Обретение силы

      Мальчишка бежал сквозь ночь. Холодный ливень хлестал его по щекам. Ледяные капли стекали по слипшимся от влаги волосам, попадали в прорехи старой и драной одежды, похожей больше на рубище. Такие лохмотья не каждый нищей на себя наденет, но у маленького Рюноске не было выбора. Жизнь на окраине трущеб не оставляла выбора. Все лучшее из выброшенного забирали старшие, ему и другим сиротам приходилось довольствоваться тем, что оставалось.       Он задыхался, легкие жгло огнем, но он упорно продолжал бежать. Сердечко заполошно билось в груди, словно попавшая в ловушку птица. Да, он много раз видел такое, сам добывал подобным образом мясо. Деликатесную приправу к скудному рациону из объедков и вырезанных из почти сгнивших фруктов с овощами крохотных, более-менее целых частичек еще съедобного. За годы жизни на улице, он научился орудовать куском стекла или заточенного обломка ножа лучше любого хирурга, делающего сложнейшие и тончайшие операции.       Худенькое тело онемело, мышцы стонали от непосильной нагрузки, но Рюноске продолжал бежать. Он мог споткнуться, запнуться, поскользнуться, провалиться не замеченную в луже яму или просто упасть от усталости, но не остановиться. Он несся вперед, прижимал к ходящей ходуном груди сворованный у старших хлеб, и надеялся лишь на чудо. Его сестра простыла этой осенью, и уже два дня не могла встать. Она кашляла, сипло дышала, у нее поднялась температура, и если он не принесет Гин поесть — он не хотел думать о том, что случиться тогда.       Он уже много раз видел смерть. Разную. От холода зимой, когда кто-то просто не просыпался утром. От болезней, от побоев, ножа, пистолета, загноившихся ран, голода, когда люди просто истаивали, он думал, что привык к ней, но когда смерть обратила свой взор на сестру, когда захотела забрать то единственное, ради чего Рюноске видел смысл жить — он воспротивился. Пошел на смертельный риск, и теперь мог полагаться лишь на ноги и удачу.       Пользуясь непогодой, он пробрался вглубь трущоб, нашел дом с шайкой бездомных, дождался, пока они перепьются какой-то бурды, и стащил у них хлеб. Увы, но его заметили. Нет, не те, кого он обворовал, другие беспризорники, чуть старше его самого, видимо они давно пасли дом и готовились обворовать старших. Впрочем, для Рюноске особой разницы не было. И потому он бежал, хрипел простуженным горлом, хлюпал носом, и несся, петляя зайцем, в попытке уйти от погони.       Удача изменила Рюноске в последний момент. Он знал, что за раздавленным остовом машины есть щель, он сам накрыл ее когда-то куском жести, это была одна из его заготовок на случай подобного забега, и он собирался использовать ее. Прыжок, тело перелетает через капот, скользя по ржавому металлу задом, ноги уходят в лужу, летят брызки, но… Ноги уходят по колено, продолжают погружаться, корпус по инерции продолжает движение, бедра упираются в край глубокой трещины, Рюноске не успевает подставить руки, натекшая вода немного смягчает удар лбом, да только это уже не имеет значения — листа жести нет. «Наверняка кто-то его позаимствовал заделать дыру в сезон дождей», — подумал Рюноске. Он потерял время, пока барахтался, и получил удар в спину. Кто-то из преследователей достал его ногой в прыжке, повторив маневр с заездом задом по ржавому капоту.       Рюноске свернулся, закрыл руками голову, понимая, что это вряд ли спасет, скорее продлит агонию, но тело повиновалось инстинктам. На него обрушились удары. Его пинал, остервенело, злобно, вымещая все свои страхи и обиду за несправедливость этого мира. Удар драного ботинка пришелся по локтю, откинул в сторону руку, Рюноске не успел вернуть ее назад, и новый пинок пришелся точно в висок. Он провалился в темноту, но какую-то странную. Она была…       «Словно живая», — понял Рюноске, ощутив на себе взгляд. Тьма смотрела на него сразу со всех сторон, а потом он не столько услышал голос, сколько внезапно осознал предложение тьмы — за половину души, за способность чувствовать некоторые эмоции, один из множества демонов был готов вылечить его сестру и дать силу самому Рюноске. Если бы речь шла только о нем самом, он бы отказался, но Гин — это меняло все. Рюноске согласился.       — Хватит, пацаны, сдох он уже, — остановил подельников лидер малолетней шайки.       — Падля, — сплюнул на тело под ногами тот, кто достал Рюноске ударом в спину.       — Надо было сначала хлеб отобрать, а потом…       Договорить главарь не успел. Рюноске открыл глаза, и в них полыхнуло фиолетово-красное пламя «Расёмона». Лохмотья превратились в нечто вроде щупалец, оканчивающихся клинками-жалами, и точно такие же волчата, каким был сам Рюноске, упали с пробитыми сердцами. «Теперь, когда у меня есть сила эспера, я могу попытаться стать мафиози», — подумал поднявшийся мальчишка. Раздавленный, ставший комком серой массы хлеб, попытался выскользнуть из измазанной и прожженной спецовки, разорванной до пупу, но оказался подхвачен лоскутом рукава. Тот, словно змея, обвился вокруг него, повинуясь порыву Рюноске.       Любой другой испытал бы радость, или хотя бы удивление, пусть даже мимолетное, но эти чувства оказались больше недоступны Рюноске Акутагава, а чего он еще лишился — это ему предстоял узнать со временем.