Friends

Хинате не нравились девушки. Вернее, если формулировать мысль более правильно, то, наоборот, очень и очень нравились. Хинате нравилась каким-то чудом просидевшая всю младшую школу за соседней партой Нишигори. Нравилась такая же рыжая как и сам Хината сестренка Натсу. Нравились девушки из волейбольной команды, с которыми он иногда тренировался. Нравились Хинате и шумные одноклассницы, которые частенько помогали ему с уроками. Но… дело в том, что Хината не чувствовал, что когда-нибудь сможет влюбиться хоть в одну из этих замечательных девушек. Ему было просто не интересно. На одноклассников, мучительно краснеющих и глупо хихикающих в присутствии объектов симпатии, Хината смотрел непонимающе. Он не считал их поведение неправильным. И также не видел ничего неправильного в собственном равнодушии. В конечном итоге, его главной страстью всегда был волейбол. И, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что «розовая пора юности», которая вот-вот наступит с переходом в старшую школу, будет несколько отличаться от того, чем занимаются рядовые школьники. У Хинаты был волейбол. Этого ему хватало. Строго говоря, иногда Хината задумывался о том, что, возможно, если его абсолютно не привлекают девушки, то он может «западать» на парней. Наверное, если бы это в действительности было так, Хината бы даже не особо испугался и удивился. Но и парни не вызывали у него тех чувств, которые принято называть романтическими. Конечно, иногда он засматривался на ребят в раздевалке, разглядывая их тела. Чуть дольше, чем того требовали приличия. Но объяснялось это просто: Хината немного завидовал. Он непроизвольно сравнивал тела одноклассников с собственным, отмечая, что вот в этом случае у него лучше развиты мышцы. А вот у этого высокого парня идеальные пропорции. И если бы Хината обладал такими данными, то он, вероятно, смог бы добиться больших высот в волейболе. Но дальше этих рамок Хината в своих мыслях никогда не заходил. А потом в его жизни случился Кагеяма. У связующего средней Китагавы Даичи были потрясающие физические данные. Кагеяма был немного худее своих сокомандников. Но его тело не выглядело от этого менее привлекательным. Кагеяма был спортивным, подтянутым. И высоченным. Хината, конечно, привык, что практически любой человек в его окружении — выше. Но Кагеяма казался просто огромным. Черты его лица можно было бы назвать привлекательными, если бы выражение, которое на нем застыло, было хоть немного попроще. Если честно, то этого Хината даже не понимал. По тому разговору в туалете парню показалось, что Кагеяма искренне любит волейбол. Но вот он стоял среди своей команды, играя в ней чрезвычайно важную роль. И был мрачнее тучи. Хотя, казалось бы, должен был радоваться. Он стоял на поле, мог летать и свободно видеть ту сторону сетки, обладал потрясающими физическими данными. Но все равно на его лице читалась лишь одна эмоция: раздражение. Но, пожалуй, самым привлекательным в Кагеяме был затылок. И длинная-предлинная шея. С несколькими родинками, которые Хината смог разглядеть, когда Кагеяма проходил мимо него. Теперь-то он их видеть не мог. Но знал, что они там есть. Пара ярких пятнышек на молочно-белой коже. Думать о ком-то вот так Хинате еще не доводилось. И он понятия не имел почему так тщательно всматривался в каждую черту лица этого хмурого, пугающего и невероятно заносчивого связующего. Новый опыт казался интересным и немного волнительным. Хотя Кагеяма, конечно, невероятно раздражал. В некотором смысле, Хината даже мог понять сокомандников парня. Каждая клетка тела Кагеямы была раздраженной и раздражала. Но Хината находил это занимательным. А еще видел в этом парне невероятного соперника. И поэтому после того матча, неожиданно даже для себя, позорно кричал о том, как превзойдет его в будущем. Если Кагеяма и почувствовал что-то во время этой сцены, то, наверное, злость. Сложно было вообще представить, что он способен на другие эмоции. А потом они встретились в старшей Карасуно. И грызлись первые дни как кошка с собакой. Кагеяма был невыносимым человеком. Заносчивый, чрезмерно самоуверенный, абсолютно не умеющий работать в команде (качество, на порядок более вредное для волейбола, чем низкорослость Хинаты), агрессивный. Он говорил много гадких слов Хинате. И, кажется, вообще не умел ни с кем нормально общаться. Но, если присмотреться к Кагеяме повнимательнее (а это Хината делал чересчур часто), можно заметить, как тот неловко тушуется перед семпаями. Особенное влияние на него оказывает капитан Савамура. Иногда в его присутствии Кагеяма делался тем, кем и является на самом деле — неловким угловатым первогодкой. Это было любопытно осознавать. Хината старался не думать, почему Кагеяма настолько занимает его мысли. Конечно, связующий был интересным человеком, но Хината еще не размышлял о ком-то настолько много и часто. Особенно если учесть, что и без размышлений, Кагеямы было слишком много в жизни Хинаты. Они грызлись друг с другом на переменах. Много тренировались, иногда до темноты. Перебрасывались оскорблениями даже почти буднично и рутинно. Соревновались в каких-то мелочах, вроде того, кто быстрее добежит до спортзала. Хотя Хината и был уверен, что Кагеяма его на дух не переносит. А потом, играя три на три, пытаясь отстоять свое право заниматься в волейбольном клубе, Кагеяма сделал тот пас. И… когда у них получилось, Хината посмотрел на теперь-уже-сокомандника, который победоносно вскинул кулак в воздух, широко и довольно улыбаясь, и…пропал. Он не ошибся. Если стереть с лица Кагеямы недовольную гримасу, он становится невероятно красивым. Хината, кажется, еще не видел настолько красивых людей. Его самого часто называли солнцем. Но в тот самый момент, когда Хината смог увидеть как «светится» Кагеяма, он подумал, что настоящим солнцем все это время был связующий. Потому что смотреть на этого ослепительного парня было даже почти больно. *** Оказалось, что жить с внезапно свалившейся влюбленностью, вполне возможно. Научиться не обращать внимания на обидные шутки. Профессионально унимать бешено колотящееся сердце. Бросать на человека лишь мимолетные взгляды, которые не получится трактовать как-то двусмысленно. Проблема была всего одна: Кагеяма оказался невыносимо тактильным. Причем, инстинктивной потребности потрогать, например, того же Тсукишиму у него не наблюдалось. Зато Хинату он постоянно дергал, трогал, пихал, хватал за руку или плечи, нервно встряхивал, если тот слишком сильно уходил в свои мысли. Даже пару раз ласково трепал по волосам. Вероятнее всего, Кагеяма просто не замечал собственного поведения. Не обращал на это внимания. Они, действительно, неплохо сблизились за последнее время. И хотя тональность отношений не особо изменилась, нынешних Хинату и Кагеяму можно было назвать, если не лучшими, то по крайней мере, весьма неплохими друзьями. Судя по тому, что никому в команде проявляющийся лишь на одном Хинате тактильный голод Кагеямы не казался чем-то странным, то, вероятно, ничего особенного в этом и правда не было. Но Хината каждый раз умирал где-то внутри, когда прохладная ладонь друга неожиданно смыкалась вокруг его запястья или аккуратно проходилась по макушке. Самое страшное было в том, что Хината даже не представлял, с кем можно об этом поговорить. Друзей ближе, чем партнеры по команде, у него не было. Но подойти к кому-то из семпаев или даже одногодок с фразой «Знаете, я тут влюбился в Кагеяму», казалось чем-то немыслимым. Хината не особо стыдился своих чувств. Поскольку он и раньше всерьез допускал мысль о том, что ему могут нравиться парни, то влюбленность в Кагеяму не стала чем-то шокирующим. Просто теперь Хината чуть лучше знал себя. Но вот что делать с этими чувствами — не ясно. И разговоры с кем бы то ни было, тут мало помогут. — Чего застыл, придурок? — Кагеяма влетает в спину замешкавшегося в дверном проеме Хинаты. И непроизвольно придерживает рукой, широко обхватив поперек груди. Если Кагеяма сдвинет пальцы хотя бы на сантиметр, то сможет почувствовать как гулко стучит у Хинаты сердце. Так сильно, что кажется, вот-вот вылетит. — Сам придурок, — беззлобно огрызается Хината. И уже на бегу выкрикивает. — Кто последний добежит до столовой, тот и проиграл! Кагеяма недовольно бурчит что-то. Но охотно срывается с места, стараясь нагнать Хинату, получившего ощутимое преимущество в этой импровизированной гонке из-за раннего старта. — Я тебя поймаю и прибью! — доносится до Хинаты. И он чувствует, как губы тут же растягиваются в легкой улыбке. Если уж Хинате и стоит с кем-то поговорить о своих чувствах, то, пожалуй, с самим Кагеямой. Но правда заключается в том, что он не видит смысла. В этот самый момент времени Хинате и так хорошо. Он добегает до столовой первым, что не удивительно. Но спустя пару секунд чувствует, как в затылок врезается ладонь Кагеямы. — Я же предупредил, что прибью тебя, когда поймаю, — говорит Кагеяма практически над самым ухом. От теплого дыхания по шее Хинаты пробегают мурашки. А тонкие белесые волоски встают дыбом. — И тогда никто не сможет принимать твои быстрые подачи, — ехидно бросает Хината. И прибавляет. — И, вообще-то, ты меня еще не поймал. Забыв о том, что собирался в столовую, Хината круто поворачивается, слегка отпихивая рукой Кагеяму. И бежит в противоположном направлении. — Вот же придурок! — почти рычит Кагеяма. Но начинает мчаться следом. Они пробегают мимо улыбающегося Ямагучи, хихикающего Танаки и недовольного Тсукишимы. Метра через полтора Кагеяме все же удается ухватить Хинату за край олимпийки, подтаскивая к себе. Преимущество в силе явно на его стороне. И спустя пару секунд Хината оказывается плотно прижат к Кагеяме, который удерживает его одной рукой, а второй трет макушку, состроив одну из самых жутких гримас в своем арсенале. — Кто-нибудь им уже скажет? — недовольно цокает Тсукишима, закатывая глаза. — А зачем? — пожимает плечами Ямагучи, глядя на друга снизу вверх. — Кажется, им и так сейчас хорошо. На этих словах волейболисты равняются с Кагеямой и Хинатой. Последний пытается вырваться и осыпает друга оскорблениями. — Будете себя так вести, попадетесь однажды замдекану, — все же говорит Тсукишима, вздыхая. — И вас отстранят от занятий так же, как Нишиною. Эта фраза действует на устроивших возню мальчишек отрезвляюще. Они наконец отлипают друг от друга. После чего Кагеяма приглаживает взлохматившиеся волосы Хинаты. — Такими темпами слухи о них поползут раньше, чем они сами все осознают, — не менее недовольно, чем раньше, произносит Тсукишима. — А тебе какое до этого дело? — поддевает его Ямагучи. — Да просто терпеть не могу таких идиотов, которые не видят дальше собственного носа, — грозно говорит первогодка. Ямагучи лишь усмехается, отводя от друга взгляд. Ну да, как же он мог не понять. *** — Кагеяма! — окликает Хината друга на выходе из школы. — Отрабатывать прием помогать не буду! — недовольно цокает Кагеяма. Он снова хмурый, что можно назвать его обычным состоянием. — Да стой же ты, Бакагеяма! — шипит Хината, недовольно ухватившись за лямку школьного рюкзака Кагеямы. Тот круто разворачивается на сто восемьдесят градусов, отчего Хината практически влетает в него на уровне ключиц. Невозможно, возмутительно красивых ключиц. — Ну, стою, — доносится откуда-то сверху слегка раздраженный голос Кагеямы.— Ты чего-то все же хотел? Или так, пообниматься? Самообладание Хинаты все же дает трещину. Он чувствует как к щекам приливает краска. Вот почему Кагеяма такой… невозможный? Хината все же отодвигается от парня, надеясь, что его пылающие щеки не настолько бросаются в глаза. Хотя, шанс этого и не очень велик. — Я… — голос слегка срывается. Сейчас был бы подходящий момент, чтобы признаться. Все равно он уже выдал себя этим дурацким смущением. Хината поднимает взгляд на товарища и замечает, что Кагеяма выглядит серьезно. Пугающее серьезно. — Я хотел попросить тебя помочь мне с математикой! — на одном дыхании, почти слитно, выпаливает Хината. — А… — голос Кагеямы звучит немного глухо. — Так вот в чем дело. То, что ты завалил последний тест, я знаю. Но почему не попросишь о помощи того, кто реально разбирается в предмете? Тсукишиму, например? — Ой, да ну его, этого Тсукишиму, — отмахивается Хината. — Знаю же, что начнет издеваться. — А я что? Не начну что ли? — недовольно фыркает Кагеяма. Изменение в поведении парня практически незаметное, но Хината все же понимает, что тот сейчас почему-то чуть более раздражен, чем обычно. — Так ты поможешь или нет? — теперь Хината уже не смотрит на друга. И нетерпеливо пинает носком кеда камушек. Кагеяма ничего не говорит. Просто цепляет Хинату под локоть и едва ли не волоком тащит за собой. У Хинаты нет ни малейших идей, почему Кагеяма постоянно ведет себя таким образом, но он тратит несколько секунд на то, чтобы насладиться мгновением спонтанной близости. А потом еще парочку, чтобы вернуть себе самообладание. А затем становится вровень с товарищем и широко улыбается. *** Когда Хината просил Кагеяму помочь с математикой, он как-то не предполагал, что придется идти к кому-то из них домой. И провести очень много времени наедине. Очень. Много. Конечно, они и раньше проводили большую часть дня друг с другом. Но обычно это касалось тренировок. Даже если они занимались только вдвоем, центральное место отдавалось волейболу. И времени, чтобы думать… о всяком, не оставалось. Но с математикой все было совсем иначе. Не интересный Хинате предмет никак не мог потеснить с пьедестала занимавшего все мысли Кагеяму. Тем более, что Хината при этом был вынужден еще и находиться в комнате Кагеямы. А в ней пахло его парфюмом. На стене висели какие-то грамоты и плакаты. А еще большой календарь, в котором каждая среда месяца была обведена в красный кружок. Хината вспоминает, что именно по средам Кагеяма уходит с тренировки намного раньше, чем обычно. В остальные дни связующий предпочитает работать едва ли не до изнеможения. Но именно по средам уходит ближе к пяти. — А что такого важного в средах? — беззаботно спрашивает Хината, но тут же натыкается на холодный как лед взгляд Кагеямы. — Тебе-то какое до этого дело?! — неожиданно резко говорит товарищ. Хината пожимает плечами, стараясь скрыть уязвленность реакцией Кагеямы. — Не хочешь — не отвечай. Кагеяма отворачивается от Хинаты, несколько секунд пристально разглядывая свой календарь. А затем говорит: — Прости. Хината готов простить. Ему и правда не нужны больше никакие разъяснения. Как бы странно это ни звучало, он не любит ругаться с Кагеямой. Это может показаться чем-то невозможным, ведь они постоянно цапаются по пустякам. Но, на самом деле, оба всегда четко ощущают, где кончается граница взаимных дружеских подколов и наступает настоящая обида. Но Кагеяма продолжает: — Понимаешь… — он не выглядит привычно раздраженным. Скорее слегка сбитым с толку. И подыскивающим слова. — Я хожу к психологу. Учусь контролировать свою агрессию. Кагеяма косится на Хинату. Тот замечает это боковым зрением, но решает не поворачивать головы, чтобы не заставлять друга ощущать еще большую неловкость. Очевидно же, что Кагеяма следит за его реакцией. Поэтому Хината решает просто слушать, попутно пытаясь выполнить пример из домашнего задания. — У меня… Да ты и сам знаешь. Были не самые простые отношения с командой в средней школе. Я просто не хочу, чтобы это повторилось снова, — Кагеяма говорит ровно. Но Хината все равно понимает, что такое признание далось парню непросто. — Ты же понимаешь, что ситуация как в Китагаве Даичи, не повторится? — все же интересуется Хината. — Семпаи классные и понимающие. Да и первогодки не так уж и плохи. Даже Тсукишима, каким бы засранцем он ни был, не станет относиться к тебе так, как ребята в твоей средней школе. Не стоит менять себя только из-за того, что боишься повторения прошлых ошибок. Кагеяма все же поворачивает голову в сторону Хинаты. Теперь он смотрит ему прямо в глаза. И от этого становится неуютно: пытаться думать о математике, когда тебя бросает в жар. — Есть еще кое-что, — тихо произносит Кагеяма. — Я… дал себе слово, что признаюсь в чувствах особенному для меня человеку, как только справлюсь с этой проблемой. Потому что этому человеку очень непросто приходится со мной. И я хочу показать, что могу относиться иначе, прежде чем расскажу о своих чувствах. Больно. Хината понимал всегда, что рано или поздно этот момент настанет. Кагеяме кто-то понравится. И тогда у него точно появятся отношения. Потому что, ну, как вообще можно отказать Кагеяме. Хината бы не смог. Впрочем, перед ним вряд ли будет стоять такой выбор. Но гипотетически знать об этом, и на самом деле оказаться в такой ситуации — разные вещи. И Хинате так невообразимо больно, что хочется закричать. Но солнечные мальчики очень хорошо умеют притворяться. Их работа — светить. Поэтому Хината улыбается настолько широко, насколько может. И говорит: — Что ж, похоже, ей с тобой повезло. Кагеяма выглядит так, словно хочет что-то сказать. Хината даже вопросительно приподнимает брови. — Забей, — зачем-то вслух отмахивается Кагеяма. — Давай лучше к математике вернемся, придурок. Ты же сюда явно не о моей жизни поговорить пришел. — Ага, — послушно кивает Хината. Взять верх над эмоциями оказалось не так легко. И, если честно, он едва держится. — Только сначала… подскажи, где у тебя туалет. Возвращается Хината минут через пять. Дольше, чем требуется, чтобы не вызвать подозрений. — А еще дольше не мог? Я бы подумал, что у тебя расстройство желудка, если бы у тебя был какой-то повод нервничать, — ехидно бросает Кагеяма. Хината шутливо пихает его в бок. На правую руку парень натягивает рукав олимпийки, чтобы тот случайно не задрался. На запястье сейчас красуется здоровенный укус. Хинате пришлось сделать хоть что-то, чтобы отрезвиться себя. Закричать или заплакать он все же не мог. Это вызвало бы множество вопросов. Теперь уже точно ненужных и бессмысленных. Хинате все еще было больно. *** — Бакагеяма, прекрати! — Хината пихал друга ногами, пытаясь вырваться из шуточного, но все же чертовски сильного захвата. Они сидят на траве, обессиленные и измученные после тренировки. Кагеяма все же согласился помогать Хинате с приемом пасов. Даже в летние каникулы. Что было вообще за гранью фантастики. — Я просто не знаю, как тебя еще заставить заткнуться! — раздраженно заявляет Кагеяма, лишь усиливая хватку. Поразительно, но он каким-то непостижимым образом умудряется делать это так, что Хинате совсем, ни капельки не больно. «О, есть один способ», — непроизвольно думает Хината, чувствуя как в груди скручивается тугой узел из смущения и боли. Он еще не забыл те слова Кагеямы о какой-то особенной девушке. И поэтому он чувствует досаду. И говорит совсем не то, что должен был сказать: — Что-то неудачно продвигается твоя терапия по контролю агрессии! И сразу после того, как слова срываются с губ, Хината чувствует ужас. Так страшно рядом с Кагеямой ему в последний раз было, когда он случайно заехал связующему по затылку. Еще в самом начале их знакомства, когда Кагеяма действительно казался жутким. Сейчас дело в другом. Хината просто знает, что такие вещи — это запрещенный прием. И делать так он определенно не имел права. Но Кагеяма, вопреки ожиданиям, выглядит спокойным. — Ты не прав, — произносит он умиротворенно. — Раньше я хотел бы тебя прибить после таких слов. Но сейчас всего лишь близок к тому, чтобы устроить шоковую терапию. — Это что еще значит? — непонимающе моргает Хината. Кагеяма вздыхает. И смотрит пристально и серьезно. — Это значит, что если ты не заткнешься, мне придется тебя поцеловать, — абсолютно ровным тоном говорит он. Хината от неожиданности давится воздухом. А затем Кагеяма совершенно нелогично добавляет, стушевавшись. — Если ты, конечно, не против. В этот самый момент Хинате кажется, что все происходящее — немного нереально. Он уже смирился с тем, что в его случае претендовать с Кагеямой на что-то большее, чем дружба, невозможно. Но друзья не говорят о таких вещах даже в шутку. И уж тем более не делают этого с таким серьезным лицом. — Бакагеяма, а ты в курсе, что если спросить разрешения, то шоковая терапия не удастся? — пытается отшутиться Хината. — Я пытался быть милым, но как скажешь, — хмурится Кагеяма. Хината замечает, что у него просто невероятно пунцовая шея. А в следующий миг Кагеяма осторожно поднимает голову Хинаты за подбородок, наклоняется, прикрыв глаза. И мягко прикасается своими губами к губам друга. Друг. Какое неуместное и отвратительное слово. Хината больше никогда, никогда не сможет дружить с Кагеямой. — Аааа, — непроизвольно отшатывается Хината. — Бакагеяма, ты что творишь?! Щеки у Хинаты красные. Сердце колотится как сумасшедшее. Он даже немного заикается. Черт. Что вообще в голове у этого придурка?! Это точно, определенно какая-то невозможная тупая шутка. А что, если Кагеяме кто-то сказал о чувствах Хинаты? Никто не мог, конечно, потому что сам Хината об этом никому не рассказывал. Но Кагеяма, наверное, мог и сам догадаться. Вряд ли Хината так уж хорошо скрывает свои реальные чувства к связующему. Но если и догадался, то шутить так — жестоко. Хината этого не позволит. Подобные издевки не прощаются никому. Даже Кагеяме. К слову о Кагеяме. Он выглядит по-настоящему виноватым. — Прости, я подумал… — практически шепчет Кагеяма. И лицо у него такое же красное, как и у самого Хинаты. Кто бы мог подумать, что вечно хмурый и неприступный Кагеяма может так краснеть. — Что ты подумал?! — кричит Хината против воли. — Кто тебе дал право так поступать? Ладно, плевать на меня. А о своей «особенной девушке» ты в этот момент не хотел подумать?! Как ты ей-то потом в глаза будешь смотреть, когда все же решишься признаться?! Тебе вообще плевать на чувства других людей? Кагеяма тяжело вздыхает. — Иногда я забываю, какой ты придурок. Может ты все же потрудишься объяснить, с чего ты вообще взял, что я тогда говорил о девушке? — А о ком же еще? Обо мне что ли? — все так же раздраженно выпаливает Хината. Он говорит это как самый абсурдный вариант, ведь такой расклад даже в мыслях не допускает. Но Кагеяма отчего-то закрывает лицо ладонями. Сначала одной, как часто делает в моменты, когда считает, что Хината отчаянно тупит. А потом обеими. Таким жестом люди обычно прикрывают лицо, когда плачут. Ну, или смеются. Кагеяма определенно смеется. А потом, когда Кагеяма все же убирает ладони, Хината видит его широкую улыбку. От такого зрелища дух захватывает. Кагеяма не так часто улыбается. Но именно в такие моменты становится особенно, невыносимо красивым. — Видят боги, — говорит Кагеяма отсмеявшись. — Я правда хотел сделать все по-нормальному. Привести в порядок свои мысли и эмоции. Постепенно показывать, что я на самом деле чувствую. Но ты же тупица, с тобой такое не проходит. — Ты что вообще несешь? — обиженно надувается Хината. То ли на тупицу, то ли на саму ситуацию в целом, потому что он и правда не понимает. Кагеяма склоняет голову набок, с интересом разглядывая Хинату. — Какая девушка, Хината? Где, скажи мне, в нее влюбляться? На тренировке? Во время утренней пробежки? Я все свободное время провожу или в спортзале, или с тобой. — Ну, есть же еще уроки… — теряется Хината. Смысл слов Кагеямы до него почти доходит, но все же ускользает. — Хорошо, — в очередной раз вздыхает Кагеяма. — Кого я постоянно трогаю? На тренировках, на прогулке, на переменах. По-всякому трогаю. Во всех комбинациях, которые только допускают приличия. Хината честно пытается вспомнить. Единственный ответ, который лезет в голову, предполагает его самого. Но это же такая глупость. Но как бы Хината ни старался понять, что имеет в виду Кагеяма, иных вариантов у него нет. — Меня, — едва слышно произносит Хината. Если он все же ошибся, получится неловко. Но Кагеяма радостно и утвердительно кивает. — А почему вообще люди хотят постоянно к кому-то прикасаться? — спрашивает связующий. Хината недовольно дергает плечом. К чему этот допрос? — Ну, может, ты просто очень тактильный! Кагеяма не сдерживает смешок. — Правда что ли? Вообще-то — нет. Кагеяму сложно назвать тактильным человеком во всех случаях, кроме ситуаций, когда дело касается Хинаты. Это всегда было непонятно последнему, но сейчас он и вовсе сбит с толку. Потому, что, ну, Кагеяма очевидно клонит к определенному выводу. Но Хината не может этого принять, ведь это было бы слишком хорошо. А в жизни так не бывает. Кагеяма раздраженно вскакивает на ноги. — Хината, я тебя буквально поцеловал. Понимаешь вообще, что это значит? — и, если говорить честно, в его тоне нет ничего похожего на издевку. — Я тебе хотел признаться! Тебе! Ты — «особенный человек», Хината. Кто же еще в принципе мог стать особенным для меня, как не тот, с кем у меня на поле высочайший уровень доверия? — А в чем ты хотел признаться? — внезапно даже для себя спрашивает Хината. Ну, вдруг он все же не так понял. — Я тебя сейчас еще раз поцелую, — уже не спрашивает, а предупреждает Кагеяма. — Но так, чтобы до тебя все же дошло. И он правда целует. Не агрессивно, как ожидал Хината. Мягко, аккуратно, явно привыкая к новым ощущениям не меньше, чем Хината. Углубляет поцелуй осторожно, словно боится напугать. Или, возможно, того, что его снова оттолкнут. Хината, конечно, не оттолкнет. У него в голове фейерверки взрываются. А сердце стучит быстро-быстро. Как после забега на скорость. И ему не хочется, чтобы этот момент когда-нибудь заканчивался. Но через время Кагеяма все же отстраняется, оставив напоследок невесомое прикосновение своих губ к чужим. — Теперь понял, наконец? — спрашивает он. И это какой-то абсолютно новый Кагеяма, которого Хината никогда не видел прежде. Сейчас парень по-настоящему смущен. — А откуда вообще такая самоуверенность? — внезапно решает поддразнить Кагеяму Хината. — Почему ты ведешь себя так, словно наверняка знаешь, что не получишь отказ? Кагеяма приходит в себя и самодовольно ухмыляется. — А я и знаю наверняка. Уж прости, но я видел, как ты на меня пялишься. Вообще-то, все видели. Такое трудно не заметить. Так что и про тебя, и про меня все в курсе давно, — поясняет Кагеяма. — Но почему тогда ты… — обескуражен Хината. Кагеяма недовольно цикает. — Я кому все еще тогда объяснял? Я хотел научиться, ну, сдерживаться. Не черт знает как показать тебе все то, что чувствую, а нормально. Понимаешь? Я не очень хорошо выражаю эмоции. И не очень правильно. Но я правда хотел, чтобы все было как надо, — Кагеяма почему-то кажется расстроенным. — Хотя, у меня все равно не получилось. И до Хинаты наконец доходит. Разрозненные кусочки собираются в общую картину. Влюбленный Кагеяма, который никогда ни с кем не то что не встречался, даже не дружил. Кагеяма, не умеющий выражать свои эмоции. Вероятно, сначала даже сам не понимающий того, что чувствует к Хинате. Грубый, несдержанный, вечно задирающий объект своей симпатии. Кагеяма, ведущий себя как тактильный маньяк. Искренне желающий стать лучше, чтобы не разрушить и не сломать то сокровенное, что у него теперь появилось. — Я влюбился в тебя после той игры три на три. В тот самый момент, когда ты сделал то, чего еще никому не удавалось, — продолжает говорить Кагеяма. Как будто и без этого им смущения мало. — То есть, ты влюбился в меня из-за того, что я смог отбить твой пас? Ну надо же, какой уровень эгоцентризма, — ехидничает Хината. — Я влюбился в тебя потому, что ты стал первым человеком, который в прямом смысле этого слова слепо доверился мне, — Кагеяма игнорирует колкость. Между ними появляется неловкое молчание. — Знаешь, — задумчиво говорит Хината. — Мне кажется, мы никогда не были друзьями. — видит как Кагеяма хмурится и поспешно добавляет. — Я влюбился в тебя в тот же день. Мы смогли сделать ту быструю. Сначала я просто радовался тому, что ты признал меня человеком, которому готов доверить свои пасы. А потом я увидел как ты улыбаешься… И, ну, тут без шансов, ты понимаешь? Под конец Хината сбивается и смущенно жмурится. — Советую тебе открыть глаза, — ровным голосом предупреждает Кагеяма. — Только ради тебя я сейчас готов повторить тот смертельный номер. Не увидишь, сам будешь виноват. Хината послушно приоткрывает один глаз. И видит как Кагеяма тепло улыбается. — Слушай, а почему ты… Ну, решил ходить… — Хината мнется, не зная как спросить. Нагрубить Кагеяме как в начале этого разговора не хотелось. — К психологу? — помогает связующий. — Это давно еще было. Ты во время разговора с кем-то из третьегодок Шираторизавы спрятался мне за спину, я почувствовал, что не хочу сделать тебе больно. А только защищать. Это был совсем другой уровень доверия, чем на поле. Не хотелось его обмануть. Тем более, что раньше ты так доверял только семпаям. — Что за чушь?! — вскидывается Хината. — Ни за кем я никогда не прячусь! — А, так ты этого даже не замечаешь? — ехидно тянет Кагеяма. И Хината впервые за вечер чувствует, что, несмотря на все эти признания, в их отношениях ничего особо не изменилось. Возможно, потому, что их всегда неосознанно тянуло друг к другу, а друзьями они и правда никогда не были. — Ты такой смелый только на словах, — бросает Хината, уже готовясь сорваться с места. — Если хочешь продемонстрировать свое превосходство, то сначала хотя бы догони! Кагеяма с легкостью, так, словно только этого и ждал, вскакивает, и начинает бежать за Хинатой. И оба почему-то знают, что Кагеяма все же догонит. И Хината попадется в тот самый фирменный захват, от которого ему никогда ни капельки не было больно. Потому что, оказывается, это было просто объятие.