Тварь

Рука болит уже просто нестерпимо, даже фантазии о мести тому мудаку-Чану не помогают отвлечься. Отгрызть бы её к гуям — хотя бы мизинец, на котором под кровавой коркой уже, кажется, виднеются подозрительные черные пятна. Или не отгрызть... Идея приходит в голову совершенно неожиданно, а уставший от боли разум не способен отметить её как абсолютно бредовую, — и Сюэ Ян тут же оглядывается, пытаясь определить, кто из прохожих его в худшем случае просто пошлёт. Взгляд вылавливает человека в чёрном ханьфу, с бесстрастным видом наблюдающего за улицей. Оружия при нём не видно, и кто-то более наивный мог бы принять его за бродячего музыканта, — но только не Сюэ Ян. У этого человека глаза убийцы — серьёзного, опытного. И такой, как он, уж точно не станет самоутверждаться об мелочевку вроде малолетней босоты. — Эй, благородный господин, ножичка не найдётся? — тянет Сюэ Ян своим условно-вежливым тоном, стараясь не показать, как ему на самом деле хуёво. Благородный господин переводит на него взгляд — и на мгновение Сюэ Яна охватывает совершенно иррациональное желание оказаться подальше от этого... существа. Он уже не уверен, что перед ним человек. А существо оглядывает его с ног до головы ничего не выражающим взглядом алых глаз, не задерживаясь ни на чём, — и, видимо, найдя увиденное удовлетворительным, достаёт из-за сапога кинжал. В голову приходит мысль, что ночным тварям оружие не нужно, — и страх отступает. Немного. Ровно настолько, чтобы не глядя взять протянутое и тут же отбежать к очень удобному камню на другой стороне улицы, стараясь не обращать внимания на этот странный, одновременно пустой и внимательный взгляд. Главное сейчас — не думать. Положить левую ладонь на камень, оттопырив мизинец, поставить лезвие на сустав и... Хруст — знакомый, но при этом какой-то неуловимо другой, — резко возвращает в реальность — и только тогда до Сюэ Яна по-настоящему доходит, что он сделал. Вместе с болью накатывает даже не страх, а панический ужас от вида непоправимо изувеченной кисти. Это ведь не может быть правдой! Это всё просто слишком реалистичный сон, верно? Жизнь — херовая штука, но ведь не настолько же!.. Через пелену непроизвольно выступивших слёз он замечает, как человек в чёрном забирает из дрожащей руки кинжал — а после накрывает истекающую кровью ладонь своей. И боль уходит. По кисти распространяется холод, и даже кровь, кажется, перестаёт течь. А существо — так человек или не человек? — смотрит уже с явно видимым интересом. На самого Сюэ Яна, на его левую руку. Даже на отрубленный палец, который незнакомец несколько мяо вертит в руке — а после с едва заметной улыбкой произносит: — Правильно сделал. Спасать тут уже нечего было, а мертвая плоть живой только вредит, — спокойно так, будто каждый день у него на глазах девятилетние мальчишки себе пальцы отчекрыживают. А потом кладёт руку на плечо и тянет Сюэ Яна за собой. — Пойдём. — Куда? — он пытается дернуться, совершенно не заинтересованный в продолжении общения с этим существом, но ледяные пальцы впиваются в плечо, не давая сбежать. — На постоялый двор, — так же спокойно, будто сопротивление Сюэ Яна вообще ничего не значит. А впрочем — действительно, значит ли? — Зачем? — это не важно, просто мысль заболтать тварь и сбежать, — даже если от не прошедшего ужаса язык еле двигается, — теплится на краю сознания. Не то чтобы сбежать от твари так легко, но надо хотя бы попытаться. — Помогу тебе обработать рану, — ответ заставляет замереть на месте. Слишком соблазнительная перспектива, слишком хочется поверить этим словам. — Почему? — за привычным хамством прячется совершенно глупая надежда. — Ты мне понравился, — и вот вроде последняя фраза должна пиздец как настораживать — но Сюэ Ян думает, что если уж ночная тварь вознамерилась его сожрать, убежать от неё он вряд ли сможет. А так всё ещё есть шанс получить помощь. Даже если и от твари. В том, что перед ним человек, он сомневается всё больше и больше. *** Не-человек снимает комнату и приказывает принести горячей воды. Сюэ Ян автоматически окидывает помещение взглядом, прикидывая, как в случае чего будет проще сбегать. Дверь? Окно? В глаза бросается, что в комнате две кровати — даже закрадывается наивная мысль, что новый знакомый решил позволить найдёнышу переночевать в тепле, но она отбрасывается тут же. Скорее всего, этот не-человек ждёт ещё кого-то. Подумать, нужно ли ночной твари вообще спать, он не успевает: неожиданно быстро приходит служанка с водой, и непонятный знакомый, усадив Сюэ Яна на одну из кроватей, принимается осматривать его руку, смывать с неё кровь и грязь. Странный холод всё ещё скрадывает боль, хотя прикосновения чужих когтистых пальцев чувствуются, — и Сюэ Ян с любопытством и настороженностью наблюдает за тем, что же будут делать с его рукой. Вид переломанных пальцев без грязно-алой корки чуть ли не страшнее, чем с ними, но без боли кажется, что всё это происходит с кем-то другим. Это не его кисть лежит в изящных когтистых ладонях, окутанная странным чёрным туманом, под воздействием которого кости будто сами встают на место, а края ран стягиваются. Впрочем, когда язык ночной твари проходится по обрубку мизинца, слизывая капли крови, — и Сюэ Ян, блядь, это прекрасно чувствует, — реальность происходящего обрушивается на него, как снег за шиворот. В голову же приходит мысль, что могут его не только сожрать. Твари ведь питаются энергией ян... Но буквально через несколько фэней рука выглядит уже абсолютно нормально, если не считать похожих на трещины черных полос на месте ран, — и если бы не обрубок мизинца, это могло бы выглядеть даже красиво. Пожалуй, за помощь — настоящую помощь, — можно расплатиться и телом. Тем более, эта тварь определённо хороша собой, это будет даже не противно. Если его, конечно, не сожрут в процессе... Но тварь поднимается с колен и отходит к окну. Тишина становится совсем странной, и Сюэ Ян решается разорвать её: — Вы демон, верно? Тварь неожиданно усмехается, как-то одновременно зло и болезненно, и впервые за время знакомства в её голосе проскальзывают заметные эмоции — хотя Сюэ Ян и не может сказать, какие. — В какой-то степени, — и это ни гуя не ответ. — Зачем я вам? — за глупые вопросы ему, вроде, быть на месте растерзанным не грозит, так что можно наглеть и дальше. — Понятия не имею, — произнесённыё почти беззаботно, — насколько вообще может звучать беззаботно низкий, проникающий до самых внутренностей голос твари, — эти слова совершенно рушат всё, что Сюэ Ян себе уже напредставлял. — Когда ты последний раз ел и что? Столь странная смена разговора и вовсе выбивает из колеи. — Зачем это вам? — опасливо спрашивает он, пытаясь хоть что-то понять. — Чтобы знать, чем тебя можно накормить, — всё тот же беспечный тон, будто нет в этой ситуации ничего ненормального — когда в ней ненормально всё. — Зачем это вам? — повторяет он свой прошлый вопрос, совершенно перестав понимать что-либо вообще. Тварь снова усмехается — и на этот раз как-то почти по-человечески: — А ведь поначалу ты задал правильный вопрос: «почему?», а не «зачем?», — тварь не смотрит на Сюэ Яна и, кажется, будто высматривает что-то на улице. Или кого-то. За кем-то же он следил тогда.... — Мне понравилось твоё бесстрашие, и мне ничего не стоит тебе помочь. Такого подхода Сюэ Ян не понимает совершенно. Что значит — «ничего не стоит»? Даже еда, которой его вроде как планируют накормить, чего-то да стоит. А ещё время — явно же он этого странного не-человека оторвал от какого-то дела. Или нет? — Никто не помогает просто так, — и Сюэ Ян знает это лучше многих. Не-человек молчит — и некоторое время кажется, что он вовсе решил проигнорировать утверждение, не бывшее вопросом. Но когда тот всё же начинает говорить, его голос будто становится человечнее: — Мои родители были бродячими заклинателями. Мне было шесть, когда они погибли и я оказался один на улице. В девять меня нашёл друг отца, оказавшийся главой ордена заклинателей, и забрал к себе, — и вот это спокойствие уже явно подразумевает под собой тщательно спрятанные неприятные чувства, а не прошлое безразличие. — Не думаю, что у тебя найдётся такой же дядя Цзян. О заклинателях Сюэ Ян знает — немного, но знает. На заклинателя его новый знакомый не особо похож — те ходят обязательно с мечами и в ханьфу со знаками различия орденов. Сам он знал только ближайший к Куйчжоу Великий Орден — и цзянского фиолетового на твари не было ни нитки, — заполонивших всё в последнее время Вэней, да мудаков-Чанов из Юэяна, которых он теперь никогда не забудет. Черное же ханьфу этого не-человека пусть и выглядит слишком дорогим для бродячего заклинателя, не имеет вообще ничего похожего на какой-то клановый узор. Впрочем, Цзянов, вроде как, пару месяцев назад Вэни вырезали — может, пошел из заклинателей в наёмники? За убийство людей явно платят больше, чем за убийство нечисти. Хотя, что гадать, если ни от одного из вопросов знакомый ещё не увиливал. Кроме одного... — Так ты заклинатель? — только задав вопрос, он задумывается, что вновь может получить какой-то общий бессмысленный ответ. — И как тебя звать хоть? — Вэй Усянь, — слегка усмехается тот. — Заклинатель — хотя путь мой заметно отличается от традиционного. И в приличном обществе, прежде чем спрашивать чужое имя, принято называть своё. — Где вы тут приличное общество увидели, господин Вэй? — это почти хамство. — Сюэ Ян. И что, будете меня своему нетрадиционному заклинательству учить? Верится в то с трудом — но задавить глупую надежду в сердце почему-то не получается. А Вэй Усянь задумчиво смотрит на него, будто раньше эта мысль в светлую нетрадиционно-заклинательскую голову не приходила вовсе, а потом как-то неожиданно быстро перемещается от окна к кровати и берёт правую руку Сюэ Яна в свои ладони. Почти как во время лечения — даже знакомый черный туман между пальцев появляется. — Что чувствуешь? — и вновь это нечеловеческое безразличие. — Холод, — не задумываясь, отвечает он. Черный туман будто проникает внутрь, сквозь мышцы и кости, медленно поднимается могильной — откуда такие ассоциации? — прохладой вверх по руке... — Это неприятно? Сюэ Ян задумывается. Обычно холод — это однозначно что-то плохое и неприятное. Тем более, этот холод ассоциируется со смертью, а смерть не может быть приятной. Но тут... — Нет, — он сам удивляется этому. — Скорее даже наоборот. — Значит, буду учить, — Вэй Усянь улыбается — и от этой улыбки в Сюэ Яне крепнет ощущение, что он конкретно так куда-то вляпался и выпутаться уже не сможет. — Вернёмся к разговору о еде.