежде, что это меня остановит,- на мгновение, диктатор остановил свою речь, дабы наклониться к уху, все еще шокированного чеха: - Но мы-то прекрасно понимаем, что это не так, - ухмылка – оскал озарила лицо фюрера, и Чехословакия понял, что сейчас ему уже ничто не поможет. «Нужно было слушать Союза. Нужно было позволить ему ввести свои войска на территорию, пусть и под страхом быть оккупированным им», - думал он, пока одинокие слезы отчаяния скатывались по щекам. Его тело, что переживало столь большой стресс, не выдержало, ноги обмякли, и юноша начал медленно оседать на землю. - Ну-ну, не стоит так переживать, - насмешливо произнес Рейх, подхватывая чеха, - я ведь не собираюсь быть с тобой слишком суров, возможно. Быть протекторатом Великогерманского Рейха – почетно. А вот мои союзники … - Что?! – на грани истерики вырвалось у пленного. И только сейчас он заметил, что к ним приближаются еще несколько служебных машин. - Ты ведь не надеялся, что все твои территории падут под мою милость, верно? В конце – концов, мне нужно лишь то, что по праву мое. Немцы на твоих территориях – часть Германии, что должна присоединится, и стать единой со своей родиной. Я не позволю пачкать сверхрасу людей твоими чешскими отпрысками. - Да ты помешанный, - прошипел в полголоса Чехословакия. Нет, он не осмелел. Просто понял, что уже нечего терять. - Лишь помешанный сможет осилить ту ношу, что я тащу на своих плечах, - оспаривал его Рейх, - но хватит пустой болтовни. Скоро стервятники, что понаехали, будут пытаться делить и рвать твое бренное тело на части. Молись, чтобы незначительные потери территорий позволили тебе сохранить надлежащий вид. Постепенно союзники Германии начали съезжаться, полигон ставал все более оживленным. - Здравствуй, Ита. Надеюсь, дорога тебя не слишком утомила? – галантно спросил немец, подавая руку королевству, что выходил из машины. - Право, Рейх, к чему эта напускная вежливость? Мы ведь не первый день знакомы, - сказал КИ, отвечая объятием вместо официального рукопожатия. - Бросьте, вы ведь мой гость. С моей стороны это был бы моветон, - улыбнулся Рейх. Все же, с близкими знакомыми он был более раскрепощен и позволял себе такую фривольность, как эмоции. - Не будь таким занудой, дорогуша. Показывай, кого ты там поймал, - Италия бесцеремонно обошел фюрера и побрел к Чехословакии. Подойдя к бедолаге, он начал откровенно пялиться на него, в недоумении: - Хочешь сказать, что вот ради Этого мы заключали договор с Британией и его прихвостнями? Да этих территорий не хватит даже для создания маленького протектората! – возмущению королевства не было предела. Еще бы, втянутый в авантюру, он, фактически, не извлек из этого никакой выгоды. - Не будь так придирчив, КИ. Чехословакия – не предел. Совсем скоро, когда мобилизация завершиться, мы сможем получить гораздо больше ресурсов. А это, - небрежно бросил он в сторону чеха, – всего лишь маленькое приятное дополнение. - Забавно, что кое-кому даже такой мизерной подачки достаточно, чтобы не зубоскалить в твою сторону, - хохотнул Ита, дабы как-то снять неприятный осадок, что так неожиданно его настиг. - Под кое-кем ты подразумеваешь… - задал немой вопрос Рейх. Правда, он догадывался, о ком же судачит его союзник, но не хотел до конца признавать, что тот собирался переступить за их правила негласной игры по обмену колкостями, и начать личностные оскорбления. - Да брось, ты прекрасно понимаешь, о ком я, - усмехнулся итальянец, рыская в карманах кителя, в поисках портсигара, - этот твой пшек совсем распоясался. Ты бы приструнил его. Любовнички они такие: сначала ластятся, а потом, как дашь им свободу, наглеют и скалят зубы. Надо бы… Закончить фразу КИ не дали. Рейх, одним отточенным движением, повернул его к себе и приподнял над землей за воротник, дабы сровняться в росте. - Мои личные вопросы тебя не касаются, - прошипел фюрер сквозь зубы. - Он явно плохо на тебя влияет, дорогуша, - из-за зажатого горла голос Италии прозвучал с хрипотцой, - ты уже бросаешься на тех, что криво посмотрит в его сторону. Не слишком ли много уважения к простой добыче? - Эта добыча – доступ к землям Советского Союза. Слишком ценный ресурс, который я не имею права потерять. Если ты и впрямь думаешь, что я способен на то «высокое», о чем пишут поэты, которые гниют в моих концлагерях, то глубоко заблуждаешься, - рука, что до этого цепко сжимала воротник королевства, резко разжалась. КИ, что не ожидал такой подлости, упал бы наземь, если бы Рейх не схватил его за плечо, хорошенько тряхнув на последок. - Но я думал, что… - Удивлен твоей новой способностью, - съязвил нацист, - но постарайся впредь согласовывать свои догадки с моими фактами. Ты будешь оказываться в глупом свете снова и снова, до тех пор, пока не научишься спрашивать и слышать других. Надеюсь, я доходчиво объяснил и этого впредь не повториться. Ита опасливо посмотрел на когтистую руку, что предупреждающе сжимала его плечо, и ответил: - Всенепременно, мой фюрер. - Вот и славно, - сказал немец, убирая свои руки в карман, - скоро должен прибыть наш особенный гость. Не хотелось бы, чтобы он застал нашу небольшую ссору. И верно, вскоре с восточной стороны полигона послышался шум колес. Adler Trumpf, на средней скорости, спокойно ехал мимо ракетных установок и солдат, прямо к эпицентру событий. - Неплохая машина, - присвистнул КИ, - твой подарок? - К сожалению, да, - притворно вздыхая, ответил Рейх, - один из первых, коллекционных образцов. Они совершенно не подходят для езды на польских дорогах. Но, что поделать, если желание моего партнера неоспоримо. - Настраиваешься на более правдоподобную бутафорию? – оскалившись, спросил Ита. - Он ничего не должен заподозрить, - серьезно заприметил немец, - игра должна идти до конца. И, если все пройдет удачно, награда за терпение не заставит себя долго ждать. А ты ведь знаешь, как чудно поощряются мои труды. Автомобиль остановился, приблизительно, в миле от них. Круто развернувшись на каблуках ботфортов, Третий Рейх неспешно отправился к машине: - Нужно помочь «даме» выйти из транспорта, - шутливо оповестил он, - обидеться ведь, привереда. Королевство быстро сровнялся с ним, но, по мере приближения к машине, понимал, что идти молча не сможет. Уж больно его мучил один весьма назойливый вопрос: - Рейх, ответь мне, только честно, - Италия осмелился заглянуть в глаза собеседнику, - ты чувствуешь хоть что-то по отношению к нему? Он тактично умолчал. КИ понял, что внятного ответа он не получит и решил сделать вид, что ничего не говорил. Минутку погодя, когда они почти дошли к транспорту, Италия услышал, как немец шепотом, почти незаметно, произнес: - Я не знаю. Дверь автомобиля распахнулась, и небольшой вихрь, что чуть не сбил с ног фашиста, бросился к наци и повис у него на шее. - И я рад тебя видеть, Польша… *** - Ох, Рейх…, - томное придыхание вырвалось изо рта поляка, когда теплый, слегка шершавый язык прошелся вдоль его чувствительного местечка на шее. Томное расслабление, которое наступает после двух с половиной бокалов темного полусладкого, позволяет Польше стать настолько раскованным, что действия союзника уже не кажутся настолько страшными, как раньше. Увлеченный рассказом фюрера, юноша совсем не контролировал, сколько вина в бокал ему наливают. Что, собственно, было на руку немцу. Плавными движениями он подошел к пассии, наблюдая за тем, как отчаянно тот пытается сделать вид, что абсолютно трезвый, и осторожно повел его к мягкой софе. Польша, казалось, не замечал плотоядного взгляда в свою сторону и, пьяно хихикая, расспрашивал немца о передаче пограничного района Тешин, что тот пообещал выделить ему из Чехословацких земель. За своим нетрезвым лепетом юноша не заметил, как наци усадил его на край разложенного дивана и стал чего-то ждать. - О, это ты предусмотрительно сделал, - заплетающимся языком пролепетал поляк, - у меня, так некстати, закружилась голова. Должно быть, мне нездоровиться. Тут так жарко… Я, пожалуй, прилягу на минуточку… Обмяклое тело вмиг свалилось на софу. Перед глазами Польши поплыли круги, стало тяжело дышать. Прикрыв глаза, через несколько мгновений он окунулся в легкую дрему. Бедняга начал усерднее дышать, с еле заметным придыхом, что, однако, не укрылось от глаз Рейха, который неотрывно следил за его состоянием. «До чего же нужно быть опрометчивым, чтобы вот так просто напиться в кабинете малознакомого человека, - размышлял фюрер, - впрочем, он явно меня таковым не считает. Доверяет мне, видно. С чего бы вдруг? Ах, да, я ведь лучший союзник, что так щедро осыпает его подарками и новыми клочками земель. Как меркантильная дама, право. Но, стоит признать, его беспомощный вид довольно…привлекательный, я полагаю? ». Наци стал пристально рассматривать Польшу: его прикрытые глаза чуть подрагивали, визуально увеличивая оббьем ресниц; милый румянец, казалось, добавлял дополнительное желание потрепать парня за щеку; растрепанные волосы, что непослушными комками разметались по подушке, золотыми кудрями спадали на лицо и, видно, щекотали его, раз юноша так смешно дергал носом время от времени; тяжелое дыхание, порой, походило на мелодичные, но очень тихие стоны. Это завораживало и обладало особенно невинной притягательностью, что, впрочем, побудила в голове Третьего совершенно иные мысли. «Мило, но совершенно не так безобидно, как кажется на первый взгляд, - думал Рейх, - однако, мне действительно нравиться, когда он такой умиротворенный. Видно, когда наш дорогой пшек напьётся, становиться не таким заносчивым выскочкой, каким кажется на первый взгляд. Довольно притягательный», - нацист осторожно, на пробу, нежно провел когтем вдоль бедра. Поляк заворочался в полудреме и тихо простонал. «Даже слишком, - пронеслось в мыслях, - но, думаю, наш недотрога не будет против, если я возьму небольшую … компенсацию за все те подачки, что регулярно делал ему. Да, думаю, именно так это можно обосновать», - согласовавшись со своими мыслями, фюрер начал действовать. Аккуратно, дабы не разбудить «жертву» раньше времени, он нависнул над ним, сев чуть выше колен, дабы в случае сопротивление иметь преимущество и успешно заблокировать атаку. Но Польша, к большому удивлению, никак не отреагировал на сие действие. То ли алкоголь был слишком крепким, то ли спал юноша не слишком чутко, только у Рейха появилось предостаточно времени и места, чтобы действовать. Не медля более, он начал медленно расстегивать пиджак, вынимая большие пуговицы из петель. Следом за ним – галстук, что ранее удавкой сидел на шее парня, а теперь летел на пол. Все, вроде, шло отлично, до тех пор, пока немец не стал расстегивать рубашку. В этот момент он столкнулся с , еще не отрезвевшими, но вполне здравомыслящими медовыми глазами. - Рейх, когда я говорил, что в помещении жарко, я не имел в виду помочь раздеть меня, - пошутил Польша, - можно ведь было просто открыть окно, к примеру. Парень начал медленно застегивать пуговицы обратно, но его остановила рука союзника, что мягко, но в тоже время и настойчиво, сжала его ладонь. Под недоумевающий взгляд, немец продолжил ранние действия. Спокойно и неспешно, будто молча сообщая, что все происходящее – вполне естественно, что так и должно быть. - Рейх, - запнулся вначале юноша, - я, кажется, понимаю, что ты собираешься сделать, но… Горячее дыхание, что резко опалило его шею, заставило неестественно высоко пискнуть, и вжать голову в плечи, закрывая доступ к чувствительному месту. На жалкие попытки скрыться, Рейх лишь по-доброму усмехнулся и, сжав подбородок парня, наклонился к нему за поцелуем. - Стой, подожди! – руки резко дернулись вперед, дабы оттолкнуть, но были в тот же миг перехвачены, и зафиксированы сверху. Скованные запястья начали дергаться, в попытке освободиться. В прочем, как показал небольшой промежуток времени, это было бесполезно. Щурясь под пристальным взглядом Рейха, Польша, наконец, понял, что должно произойти и чем может быть чреват отказ. От полного осознания своего положения становилось не по себе: юношу начал бить тремор, что сопровождался паническим беганьем глаз от лица его оппонента. «Куда угодно, но только не в его глаза», - панически билось в его голове. В конечном итоге, нужно было хоть что-то сказать, развеять давящую на голову тишину, что тот попытался сделать: - С-слушай, - из-за нервозности голос поляка стал немного подрагивать, что сразу бросалось во внимание, но он продолжал, - мы ведь понимаем, что не можем это сделать, это ведь - И почему же, позволь спросить? – перебил его Рейх. Хоть он прекрасно понимал, что парень лишь тянет время, но было, все же, интересно, какие аргументы тот найдет, чтобы выкрутиться из столь неординарной ситуации. Намечалось небольшое зрелище. - Тебе ведь не по уставу. Ты – пример подражания для всей нации. Какая недобрая слава может пойти, узнай кто о твоих неоднозначных похождениях? - Об этом можешь не беспокоиться, - ответил Рейх, - мои личные данные никого не касаются, а люди видят лишь то, что должны, - он медленно наклонился к уху Поляка и прошептал, - к тому же, мы ведь не совсем люди. Иногда можно и дать слабину. Мягкий язык огладил ушную раковину. Мочка ушка поддалась нежным покусываниям клычками, что позже стали лишь настойчивее. Его слегка обкусанные губы начали настойчиво целовать щеки поляка, медленно переходя к шее. Плавно огибая подбородок, немец прикусил кожу на шее, оставляя небольшую красную отметину. Первые несколько поцелуев были настолько неожиданными, что юноша, незаметно для себя, поддался и случайно обронил видох-стон. Усмехнувшись, Рейх мысленно отметил прелесть его голоса, и продолжил более настойчиво вылизывать шейку, оставляя все больше укусов и поцелуев. «Спокойно, Польша, не поддавайся на провокации, - нервничал невольный пленник обстоятельств, - продолжай убеждать его. Это точно должно сработать» - Но ведь ты всегда был принципиален, разве не так? Твоя идея покорила всех тем, что ты искренне верил в нее сам и, с уверенностью, проповедовал ее остальным. Разве не ты, когда давал интервью на наиболее распространенные вопросы, говорил, что гомосексуализм – болезнь, что стоит на равнее с педофилией и шизофренией? Ты ведь никогда не стал бы коверкать свои речи и порочить себя ради какой-то кратковременной прихоти, верно? - Верно, я никогда не переступаю свои принципы, и даже прямо сейчас я следую одному из них, - наци быстро надоели препирания его пассии, поэтому он решил обрубить сопротивление на корню. - Какому же? – губы парня сжались в тонкую полоску. Страх медленно сковывал его и холодил тело, не смотря на то, что сам юноша, буквально, горел. - Все гораздо проще, чем кажется, - ответил фюрер, сжимая руки чуть сильнее, в предчувствии скорого сопротивления, - я всегда беру то, что хочу. По-моему, это было очевидно еще давно… Глаза поляка сузились до неимоверных размеров. Стресс более не позволял организму контролировать действия, застилая разум пеленой диковинного ужаса. Парень начал вырываться, хотя где-то там, на задворках сознания, прекрасно понимал, что это бесполезно. Исход был очевиден заранее – он проиграл. Доверился так просто, настолько слепо, что не заметил, как, простая на первый взгляд, игра переросла в нечто более опасное. Накатившая паника спустила рычаг эмоций, и из глаз Польши неконтролируемым потоком начали идти слезы. - Хватит, прошу, - слова заплетались и иногда терялись во всхлипах, - я не вынесу такого унижения. Неужели, есть какая-то причина, что ты так меня ненавидишь? Почему именно мной воспользоваться решил? За ручьями слез и нервным срывом пшек не заметил, как Рейх уже полностью оголил его верх и отпустил запястья. Руки диктатора оглаживали выпирающие из грудной клетки ребра, медленно считая их. Поднимаясь чуть выше, наци наткнулся на неожиданную физиологическую особенность польского тела, что приятно радовала: грудь Польши была слегка округлой и немного больше, чем следовало бы, и от того походила больше на небольшой женский бюст. «Мягкая и нежная, без единого волоска – не дефект ли, случайно? – подумал он: - Все равно выглядит потрясающее. Как-то неорганично, что на ней нет ни единой отметины. Что ж, самое время исправить это» Он осторожно взял небольшую грудь в ладошку, и начал медленно разминать, следя за реакцией парня. И она не заставила себя ждать: распахнув глаза, он цепко схватился за руку, силясь отодвинуть ее. - Отпусти, не смей трогать меня здесь! - Почему? – притворно удивленно спросил Третий. Смелее сжав грудь, он слышал первый, открытый стон, который Польша не смог скрыть. Массируя одну грудь, немец осторожно сжал сосок парня, покатывая его между пальцев. Яркий румянец на щеках и стиснутые зубы – новое доказательство того, что он все делает правильно. Он наклонился вперед и, не заметив ярого сопротивления, широко лизнул затвердевшую бусинку. Не прекращая движения руками, Рейх начал покусывать и слегка посасывать грудь, выбивая из поляка все новые и новые вскрики. Оказалось, что нижняя часть груди более чувствительная, чем нацист и воспользовался. Новые движения, что ставали все уверенней, провоцировали на новые стоны, что похабным криком вырывались изо рта юноши. Он уже не мог сопротивляться. Сломленный, Польша так же продолжал беззвучно рыдать, не видя того, что творят с его, уже оскверненным, телом. Заметив, что борьба со стороны партнера поутихла, фюрер решил, что можно закончить с прелюдиями, и преступить к главному действию. Бесцеремонно, он просто разорвал молнию на брюках юноши и попытался проникнуть рукой под его нижнее белье. И это стало его ошибкой. Шокированный новыми резкими действиями, Польша снова начал сопротивляться, еще более яростно, чем раньше. - Нет, умоляю! Рейх, пожалуйста, не делай этого! Неужели, так мало женщин, что могут удовлетворить твои потребности? У меня совершенно нет того, что они могут дать тебе! На мгновение, нацист и впрямь остановился. Воцарилась неприятная тишина, что разбавлялась только истерическими всхлипами юноши. Но мгновение покоя закончилось, как только Третий, в который раз за вечер, обманчиво нежно улыбнулся и сказал: - Какой же ты, все-таки, еще глупый, - не отказал себе в удовольствии потрепать румяную щеку, хоть и мокрую от слез, - у тебя есть то «великое», что они не могут мне дать. - Что…? – отстраненно переспросил пшек. Рейх наклонился к нему и сказал лишь одно: - Чувства. Что-то надломилось, в этот момент, внутри хрупкого парня. Взгляд, раскрытый в удивлении, уставился прямо в сапфиры напротив. - Ты любишь меня, так ведь? – скорее утверждал, чем спрашивал диктатор. Голос его протекал, как сквозь поток воды. Мысли нижнего суетливо бегали, пытаясь найти ответ, в то время как руки автоматически пытались остановить поползновение к нему в брюки. Что, в прочем, ни в одном из случаев не обвенчалось успехом. Одна рука Рейха плавно оглаживала небольшой бугорок, что лишь креп со временем, вопреки желаниям хозяина, вторая – гладила россыпь красных меток на груди. А уста, наполненные ядом, все также шептали в ухо сломленной душе: - Любишь… End Flashback - Польша, очнитесь! – шептал ГДР, отчаянно трепля его за плече. - Что…? – постепенно приходил в себя поляк. Его взгляд понемногу фокусировался, и уже можно было разглядеть приевшиеся стены зала собраний. Вот, отпрыски Союза, там – такие же жертвы войны и конфликт,… а вот конфликта уже не было заметно. Видимо, витая в воспоминаниях, Польша и не заметил, как все разрешилось. - Прости, я не услышал тебя, - как можно спокойнее ответил он подростку, - я слегка задумался и, кажется, пропустил итоги собрания. Какое решение было принято? Неодобрительно покачав головой, Герман ответил: - В виду того, что товарищи СССР и США так и не смогли добиться согласия, было принято провести голосование. Если вы хотите, чтобы полит.пленным сохранили жизнь – голосуете «За», если же поддерживаете смертную казнь – «Против». Все предельно просто. - Да, спасибо, - сказал поляк и поспешил выйти из зала со всеми. *** Лишь два выбора. Не сложно, правда ведь? Да и ты, похоже, давно решил, как поступить. Именно поэтому, шокируя этих плешивых псов войны, ты идешь одним из первых. Дабы позабавить либерастов – без сомнений пишешь свой приговор. Но лишь ради изумительных сапфировых глаз, ты голосуешь… «ЗА».