х
Арсений давно заметил, что Антон изменился. Он словно начал закрываться, всё реже выходил из дома, вечно находя наиглупейшие отговорки. Изначально Попов сваливал всё на то, что у парня наконец-таки появилась девушка — Ира Кузнецова, хорошистка из параллели. Спросите, как это связано? Арсений и сам до конца не понял, но всей душой надеялся, что всё так и есть, ведь если иначе, то Попов без понятия, что происходит с лучшим другом и как ему помочь. В то же время сам Антон прекрасно понимал, что за хрень с ним творится, но от этого легче ничуть не было. Влюбиться в друга, это ж надо так влипнуть. И ладно, если бы в подругу, так нет же, в друга! Шаст готов рассмеяться от тупости своего положения, да вот только вместо заливистого смеха из груди вырываются только негромкие всхлипы. Антон каждый раз после очередной истерики давал себе обещание, что сможет перебороть это, что обязательно перестанет чувствовать ток по всему телу от одного взгляда, но стоило только мельком увидеть в толпе знакомую до боли тёмную макушку, понимал, что нет, не перестанет. Антон влюбился в его улыбку. Когда она озаряет лицо Арса, то от небесно-голубых глаз разбегаются морщинки-лучики, а в самих глубоких омутах появляются озорные искорки. На щеках проступают ямочки, а губы оголяют ряд ровных белоснежных зубов. А с самого краешка выглядывают сводящие с ума небольшие клыки. Антон влюбился в его жесты. В то, как Попов трясёт руками, находясь чуть ли не в экстазе, желая привлечь внимание Шаста и рассказать что-то наверняка просто сногшибательное. В то, как в момент какого-либо объяснения Арс часто делает странный жест рукой, показывая кистью то на себя, то на собеседника. Антон влюбился в его смех. В то, как иногда парень пытается закончить шутку, подавляя собственные смешки. В то, как сгибается пополам от комментариев Шастуна и прикрывает лицо правой рукой. Антон влюбился в то, как Арсений слегка прищуривает глаз, наклоняясь всем телом, понижает голос и делает вид, будто рассказывает некую страшно секретную тайну. Антон влюбился в Арсения, и это факт. А ещё у Антона есть девушка, и это тоже факт. Ирина Кузнецова — «хорошистка из параллели», как однажды назвал её Попов, подруга детства. Они с Шастом знакомы чуть ли не с пелёнок, их семьи плотно общаются и каждые выходные обязательно ходят друг к другу в гости. Все вокруг пророчили ребятам прочные любовные отношения, а особенно безбашенные родственники уже подбирали имена будущим детям. Ира с Антоном лишь посмеивались, говоря, что никогда и ни за что не станут парой. «Никогда не говори «никогда», — грустно усмехнулся Шастун, уже который час бессмысленно вперев взгляд в стену напротив. Рядом валялись какие-то книжки, раньше вызывающие у Антона чуть ли не детские визги восхищения. Стол завален учебниками, тетрадками, чашками с остатками кофе на дне и коричневыми полосками на стенках, а за окном серое небо без единого намёка на солнце. И даже сейчас, в эту самую, блять, секунду мысли забиты синими глазами и бесконечным множеством родинок на левой части лица. — Пиздец, — резюмирует Антон, накрывая глаза ладонью, надавливая до тёмных пятен. Браслеты перекатываются, создавая ласкающий слух шум. Тишину комнаты прорезает неприятный дребежащий звук уведомления «Вконтакте».Ирина Кузнецова, 16:05
Привет, Антош) Занят?
Когда парень открыл переписку, совесть тут же решила напомнить о своём присутствии омерзительным комком под сердцем, расползающемся по всему организму, словно чёрная дыра, поглощающая всё на своём пути. Она же любит тебя, мудень, любит! А ты нагло врёшь ей прямо в глаза, скотина ты этакая!х
Это случилось в девятом классе, после сдачи всех экзаменов. На одной из вечеринок Шастун нашёл Иру на балконе с бокалом в руках. Девушка была задумчива и не сразу заметила появление Антона за своей спиной. Тогда они простояли молча минут десять, наслаждаясь компанией друг друга, но Кузнецова прервала приятную обоим тишину: — Знаешь, Антон, — глубоко вздохнула и наконец-таки повернулась к парню лицом, смотря не в глаза, а прямиком в душу. — Ты мне нравишься. После этого всё произошло так сумбурно, что Шастун даже сейчас точно не поймёт, как же так получилось. Ира всегда была для него примером девушки-мечты. Начитанная, красивая, отзывчивая, но при всём при этом умеющая постоять за себя и своих близких. С ней можно поговорить абсолютно обо всём на свете, она всегда поможет советом или даст мотивирующий пинок под зад. Казалось бы, нет никаких причин, чтобы не быть на седьмом небе от того, что такая девушка влюблена в тебя, но… Это же Ира. Та самая Ира, с которой Антон носился по двору, разгоняя голубей, лазил по деревьям, прыгал по крышам гаражей и кидал с балконов шарики, наполненные водой. Шастун просто не мог, как бы не пытался, полюбить её, как девушку. Как подругу? Пожалуйста. Как сестру? Вообще без вопросов. Но отношения…х
И сейчас Антон каждый день ебал себе по этому поводу мозги. Он прекрасно понимал, что просто-напросто использует девушку, пытается забыться. Каждый раз при взгляде в её доверчивые, шоколадно-карие глаза внутри Шаста что-то ломалось. И сейчас это самое «что-то» рухнуло окончательно. Антон Шастун, 16:13 Привет. Слушай, Ир, давай встретимся в нашем кафе минут через тридцать? Поговорить нужно. «Потому что молчать уже невозможно», — мысленно добавляет парень, отправляет сообщение и откидывает телефон куда-то в сторону. Подойдя к шкафу, Антон внимательно осматривает каждую из многочисленных толстовок, пытаясь вспомнить, какая же недавно принимала расслабляющие ванные процедуры в стиральной машине. В какой-то момент в сознании что-то перещёлкнуло, и рука неосознанно потянулась к вешалке с жёлто-чёрной рубашкой. Надев под неё простую болотную футболку и вытащив бежевые джинсы, Шастун аккуратно достаёт деревянную шкатулку с верхней полки. Внутри зазвенели и забренчали многочисленные кольца с браслетами. Антон открывает крышку, внимательно рассматривает каждое из украшений и останавливает свой выбор на трёх не особо примечательных кольцах, быстро надевает на пальцы, а затем подцепляет браслет из чёрных металлических бусин. До места встречи идти примерно минут десять, поэтому Шастун решает поспешить. Быстро натягивает белые кроссовки, снимает с вешалки лёгкую куртку, потому что погода в Москве почти так же переменчива, как и в Питере. Уже в лифте надевает наушники, ставя рандомный выбор. Музыка сейчас играет роль простого белого фона, чтобы мысли не так сильно бились о стенки черепной коробки. Антон абсолютно не знает, как говорить, что говорить и чего ему ожидать. Ясно ощущает лишь сильнейшее желание поделиться всем с самым близким человеком. Так будет правильно, Шаст уверен. Антон заходит в уютное кафе в 16:26 и тут же проходит в глубь, садясь за барную стойку. Нервно постукивает пальцами по деревянной поверхности, даже не пытаясь продумать свои реплики. Знает ведь, что всё равно всё из головы вылетит в самый ответственный момент, так зачем понапрасну напрягаться. Колокольчик над дверью издаёт характерный звук, оповещая о новом госте. Шастун поворачивает голову и видит Иру со слегка мокрыми из-за недодождя на улице волосами. На ней красивое чёрное платье, волосы выпрямлены и аккуратно спускаются на плечи. Антон усмехается, замечая несколько колец на тонких женских пальцах. Как там говорят, с кем поведёшься, от того и наберёшься? Девушка тоже замечает парня и улыбается ему самой тёплой улыбкой: — Привет, — тянет она, присаживаясь рядом, и подзывает жестом руки официанта. — Охлаждённый гранатовый сок, пожалуйста. — Привет, — Антон натягивает улыбку, хотя прекрасно понимает, что Ира раскусит его на раз-два. — Это тебе. У правой руки Кузнецовой появляется красивый букет. Девушка улыбается шире, слегка проводя кончиками пальцев по лепесткам цветов. — Какой красивый, — шепчет она, продолжая счастливо улыбаться, а у Антона сердце разрывается внутри от этой улыбки. Заказ приносят спустя несколько минут, и пара разговаривает на совершенно отдалённые темы. Шастун понимает, что уже пора, но никак не может заставить себя раскрыть все карты. Он не хочет, чтобы улыбка исчезала с пухлых губ Иры, потому что ей так идут ямочки на щеках. «Так будет правильно», — как мантру повторяет про себя Антон уже где-то пять минут, пока Кузнецова лениво помешивает трубочкой свой напиток. — Антон, — тихо, но твёрдо зовёт она. — Ты сказал, что нам нужно поговорить. — Да, нужно, — это всё, на что хватает парня. Повисает молчание. Шастун старается набраться смелости, а Ира перебирает в голове разные сценарии развития событий. Над ними нависли тучи страха, но у каждого они свои. — Ир, дело в том, что, — глубокий вдох — и Антон решается. — Ты мне не нравишься. Никогда не нравилась. «Добил», — констатирует факт разум, а сердце разрывается в рыданиях. Девушка наклоняется к стойке, поворачивая голову в сторону парня, и хмурит в непонимающем жесте брови. Антон чувствует этот взгляд и сжимает челюсть. — Ты шутишь сейчас? — с отголосками надежды в голосе спрашивает Кузнецова, но получает лишь отрицательный качок головы. Ира всегда была сильной девочкой. Несколько лет балетной школы, строгая мать-преподаватель и отец-бизнесмен — полный букет. Кузнецова научилась терпеть боль, будь та физической или моральной. Девушка жила по правилу, что вся боль рано или поздно проходит, надо лишь перетерпеть. Но сейчас весь её стальной стержень где-то внутри пошатнулся, издав протяжный скрежет. А затем стеклянной крошкой начало крошиться сердце. Она правда любила. Всем разумом и душой. Это тот редкий случай, когда голова и сердце говорят одно и то же. И сейчас всё это рушится буквально на глазах. Ира сглатывает, стараясь избавиться от возникшего в горле кома. Не получается: — Я догадывалась, — девушка опустила взгляд в бокал, стараясь сфокусироваться на чём угодно, лишь бы не на разрастающемся комке боли под рёбрами. — И… Я понимаю. Антон резко поднял взгляд на подругу, округлив от удивления глаза. — Конечно же, мне больно. И я злюсь, — голос подрагивает, но Кузнецова сжимает кулаки, сдерживая рвущиеся наружу всхлипы. — Но я постараюсь простить тебя. Всё-таки ты мне не чужой человек, — Ира поднимает глаза на Шастуна, и парень забывает о потребности дышать. Всегда весёлые и жизнерадостные карие глаза сейчас полны слёз, а на самом их дне плескается вселенская боль, сдерживаемая лишь с Божьей помощью. Антон не знает, что ему нужно сейчас делать. Он разрывается от желания прижать к себе Иру, гладить её по волосам и вымаливать прощения, но понимает, что девушке это сейчас совершенно не нужно. Шастун поднимается на ноги, обходит стул и оказывается ровно за спиной Кузнецовой. Аккуратно, даже боязливо приобнимает девушку за плечи, утыкается носом в макушку и шепчет: — Прости меня, — оставляет невесомый поцелуй и, не оглядываясь, выходит из кафе.х
Солнце заливает один из школьных коридоров сквозь пыльные окна. Свет рассеивается, придавая помещению по-настоящему волшебной атмосферы. Весна наконец-то полностью окутала город, даря надежду, что зимние холода остались в прошлом. Антон облокотился на подоконник, вытянув свои длинные ноги-шпалы. Сейчас по расписанию стоит физкультура, на которой всё-таки нужно будет появиться, поэтому Шастун с интересом рассматривает свои старые бело-синие кроссовки и обычные чёрные штаны. В этом коридоре практически никого не было, весь класс предпочёл дожидаться звонка либо в раздевалках, либо в самом зале. Только пара семиклашек ошивалось поблизости, жалуясь на сложную геометрию и непонятную физику. Антон настолько сильно ушёл в себя и свои мысли, что вздрогнул, заметив перед собой аккуратные женские ноги, обтянутые чёрными спортивными штанам. Подняв голову, Шастун невольно улыбнулся: — Вот и что ты лыбишься? — сощурилась Ира, скрестив руки на груди. Сейчас она была похожа на недовольного ёжика. — Сам-то, вон, тоже на физ-ру идёшь. — Ну, я хотя бы не хожу с такой кислой мордой, — сказал Антон, усмехнулся и легонько щёлкнул девушку по носу. — Антон! — рассмеялась Кузнецова, накрывая глаза парня руками. Пара звонко смеялась, а солнечные лучи запутались в их волосы. Здесь и сейчас всё было правильно, они были на своём месте. Шастун аккуратно обвил руками тонкую талию Иры, легонько притягивая ту к себе. Девушка же улыбалась самой счастливой улыбкой, любуясь своим парнем. Она зарывается тонкими пальцами в его пшеничные волосы и смотрит так открыто и искренне, что сердце Антона кровью обливается. Кузнецова опускает свои ладони на плечи Шастуна, слегка наклонив голову вбок. Антон медленно притягивает девушку к себе, накрывая её губы своими. Это далеко не первый их поцелуй, но Шаст старается вложить в него как можно больше нежности и всей той любви, которую он испытывает к Ире, даже если это вовсе и не та любовь, в которой он признаётся каждый день, провожая девушку к подъезду. Вдруг послышались приближающиеся шаги, а когда пара отстранилась друг от друга, в коридор просунулась тёмная макушка Попова. В эту самую секунду, когда взгляды парней столкнулись, сердце Антона замерло, а спустя мгновение помчалось в неудержимый скач: — Ладно, мальчики, я, наверное, пойду, — щёки покрылись лёгким румянцем, поэтому Ира решила скрыться за дверью. Арсений усмехнулся, провожая девушку нечитаемым взглядом, развернулся к Антону и вопросительно приподнял бровь. Шастун сглотнул. Попов расслабленно засунул руки в карманы растянутых спортивных штанов, склонив голову набок и прищурив левый глаз. На его лице расплывалась настоящая лисья ухмылка. И ни капли ревности во взгляде… «Да потому что ему плевать на тебя! Ты для него лишь друг!» — прокричал разум, заставляя всё тело покрыться неприятными мурашками. «Он просто хороший актёр», — тихо прошептало сердце, отчаянно сжимаясь до размеров атома.х
Антон медленно бредёт по дороге, рассматривая грязный снег под ногами. Март уже подходит к концу, а снег продолжал грязными горами возвышаться на бордюрах. На улице уже стемнело, а немногочисленные прохожие проносятся мимо, спеша по домам. Квартира встречает Шастуна весёлым смехом с кухни. Когда дверь захлопывается, то с той же кухни раздаётся громкое: — А вот и Антоша! Мама. — Привет, — Шаст заставляет себя улыбнуться и поцеловать женщину в щёку. Спинывает ботинки, вешает куртку и уже хочет предупредить, что ужин пропустит, как из дверного проёма высовывается тёмная макушка и донельзя довольная мордашка Арсения. — Привет, Тох, — Попов проходит по коридору и останавливается напротив Антона, засовывая руки в карманы свободных джинс. — Привет, а ты чего тут? — немного бестактно, но Шастун не может удержаться от вопроса. — Антон, — тут же шикает на сына Майя. — Вообще, ты обещал помочь мне с испанским, — припоминает Арсений, слегка склонив голову к плечу. — Чёрт, точно… — прошептал под нос Антон, — Окей, пошли тогда в комнату, что ли. Когда дверь закрылась, между парнями тут же повисла напряжённая тишина. Оба не знали, как начать разговор. Шастун до последнего надеялся, что Попов и вправду пришёл подтянуть свой испанский, поэтому спросил: — С чем именно тебе помочь? У нас недавно контра была, давай тогда разберём её, а потом можно… — но парня тут же бесцеремонно перебили. — Ша-а-аст, ты серьёзно подумал, что пришёл для того, чтобы ты меня по испанскому натягивал? — попытался пошутить Арсений, а Антон молча благодарил всех богов за то, что в комнате достаточно темно и его пунцовых щёк не видно. — Я поговорить хотел. Попов по-хозяйски приземлился на кровать, садясь по-турецки и подпирая подбородок локтем. Антон же упал на кресло у стола, нервно перебирая кольца на пальцах. В комнате царил полумрак, свет дарила только настольная лампа, бросая светлую тень на лицо Арсения. Парни с минуту сидели вот так, разглядывая друг друга и думая каждый о своём: — Что с тобой происходит в последнее время? — напрямую спрашивает Арс, не видя смысла юлить или обходными путями подводить к интересующей его теме. — В каком плане? — никогда не поздно притвориться дебилом, считает Антон, особенно тогда, когда этот режим включён на постоянной основе. Арсений ожидаемо цокает языком, закатывает глаза, но продолжает: — Ты стал каким-то… Странным. Не знаю, стал меньше выходить на улицу, закрываешься, чаще куришь, — на этом моменте Попов понижает голос до шёпота, ведь за стенкой мама Антона, которой лучше не знать про вредные привычки сына. — Короче, не знаю, как объяснить, но я чувствую, что что-то произошло, и мы стали отдаляться друг от друга, — Арсений сникает на глазах. — Расскажи мне, я ведь твой лучший друг. Антон не удерживается и хмыкает, и тут же ловит вопросительный взгляд Попова. «Что ж, раз сегодня такой день, что ты решил расправиться со всеми своими проблемами, то дерзай», — с ехидством подмечает внутренний голос, и Шаст готов дать руку на отсечение, что если бы этот голос ожил в виде человека, то сложил бы сейчас руки на груди. — Друг, — задумчиво протягивает Антон, отводя взгляд чуть в сторону, глядя прямо на стену у головы Арсения, только бы не в эти глаза. Попов хмурится, а после выгибает брови дугой. — Я… Я только что расстался с Ирой, потому что больше не могу так. Не могу врать ей в глаза, что люблю. Не могу целовать и не представлять на её месте другого… — тяжело выдохнув, Шаст опускает голову вниз, уперев взгляд в свои руки. — Другого? Ты что, — догадка прошибает током, и Попова непроизвольно передёргивает. — Гей? — совсем тихо заканчивает Арсений. — Да, у меня нетрадиционная ориентация, и что? — Антон взрывается, вскакивает со стула и в секунду оказывается напротив кровати, опасно нависая над другом. — Мне похуй, что ты думаешь по этому поводу, ясно? Конечно же Шасту не похуй. Ему страшно от того, что Арсений действительно может оттолкнуть его из-за того, чего Антон не выбирал. Ему страшно терять Попова, но слова уже слетели с языка и их не вернёшь, как ни старайся. — Я уже заебался, слышишь? За-е-бал-ся, — по слогам произносит Шастун, сверкая глазами. — Я уже перекопал себя по этому поводу с ног до головы и обратно, и полностью принял себя. Но знаешь, что самое забавное? — Арсения в прямом смысле трясёт. Он никогда не видел Антона таким. — Что ты и есть тот самый «другой». Ты нравишься мне. Нет, даже не так. Я люблю тебя. Люблю… — голос резко становится тише и напоминает шелест листьев летом на деревьях, но Попов прекрасно слышит каждое слово. — Антон… Вместо ответа парень тут же отстраняется и вихрем вылетает из комнаты. Бросив матери, выглянувшей из кухни из-за шума в прихожей, что-то вроде «Я подышать, очень сильно надо», Шастун хватает куртку, кроссовки и стремглав бежит прочь из квартиры. Быстро натягивает обувь с курткой уже в лифте, а когда нащупывает в одном из карманов пачку сигарет, расслабленно выдыхает. Улица встречает парня холодным ветром прямо в лицо, заставляя прятать его в воротник. Слёзы уже готовы перелиться через край, но как только солёные капли падают на щёки, Антон остервенело стирает их жёстким рукавом толстовки, заставляя нежную кожу покраснеть и покалывать лёгкой болью. Дышать становилось всё сложнее то ли из-за быстрой ходьбы, то ли из-за огромной зияющей дыры в районе груди. Вокруг никого, ни одной живой души, только Антон и его бесконечное одиночество. «Вот так, за пару часов, ты проебал двух самых близких людей в своей жизни», — внутренний голос никак не мог успокоиться, всё продолжал давить на только что нанесённую глубокую рану, вызывая сильное кровотечение. — «Просто молодчинка!» Не выдержав, Шастун со всей злости пнул находившийся поблизости сугроб грязного снега, тут же натыкаясь на груду льдышек под ним. Нога неприятно заныла, а ступня отдавала пульсирующей болью. — Да блять, сколько можно?! — выкрикнул Антон, запрокинул голову назад. Чёрное небо оставило отчаявшегося парня без ответа, только многочисленные звёзды подмигивали холодным светом. Шастун остановился под единственным работающим фонарём, дрожащими руками доставая спасительную пачку сигарет. Зажигалка не поддаётся с первого раза, заставляя Антона чертыхаться под нос, но, спустя несколько неудачных попыток, огонёк всё же озаряет пространство вокруг на пару секунд. Подкурив, парень чуть ли не со стоном наслаждения делает первую глубокую затяжку. Лёгкие обволакивает облаком никотина, обнимая и успокаивая. В горле остаётся неприятный осадок, но сейчас это играет только на руку. Задержав дым внутри себя, Шастун выдыхает, прикрывая глаза. Антон курит и понимает, что чувствует абсолютное большое нихуя. Все эмоции будто бы высосали огромным пылесосом, а внутри поселилась чёрная дыра, медленно, но верно поглощающая всё на своём пути. Мысли путались, внутренний голосок лишь фыркал, а сердце, кажется, вообще остановилось. Шаст ни о чём не жалел, он даже в какой-то мере рад, что смог наконец-то сознаться во всём, что грызло его на протяжении нескольких ебанных месяцев. Только вот абсолютное безразличие ко всему вокруг несколько отличается от того, что он представлял. Думал, что будет разрываться от чувств, забьётся в угол и будет реветь навзрыд ночами напролёт, а вместо этого осознаёт, что если сейчас прямо сюда прилетит летающая тарелка и заберёт Антона с собой, тот лишь печально хмыкнет из-за того, что не смог докурить свою сигарету. Он даже не до конца понимает, что же сподвигло его признаться. Почему именно сейчас?.. Ведь он любит, по-настоящему любит Арсения уже очень и очень долгое время, так почему именно, блять, сейчас? И ответ находится на самой поверхности. Потому что уже невозможно. Невозможно терпеть вечных бабочек в лёгких, невозможно видеть эти искрящиеся искренней детской радостью глаза, невозможно слышать бархатный голос. Но в то же время всё это растекается приятной истомой по телу, словно мёд стекает с ложки в чашку горячего, ещё дымящегося чая. Антона разрывало всё это время изнутри, он кидался из крайности в крайности. И ведь до сих пор непонятно, испытывал ли Попов хотя бы частицу того, что терпел Антон. Все его двусмысленные прикосновения, фразы, взгляды. Это медленно сводило с ума, заставляя чуть ли не на ромашке гадать «Любит, не любит». «А потом в один момент случился гигантский взрыв под названием «Великий пиздец» и разнёс всё к ебеням», — прошептал неприятный внутренний голос и мерзко захихикал. А Шастун лишь усмехнулся. Сзади послышался скрип снега под чьими-то шагами, но вскоре стихли и они, снова погружая улицу в мертвецкую тишину. Незнакомец остановился в паре метров за спиной Антона, засунув руки в карманы свободных джинс: — Счастливые люди не курят, Шаст.