я целовал тебя. и чувствовал на губах горечь утраты.
Стук раздаётся внезапно. Хуайсан отрывает взгляд от бесконечных бумаг и трёт уставшие глаза. Цифры и прошения, которым края не видно, плывут даже под закрытыми веками и вызывают головную боль. Дел, которые ему необходимо решить, весной становится в сотню раз больше, чем зимой, из каждого уголка ордена ему приходят письма. Он не разобрал даже половину и теперь готовится провести за ними оставшуюся ночь. — Мой господин… — В чём дело? — Срочное сообщение из клана Лань. Хуайсан резко вздыхает, приподнимаясь на своём месте. Внутреннее чувство тревоги усиливается, когда он смотрит на встревоженное выражение лица слуги. — Что произошло? — Озлобленный дух высшего ранга уничтожил семью Мо, поэтому всем орденам было выслано предупреждение от ордена Гусу Лань. Хуайсан неожиданно подаётся вперёд, опрокидывая со стола свои бумаги и тетради. Те падают с глухим звуком, и выпавшие из одной тетради сушеные цветки акации рассыпаются вокруг. Произнесённые слова поначалу не хотят складываться в предложения, тяжело оседая в воздухе. И Хуайсану хочется переспросить, сделать вид, что ему это всё только показалось, а слуга зашёл отдать письмо или ещё один отчёт, но в руках того нет ничего похожего на позднюю почту. И всё сказанное становится слишком ясно. Вздох застревает у него в горле, неприятно обжигая. Если погибла вся семья Мо… значит, и он?.. Сердце Хуайсана пропускает удар.***
Ночную тишину пустых коридоров разрывает звук быстрых шагов. Тяжёлые одежды неизвестного заклинателя разлетаются от широких шагов, которыми он пересекает очередной поворот. Его тёмный силуэт сливается с тенями на стенах, делая гостя совершенно незаметным. Сложные переплетения в причёске выдают в нём человека из высшего сословия, но лицо, скрытое за веером, не позволяет узнать его. Хитрый лунный свет скользит по серебряным украшениям, стараясь перепрыгнуть на лицо и осветить чужие черты, но тут же растворяется, стоит мужчине свернуть в тёмный проход. Поворот налево. Лестница. Ещё один поворот. Крайняя дверь. Три удара и два коротких стука. Мужчина убирает веер в складки одежды и, сложив руки на груди, ждёт. За дверью слышится шорох и быстрые шаги, а затем кто-то резко её распахивает. Перед ним появляется Сюаньюй, на лице которого написана растерянность. Он облачён в лёгкие золотистые одежды, которые словно горят, отражая пламя свечей в комнате. Его волосы собраны в простую причёску и подвязаны светлой лентой, и сам он кажется слишком хрупким для мужчины. Его глаза радостно загораются, когда он видит человека за дверью, на губах появляется нежная улыбка. — Господин Н- Ночной гость быстро прикладывает палец к чужим губам, не давая юноше закончить приветствие. Ему не хочется, чтобы его имя сейчас звучало в пустых коридорах Башни Кои. Мужчина мягко улыбается молодому господину Цзинь и чуть склоняет голову набок, словно любуясь. — Я скучал, А-Юй. Юноша очаровательно краснеет и подаётся вперёд, обнимая своего ночного гостя. Тот немного теряется от такого напора, но аккуратно обнимает юношу в ответ, стараясь подавить в себе растущее раздражение. Молодой господин Цзинь утыкается носом в тёмные одежды, украшенные вышивкой ибериса, и с наслаждением закрывает глаза. Запах господина такой же успокаивающий, как и раньше. — Могу я войти? Сюаньюй тут же отрывается от мужчины, немного испуганно оглядывая его, и отходит в сторону, чтобы позволить ему пройти в комнату. Тёмные одежды выглядят контрастно в светлом помещении, украшенном в цветах клана. Ночной гость оглядывается, хмуря брови от вычурности некоторых вещей, и, тихо вздохнув, садится за небольшой столик в центре комнаты. Сюаньюй неловко топчется у двери, смущённо краснея, и опускает голову, досадуя от собственной недогадливости. Он должен был сначала впустить гостя, а затем уже приветствовать его, не подвергая опасности анонимность. Тонкие пальцы молодого господина сжимаются в кулаки. Он снова всё испортил. — Подойди. Мужчина указывает рукой на место рядом с собой. Сюаньюй послушно кивает и подходит к столику. Его шаги лёгкие и практически неслышные, как и он сам. Тонкая накидка с золотым пионом слегка развевается, когда он присаживается рядом с гостем, и тот невольно задерживает на молодом господине свой взгляд: мягкое пламя свечей слегка колеблется, нежно освещая тонкие черты его лица, мягкий, ещё не тронутый горечью и недоверием взгляд медовых глаз. Сюаньюй склоняет голову, сложив руки на коленях. Его нижняя губа немного дрожит от волнения, заставляя Хуайсана усмехнуться. — Господин Не, я хотел извиниться за своё недостойное поведение. Молодой господин Цзинь поразительно быстро понимает правила игры, поэтому Хуайсан его и выбрал. — Всё в порядке, А-Юй. Я совершенно не злюсь, но прошу тебя впредь быть осмотрительней. Мне не хотелось бы давать повод для слухов. Сюаньюй слабо кивает, не поднимая головы. Лента от подобного движения соскальзывает, позволяя волосам свободно упасть ему на лицо, отчего его вид становится ещё более нежным и слегка небрежным, что только добавляет уюта. Хуайсан любит нежные вещи. Глава ордена Не аккуратно проводит по мягким волосам юноши и заправляет выбившуюся прядь за ухо. Его пальцы мягко оглаживают бархатистую кожу чужого лица и, когда Сюаньюй тянется за нежным прикосновением, их взгляды встречаются. Тёмные глаза Хуайсана внимательно рассматривают лицо напротив, стараясь не задерживаться на медовых глазах, полных обожания. «Жалкое зрелище», — мысленно вздыхает мужчина и, убрав руку от чужого лица, слегка отодвигается. Его руки аккуратно нащупывают заветный предмет в складках одежды. — Посмотри сюда, А-Юй. Я кое-что принёс. Сюаньюй аккуратно убирает сирень, стоявшую рядом, когда тёмная и потрёпанная книга приземляется на стол с глухим хлопком. Её страницы обожжены и запачканы чем-то, что напоминает кровь. Хуайсан нежно поглаживает тёмную тетрадь, осматривая каким-то мечтательным взглядом, а затем придвигает к замершему Сюаньюю. Тот зачарованно следит за движениями Хуайсана и не сразу решается прикоснуться к ценному артефакту. Его пальцы немного подрагивают, когда он протягивает руки, но стоит им соприкоснуться с жёсткой обложкой, он судорожно вдыхает. — Это дневник Вэй Усяня, — голос у Хуайсана тихий и вкрадчивый, — поэтому береги его, А-Юй. Я слышал, что ты интересовался Старейшиной Илина в последнее время, поэтому решил, что такой подарок тебя обрадует. Сьюаньюй чувствует, как начинает щипать глаза, но виду не подаёт. Он так поражён вниманием и заботой господина Не, что не может даже подобрать слов. Ему хочется спросить, откуда господин достал этот артефакт, ведь всё, что когда-либо принадлежало Вэй Усяню, было уничтожено орденом Юньмэн Цзян по приказу их главы. Но Сюаньюй не глуп, он знает, что некоторые вопросы никогда не должны быть заданы, поэтому он снова возвращает всё своё внимание удивительному подарку от господина. Дневник удобно лежит в его руках, словно умоляя одним своим видом открыть его. — Не хочешь прочитать? Хуайсан ободряюще улыбается, чуть задерживая взгляд на тёмной книге в чужих руках. Ему так интересно узнать, какое влияние прочитанное окажет на Сюаньюя. Старейшина предстанет перед ним мягким и одиноким, вовсе не таким, каким его рисует общество. Тронет ли это сердце Сюаньюя? Можно ли будет пустить в его сердце ростки сомнений, заставить думать, что Вэй Усяня необходимо вернуть?Хуайсан готов рискнуть. Он любит азарт.
Сюаньюй смазано кивает и склоняется над чужим дневником. Мурашки пробегают по его плечам, когда он видит знакомый почерк на самой первой странице и осознает, какую драгоценность держит в руках. Лёгкая улыбка трогает его губы при мысли о том, что это первый раз, когда кто-то уделил внимание его увлечениям и постарался угодить подарком. Хуайсан разглядывает юношу, даже не пытаясь скрыть интереса. Сюаньюй, освещённый со всех сторон свечами, выглядит, как настоящее произведение искусства. Выражение его лица трогательно-задумчивое, медовые глаза быстро пробегают по строчкам, а серебряные цепочки, которые обвивают его запястье и спускаются на пальцы, причудливо мерцают, стоит ему поднять кисть, чтобы перевернуть страницу. И пусть младший господин Цзинь уступает брату в красоте, Хуайсан видит в нём гораздо большее. Очарование Сюаньюя прячется в его манерах и голосе. Его живой ум и искренняя любовь к жизни заставляют оживать что-то в душе Хуайсана, приложившего все усилия, чтобы убить в себе всё светлое. В отличие от Гуанъяо, чья холодная красота заставляла людей задерживать дыхание при виде него, младший господин Цзинь непопулярен. Слишком хрупкое для мужчины тело делало его мишенью для чужих насмешек, а то и вовсе слухов, что Сюаньюй является незаконнорождённой дочерью Цзинь Гуаньшаня, которую переодевают в юношу, чтобы защитить от женихов. Хуайсан над этими жалкими домыслами откровенно смеётся, но что-то неприятное скребётся в его душе при мысли о том, что в собственном ордене юноша страдает от издёвок. Желание защитить его появляется и исчезает так внезапно, что Хуайсан даже не успевает осознать его. И только рука, протянутая к Сюаньюю, выдаёт его потаённые желания. Юноша отрывает глаза от чтения и удивлённо смотрит светлыми глазами.Не привязываться.
— Господин? Смущение и растерянность охватывают Хуайсана, когда он понимает, что был пойман с поличным. Стоит ли ему соврать или придумать отговорку? Сюаньюй слегка прикусывает губу, наблюдая за странным выражением лица напротив, и Хуайсан решается. Он так устал лгать и оправдываться, что сейчас просто хочет сделать то, чего требует его душа. Его рука дотягивается до растерянного юноши и аккуратно проводит по волосам, немного задерживаясь у лица. — Ты такой красивый. Сюаньюй стремительно краснеет и отводит взгляд в сторону, поражённый внезапным комплиментом, но Хуайсан, мягко оглаживающий его пунцовую щеку, просит повернуться. Его тёмные глаза скользят по чужому лицу, обводят взглядом россыпь светлых веснушек. Юноша от жадных взглядов вздрагивает, стараясь успокоить взволнованное сердце, и не замечает, как Хуайсан оказывается слишком близко. — Я не сделаю тебе больно, — нежно шепчет он, пропуская шелковистые пряди через пальцы. «Пока что», — остаётся недосказанным. Губы Хуайсана прижимаются к его шее. Сюаньюй от подобного вспыхивает ещё сильнее и судорожно сжимает чужие одежды. Сердце в его груди колотится как сумасшедшее, пуская дрожь по всему телу, но руки господина тёплые и сильные, они крепко прижимают его к себе, и Сюаньюй наконец чувствует себя в безопасности.Зря.
***
Хуайсан не помнит, как он покидает покои и какие приказы отдаёт личному слуге. Всё, что он чувствует, — это бесконечный холод и ужас. Он знает лишь то, что ему необходимо убедиться во всем лично. Он не поверит, не увидев собственными глазами. Не поверит, что тот, кого он хотел сберечь больше, чем самого себя, оставил его. Не могли ведь адепты Лань допустить подобное… не могли позволить умереть ему?***
Тёплое августовское солнце мягко обнимает Сюаньюя, сидящего на веранде. Он с интересом перелистывает страницы тёмной тетради, иногда задерживаясь на отдельных частях текста. Светлые одежды, расшитые маргаритками, причудливо переливаются в лучах солнца. Его губы распухли от поцелуев, которыми Хуайсан стал задаривать его с порога. Они едва успели остановиться, прежде чем вошла служанка, чтобы оставить чай. Теперь напиток стоит на невысоком столике из красного дерева, пока Хуайсан сидит в дальней части комнаты, куда не достают лучи, и любуется младшим господином. Тот, полностью погружённый в записи Вэй Усяня, не замечает, как глава ордена Не старательно повторяет его черты на бумаге, и лишь иногда отрывается от чтения, чтобы улыбнуться чему-то своему. Хуайсан же, отложив бумаги, которые младший Цзинь выкрал у старшего брата, всего себя посвящает портрету юноши. Он изящно выводит линии чёрной тушью, не упуская даже малейшие детали. На бумаге остаются внимательный взгляд, которым Сюаньюй скользит по строкам, изящные узоры его ханьфу, отблески света в его украшениях и даже непослушный локон, выпавший из сложной причёски. Хуайсан и сам не понимает, почему так много внимания уделяет деталям, стараясь всё сохранить на бумаге. Не потому что хочет запомнить. Тишина приятно обволакивает комнату, не создавая неловкости. Лёгкая сонливость наваливается на главу ордена Не, пока он следит за изящными движениями Сюаньюя. Сегодня ночью Хуайсан спрятал в деревне Мо руку, зная, что подобное привлечёт могущественные ордена. Из украденных Сюаньюем бумаг он узнал ещё несколько интересных вещей, которые нужно будет проверить. И тогда Гуаньяо будет уничтожен навсегда. Ему не жаль семью Мо, которая может пострадать от затаённой злобы руки, потому что из историй, доверенных ему Сюаньюем, становилось понятно, что эти люди лишь понапрасну топчут землю. Хуайсан внезапно улыбается собственным мыслям. Ему искренне хочется посмотреть на лицо Гуанъяо, когда тот узнает, чья это рука. — Господин, вы выглядите уставшим… Вы хорошо спали? Хуайсану тяжело сфокусировать взгляд, но он старается не подавать виду. Молодому господину вовсе незачем знать, что сегодня ночью он не спал ни мгновения. Сюаньюй внимательно изучает его лицо, чуть нахмурив брови. В медовых глазах плещется волнение, когда он подходит ближе, наклоняясь к чужому лицу. Рука Хуайсана сама тянется к складке между его бровей и мягко разглаживает её. Молодой господин не должен выглядеть таким напряжённым. Не рядом с ним. Он мягко гладит его лицо тонкими пальцами и удивлённо вздыхает, когда Сюаньюй перехватывает их и поочерёдно целует костяшки. В каждом его движении так много нежности и тепла, что хочется отдёрнуть руку. Но вместо этого Хуайсан лишь слегка откидывается на кровати, кажущейся слишком большой для одного человека, и протягивает руку к неуверенному юноше у её края. Тот ярко улыбается и без промедления берётся за неё. Он, не ожидая, что Хуайсан потянет его на себя, падает рядом с ним. И тут же по комнате разносится мягкий смех молодого господина, отзывающийся в самом сердце мужчины. Золотистые лучи подсвечивают хрупкий силуэт Сюаньюя, когда он, приподнявшись на руках, нависает над Хуайсаном, позволяя тому придерживать его за талию. Отблески света путаются в его тёмных волосах, украшенных драгоценными заколками, и скользят по золотым одеждам. Что-то нежное сквозит во всём его образе и заставляет сердце Хуайсана биться быстрее, так, как оно билось раньше при виде Вэй Усяня. Эта мысль проносится где-то на подсознании, не оформляясь до конца. Он ведь не привяжется. Он знает правила собственной игры, поэтому позволяет себе закрыть глаза на очевидное отступление от сценария и, приподнявшись на кровати, целует Сюаньюя, переплетая их пальцы. Молодой господин лишь смущённо вздыхает, когда Хуайсан позволяет себе углубить их поцелуй, и наклоняет голову для удобства. Мужчина отстраняется первым и смотрит в глаза напротив, не пытаясь сдержать улыбку. — Я не могу уснуть в одиночестве. Можно я сегодня останусь здесь? Сюаньюй звонко смеётся и радостно соглашается. Хуайсан прикрывает глаза, осознавая, что снова смог выиграть время. Пока не пришла пора разлуки.***
— Нет, — качает головой адепт с голубой лентой, — погибли не все. Хангуан-цзюнь прибыл очень вовремя, кроме того молодой господин Мо, несмотря на слухи, оказался весьма умным заклинателем, он нам помог! Хуайсан судорожно выдыхает, услышав это, и отставляет чашу с алкоголем. Он узнал главное: его Сюаньюй жив и даже счастлив (если верить не совсем трезвым юнцам из Гусу). Облегчение опускается на его плечи, когда он слышит, что Лань Ванцзи забрал его в Гусу. Там он будет в безопасности.***
Последние недели лета Хуайсан проводит вдали от Сюаньюя и ордена Цзинь, всего себя посвящая делам собственного клана. Не за горами праздник середины осени, а это значит, что большинство приготовлений должны быть уже закончены. Но даже в водовороте дел и собраний Хуайсан находит время думать о Сюаньюе. Отсутствие молодого господина ощущается непривычно остро, вынуждая Хуайсана чувствовать разочарование и в то же время тоску. Сюаньюй пишет ему почти каждый день. Во всех своих письмах он делится успехами в изучении «тетради», много рассказывает о делах внутри своего ордена и иногда прикладывает небольшие подарки вроде миниатюрного рисунка или ленты, расшитой цветами. Хуайсан жадно вчитывается в каждую строчку, улавливая то, с какой нежностью молодой господин Цзинь обращается к нему в этих письмах, но сам не отвечает ни на одно. Ноющее чувство возвращается снова и снова, заставляя Хуайсана признать, что любые чувства, зарождающиеся в нём, станут преградой на пути к его цели. Но стоит его глазам закрыться, как он снова видит образ Сюаньюя, сидящего рядом и улыбающегося только ему. Молодой господин начинает пробираться в его мысли всё чаще, отвлекая от важных дел, не давая уснуть душными летними ночами. Осознание этого делает Хуайсана раздражённым: неумение контролировать собственные чувства заставляет его чувствовать себя никчёмным и слабым. Поэтому, тяжело вздохнув, мужчина отрывается от прочтения нового письма, страницы которого слабо пахнут смесью пионов и лечебных трав, и, сложив его в свой тайник, выходит из комнаты. Ему необходимо забыть об этой любви, если он хочет стать достойным преемником брата. Надежды Хуайсана, что он сможет игнорировать Сюаньюя ближайшие месяцы, рушатся, когда Верховный заклинатель лично приглашает его в орден Цзинь. — Мой брат был бы рад видеть тебя, — зачем-то добавляет он в конце своей речи и внимательно следит за тем, как скулы главы ордена Не становятся краснее. Про себя Гуанъяо отмечает, что некоторые его догадки могут оказаться верными, а значит, с братом Не Минцзюэ нужно быть осмотрительным. Хуайсан с головой уходит в свои дела, не замечая, что письма от Сюаньюя приходят всё реже, пока однажды посланник из клана Цзинь не перестаёт появляться вовсе. Когда Хуайсан прибывает в Башню Кои, его встречают дорого одетые слуги, которых по незнанию можно спутать с господами. Над их головами развеваются сотни десятков красных фонарей, освещая улицы. Вдоль фестивальных палаток с украшениями, игрушками и лунными пряниками снуют празднично одетые дети и молодые люди, внимание же старшего поколения приковано к актёрам, разыгрывающим традиционные сюжеты. Не успевает Хуайсан осознать, как одиноко он чувствует себя на этом семейном празднике, как рядом оказываются Лань Сичень и Цзян Чэн, спорящие о чём-то. Позади них плетётся надутый Цзинь Лин, над которым подтрунивают двое учеников клана Лань, и Лань Ванцзи собственной персоной. Лицо Второго Нефрита изредка трогает грустная улыбка, когда его взгляд падает на одного из адептов, по слухам являющегося сыном Ванцзи, остальное же время его статная фигура выглядит холодной и одинокой среди этих ярких огней и радостного шума. — Хуайсан! — глава клана Цзян первый выхватывает тёмную фигуру в толпе и приветствует его поклоном. Глава клана Не, радостно улыбнувшись другу, присоединяется к шумной толпе. Про себя он решает, что лучше провести праздник со старыми друзьями, чем одиноко скитаясь по фестивалю, пока не придёт время приветствовать Цзинь Гуанъяо и глав других кланов. Недолгий разговор с заклинателями отвлекает его и позволяет проникнуться духом праздника, однако стоит Верховному заклинателю появиться перед ними в сопровождении своей жены, как мрачные мысли возвращаются снова. Хуайсан скользит взглядом по аккуратному лицу главы Цзинь, а затем переводит взгляд на его жену. К своему удивлению он начинает замечать невероятное сходство между ними: точёный нос и изящная форма губ выглядят совершенно одинаково, как и острый, слегка надменный взгляд карих глаз. Рассматривая пару, мужчина начинает подмечать неожиданные детали: у госпожи Цинь Су разрез глаз похож на тот, что у Сюаньюя, но под левым глазом нет маленькой родинки, а у его старшего брата волосы выглядят темнее и не струятся по плечам, вместо этого тяжело спадая на них из-под ушамао. К тому же их наряды, украшенные изображениями луны и пионов, выглядят не так изящно, как лёгкие накидки, которые молодой господин Цзинь любит надевать на их встречах. «Интересно, что он наденет на этот праздник?» — проносится в голове Хуайсана прежде, чем он успевает осознать, что снова все его мысли были лишь о Сюаньюе. Верховный заклинатель приглашает всех пройти в главный зал Башни Кои, а сам, вверив жену Сиченю, отправляется проверить последние приготовления. Хуайсан, стоит ему опомниться, уже собирается следовать за остальными, как чувствует прикосновение к запястью. Подняв голову, он встречается с тёмным взглядом Гуанъяо и неосознанно признаётся, что медовые глаза Сюаньюя, смотрящие на него с преданностью и нежностью, гораздо прекраснее. — Братец Яо? — Слышал, ты сблизился с Сюаньюем, — голос у Верховного заклинателя мягкий, но ощущается, как шёлковая нить, затягивающаяся вокруг шеи. — Тебе следует быть аккуратнее при выборе друзей, Хуайсан, я не хочу, чтобы ты пострадал. — Что-то случилось? — голос Хуайсана подрагивает от напряжения и ему даже не приходится искусственно изображать удивление на лице. — Мой любимый братик слишком сильно увлёкся темной магией, — Гуанъяо делает паузу, тщательно осматривая лицо собеседника, и добавляет уже тише: — Не знаю, под чьим влиянием он оказался, но эту повозку, кажется, уже не остановить. Поэтому я прошу тебя держаться от него подальше. Я обещал твоему брату, что позабочусь о тебе. Глава ордена Цзинь на прощание ласково проводит рукой по его предплечью и с грустной улыбкой удаляется. Когда ушамао и золотые одежды окончательно теряются в толпе, Хуайсан позволяет себе снова дышать. Слова Гуанъяо о Минцзюе заставляют Хуайсана сжать кулаки и крепко зажмуриться. Он лишний раз убеждается: Верховный заклинатель заслуживает самой мучительной смерти за все свои злодеяния. Пробираясь к главному залу, Хуайсан внезапно ловит себя на мысли, что, судя по словам Гуанъяо, тот начал о чём-то догадываться. Вместе с этим приходит и осознание, что он уже долгое время не получал никаких известий от Сюаньюя. Это заставляет его свернуть из главного коридора в тёмный проход для слуг и тайным путём отправиться к доверенной служанке. Та, получив несколько серебряных монет, сообщает ему, что Сюаньюй давно не появлялся в стенах Башни, из-за чего среди слуг появился слух о смерти молодого господина после тёмного ритуала. Личных слуг он распустил ещё давно, поэтому узнать подробности было не у кого, но Верховный заклинатель недавно приводил в западное крыло монахов, которые окуривали коридоры полынью и раздавали защитные талисманы обитателям замка. Хуайсан от этих новостей хмурится, чувствуя неясную тревогу, но в покои Сюаньюя решает зайти. Знакомые тёмные коридоры всё ещё пахнут полынью и сандалом, а стены кажутся светлее от множества бумажных талисманов на них. Глава ордена Не уверенным шагом преодолевает весь путь и неуверенно замирает лишь напротив знакомой двери. Слова служанки внезапно доходят до него, заставляя беспомощно сползти по стене. «Среди слуг появился слух о смерти молодого господина от тёмного ритуала». Руки Хуайсана начинают трястись, когда он понимает, что за тёмной дверью может и вовсе не быть Сюаньюя. Не давая себе времени на эти мрачные размышления, он толкает тяжёлую дверь, врываясь внутрь. И замирает на пороге. Светлая комната, в которой он провёл так много дней, изменилась: свечи, которые раньше стояли на многих поверхностях, освещая комнату, теперь выглядят так, будто их не зажигали уже давно, весь пол усеян бумагой, исписанной неровными строчками. На нескольких листах Хуайсан видит что-то, напоминающее пятна крови, и, вздрагивая, отводит взгляд. Неприятный холодок проходится по коже, когда он осознает, что вся комната наполнена мощной тёмной энергией. Та клубится под потолком, не пытаясь атаковать, словно выжидает добычу крупнее. — А-Юй? — он переходит на ласковое имя по привычке, не обращая на это внимания. Ответом ему служит мёртвая тишина. Тёмная энергия, словно посмеиваясь, начинает медленно кружить над кроватью, а затем просачивается под ворох одеял, которые Хуайсан сначала не заметил. Это странное действие настораживает его, и он, подойдя ближе, склоняется над кроватью, начиная отодвигать одеяла одно за другим. Когда из-под последнего показывается бледное запястье, он, не сдерживаясь, дёргает их все на себя, чувствуя, как подкашиваются ноги. Жмурясь от света, проникшего в комнату, Сюаньюй болезненно стонет, пытаясь оттолкнуть чужие руки: — Не надо. Хватит… Хуайсан, не в силах сказать что-либо от душащих его слёз, мягко обхватывает чужие запястья и придвигает к себе, стараясь успокоить. Юноша, который всё ещё не до конца пришёл в себя, сначала слабо сопротивляется, но затем успокаивается, внезапно понимая, кто рядом с ним. — Я хотел… я подумал, что смогу вернуть Старейшину Илина, но заклинание… я ошибся… Хуайсан трясущимися руками утирает слёзы с лица Сюаньюя, не чувствуя, что по его щекам текут точно такие же. Он мягко оглаживает бледное лицо, опускаясь к шее и рукам, на которых проступают иссиня-чёрные вены. Всё тело Сюаньюя такое маленькое и хрупкое, что сердце испуганно замирает от прикосновений к нему. Духовные силы, не справляясь с тёмной энергией, слабо мерцают под серой кожей, напоминая прерывистое дыхание молодого господина. Хуайсан сжимает его запястье в руках и передаёт собственные духовные силы, стремясь как можно скорее избавиться от тёмной энергии. Сюаньюй прерывисто дышит, не сдерживая вскрик боли, когда мощный поток светлой энергии разливается по его телу. На языке Хуайсана остаются только молитвы и слова утешения, которые он, сам того не ожидая, сбивчиво шепчет, переплетая пальцы с Сюаньюем. Молодой господин Цзинь почти мгновенно засыпает в его объятиях, сжимая плотную ткань тёмных одеяний. Хуайсана же сон оставляет вовсе. Остатки тёмной энергии слабо клубятся возле постели, не пропуская лучи бледного осеннего солнца, отчего юноша выглядит подобно покойнику. Внезапная боль от потери сжимает горло Хуайсана, и лишь силой воли он подавляет желание закричать от этого жгучего чувства. Месть за брата была всем, чем он жил и о чём думал последние годы, но теперь его разум полон мыслей о Сюаньюе: то, как он задумчиво улыбается, читая книгу, то, как солнечный свет золотыми вкраплениями сохраняется в его медовых глазах, полных обожания. Думает о том, как правильно чувствуется его ладонь в своей. Мысли о потере этого юноши болезненно отзываются в груди, пуская сотни острых мурашек по всему телу. Но разве можно ради этих сомнительных чувств, пусть и к кому-то столь чудесному и светлому, отказаться от плодов многолетнего труда? Количество унижений и изощрённых пыток, которые он прошёл на пути к этой мести, уже давно нельзя сосчитать, и Хуайсан ни за что не позволит этому пропасть зря. Не сейчас, когда до финала осталась одна маленькая деталь. Вэй Усянь. Сюаньюй болезненно стонет во сне и всякие мысли о брате и мести мгновенно покидают голову мужчины. Он мягко оглаживает лицо молодого господина, убирая влажные пряди со лба и щёк, и вливает ещё немного духовных сил, стараясь облегчить боль. — Всё будет хорошо, А-Юй, я тебе обещаю.***
Радость от того, что Сюаньюй живёт в Гусу, скоро сменяется отчаянием. Порой Хуайсан по привычке оглядывается, ожидая увидеть рядом юношу в золотых одеждах, или ворочается на постели, не в силах смириться с пустотой. Ему так хочется, чтобы Сюаньюй снова был с ним. Снова крепко обнимал во сне или переплетал пальцы на прогулке. Или хотя бы просто был рядом. Хуайсан эгоист, он знает это. У него никогда не хватало сил отказаться от кого-то полностью. Он никогда и не хотел отказываться.***
В комнате тихо. Осеннее холодное солнце освещает Сюаньюя, дремлющего в объятиях главы клана Не. Хуайсан задумчиво пропускает его мягкие волосы сквозь пальцы, надеясь, что он проспит чуть подольше. Пушистые на вид ресницы слабо подрагивают во сне, отбрасывая тень на бледную кожу щёк, и Хуайсан осторожно оглаживает их, пытаясь убедить себя, что это не сон и Сюаньюй действительно спит здесь, в его объятиях. Они не обсуждали события, произошедшие на празднике, но ни для одного из них не было секретом, что это многое изменило. Это изменило Сюаньюя. Он стал тише. Он почти не говорит, когда они остаются наедине. Всё чаще задерживается взглядом на вещах и грустно улыбается чему-то своему.Хуайсан знает, что пришёл день прощания.
Сюаньюй невольно вздрагивает от морозной погоды и прячет руки в рукавах своих одежд, надеясь хоть немного их отогреть. Хуайсан позади него внимательным взглядом следит за каждым его движением, споря с самим собой. Он пришёл в этот сад, чтобы оборвать все связи с Сюаньюем, но желание позаботиться о нём и укрыть тёплыми одеждами клана Не никак не желает покидать его. Холодные ветра злобно бьют их, пробираясь под одежду, отчего молодой господин Цзинь только сильнее запахивает верхнее ханьфу, но продолжает путь вглубь сада. Внутреннее предчувствие неминуемой трагедии скребётся в его горле, заставляя ускорить шаг. Хуайсан снимает с себя тяжёлую накидку, украшенную вышивкой тысячелистника, и, поравнявшись с Сюаньюем, накидывает её тому на плечи. Молодой господин слегка сгибается под тяжестью одежд из Цинхэ, но благодарно улыбается их хозяину. Непривычная тяжесть меховой накидки заставляет его глупое сердце забиться чаще, радуясь чужой заботе. Обещание, данное самому себе, забывается, когда рядом звучит голос горячо любимого господина, спрашивающий о его самочувствии. Сюаньюй даёт себе побыть счастливым. Возможно, последний раз. Юноша неаккуратно наступает на край тяжёлой накидки и зажмуривается, ожидая болезненного падения. Но тёплые руки, обхватившие его за талию, аккуратно поддерживают, возвращая в исходное положение. — Будь осторожнее. Хуайсан смотрит в медовые глаза напротив и чувствует, как болезненно ноет в груди при мысли о расставании с Сюаньюем. Хуайсан переплетает с ним пальцы и тяжело вздыхает, стараясь запомнить ненавязчивый цветочный запах, которым пахнет кожа молодого господина. Сюаньюй, чьи щёки стремительно краснеют от подобной близости, размыкает губы, чтобы поблагодарить своего спасителя, и в этот момент Хуайсан понимает, что больше не может сопротивляться соблазну поцеловать его. Последний раз. Он мягко ведёт рукой вверх по его спине, прижимая юношу крепче к своей груди, и наклоняется ближе, чтобы…что-то холодное коснулось его кожи.
Хуайсан удивлённо поднимает голову, как и Сюаньюй, почувствовавший холодные прикосновения на своём лице. Они оба выпрямляются, подняв взгляды вверх, и продолжают крепко держать друг друга за руки. Мужчина неосознанно делает шаг назад, когда видит на тёмной ткани своих рукавов белые хлопья. Тонкая ладонь Сюаньюя выскальзывает из его пальцев, безвольно повисая вдоль туловища, но Хуайсан даже не обращает на это внимания. Всякие мысли оставляют его разум, уступая место страху и непониманию……Это первый снег?
Сюаньюй, поражённый не меньше, внезапно вздрагивает от звука чужого смеха: жёсткого, громкого и пугающего. Предчувствие чего-то ужасного резко возвращается к нему, заставив испуганно отшатнуться от резкого звука. — Господин… — Ты ведь не веришь в эти сказки? Хуайсан этого не хочет. Ему хочется затолкать каждое своё слово себе в горло, заставить проглотить. Но он должен отомстить за брата, уничтожить человека, который посмел так поступить с его семьёй, друга, запутавшего его мерзкой ложью. Хуайсан должен сделать всё ради памяти о Минцзюэ, памяти о последнем близком для него человеке, любившем его искренне. У Хуайсана план, выполнявшийся годами, месть, планируемая днями и ночами. У него нет времени на Сюаньюя, с которым он стоит под проклятым первым снегом, как будто судьба смеётся над ним. Произойди это всё позже или в другой жизни, Хуайсан его ни за что не отпустил бы. Но сейчас у него нет выбора — Все эти сказки про первый снег и настоящую любовь. Ты ведь не веришь? — Я… Сюаньюй хочет закрыть уши ладонями, представить, что всё это — просто ночной кошмар, проделки тёмной энергии, оставшейся в его теле. Он надеялся, что уедет из ненавистного ордена брата и сможет быть рядом с господином. Не скрываться по тёмным коридорам и не молчать в присутствии Верховного заклинателя, боясь выдать тайну. Надеялся, что тёмное время закончится. Хотя бы сейчас. Пожалуйста. — Ты молчишь, — холодно заключает Хуайсан, — и это заставляет меня думать, что ты глупее, чем я считал. Но, возможно, мне следовало понять это раньше. Прежде, чем ты получил доступ к тёмным техникам. — П-почему вы говорите это… — голос Сюаньюя обрывается на последнем слове, и он замолкает, прикусив губу. Растаявшие снежинки на его лице смешиваются с обжигающими слезами и, проложив дорожку по его шее, скрываются за воротом ханьфу. Хуайсан смотрит на него с презрением, не отводя взгляд ни на секунду. — Я тебя ненавижу, — мягко улыбается он. Горечь этих слов першит в горле и жжёт губы, но у него нет права отступить. Молодой господин Цзинь напрягается, сжимая кулаки с такой силой, что нежная кожа, обветрившаяся от холода в саду, трескается на костяшках. Он ждёт, что мужчина прекратит говорить это, прекратит этот кошмар. Но Хуайсан не прекращает. Он просто смотрит на Сюаньюя: в его тёмных глазах нет ни капли раскаяния или сожаления, которые так ищет юноша. На контрасте с белым снегом фигура Хуайсана кажется угрожающе тёмной, поэтому Сюаньюй отступает назад, пытаясь сдержать судорожные вздохи. Нежность в его взгляде меркнет, уступая ошеломляющей растерянности и боли. Тёмная накидка больше не защищает от холода. — Я так хотел, чтобы ты стал мне достойным помощником, но вижу, что положился не на того, — Хуайсан впивается короткими ногтями в кожу ладони, стараясь отвлечь себя физической болью. Его горло ужасно болит, и он не может сопротивляться тому, как дрожат его губы, когда он размыкает их, чтобы нанести последний удар: — Ты ведь не думал, что я хоть секунду любил тебя? — внезапные слёзы бегут по его щекам, но Сюаньюй их не видит. Он закрывает глаза, позволяя чувству отчаяния поглотить его. Все, кого он любил, ненавидели его: семья матери, отец, брат, господин. Он больше не вынесет. Его сердце больше не вынесет. — Я тебя ненавижу, — снова шипит Хуайсан, отчего его челюсть подрагивает. — Так. Сильно. Я зря доверился тебе и зря подпустил отпрыска Цзинь Гуаншаня к такому важному делу. Хуайсан смотрит, как Сюаньюй оседает на землю, не поднимая взгляд, и чувствует…ничего. Он лишь надеется, что эти слова заставят молодого господина навсегда возненавидеть всё, что их связывало. В его груди подозрительно холодно, словно кто-то вырвал кусок плоти, оставляя зияющую пустоту, продуваемую ветрами.Пустота.
Пустота в его разуме, когда он видит Сюаньюя, сжавшегося на земле от боли. Пустота в его взгляде, когда он смотрит на подрагивающие от рыданий руки Сюаньюя, которыми он сжимает ткань возле сердце. Хуайсан сжимает возле своего. Но сердца там больше нет. Ничего не стучит в его груди, не трепещет при взгляде на самого красивого юношу в мире. Сломанная фигура Сьюаньюя посреди сада сотрясается от рыданий, пока первый снег засыпает его силуэт. Белые снежинки падают на его ресницы, мгновенно смешиваясь с горячими слезами, другие же аккуратно ложатся на его плечи и волосы, укрывая от холодного ветра. Пустота окутывает Хуайсана, заглушая все звуки, заглушая болезненные стоны, вырывающиеся из горла Сюаньюя, заглушая скрип совсем ещё белого снега, по которому он выходит прочь из сада. Хуайсан не помнит, что делает после, не помнит, что говорит и с кем видится. В его жизни теперь только пустота. И бесконечное отчаяние в чужих медовых глазах.***
К концу недели к нему начинают приходить кошмары. Хуайсану снится Нечистая Юдоль, в которой не снуют слуги и не звучат голоса. Глава клана Не видит сотни засохших цветов, лежащих на улицах, и чувствует необъяснимую тревогу, когда видит мелькающие золотые одежды. Он знает, что должен убить хозяина золотых одежд, избавиться от Гуанъяо. Хуайсан крадётся за ним по глухим коридорам и крепко сжимает в руках клинок, подаренный когда-то братом. Золотые одежды сворачивают в Главный зал, и Хуайсан, не отставая, сворачивает за ними, но в то же мгновение замирает, поражённый открывшимся зрелищем: весь Главный зал украшен белыми лилиями, которые словно светятся от редких солнечных лучей, а в его центре стоит пустой гроб. Гуанъяо проходит к нему и наклоняется, как будто рассматривая что-то, и в этот момент Хуайсан подходит сзади и точным ударом бьёт его в спину. Невиданное раннее спокойствие разливается по его телу, когда он видит первые густые капли цзиньской крови на обивке гроба. Хуайсан достаёт клинок из чужой раны и не пытается сдержать улыбку, когда видит тёмное пятно, расползающееся на золотых одеждах. Фигура Гуанъяо сначала замирает неподвижно, впившись бледными пальцами в край гроба, а затем медленно поворачивается, стирая улыбку с лица Хуайсана. Клинок выпадает из ослабевших пальцев и с мерзким звоном приземляется на пол. Звук отражается от стен долгим эхо, заглушая стук сердца в ушах. — Почему, — кровь, текущая густой струёй, капает из приоткрытых губ на белые цветы, — почему я? Хуайсан не может выдавить ни слова, глядя в такие родные медовые глаза. Его лицо обжигает от прилившей крови, и он отшатывается от Сюаньюя, не в силах отвести взгляд от уродливой раны на его груди. — Сюаньюй, я- — Неужели… моих стараний было недостаточно… — мягкий голос Сюаньюя звучит глухо, прерываемый кровавым кашлем, — я должен был умереть, чтобы получить твою любовь? Хуайсан бросается к нему, когда видит, что юноша сползает вниз, закрывая глаза, но успевает лишь коснуться кончиков его холодных пальцев, прежде чем Сюаньюй падает в ворох белых цветов. Светлые лепестки мгновенно окрашиваются в тёмный цвет, сгибаясь под тяжёлыми каплями горячей крови, густой сладковатый запах забивается в нос, и в гуще цветов Хуайсан не может отыскать даже обрывка золотых одежд. Лилии вокруг него темнеют и ссыхаются, и лишь кровь на его пальцах продолжает поблёскивать в полутьме. Хуайсан подрывается на постели, тяжело дыша, и озирается по сторонам, пытаясь осознать, что это лишь сон. Он болезненно тянет себя за волосы, стараясь взбодрить, и прикусывает губу, сдерживая слёзы. Он сойдёт с ума без Сюаньюя.***
Пятнадцатый день рождения Цзинь Жуланя — прямого наследника двух могущественных орденов, являет собой завораживающее зрелище, которое демонстрирует богатство и величие орденов Ланлинь Цзинь и Юнмэнь Цзян. Огромное количество музыкантов, танцоров и артистов бродят по улицам и коридорам, развлекая гостей и простых жителей. Из праздничных палаток доносятся зазывания продавцов и вкуснейшие ароматы традиционных угощений, а над головами гуляющих покачиваются фонарики. Гости из именитых кланов шумно переговариваются между собой, указывая на слуг, несущих горы подарков для юного наследника. Матери со строгими выражениями лиц одёргивают смеющихся и перешёптывающихся дочерей, надеясь, что их красавицы приглянутся будущему господину великих орденов. Шум толпы слышен не только на улице, но и в праздничном зале, где сидят родственники и самые приближенные друзья из великих кланов. Во главе зала сидят старшие родственники именинника, окружённые служанками в ярких нарядах, сам же Цзинь Жулань сидит за ближайшим к ним столом и весело переговаривается с двумя адептами клана Лань. За своими воспитанниками внимательно следит Лань Ванцзи, пока его старший брат негромко общается с Верховным заклинателем и его женой. Искусные танцовщицы, которых Цзинь Гуанъяо выбрал из лучших в столице, изящно покачиваются в центре зала, ловя иногда сальные взгляды стариков из уважаемых кланов, слуги без устали носят подносы с дорогими угощениями между столов. Хуайсан равнодушно наблюдает за этим мельтешением, иногда потирая уставшие от яркого света глаза. В его голове нет прежних наполненных ненавистью мыслей, которые появлялись каждый раз, стоило ему увидеть Гуанъяо. Глава клана Не скользит взглядом по имениннику, отмечая про себя, что тот с возрастом становится всё сильнее похож на мать, и хмыкает, надеясь, что цзиньская кровь не проявит себя в дальнейшем. Служанка ставит перед ним кувшин с рисовым вином и со смущённой улыбкой отходит, чтобы поставить ещё один на соседний стол. — Ванцзи-сюн, если ты не будешь пить, можешь отдать его мне, — Хуайсан подпирает щеку рукой и улыбается давнему знакомому. — Мгм, — Лань Ванцзи без лишних слов переставляет кувшин на чужой стол и негромко просит слугу принести чай. Хуайсан вливает в себя несколько чарок рисового вина и устало прикрывает глаза. Дыра в его груди становится больше с каждым часом и не даёт ему даже вздохнуть. Среди бывших соклановцев Сюаньюя ему ещё тяжелее держать себя в руках. Непослушные глаза выискивают знакомые черты в лицах юношей, облачённых в золотые одежды, и сердце каждый раз болезненно заходится в груди, когда он видит кого-то похожего. Он незаметно скашивает глаза на Лань Ванцзи и снова тяжело вздыхает: тот следит за чаинками в чаше и лишь изредка бросает взгляд на стол, за которым сидит Цзинь Жулань и его друзья из ордена Гусу Лань. Хуайсану хочется спросить, как он может быть таким спокойным, потеряв Вэй Усяня, затягиваются ли раны со временем, как ему облегчить эту невыносимую боль? Приятная слабость от вина разливается по его телу и развязывает ему язык. — Ванцзи-сюн… — М? — Второй Нефрит клана Гусу переводит на него взгляд, и все вопросы застревают в горле мужчины. В глазах Лань Ванцзи глубокая и тёмная печаль, неприкрытая ничем и такая болезненная, что Хуайсан давится вдохом. — А, нет-нет, ничего, — Хуайсан широко улыбается и машет руками, — ты просто выглядел сонным, и мне захотелось тебя взбодрить. Лань Ванцзи ничего не отвечает на это глупое оправдание и снова переводит взгляд на смеющегося Лань Сычжуя. Хуайсану хочется плакать, когда он понимает, что его боль не станет легче. Он нежно оглаживает мешочек на своём поясе, который для него расшил Сюаньюй, и переводит взгляд на луну за окном. Она кажется ему такой одинокой на небосводе, незамеченной никем на фоне праздничных огней. — Когда же это всё закончится? — тихо спрашивает он сам у себя, мечтая о дне, когда исполнит свою месть и сможет вернуть Сюаньюя. / — Всё закончится сегодня, — решительно шепчет Сюаньюй, пытаясь придать самому себе уверенности. Правая часть его лица ужасно болит после удара Мо Цзыюаня, но он продолжает грубо втирать белила в кожу, размазывая горячие слезы по щекам. В сарае мерзко пахнет плесенью и сыростью, но Сюаньюй не обращает на это никакого внимания, пытаясь найти хоть что-то, что можно использовать вместо зеркала. Он надеется, что Старейшина Илина не сильно разозлится, когда поймёт, что ему досталось столь слабое тело с изуродованным от ударов лицом. Разобравшись с макияжем, Сюаньюй трясущейся рукой достаёт из складок одежды сложенный лист и подносит его к вырезанному под потолком окошку, через которое льётся лунный свет. На потрёпанном временем листе множество неаккуратных подписей, некоторые из которых накладываются друг на друга, а в центре его — аккуратно расчерченный круг с магическими символами. Юноша изучает их, нахмурив брови, и чувствует, как холод прошивает его затылок. Он помнит боль и непонимание, которые заполнили его тело после прошлого ритуала, но он не может сдаться. Запомнив порядок символов, он решительно откладывает лист и, подойдя к центру помещения, начинает яростно расчищать место. Он швыряет ненужный хлам и пинает поднос с ужином, который не стала бы есть даже собака. Тот опрокидывается со звоном, и миска, стоявшая на нём, бьётся от пол, разбиваясь на несколько крупных частей. — Эй, полоумный! — сторожащий Сюаньюя крестьянин смачно харкает на дверь сарая и несколько раз бьёт в дверь ногой. — Если ты там не угомонишься, то я всыплю тебе палкой! И господин Мо Цзыюань мне за это только жалования прибавит, понял?! Сюаньюй вздрагивает от угроз и мотает головой. Нельзя, чтобы кто-то входил. Он не может и в этот раз не довести дело до ума. Стараясь вести себя как можно тише, он подползает к разбившейся миске и выбирает осколок поострее. Его пальцы ужасно трясутся, когда он сжимает его в ладони, но мысль о том, что удачно проведённый ритуал обрадует господина Не, заставляет его сердце трепетать. Тёмная ткань его рукава предательски трещит, когда он отрывает от неё лоскут и сворачивает его в небольшой валик. Сюаньюй запрокидывает голову и зажимает валик зубами, испуганно зажмурив глаза. С глубоким вдохом он вдавливает острый скол черепка в ладонь и резко проводит вниз, разрезая тонкую кожу. Тёмный валик глушит его всхлип, позволяя хрупкой тишине в сарае, остаться нетронутой. Тёплая кровь стекает по пальцам прямо на деревянный пол, и юноша приступает к самой ответственной части: опустившись на колени, он прикладывает окровавленные пальцы к гнилым доскам и аккуратно рисует круг, стараясь не всхлипывать, когда острые занозы пронзают мягкую кожу. Закончив с кругом, Сюаньюй выплёвывает валик и валится на спину, пытаясь переждать головокружение. Кончики его пальцев печёт от заноз из гнилого пола и стягивает подсыхающей кровью, губы пересыхают от частых вдохов и неприятно горчат, когда он проводит по ним языком. — Сейчас бы вина для смелости, — тихо шепчет он и заставляет ватное тело приподняться, чтобы продолжить работу над кругом. / Хуайсан теряет счёт количеству выпитого им на этом празднике и лишь недовольно мычит, когда его осторожно трясут за плечо. — Хуайсан, вставай! Хуайсан! — Он предпринимает слабую попытку отмахнуться, но его руки ощущаются невероятно тяжёлыми и лишь слегка отрываются от стола, на котором он лежит. — Гуаньинь нам в помощь, ты ведь совсем пьян! Эй, вы двое! Хуайсан чувствует, как его мягко отрывают от прохладного дерева и аккуратно подхватывают под руки. Его голова, словно чугунная, падает ему на грудь, поэтому, приоткрыв мутные глаза, он видит лишь край золотых одеяний напротив него. — А-Юй? Это ты? Ответом ему служат раздражённый вздох и голос Гуанъяо, приказывающий отвести пьяного главу в бывшие покои младшего господина. — Раз его тут больше нет, он вряд ли возразит, так что ведите. «И верно, — думает Хуайсан, когда его заводят в знакомую комнату и укладывают на свежие простыни, которые больше не пахнут родным цветочным ароматом, — Сюаньюя больше нет…» / Холодная ночь кажется бесконечной. Тело Сюаньюя, измученное голодом и глубокими порезами почти не слушается его, когда он садится в центр ритуального круга. Он часто дышит, пытаясь подавить нарастающую тошноту, но это почти не помогает, молодой господин Мо, лишённый по приказу брата права называться Цзинь, склоняется вперёд, чувствуя, что сознание начинает погружаться в темноту, и крепко зажмуривается. Он почти дошёл до конца, почти совершил то, что заставит господина гордиться им. Сюаньюй слабо улыбается и открывает глаза, пытаясь рассмотреть в полумраке помещения проклятую страницу с чужими записями. Помятый лист обнаруживается на самом краю круга. Ужасная слабость охватывает всё его тело, когда он тянется к бумаге, и на секунду ему мерещится, будто его сознание проваливается в темноту. Спасительная тишина кажется такой заманчивой, такой соблазнительной, что весь разум Сюаньюя на мгновение охватывает желание сдаться. Его горло жжёт от ужасной жажды, и он бессильно проводит языком по сухим губам, пытаясь хотя бы на мгновение облегчить страдания. Густая кровь, которая продолжает стекать по его пальцам из свежих порезов, кажется невероятно горячей на контрасте с холодеющей кожей. Юноша переводит взгляд на истерзанную ладонь и внезапно дёргается, заметив, что кончики его пальцев потемнели. Он пристально рассматривает их, но затем, приняв это за игру воспалённого разума, сосредотачивается на расплывающихся надписях. В полумраке помещения неаккуратный почерк Старейшины Илина кажется набором непонятных узоров, не несущих в себе никакого смысла. Внезапные рыдания поднимаются к горлу, когда он осознает, что не может разобрать ни единого слова из-за бесконечных мушек перед глазами. Лист выпадает из трясущихся рук, и Сюаньюй медленно сползает на холодный пол. Гнилые доски болезненно впиваются в мягкую кожу лица, макияж на которой расплылся от горячих слёз. С каждым мгновением ненавистная тошнота становится сильнее, и Сюаньюй прижимает ледяную ладонь к лицу, пытаясь заглушить рвотные позывы. Его вторая ладонь болезненно пульсирует, но любые попытки хотя бы немного пошевелить ей, проваливаются. Силой воли открыв глаза, Сюаньюй медленно осматривается вокруг, почувствовав слабые прикосновения к похолодевшей коже, и еле заметно улыбается: сгустки тёмной энергии постепенно наполняют сарай, просачиваясь через небольшие щели в полу, и кружат на границе ритуального круга. Сюаньюй внезапно вспоминает, что энергия не сможет подобраться к нему через красные границы, проведённые его кровью, пока не будет заключён контракт, и прикрывает глаза, пытаясь набраться смелости для последнего шага в ритуале. Тихие голоса пробираются к нему в сознание, заполняя его шумом чужих просьб и желаний, и заглушают собой все посторонние звуки. В этой неприятной тишине, разбавленной стенаниями незнакомых душ, Сюаньюй чувствует себя непривычно одиноким. Его изящная рука взмывает в воздух, сжимая острый осколок, и, резко опустившись, оставляет на бледной коже предплечья первый алый надрез.Для тёти, чьи жестокие слова растерзали сердце его несчастной матери.
Второй и третий порез он наносит, думая о той жестокости, которую эти люди творили со своими подчинёнными. Четвёртый порез он оставляет Верховному заклинателю, которого его господин так ненавидит. Голос, звучащий мягко и заботливо, спрашивает, почему он не мстит кому-то, кто виноват лично перед ним. Но Сюаньюй ничего не отвечает, чувствуя ужасную сонливость. Он переводит взгляд на израненную руку и безразлично наблюдает за тем, как густые бордовые капли крови из свежих ран смешиваются, стекая по предплечью, и срываются с его кожи, впитываясь в тёмные доски. Сердце, словно осознав, что происходит на самом деле, начинает громко стучать, вырывая Сюаньюя из забытья. Его медовые глаза широко распахиваются, когда он видит склонившегося над ним господина Не. Тёплые руки мужчины оглаживают его лицо, заплаканное и изуродованное чужими ударами, а мягкие губы мягко целуют, напоминая о давно забытой нежности. Кожа господина пахнет тёплой весной и сочными плодами шелковицы, которые они ели, расположившись в тени плакучей ивы. Сюаньюй пытается поднять руки, чтобы ухватиться за это видение, почувствовать тепло чужого тела под кончиками замёрзших пальцев, но его тело продолжает лежать безвольной куклой, теряя последние силы. — А-Юй, — голос господина звучит тихо, и Сюаньюй едва слышит его, постепенно падая в темноту, — я так сожалею об этом. Обо всём этом. О тебе, обо мне, о том, что мы совершили… Слёзы катятся из-под закрытых век Сюаньюя, когда он чувствует мягкие поцелуи на своём лице. Он так сильно устал от этой борьбы. Его дыхание становится всё более прерывистым, сильная усталость давит ему на плечи. Он чувствует липкую кровь под кончиками онемевших пальцев и пытается отвернуться от тяжёлого металлического запаха, повисшего в воздухе. Сквозь пелену слёз Сюаньюй видит тёмную энергию, заползающую внутрь ритуального круга, и переводит взгляд на лицо господина, уже не в силах различить его черты. — Я так устал… Хуайсан проводит ладонью по его лицу, мягко убирая пряди волос, и, наклонившись к его лицу, целует последний раз. — Ты можешь уже заснуть, а я побуду рядом. Сюаньюй наконец позволяет себе заснуть. Так и не поняв, что всё это время в пустой тёмной комнате был совершенно один.***
Хуайсан успевает лишь сделать глубокий вздох, прежде чем в комнате, где он ожидает собеседника, появляется Лань Ванцзи собственной персоной. — Ханьгуан-цзюнь, я… — внезапно нечто болезненное пронзает его грудь, когда он замечает, что Второй Нефрит явился не один: Сюаньюй, который, кажется, стал ещё более хрупким с их последней встречи, смотрится до омерзения неправильно в сильных руках Ванцзи, и Хуайсану приходится впиться короткими ногтями себе в бедро, чтобы не выдать недовольство. — Я правда ничего не знаю… Прикрыв лицо веером, он осторожно наблюдает за спутником Ханьгуан-цзюня, пытаясь игнорировать боль от каждого вдоха. Первое, что Хуайсан понимает, — Сюаньюй изменился. Каждый его жест кажется неправильным, словно кто-то путает порядок движений в известном всем танце. Внимательный взгляд Хуайсана скользит по фигуре молодого господина, скрытой тёмными одеждами. Шелковистые волосы, которым Сюаньюй раньше позволял свободно лежать на плечах, теперь стянуты в тугой хвост. И даже манера двигаться совершенно изменилась: изящность и мягкость в каждом движении сменились ловкостью и почти хищной грацией. Глава ордена Не почти не запоминает разговор со Вторым Нефритом Гусу, постоянно отвлекаясь на Сюаньюя, расхаживающего по комнате. Его редкие замечания и тихий смех, заставляют сердце Хуайсана биться, напоминая о том, что у него всё ещё есть причина бороться. — Благодарю вас за помощь, — Лань Ванцзи вежливо кланяется, намереваясь покинуть комнату. Информация о крепости Синлу была ему не особо полезна, но он понимает, что вряд ли узнает ещё хоть что-то от человека напротив. Хуайсан встаёт со своего места, пытаясь придумать способ их задержать. Задержать Сюаньюя, побыть с ним рядом. Его взгляд загнанно мечется от величественной фигуры Ханьгуан-цзюня к Сюаньюю, стоящему отвернувшись. — Я…— Хуайсан чувствует, как покалывает кончики пальцев от желания снова прикоснуться к Сюаньюю. Милостивые боги, как радостно бьётся его сердце просто от осознания, что Сюаньюй стоит рядом, живой. Страх, преследовавший его с той самой ночи, когда погибло семейство Мо, наконец полностью растворяется в свете весеннего солнца. — Я был рад вам помочь. Сюаньюй поворачивается, не скрывая улыбки, и Хуайсан улыбается ему в ответ. Улыбается впервые с того дня, как оставил растерзанного Сюаньюя в том заснеженном саду. Тяжёлые воспоминания болезненно режут, заставляя вновь и вновь испытывать сожаления о каждом сказанном слове, но теперь, когда Сюаньюй рядом, пережить их становится легче. Тёмные глаза Хуайсана жадно скользят по лицу молодого господина Мо, возрождая в памяти мелкие черты: непривычный изгиб губ, мягкий персиковый румянец, редкие веснушки на скулах и подбородке. Молодой господин Мо внезапно подходит к нему ближе и мягко обхватывает его ладонь. Сердце Хуайсана взволнованно замирает от этого прикосновения, и он даже не сразу понимает, что Сюаньюй вложил ему в руку сложенный лист бумаги. Ощущение от мягких рук юноши и лёгкий запах пионов, доносящийся от его кожи, словно возвращают Хуайсана в те дни, когда они, счастливые и влюблённые, сидели в дальней комнате Башне Кои и целовались, прерываясь лишь на счастливый смех. Теперь, когда их разлуке пришёл конец, он не хочет расставаться с ним ни на мгновение. — А-Юй… Юноша поднимает на него взгляд, и Хуайсан чувствует, что падает. Словно земля под его ногами в один миг стала зыбучими песками, и всё, что ему осталось, — это тонуть, не имея шанса на спасение. Ужас, преследовавший его в ночных кошмарах, возвращается снова, накрывая с небывалой силой. Хуайсан вырывает ладонь из плена чужих рук и судорожно вдыхает, потеряв тепло прикосновения. Сложенный лист падает на стол, разделяющий две неподвижные фигуры, и его лёгкий шелест словно будит Хуайсана: на тёмную столешницу приземляется вовсе не любовная записка, а вырванная страница из тёмной тетради, та самая, где рукой Вэй Усяня выведены древние символы для ритуала добровольной жертвы. Осознание трагедии постепенно набирает обороты, подкрадывается к горлу, перекрывая воздух. Хуайсан испепеляет взглядом пожелтевший от времени лист и не хочет признавать, что время ночных кошмаров закончилось.Потому что теперь его кошмаром станет вся его оставшаяся жизнь.
Яркое весеннее солнце за спиной Хуайсана аккуратно подсвечивает лицо Сюаньюя: его светлую кожу, мягкую улыбку, играющую на губах. И его глаза с родинкой на нижнем веке. Те самые глаза, которые смотрели на него с преданностью, с нежностью, глаза, которые были полны слез и непонимания в их последнюю встречу. Хуайсан смотрит в них и хочет задохнуться от боли. В ответ на него смотрят серые глаза.Перед ним стоит не Сюаньюй.
Секундой позже на Хуайсана обрушивается еще одно осознание: Сюаньюя больше нет.Конец их разлуки не настанет никогда.