Уставший

Сережа затрахался. Если выражать прямо, без утайки и мнимого спокойствия. Затрахался. Он каждый божий день открывает глаза, глядит в потолок, слушает, как трезвонит будильник и опять закрывает глаза. Нахуй это все, вот серьезно. Одиночества, как такого он не чувствует, но что-то тяжелое повисло на шее Трубецкого невидимым грузом. И он не ебет что. Юноша переводит взгляд на пол, разглядывая старый узорчатый ковер, вглядывается в жесткий ворс и морщится от того, насколько все таки темно-зеленый цвет уебищный. И глаза у него уебищные. Не то, что Кондрашины. Карий, конечно, напоминал Сереже все самое мерзкое и отвратительное, а комплиментов он и в помине не мог сказать, потому как сравнения были совсем не романтичными. До встречи с Рылеевым. Вот его глаза это вам не хухры-мухры. Его глубокие, миндального цвета омуты напоминали янтарь, смолу и все в этом роде. Нет, это все еще нихуя не поэтично, но как есть. За красивым слогом это вам к Кондратию. Сережа наступает стопами на тапки и понимает, что его жизнь пиздец сплошной, ни больше, ни меньше. Курсач, долги, пять рублей две копейки на карте, и никому, даже ему самому, не всравшаяся влюбленность в друга его друга, который ему не друг. П-и-з-д-е-ц. И все тут. — Паша, ебаный тебя в рот, — хрипит первым делом Сергей. Это уже как мантра. С этого Трубецкой день начинает, день заканчивает. Тот самый Паша и познакомил будущего юриста с Рылеевым. Загадкой было как Пестель сошелся с Кондратием, но факт того, что они дружили все приняли. С трудом, но как есть. Получить пизды от Паши не хотелось никому. Сережа как сейчас помнит: они всей дружной компанией сидели у него на квартире и ждали, когда Павлик изволит уже принести шампанское. И тут вдруг, ни с того ни с сего он приводит с собой Кондрашу. Тот зашел в комнату аккуратно, почти беззвучно, семеня за Пестелем. Этот придурошный представил Рылеева как "Господина литератора" и съебал на кухню. Кондратий был взъерошенный, напуганный и удивленный. Он, казалось, и сам не понял как очутился в квартире Трубецкого. Да и поебать. Сережа тогда глаз оторвать не мог от этого чуда чудесного. — Я Сережа Трубецкой, будем знакомы, — подорвался с дивана юноша, протягивая ладонь в знак приветствия. — Кондратий. Рылеев. И я тебя знаю, ты с юрфака, — он улыбнулся в ответ, оплетая пальцами руку Сергея. Кожа у него была дико нежная, в отличие от сухой сережиной, а голос... С этого, собственно, все и началось. Кондратий оказался вовсе не милым пай-мальчиком, не, нихуя. Тот оказался припизднутым активистом. Тем самым, который один-единственный приходит на пару, когда вся группа решила съебать. Тем самым, который записывает истории в инстаграм прямо из автозака. Тем, блядь, самым, который на митингах бывает чаще, чем у себя дома. И это все — охуенно. Кондратий — охуенный. И это факт. Вкупе со всей этой ебанутостью, Рылеев натурой оказался чуткой, обидчивой. Расстраивался, когда кто-то не желал слушать, как он читает стихи. Почти плакал, когда кто-то говорил о трагических судьбах революционеров. Странный типчик, в общем. И Сережа был влюблен пиздец как. Телефон, подключенный к зарядке разразился навязчивым жужжанием, а затем из динамиков полилось "Я ебу собак". Замечательно. Просто чудесно. — Алло, привет, Пестель. Да, я уже проснулся. Нет, денег в долг не дам. Раз-два-три нахуй ты иди, — на одном дыхании выдает Сережа, потому что именно этот рингтон поставил ему сам Паша. — Привет? — Выдает голос нихуя ни Павлика. — Здрасте, — вновь здоровается Трубецкой. — Если этот укурыш проебал свой телефон то, прошу, сдайте его в ломбард. Так ему и нужно будет. — Это я, Кондратий. Который Рылеев, ты помнишь? — Неуверенно тянут на том конце. Блять. Б-л-я-т-ь. — Ебаный в рот, — скороговоркой выругивается Сергей. — Да, помню. Тебя сложно было не запомнить, Господин литератор. — Приятно слышать, — Трубецкой чувствует, как Кондраша улыбается. — А ты чего с пашиного звонишь? — У меня телефон сломался, — грустно отвечает юноша. — Ясно, — тупо хрипит Сергей. Ну, ебать, звание самого тупого диалога в мире присуждается, так сказать. — Ага. — А ты что у него забыл с утра пораньше? Если решил его грабануть или убить — действуй. Я помогу скрыть улики, — в шутку говорит Трубецкой. А может и в серьез, Сережа пока не решил. — Ну, все вчера разошлись, а мне поздно было уже. В общагу бы не пустила коменда, вот я и остался. Тут еще Каховский. — И чего ты звонишь? — Хмурится юноша, с одной стороны ликуя внутри, а с другой... — Пошли на свидание? — Сергей готов поставить сотку — Кондараша сейчас морщится от неловкости. — Пошли, — блять, это не то, что он планировал ответить. — Если вы сейчас все дружно играете в ПилиД и это такое задание, Кандратий, моли Бога и беги до Китайской границы. — Нет, не шутка, — пискнул Рылеев. — Ладно. Пошли на свидание? — Посмеивается Трубецкой. Ситуация пиздец абсурдная, он это их с Кондрашей будущим детям рассказывать будет. Мол, так и сошлись ваши отцы-пидорасы, а вы что-то романтичное ожидали? Не, нихуя. — Да. Пошли, — рассмеялся Рылеев в ответ. — А что, так можно было? Шарм у этой любовной поебени все же есть. Сереже нравится.