Взгляд в небеса

Слэш
Перевод
PG-13
Завершён
142
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
16 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
142 Нравится 6 Отзывы 35 В сборник Скачать

***

Настройки текста
Примечания:
Странно, что именно Хисока учит его. Странно, потому что Хисока — кто угодно, но только не наставник. По сути, он полная противоположность наставничества: хитрость и жестокость, завернутые в длинноногую рыжеволосую оболочку. Странно, потому что до сих пор Хисока был таким человеком, который собирает секреты, а не делится ими. Это происходит после проигрыша на Небесной арене, неудовлетворительного поражения с привкусом крови и желчи. Киллуа винит в этом судью, но Гон видит облегчение в его глазах, и это напоминает ему о болезненной правде: Хисока с легкостью одержал над ним верх. Учитель Винг и Зуши ждут внизу; Киллуа, стоящий рядом с ним, уже готов отправиться в путь. Они сделали то, зачем пришли, даже если поражение и оставляет горький привкус во рту Гона. Но он еще не закончил, не удовлетворен. — Я спущусь через минуту, — говорит он Киллуа. — Мне нужно забрать вещи из комнаты. Встретимся на первом этаже. Гон не умеет врать как Хисока — не то чтобы он был предельно честным, он просто никогда не видел смысла во лжи. Но теперь он скрывает правду, тянет и перекручивает ее, как ярко-розовую банджи-жвачку. Киллуа, который доверяет только Гону, покупается на вранье. — Ты не взял их с собой? — фыркает он. — Ладно, поторопись. — Ага, — соглашается Гон. Они расходятся, и он направляется обратно в комнату. Только не в свою. Хисоку легко найти. Его жажда крови все еще висит в воздухе и похожа на влажность в атмосфере — такая же тяжелая, удушающая. Гон использует нэн, чтобы избежать слишком сильного воздействия, но ему все равно приходится напрягать суставы, чтобы не дрожать. Его тело избито и покрыто синяками, одежда грязная и окровавленная; сейчас он слаб. Но он не готов уйти, пока не увидит Хисоку еще один раз. Это похоже на настоящее поражение, на невосполнимый проигрыш. Если он не сможет посмотреть фокуснику в глаза и пообещать реванш, им будет управлять тот же страх, что и на Арене. Дверь в комнату Хисоки закрыта, аура просачивается из-под двери, как кровь после недавнего убийства. Гон заносит кулак, чтобы постучаться, но его опережает голос изнутри: — Заходи. Сглотнув, напрягшись всем телом, Гон открывает дверь и входит внутрь. Комната Хисоки очень похожа на его комнату — обставленную без особого вкуса, с окнами, выходящими на сумрачный город. Простыни двуспальной кровати смяты, но Хисока стоит у окна, глядя в темноту. — Опасное время ты выбрал для визита, — тихо произносит он дрожащим голосом. — Наш бой далеко не удовлетворил мой голод. — В следующий раз я буду сильнее, — сухо отвечает Гон, сжимая кулаки. Он широко расставляет ноги в решительной позе, распрямляет плечи, готовясь ответить на удар. Хисока оглядывается через плечо, золотые глаза блестят в искусственном освещении. — Не сомневаюсь, — соглашается он. — Ты ведь не любишь принимать подарки, правда, Гон? — Нет. Не от незнакомцев. — Ох, значит я незнакомец? — Хисока поворачивается к нему, положив длинные изящные руки на бедра. Это руки не убийцы, а творца, художника. Гон может представить, как они играют на прекрасном инструменте или рисуют тонкие линии на холсте. Но в кончиках когтей только убийство и ярость. — Ты мне не друг, — отвечает Гон, и это кажется странным, потому что до экзамена на охотника он не встречал никого, кто не был бы ему другом. Но Иллуми точно им не является, а Хисока… Хисоку сложно отнести к кому-то. — Может быть, враг? — мурлычет Хисока, сощурив глаза от удовольствия. — Возможно. Я выясню это рано или поздно. — Ммм, как многообещающе. Я возлагаю на тебя большие надежды, Гон. И чтобы убедиться, что мы встретимся вновь, я хочу сделать тебе подарок. Гон напрягается. Это совершенно не то, что он ожидал от фокусника. Он представлял кровавое насилие или удушающую ауру. Но не подарок. — Используй гё, — подсказывает Хисока. Гон поднимает руки, чтобы отразить удар, и активирует гё. Но то, что он видит — это не агрессия. Это нечто прекрасное. Из-за спины Хисоки расправляются широкие красные крылья. Они багрового цвета, как венозная кровь; густые блестящие перья шелестят в движении. Он взмахивает ими и на пару секунд зависает над полом. — К сожалению, здесь недостаточно места для наглядной демонстрации. — Что… Что это? Хисока слегка улыбается, его губы похожи на изгиб лезвия. — Это называется ба, нэн-способность. Все пользователи нэн могут научиться этому, хотя не все это делают. Без значительных усилий его может быть трудно контролировать. Это большое вознаграждение для тех, кто ценит свою свободу. Теперь, когда ты увидел — ты сможешь повторить. Он моргает и красные крылья исчезают, растворяясь в небытии. — Ты думаешь, я твой должник за то, что ты научил меня ба? — требовательно спрашивает Гон с суровым взглядом. Фокусник легко пожимает плечами, напоминая этим жестом гибкую пантеру. — Ты сам решаешь, во что верить. Но раз уж ты спросил меня, думаю, ты научишься пользоваться ба. И я думаю, ты решишь отплатить мне за то, что я показал тебе. Время и место я оставляю на твое усмотрение. Губы Хисоки слабо сияют, как розовый лепесток. Его макияж все еще размазан после боя, на левой щеке осталась только половина слезы; кожа расцарапана и опухла. И все же он по-прежнему прекрасен, как солнечный день в середине зимы: ледяная смерть, поджидающая в заманчивом мире покрытой настом чистоты. — Мы еще увидимся, — обещает Гон. — И если я тебе что-нибудь должен, то отплачу сполна! — Буду ждать с нетерпением, — отвечает Хисока. Когда Гон уходит, он поднимает руку и машет ему вслед одними пальцами, слегка улыбнувшись. Он олицетворение юмора и голода.

***

Гон, конечно же, рассказывает об этом Киллуа — пусть он и привирает иногда, он совсем не умеет хранить секреты. Киллуа орет на него, потому что он пошел к Хисоке один — «А если бы он прожевал и выплюнул тебя?!» — но тем не менее заинтригован идеей крыльев из нэн. К этому моменту они уже оставили позади учителя Винга и Зуши, теперь им предстоит тренироваться и составлять компанию друг другу. Киллуа хочет сосредоточиться на совершенствовании хацу, но Гон не может выбросить из головы идею полета. Это сложно. Снова и снова он анализирует свои воспоминания о крыльях Хисоки, об использованном фокусником нэн, но все тщетно. Гон не прекращает попытки придать своему нэн нужную форму, но вместо этого только истрачивает ауру. Но тут, как и во всех тренировках, требуется сноровка. Чем больше он практикуется, тем ближе он к правильной форме. Чем больше он стремится к ней, потея и пошатываясь, тем ближе он к цели, пока наконец, наконец, не осваивает технику. Его нэн принимает форму, как в его воображении, и большие густые темно-зеленые крылья вырываются из его спины. Киллуа, практикующий зецу неподалеку, вскрикивает и падает. Гон нерешительно протягивает руку и касается одного из крыльев; оно мягкое и пушистое, скользкое и немного пыльное на ощупь. Он вздрагивает, когда крылья слегка поднимаются и опускаются вместе с его дыханием, и чувствует, как новые мышцы растягиваются на спине. — Гон! — Киллуа поднимается и подбегает к Гону, протягивает руки и зарывается ими в перья. Это приятно и уютно; они такие нежные на ощупь. — Ого, у тебя действительно получилось! Они тренируются на Китовом острове, на лесной поляне неподалеку от дома тети Мито. Гон поднимает взгляд на деревья, тянущиеся к небу, и напрягает мышцы. Крылья широко расправляются и затем начинают делать махи. Пошатываясь, он воспаряет в воздух, на метр, на два, и еще выше. Он поднимается рывками, не с тем плавным контролем, который демонстрировал Хисока, но несомненно — он летит. Он летит! Гон издает вопль и взмывает в воздух, крылья подталкивают его ввысь. Он теряет баланс и проносится по воздуху, проламывается сквозь ветви деревьев и отталкивается ногами от земли, прежде чем вернуться обратно в голубое небо. Это потрясающе, волнующе. Это не похоже ни на что, что он когда-либо делал раньше; ни на что, что он когда-либо представлял.

***

В первый раз его нэн быстро иссякает, и он падает на землю. Но начиная с этого момента все, что он хочет — это научиться как следует летать. Пока Киллуа пытается повторить за ним, он улучшает свою выносливость и скорость в полете. Два дня спустя Киллуа создает серо-голубые крылья, которые отливают серебром в воздухе. А затем они просто гоняются друг за другом, чтобы отточить мастерство. Смеясь и крича, они играют в догонялки, как малыши, только учащиеся ходить. У Киллуа получается лучше контролировать полет, но у Гона преимущество в силе, и он резко взлетает над верхушками деревьев и выкрикивает: — Юхуу! Ночью они возвращаются в дом тети Мито полностью вымотанные, жадно поглощают ужин и затем устало тащатся наверх по лестнице, чтобы свалиться на кровать и мгновенно заснуть. Однако, Гон просыпается несколько раз за ночь; луна, выглядывающая из-за занавесок, окрасила комнату в темно-синий оттенок. Он смотрит в потолок и думает о звездном небе за ним. Гон невольно задается вопросом, сможет ли он когда-то отплатить Хисоке за этот подарок.

***

Ба не практичен. Его сложно использовать в бою, крылья слишком тяжелые и медлительные, чтобы реагировать на быстрые удары, и требуют слишком много энергии, чтобы использовать их для дальних перелетов. Но из всех техник, которые освоил Гон, — это самая забавная. Он живет ради тех дней, которые может посвятить усилению своих крыльев, чтобы рассекать небо, пока он не достигнет облаков и затем нырнет вниз, к земле, как сокол. Полет становится для него отдыхом, наградой за долгий день тренировок. Становится частью него самого, такой же важной, как руки, зубы и кости. После жизни, проведенной на земле, он становится небесным созданием. Он всегда наблюдал за птицами и жуками, за воздухом, облаками и звездами. Теперь он смотрит на них с другой стороны, начинает понимать, каким образом птицы двигают крыльями, чтобы оседлать восходящие потоки, и как переносят свой вес, чтобы изменить угол полета. Он учится, как наклонить кончики крыльев, чтобы замедлиться, как загнуть их, чтобы ускориться, как сделать кувырок в воздухе, не останавливаясь, и как грациозно взлетать и приземляться. Он узнает, какие ветры может выдержать; какие облака густые от влаги, а какие — легкие, как капельки воды. Киллуа не понимает этого. Для него полет был развлечением на некоторое время, но не имел никакой пользы для их цели. Гон знает, что Киллуа очень сосредоточенный и иногда не умеет веселиться. Он слишком много думает и проводит чересчур много времени в собственных мыслях. На Китовом острове он смог расслабиться, но сейчас они на пути в Йоркшин, чтобы найти копию игры «Остров Жадности», и Киллуа вошел в режим выполнения миссии. Летать весело, но не практично, так что он бросает это занятие, только успев освоить технику. Гону кажется, что забыть о том, как летать, все равно что забыть, как дышать.

***

Не то чтобы Гон забывает о подарке Хисоки. Но просто слишком много всего происходит в его жизни, когда он встречается с фокусником на острове Жадности. Он в поиске Джина, он должен очистить остров, стать сильнее, победить Подрывника и найти карту «Береговая линия». Когда они сталкиваются с Хисокой, фокусник стоит в горячем источнике полностью обнаженный, и большая часть мыслей Гона вытекает через его мозг. Все, что он может сделать — это уставиться на прекрасно сложенное тело мага. Гон знает о влечении. Знает, что мужчина и женщина влюбляются и что при этом их тела молча жаждут друг друга, так же как самки в течке жаждут самцов. Он знает даже о том, что иногда мужчины чувствуют то же самое по отношению к другим мужчинам, а женщины — к женщинам. Но он никогда и ни к кому не испытывал таких чувств. И не испытывает сейчас. То, что он чувствует в данный момент — наполовину уважение к очень красивой фигуре Хисоки и наполовину ужас перед нэн фокусника, который будоражит его кровь. Он не может перестать пялиться на накачанные грудные мышцы, рельефный пресс, широкие бедра и ниже, на… Гон отводит взгляд и видит, как Биски обливается слюной. Наконец, Хисока выходит из воды и одевается, и все приходит в подобие нормы. Он соглашается пойти с ними в Ай-Ай, чтобы найти сильных игроков для победы над пиратами и Рейзором, и они отправляются в путь. По дороге в Ай-Ай Гон вспоминает о ба, о подарке, за который он обязан Хисоке. Тяжело забыть о фокуснике, который сейчас идет позади него и Киллуа и сверлит их взглядом. У него нет времени драться с Хисокой и даже если бы оно было, то они бы нанесли серьезные травмы друг другу, судя по тому, сколькому он научился за последние месяцы. И если они покалечат друг друга, то не смогут победить Рейзора. Но… Хисока подарил ему нечто прекрасное, нечто удивительное. Как он может не отплатить ему? Гон печально вздыхает; Киллуа принимает его вздох за отвращение к тяжелому взгляду Хисоки и заставляет того пойти спереди.

***

В конце концов Ай-Ай выматывает их, но они вербуют Цезугеру и его команду и начинают тренироваться для матча-реванша с Рейзором. Они ночуют в гостинице в Соуфраби и тренируются в лесу на окраине города. По вечерам после тренировок Гон поднимается в небо. Он делает это тайком; он никогда не видел, чтобы кто-то, кроме Киллуа и Хисоки, летал, и понятия не имеет, верно ли утверждение Хисоки о том, что любой пользователь нэн может использовать ба. Киллуа заставляет его пообещать, что он останется в воздухе, где будет в безопасности от Подрывника. Гон соглашается без раздумий; все, что он хочет, — это взлететь. Он рассекает воздух, делает сальто и кувыркается, стремительно пикирует и ныряет, радуясь самому факту полета. Его крылья окрепли, теперь они могут держать его в воздухе часами; густые темно-зеленые перья блестят в лунном свете. Это уже третья ночь с того момента, как они прибыли в Соуфраби, и Гон проносится над полем цветов со сладким и нежным ароматом. После грязи и выхлопных газов Йоркшина особенно прекрасно оказаться на природе, вдыхать свежий запах растений, перегноя и влажной земли. Он только успевает снизиться, чтобы полюбоваться цветами, когда чувствует на себе чужой взгляд. Нет ни всплеска нэн, ни ауры. Но кто-то наблюдает за ним. Он вскидывает голову и замечает фигуру, которая сидит на верхушке дерева под восходящей луной. Его крылья отливают кроваво-красным в серебряном свете. Хисока. Гон медленно взмахивает крыльями, поднимаясь к фокуснику. Тот взгромоздился на верхних ветвях огромной черной сосны, чьи побеги похожи на облака. Гон усаживается на ветку рядом с ним, дерево слегка прогибается под его весом. — Ты подрос, — замечает Хисока, и Гон знает, что тот имеет в виду не рост. — Вижу, ты разобрался, как пользоваться моим подарком. — Он не очень полезный, — отвечает Гон, но не может заставить себя солгать. Только не об этом подарке. — Но… мне очень нравится. Я люблю летать. Это потрясающе. — Правда? Я согласен, непрактично, но просто восхитительно. Почти как магия. — Он извлекает из ниоткуда колоду карт и рассеянно тасует ее в руках. — Я не могу отплатить тебе, — выпаливает Гон, уставившись на карты Хисоки — его оружие. — Не сейчас. Я хочу! Но… если мы сразимся сейчас, то не сможем победить Рейзора. — Хмм, — протягивает Хисока и смотрит на него с испытующим взглядом. — Затруднительное положение. Но знаешь, я получаю сейчас удовольствие. Ты развеял мою скуку. Пока этого достаточно. — Легкий взмах руки и карты исчезают. — Скажи, Гон, чем тебе так нравится полет? Гону даже не приходится думать над ответом. — Это весело! Хисока моргает, затем улыбается. — Какой честный ответ. Ты действительно очень простой мальчик. В этом сложном мире это огромная редкость. — Ты тоже простой, Хисока, — отвечает Гон. Фокусник поднимает бровь. — Ох? Гон кивает. — Ага. Ты делаешь именно то, что хочешь. Другие люди волнуются о будущем, строят планы и все такое. Мне кажется, тебя эти вещи не беспокоят. — Возможно, я эгоистичен, — соглашается Хисока с непринужденной улыбкой и разводит руками. — Честно говоря, немногие люди казались мне настолько важными, как я сам. Жизнь коротка, Гон, и полностью зависит от твоих поступков. Если ты подчинишься воле других, то собьешься с пути. Крылья Гона развеваются на ветру, перья тихо шелестят. — У тебя ведь мало друзей? — спрашивает он. — Точно не так много, как у тебя, — отвечает Хисока. А затем добавляет, закинув ногу на ногу: — На самом деле у меня их нет. Есть те, кому полезен я, и те, кто полезны мне. Вот и все. — Он спокойно пожимает плечами. Его кроваво-красные крылья шевелятся, ловя лунный свет, и отблескивают алым. — Если бы у тебя были друзья, ты бы знал, что уступки делают вас обоих сильнее. Фокусник проводит по своим губам ногтем, острым как бритва. — Мой опыт говорит иначе. Гон бросает на него взгляд. — Ты когда-нибудь шел на компромисс? Хисока улыбается ему в ответ. — Ох, Гон. Ты такой милый, — вздыхает он. — Если я скажу, что никогда, ты мне поверишь? Гон кивает. — Но я думаю, тебе стоит попробовать. Как насчет такого: ты забудешь на время о моем долге за ба, а я буду развлекать тебя. — Ты предлагаешь мне то, на что я уже согласился? — любопытно спрашивает Хисока. — В этот раз я предлагаю это как друг! — Хмм. — Фокусник вытягивает ноги в туфлях и болтает ими вниз-вверх. — Значит, ты решил, что вписываюсь в твой мир? Разве дружба — это самый простой ответ? — Не знаю, самый ли простой этот ответ. Но это то, чего я хочу, — честно отвечает Гон. Он опускает руки на сосновый сук и трет ладони о шершавую кору, ощупывает серую шкуру дерева. Это молодая, крепкая сосна, и даже с двумя людьми, сидящими на ней, она не сгибается на ветру. Хисока пристально смотрит на него. — Ты хочешь стать моим другом? Гон снова кивает. — Ага! Потому что сначала я боялся тебя, и даже сейчас боюсь, но ты сильный, и я тоже хочу стать сильнее. Потому что ты помогаешь нам, и я ценю это и хочу ответить тем же. И потому что я думаю, что тебе должно быть одиноко без друзей. Пару секунд Хисока не двигается. Затем смеется, тихо хихикая, как журчащий ручей. — Доброта, — произносит он. — Не могу сказать, что я когда-либо делал что-то, чтобы заслужить ее. — Ты научил меня ба, — отвечает Гон. — И за такую простую вещь ты готов подарить мне свою дружбу? — Это не простая вещь! Это невероятно. Это то, что я больше всего люблю в нэн. Хисока улыбается в ответ. — Тогда, полагаю, я должен принять твою дружбу. Пока что.

***

С помощью Хисоки они одолевают Рейзора. Когда Гон падает в обморок на площадке, фокусник одерживает окончательную победу ради них, приходя на выручку и используя свои способности, чтобы выиграть матч так, как того хотел Гон. Гон задается вопросом: является ли это платой за подаренную дружбу? Но он знает, что лучше не спрашивать. После этого их пути расходятся, Киллуа вздыхает с облегчением, когда Хисока пропадает из его поля зрения. Гон чувствует лишь легкую пустоту в груди.

***

После острова Жадности наступает безумие и кошмар из-за муравьев-химер. Трагедия с пытками Кайто и затем его абсолютно ужасная смерть. Гон заключает контракт и оставляет от Питу лишь пепел, используя весь свой жизненный запас нэн. А затем мир погружается во тьму.

***

Когда Гон приходит в себя, он тут же понимает, что все пропало. Понимает, что важнейшая часть него отсутствует, исчезла. Но он ничего не говорит, потому что Биски рыдает у его постели, а Морау, Нов, Наклз и целая группа людей, которых он встретил за последние два года, столпились позади нее. И, возможно, это нормально — возможно, это часть лечения. Морау отводит его к Леорио и Джину, и Гон снова молчит о произошедшем, потому что сейчас время для радости, время для воссоединения и первых встреч, и он хочет полностью отдаться счастью и празднику. После этого он встречается с Киллуа и его сестрой Аллукой, и те так счастливы видеть его, испытывают такое облегчение, что он просто не может обременить их встречу своими страхами. Затем он узнает, что именно Аллука исцелила его — Аллука, которая может исполнять желания, — и он рад, что ничего не сказал, потому что и так слишком многим ей обязан. Затем он видится с Джином на верхушке Мирового дерева. С Джином, которого он преследовал с тех пор, как встретился с Кайто и узнал, что тот жив. С Джином, который представлял собой того, кем он хотел стать и кем он скорее всего никогда уже не будет. Он смотрит на этого мужчину, эту легенду, своего отца и выдавливает из себя улыбку. — Его больше нет. Моего нэн. Он не может сражаться Джаджанкеном. Не может увидеть силу своих врагов или прочитать скрытое послание Биски. Не может летать. Джин кивает. — Я знаю. И что ты собираешься с этим делать? Гон смотрит на землю, которая так далеко под ним, смотрит на безграничную силу и возможности. — Верну его, — отвечает он.

***

Гон обращается к врачам, знахарям и шаманам. Пробует медицину, целительный нэн и иглоукалывание. Совершает паломничества в далекие храмы и встречается с исчезнувшими цивилизациями. Переживает приключение за приключением. Но ничто из этого не возвращает его нэн. Его больше нет, и каждый раз, когда он наблюдает за птицами, что пролетают в небе, он воспоминает, что потерял. У него есть друзья, есть радость, восторг и развлечения. Но когда он смотрит в небо, в его сердце все еще нет ничего, кроме пустоты.

***

Четыре года спустя В семнадцать лет Гон отправляется в земли рядом с провинцией Лаксо, пытаясь побольше узнать о Курапике. Охотник за головами отдалился несколько лет назад, закрылся ото всех и отказывался подпускать к себе кого-либо. Гон не слишком надеется найти здесь что-то, что может помочь, но он обязан попытаться. Деревья исполинских размеров, их стволы настолько огромные, что лишь вдесятером получилось бы обхватить их, взявшись за руки; верхушки тянутся высоко к облакам. У их коры великолепный красный оттенок, а хвоя глубокого темного цвета. Гон прислоняет ухо к дереву и слышит отголоски звуков его жизни, поток энергии и размеренный, тягучий ход его мыслей. Он не ожидает встретить здесь кого-либо. Он в богом забытом месте; после убийства клана Курута почти два десятилетия назад лес был свободен от людей. Поэтому, услышав, что кто-то зовет его по имени, он едва не шлепается на задницу. — Гон! Гон оборачивается и видит, как Хисока, бесшумно, будто охотящийся кот, пробирается сквозь кустарник. Фокусник, кажется, нисколько не постарел за прошедшие годы, его лицо все еще бледное и накрашенное, губы тонкие, глаза светятся золотом. Гон не видел его после того, как они расстались на острове Жадности. После того, как он решил стать фокуснику другом. Теперь он замечает в Хисоке то, к чему был слеп в детстве — видит соблазнительные движения бедер, легкую линию подводки для выделения глаз, похотливое удовольствие в изгибе улыбки. Гон сглатывает. — Какая неожиданная встреча, — мурлычет Хисока, подходя к нему. Несмотря на то, что Гон подрос, Хисока все еще выше и его плечи шире, чем у Гона. — Но весьма приятная. Гон хмурится в недоумении. — Ты искал меня? — Неожиданная, я же сказал, — повторяет Хисока. — Нет, я пришел за совершенно другим. — Ох. И за чем же? — О Курута всегда ходят много слухов. Недавно прошел слушок о том, что в глубине Лаксо скрываются выжившие. Меня попросили проверить. Гон думает, что Хисока принадлежит городу на фоне сверкающих небоскребов. Его одежда и вежливые манеры изысканны, но аура скрывает за собой насилие в темном переулке. По крайней мере, так было раньше. Хисока искоса смотрит на него. — Где же твой нэн, милый Гон? — спрашивает он, а затем протягивает руку и поднимает его подбородок согнутым пальцем, наклоняя голову Гона из стороны в сторону и пристально наблюдая за ним. — Ты не слышал? — спрашивает Гон, во рту у него пересохло. Хисока щурит глаза. — Слышал что? — Его больше нет. Я потерял его. — Это не кошелек, который можно оставить где-то, — отвечает Хисока, хмурясь и опуская руку. — Ты правда не знаешь? Хисока смотрит на него сверху вниз. — Может быть, расскажешь мне?

***

Они садятся на мягкую траву под одной из секвой, и Гон рассказывает полную историю. Прошло уже много лет с тех пор, как он делился ей. — Я хотел заставить Питу вылечить Кайто во что бы то ни стало. И он согласился, притворился, что сделает это. Но когда мы пришли на место… добрались до Кайто… он рассказал мне правду. Кайто был мертв. Он был мертв все это время, и от него не осталось ничего, кроме трупа. Он стал безрадостной жалкой марионеткой, которую раз за разом собирали по лоскутам, заставляли бесконечно сражаться, чтобы муравьи снова и снова разрывали его на куски. — Кулак Гона сжимается. Хисока молчит. — Я сорвался. Даже сейчас не особо помню, что произошло. Но я заключил контракт. Контракт, который дал мне весь нэн, который был бы у меня в этой жизни — прямо там и тогда. И я воспользовался им, чтобы стереть Питу с лица земли. Он поднимает взгляд на Хисоку. — И теперь его больше нет. Я больше никогда не смогу сразиться с пользователем нэн. Я больше никогда не смогу стать достаточно сильным, чтобы победить тебя. И… я никогда больше не полечу. — Он прикусывает губу, прикусывает настолько сильно, что чувствует вкус крови, чтобы не показывать, как дрожит его голос. — Я знаю, что никогда не смогу отплатить тебе. Не думаю, что у меня получится. Но если я могу сделать что-то для тебя — я сделаю это. Хисока переплетает пальцы и вытягивает руки, хрустя костяшками. — Скажи мне, как именно звучала формулировка договора? — просит он. Гон смотрит на него; фокусник загадочен, его взгляд проницателен, а губы сведены в тонкую линию — ничто не выдает его намерений. — Получить весь нэн, который будет у меня в этой жизни, пока я не уничтожу Питу, — отвечает он. — А что? Губы Хисоки изгибаются в улыбке. — Как насчет компромисса? — спрашивает он. Гон моргает. — Что ты имеешь в виду? — Я верну тебе нэн. Взамен я заберу твою жизнь. Он, кажется, совершенно серьезен. Гон хмурится, сведя брови. — Я не понимаю. Ты имеешь в виду, что вернешь мне нэн, а затем убьешь меня? Что-то не похоже на выгодную сделку. Хисока машет пальцем. — Нет, нет. Я заберу твою жизнь, чтобы вернуть тебе нэн. Смотри: в твоем контракте сказано, что ты используешь весь нэн за эту жизнь. Но если ты умрешь, а затем вернешься к жизни, это будет уже другая жизнь. Правильно? — Ммм… — Гон пытается понять. Зарывается руками в волосы, тянет за них. — Ммм… Хисока усмехается: — Это не так сложно. Я убью тебя, а затем использую банджи-жвачку, чтобы снова запустить твое сердце. Если ты верно запомнил слова контракта, то сможешь вернуть свой нэн. Гон смотрит на него. — Ты так думаешь? — Ну, мы не узнаем, пока не попробуем. Конечно, все зависит полностью от тебя — забьется твое сердце или нет. Ты вполне можешь просто умереть. Уверен, что это стоит риска? Гон раздумывает. Думает о тете Мито. О друзьях. О приключениях, которые были у него за последний год. Об огромной дыре в своем сердце, о тяжелейшей потере, о пустом небе. Он кивает. — Да. Хисока улыбается в ответ. — Я надеялся, что ты это скажешь. — Он протягивает руку и поглаживает щеку Гона; Гон чувствует, как внутри него разгорается жар, сердце начинает биться быстрее. В воздухе не витает ни жажда крови, ни угроза насилия. Он не знает почему, но внезапно чувствует волнение, возбуждение. — Я всегда хотел посмотреть, как свет гаснет в твоих прекрасных глазах, — шепчет Хисока. — И что теперь? — спрашивает Гон, прежде чем Хисока станет сентиментальным в своей совершенно жуткой манере. — Теперь я задушу тебя насмерть, — легко отвечает Хисока. — Мне бы очень хотелось увидеть тебя всего в крови и избитым, но думаю, сейчас не до этого. Всему свой черед. — Он садится ближе к Гону, прижимаясь своим телом к его боку. Гон ощущает тепло чужого тела, чувствует его запах: жвачка и кровь. — Ммм, готов? — спрашивает Хисока, обнимая Гона и сжимая его руку в стальной хватке. Сердце Гона бешено бьется, дыхание перехватывает. Хисока лжец, он знает об этом — возможно, тот лжет даже сейчас. Возможно, он не планирует снова запускать его сердце. Возможно, собирается просто задушить его и отставить гнить там, где его никогда не найдут. Он доверяет фокуснику, который абсолютно не заслуживает доверия. В его венах вспыхивает страх, горячий и сильный, как бензин, готовый вот-вот вспыхнуть. Но его смерть не принесет пользу Хисоке; фокусник всегда жаждал возможности одолеть его в бою. По сравнению с этим это была бы жалкая смерть. Это все, за что он может держаться. Все, на что он может надеяться. К его удивлению, Хисока наклоняется и целует его в губы, облизывая языком его рот. — На удачу, — мурлычет он, лукаво улыбаясь. Затем его рука зажимает рот и нос Гона и с силой надавливает. Пару минут Гон думает, что сможет сделать это. Сможет спокойно шагнуть за завесу на другую сторону. Затем у него заканчивается воздух, и его тело начинает бороться с разумом. Сначала он сдерживается, но инстинкт самосохранения слишком силен, он заставляет его биться и молотить Хисоку руками, паника захлестывает его. Он не может дышать… не может дышать… не может дышать! — он борется, он проигрывает, он умирает… Хисока удерживает его на месте, золотые глаза искрятся. Он улыбается в экстазе, пока Гон борется за последний вздох. Зрение Гона тускнеет, звуки леса затихают. Его тело содрогается, перестает отчаянно сопротивляться. Его захлестывает огромной волной, которая накрывает мир тенью, и затем, когда она падает, наступает небытие. — Прощай, Гон, — мягко воркует голос. Тьма.

***

Мир раскалывается на части, темнота разрывается, открывая белый свет. Гон рвется вверх, громко вздыхая, когда его сердце снова начинает биться. — Добро пожаловать обратно, — приветствует Хисока. Некоторое время все, на что способен Гон — это дышать. Его легкие горят, грудная клетка болит. Разум запутан, затуманен. Хисока сидит рядом с ним, глядя на него сверху вниз с радостными глазами. — Я видел много смертей за свою жизнь, но рождение — никогда, — задумчиво произносит фокусник. — Это было довольно поразительно. Гон прижимает руку к груди и чувствует сильные, ноющие удары сердца. — Нгх… как больно, — выдавливает он. Хисока усмехается: — Так даже лучше. Но на самом деле боль уже утихает, в голове проясняется. Гон садится и чувствует тепло, силу, что-то очень знакомое. Чувствует свой нэн. Нэн выходит из его тела и обретают форму рэн, вспыхивает вокруг него. Это великолепно, волнующе, ошеломляюще. Он чувствует себя живым так, как не чувствовал уже много лет, чувствует себя потрясающе. Пока Хисока наблюдает, он поднимается и направляет нэн в спину. Темно-зеленые крылья расправляются, и он взлетает с восторженным криком, проносится по воздуху и сворачивает в лес, а затем летит наверх — над деревьями. Это гораздо лучше, чем в его воспоминаниях. В этот момент он снова влюбляется в полет, в свободу, в восторг, в ощущение ветра в перьях. — Хисока! — кричит он, нарезая круги в небе. — Спасибо! Спасибо! На земле раздается резкий, опасный всплеск нэн, и Хисока взлетает вслед за ним; алые крылья сверкают в лучах полуденного солнца. Если полет Гона — это энергия и энтузиазм, то полет Хисоки — грация и красота. Он взмахивает крыльями выверенными движениями, как сокол, в то время как Гон двигается подобно орлу. Фокусник всегда прекрасно контролировал свой нэн; с точностью хирурга или снайпера. Хисока приземляется на верхушку секвойи и наблюдает, как Гон кружит в воздухе, пока его нэн не иссякает и ему не приходится сесть на землю, чтобы не упасть с неба. — Ты доволен, — говорит Хисока, плотно сжимая крылья за спиной, красные перья трепещут на ветру. — Раньше я ощущал такую пустоту. Как дыня с выскобленными внутренностями, как будто меня выпотрошили и набили опилками. И каждый день я думал обо всем, что у меня еще оставалось, и этого никогда не было достаточно. Ты заставил меня влюбиться в мой нэн, Хисока. И когда он исчез, ты сломал меня. — Ох, Гон, — мурлычет Хисока голосом, полным экстаза. — Какие добрые слова. Но даже если я и сломал тебя, то только что снова собрал заново. Гон кивает. — Я знаю. Я не злюсь. Но не думаю, что смогу отплатить тебе прямо сейчас. Я совсем растерял форму. — Тогда ты можешь дать мне что-то, что позволит мне продержаться подольше. Гон моргает. — Например, что? Хисока соскальзывает с ветки и ловко подхватывает себя крыльями, поднимаясь на один уровень с Гоном. Он протягивает руку и проводит пальцами по челюсти Гона; хотя подушечки его пальцев теплые, они обжигают, как сухой лед. Гон вздрагивает. — Поцелуй меня, — приказывает фокусник, и Гон знает, что у него нет выбора, кроме как подчиниться. Не из-за страха боли или даже смерти, а просто потому, что он должен Хисоке и он скорее подожжет себя, чем откажется от обещания. Он открывает рот и прижимается своими губами к чужим. Губы Хисоки теплые и мягкие, как и за несколько мгновений до смерти. Но теперь они раскрываются, и ловкий язык выскальзывает наружу, встречаясь с языком Гона и толкаясь глубже. Хисока прижимается ближе, сильнее, заставляя их рты сомкнуться, и берет то, что он хочет. Это грубо и странно, но его телу это нравится. Нравится ощущение влажного языка Хисоки во рту, их губ, прижатых друг к другу так сильно, что он чувствует, как на них расцветают синяки. Нэн Хисоки жадно мерцает, и он стонет, зарываясь пальцами в волосы Гона. И Гону тоже нравится это. Нравится ощущение наэлектризованного нэн Хисоки, нравится выброс адреналина и давящая, ноющая боль от желания. Нравится, как чужие ногти царапают ему голову и как губы Хисоки лишь слегка прикрывают зубы. Так дикие животные проявляют желание — не симпатию, не страсть, но жажду. Сплошные зубы, когти и давящее напряжение. А потом поцелуй заканчивается, и Хисока отстраняется. Гон тяжело дышит, широко распахнув глаза; Хисока ухмыляется. — Вижу, ты научился большему, чем я ожидал, пока мы не виделись, — говорит он. — Хисока… — Интересно, чему ты научишься к следующему разу. Гон сглатывает. — Я буду готов. В следующий раз. Правда. Ко всему, что ты захочешь. Хисока щурится от удовольствия. — Ко всему, что я захочу? Ох, Гон. Не нужно давать обещаний, которые ты не сможешь сдержать. Голос Гона дрожит, низменный голод скручивает внутренности. — Я смогу. Я буду готов, — повторяет он. — Мм, весьма обещающе, не могу дождаться. — Хисока протягивает руку и проводит большим пальцем по опухшим губам Гона. — Тебе пора идти. Пока я не сорвался и не взял то, что хочу. Гон чувствует в ауре Хисоке жажду насилия, чувствует голод и нетерпение. Но пусть поцелуй фокусника и разжег в нем скручивающее желание, сейчас он не готов к большему. — Хорошо. Тогда до встречи, — отвечает Гон. Он встает и прыгает спиной вперед, крылья уносят его прочь. Он нарезает последний круг над лесом, глядя на кроваво-красные крылья Хисоки, и затем взмывает в небо. Мир снова открылся перед ним.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.