Зима — счастливое время

Зима в России — самое счастливое время. Так вы сказали, Мишель. С этих слов всё и началось... С самого утра густо валил снег. В девятом часу вечера город утопал в сугробах. Как богатый умирающий старик, как дышащий на ладан полутруп, Петербург задыхался и сипел под пышным пуховым одеялом, шарил пустым взором по лицам окруживших его наследников, болезненно-чутко вслушивался в каждый их шепоток, каждый смешок. Мы мнили себя наследниками этого седого тирана. Бесцеремонные, весёлые, полные надежд, мы скитались по тёплым квартирам и холодным улицам, не делая различия, без оглядки на приличность. Хохотали в полный голос и дышали как не принято — свободно, полной грудью. Дурачились, как мальчишки, пока ехали на санях к N. Вы швырнули снежком в какого-то важного господина, и бродяга, видевший это, пустился наутёк, чтобы не подумали на него. Смех. Отпустили извозчика в зимние сумерки, остались на набережной Мойки одни, я вдруг решился и впервые поцеловал вас. Как полыхнули огнём ваши глаза, Мишель. Какое это было счастье, какое откровение — наконец признаться, распахнуть душу и получить безоглядное «да» в ответ. Снова смеялись. Насилу загнали себя в тёплое нутро особняка — так хотелось оставаться в уличном холоде, который цвёл весной. Был изящный ужин, пустые разговоры при свечах и карточная игра. Потом сидели за столом в гостиной, пили чай. Хорошенькая хозяйка дома щебетала — экзотическая птица, окружённая фазанами и курицами. Графиня с воспитанницей внимали разглагольствованиям R. Бравый гусар склонился над альбомом и, наморщив могучий лоб, вписывал в него вирши. Все знали, что он не сочинил их, а купил, и находили это не пошлым, но милым. Смех, перестук фарфоровых чашек, шуршание подолов. Вам это смертельно надоело. Взор наполнился злостью, стул резко чиркнул по паркету. Вы ушли к окну, я — следом. Это был миг истины. Уже несколько дней длилась наша fermer la connexion*. Я только что признался в любви, был ошеломлён ответным чувством, но всё же не мог открыться до конца. Сердце принадлежало вам, но умом я полагал вас слишком... Слишком неискушённым для политики. И ошибся. Вы смотрели в окно. Снег больше не валил, небо расчистилось, ярко светила луна. Мойка в оправе чугунного кружева была красива — искрящиеся снега напоминали рождественскую ризу, расшитую жемчугом и серебром. Но вас как будто занимала только прореха на ризе — взгляд ваш был прикован к тёмной потревоженной полынье, полной чёрной воды. — Mon cher* Мишель, — с улыбкой сказал я. — Вы сейчас достойны соперничать с Юлием Цезарем, взирающим на Рубикон. Что вас заботит? И едва я успел задать вопрос, как вы ответили. Но ответили невпопад, всё так же задумчиво глядя на полынью. — Зима в России — самое счастливое время, — ответили вы. — Зимой много снега, под ним и правды не разглядеть, и лжи не видно. А в России и то, и другое имеет одинаковый — горький — вкус. Вы не находите? Я кивнул, снова ошеломлённый. Вы смотрели на меня внимательным ясным взором. Чёрные полыньи в подтаявшем льду. Какое это было счастье, какое откровение — наконец я мог признаться вам во всём... _____________________________________________________________________________________ * - тесная связь * - мой дорогой