Выгребная яма

— Хияма-а-а! От неожиданного крика Хияма подскакивает и бьётся лбом о днище тачки. В который раз это с ним уже происходит? Не внезапные синяки, а вусмерть пьяный Вакана. — Что, опять? — вздыхает Хияма. Вылезать смысла нет — у Ваканы одна песня каждый раз, можно даже и не спрашивать. — Она от меня ушла, — убитым голосом заявляет Вакана и съезжает по задней двери прямо на бетонный пол. — Пей больше, я тоже уйду, — философски хмыкает Хияма, подкручивая неподдающуюся гайку. — Тебе тут что, мозгоправка? — Хияма, скажи честно, ты мне друг? Хияме хочется выматериться, выставить пьяного Вакану под зад за дверь и закончить с тачкой — её завтра сдавать клиенту, а подвеска всё ещё дребезжит, как мелочь в банке «на отпуск». — А кто ж ещё? Дальше можно не слушать, потому что подобные жалобы настолько часты, что Хияма может рассказать всё вместо самого Ваканы. Его не понимают, не слушают, не уважают, а он из-за этого пьёт. Ну хоть не бьёт, и то хорошо. Хотя сам Хияма бы его вздул — для профилактики и вставления мозгов на место. Дурак дураком же. — Зачем вообще женился тогда, а? — И был бы как ты, — ворчит Вакана. — В одиночестве, в масле и в обнимку с железками. Хияма наугад пинает его ногой и, судя по сдавленным ругательствам, неплохо так попадает. Он любит свою работу и никому не позволит её оскорблять. И Вакане тоже. — Даже Хирацука женился! — Он-то самый главный авторитет в этом вопросе, — закатывает глаза Хияма. — Ключ подкинь. В бок неприятно въезжает тяжёлый разводной ключ, и Хияма шипит. Месть явно удалась. Сука ты, Вакана. — Я сказал «даже». Что я, хуже Хирацуки? На этот сложный вопрос Хияма предпочитает промолчать. — Ты тут наверняка всех цыпочек оприходовал, что тачки тебе пригоняют, — вздыхает Вакана. — Давай я тебе помогать буду? «Ебать несуществующих цыпочек или всё же чинить машины?» — вертится на языке, но Хияма молчит. Вакане сейчас не особо нужны ответы, а уж тем более правда. Большинство клиентов Хиямы — мужчины за пятьдесят, и своих «цыпочек» они с радостью вверяют в мозолистые и пропахшие маслом руки Хиямы. С одной из них он как раз в данный момент и ебётся. — Ты спать не хочешь? Там за стеллажом... — Вакана его не слушает, перешагивает через ноги и заваливается прямо в салон, — ...остатки дивана, прилёг бы, — растерянно заканчивает Хияма. — Блядь. Он рывком выезжает из-под машины и тянет Вакану за ногу. — Ты охренел, сука?! Ты знаешь, сколько она стоит? Наблюй мне ещё прямо тут! Вакана поворачивает голову набок и опасливо косится на Хияму. И не шевелится. Ещё бы ему шевелиться — столько выжрал. Там голова уже не только кругом идёт, но и оторваться грозит. — Ладно, — вздыхает Хияма. Обходит машину кругом и открывает дверь. — Иди сюда. Или ползи, что получится. Он аккуратно подпихивает Вакане под голову собственную куртку и старается повернуть его так, чтобы уж если бы блевал, то не в машину. Вытаскивать тяжеленное тело ему не хочется — надорвётся, не иначе. Или уронит. Пара синяков мозг не вправят, но на душе у самого Хиямы точно легче станет. Можно ещё ключ сверху кинуть, чтобы уж наверняка. Вакана затихает мгновенно, словно цель его сегодняшнего вечера — задрыхнуть в корвете пятьдесят седьмого года. Вот только бы не наблевал... На чистке салона разориться можно будет, и плакал тогда запланированный отпуск. Хияма вздыхает и поправляет куртку под головой Ваканы, аккуратно стирает с щеки пятно и садится рядом с тачкой, вытянув ноги. — Ты такой идиот, знаешь? — говорит он и вытаскивает из кармана сигареты. Владелец машины курит, так что не страшно, можно не выходить на улицу. Щёлкает зажигалкой и затягивается. — Неужели нельзя просто придти домой и лечь спать? Обязательно сюда тащиться, да? Вакана крепко дрыхнет и не думает отвечать. Вцепляется в куртку, словно её будут отбирать, и сопит. Если бы не ситуация, из-за которой он здесь оказался, на сердце у Хиямы было бы тепло. Но от вида пьяного Ваканы каждый раз хочется блевать. Что в первые разы, что сейчас. Неужели нельзя проспаться в кровати, а потом уже приходить? Или не приходить. Хияма сам не понимает чего именно хочет. — Это сейчас ты в коллекционной тачке дрыхнешь, а в прошлый? На куче засаленного тряпья. Тебе с себя не противно? Идиот. Сигарета осыпается пеплом на штаны, и Хияма отряхивает их. Затягивается ещё пару раз, ласково и грустно гладит Вакану по щеке напоследок. И возвращается под машину — работу никто не отменял. Заканчивает он под утро. Распинывает протестующего Вакану и отправляет его спать на продавленный диван за стеллажом — дальше пары метров тот уйти не в состоянии. Проветривает гараж и тачку, приводит себя в чувство холодным душем и парой банок крепкого кофе. И, уже вернув «цыпочку» хозяину, пинает Вакану в бок. — Бля-я... — тянет тот и щурится на яркий свет. — Что вчера было? — Ты нажрался, припёрся ко мне в мастерскую и заявил, что от тебя ушла жена. Потом ныл и заснул в коллекционном корвете. На лице Ваканы — ужас. — Я там не наблевал?.. — Мои нервы и деньги в безопасности, — усмехается Хияма. — Воды? Таблетку? Домой? — Спать, — зевает Вакана и зарывается лицом в куртку, которую утащил с собой из машины. Грязную, вонючую, совсем не подходящую на роль подушки. Идиот. Можно переложить его голову себе на колени, но нужно ли это? Пусть спит так, проще будет. Всем. Хияма садится рядом и зевает, поправляет съезжающую куртку, когда Вакана резко открывает глаза. — От меня ушла жена? — Да блядь. Ты ещё не проспался? Два года назад она от тебя ушла, идиот. — Хияма несильно пихает его кулаком в челюсть. — Только не начинай снова, ещё одной порции за сутки я не вынесу. И вот так каждый чёртов раз. Даже отсутствие жены ничего не поменяло: просто раньше Вакана жаловался, что она его не понимает, а теперь — что она ушла. Он напивается и приходит к Хияме в мастерскую, как тогда, в самый первый раз. Они даже целовались в машине, а наутро Вакана всё забыл. Хияма не стал напоминать. А потом ещё несколько раз. Удобно, когда ты пьян и не отвечаешь за свои поступки. Удобно утром не помнить. Хияма тогда злился и радовался одновременно: пусть хоть как-нибудь, но он был рядом с Ваканой. Почти вместе. Жалкий суррогат того, чего он хотел на самом деле. Сейчас они вместе, но это мало что меняет. Разве только то, что теперь Вакана всё — или почти всё — помнит утром. Он и те — самые первые — поцелуи тоже помнит, думает Хияма, но ничего не спрашивает. Незачем. — И как ты меня терпишь? — слабо улыбается Вакана и накрывает кулак Хиямы ладонью. И тут же меняет тему: — Ты в курсе, что Хирацука развёлся? Меньше всего Хияме хочется слушать про чьи-то разводы, в памяти ещё жив развод самого Ваканы: дом подели, машину подели, ну хоть детей не было. И беспробудные запои Ваканы. Тащить всё на себе было не сладко, но и выгнать Вакану Хияма не мог — кому этот дурак нужен? Ему вот разве что. Очень. А потом Вакана словно проснулся и заявил, что никуда не уйдёт. И пить бросит. Но каждый раз, когда он срывается, их обоих словно отшвыривает на два года назад: когда Вакана ещё не развёлся, а Хияма уже свыкся с чувством горечи на сердце. Паршивые ощущения. — Знаешь, — задумчиво говорит Хияма и отбирает свою руку у Ваканы. — Я сегодня нажрусь. — Что? — тот в недоумении поднимает взгляд. Хияма почти не пьёт, а если и пьёт, то не так много и контролирует себя. — В говно нажрусь, говорю. Приду под утро и буду тебе рассказывать, как любил тебя все эти годы и ждал, как последний идиот. Так себе повод рассказать о том, что накипело за всё это время, да и вряд ли он найдёт понимание. Скорее всего, Вакана сам нажрётся с ним за компанию, а дальше... Дальше будет как обычно: «Хияма-а-а, она от меня ушла!» Каждый раз, когда Вакана напивается — в одиночестве, в каком-то задрипанном баре, — он думает, что вернулся назад, в тот день, когда от него ушла жена. В тот день, когда они с Хиямой впервые переспали. И вот тогда Хияма думал, что это его самый счастливый день, теперь же — ненавидит его. — Что? — снова тупо переспрашивает Вакана. — Забей, — говорит Хияма. — Пошли уже домой. Спина заболит, если будешь тут долго спать. Он не знает, что делать с их отношениями: убивать долгожданное жалко, а лечить — уже бесполезно. — Прости, — Вакана обнимает его со спины. — Это был последний раз. Вот только это «прости» Хияма слышит уже далеко не впервые. Кажется, он начинает понимать бывшую жену Ваканы. — Ты сам-то себе веришь? Я по шагам уже узнаю, когда ты так надираешься. Вакана лишь сильнее сцепляет руки на животе Хиямы и утыкается лицом в затылок. Сопит, ероша дыханием волосы. Раньше от этого замирало сердце, сейчас же хочется засунуть Вакану сначала в душ, а потом досыпать. — Прости. Раскаивается Вакана искренне. Старается не пить, но через неделю или две всё равно срывается: скучная и несложная работа, вечно занятой Хияма, куча свободного времени. И какое-то дерьмо в голове. Им нужно что-то менять — всё и сразу — или тупо продолжать захлёбываться в собственном отчаянии. У ворот мастерской раздаётся визжащий сигнал, и они оба вздрагивают. — Потом поговорим, у меня клиент. — Хияма выбирается из объятий. — Иди поспи. Вакана молча остаётся сидеть на диване. «Ну и хрен с тобой», — думает Хияма. Сейчас уж точно не время заморачиваться — нужно работать. Если Вакану попрут из офиса за запои, им сильно придётся ужаться, чтобы жить на доходы Хиямы. Аренда мастерской и квартиры бьёт по бюджету довольно ощутимо, ему б клиентов побольше, тогда можно бы не переживать. — Доброе утро! — громкий и весёлый голос кажется Хияме знакомым, но человека не видно из-за раздолбанного минивэна. — У меня тут что-то отвалилось, теперь всё гремит и гудит, и... О-о-о, Хияма! — Кавато?! Они не виделись с самого выпуска, но над Кавато время словно бы не властно: такой же придурок с широченной улыбкой. И Хияма улыбается ему в ответ. Как будто возвращается в школьные годы, когда заветной мечтой был Кошиен, а из всех проблем — отбить мяч хоть как-нибудь. — Не знал, что ты здесь работаешь, а то бы раньше заехал, — улыбается Кавато. — Машина всё время ломается, но ты-то сумеешь сделать всё как надо! Хияма хмыкает — он в себе никогда не сомневался, но сейчас чувствует особое воодушевление. Прямо как раньше: как будто море по колено, если Кавато рядом. — Где вы взяли эту развалюху? — спрашивает Хияма, обходя минивэн вокруг. — Такое и на свалку выкидывать неприлично. — О, это подарок бейсбольному клубу от одного из выпускников. Мы её немного сломали. Раз или два, — Кавато непринуждённо облокачивается о переднюю дверь, и машина поскрипывает, словно чует враньё. «Или все десять», — думает Хияма, заглядывая внутрь. Всё же целая команда придурков способна ушатать всё, что угодно, в рекордно быстрые сроки. А вслух он лишь замечает: — Пиздец. — Доверяю тебе наше сокровище, — Кавато звенит ключами и протягивает их Хияме. Позади раздаются тяжёлые шаги, и Кавато с любопытством выглядывает из-за плеча Хиямы. — Кавато?! — Вакана! — Он снова улыбается так, что ещё чуть-чуть и лицо треснет. Обходит Хияму и сжимает руку Ваканы обеими. — До сих пор дружите? — Да... Дружим, — сникает тот. Хияма и сам бы не смог признаться, какие на самом деле их связывают отношения. Это не то, что можно рассказать бывшему учителю при встрече. Да и вообще кому угодно. Никто не знает, что они с Ваканой вместе. Они ведь просто... Дружат. Да. Вакана как раз похож на человека, который прячется от семьи у друга после знатной попойки. Кто угодно поверит. — Праздновали вчера что-то? — спрашивает Кавато. Сам бы Хияма уже давно как минимум наморщил нос или сказал бы что-то про помойку, от которой пахнет лучше, чем от Ваканы. Но это же Кавато. — Ага, — отвечает Вакана кисло. — Моё увольнение. — Блядь, — рычит Хияма, отпихивая Кавато, и хватает Вакану за воротник мятой рубашки. — И когда ты собирался об этом сказать?! — До приезда Кавато? — Он прячет глаза и снова выглядит донельзя виноватым. Как будто им было мало проблем! — Отлично, — радуется Кавато и хлопает их обоих по плечам. — Это отличная новость. — Дурак совсем? — огрызается Хияма. — Жить теперь на что? — Цуджи-сенсей уволился в конце года, так что Вакана теперь может занять его место, — Кавато просто сияет, и гнев Хиямы быстро остывает. Может, и в самом деле попробовать? — Ха-а? — а вот Вакана выглядит растерянным и недоумевающим. — У него образование не то, — вспоминает Хияма и сердито цокает языком. — Зато подготовка на месте, с физкультурой справится! — не отступает Кавато. — И с бейсбольным клубом мне поможет, Икэбэ-сенсей не успевает. У тебя получится, Вакана, я верю в тебя. Природа не знает умирания, — Кавато поднимает палец вверх и заканчивает почти торжественно: — Всё, что ей известно — это трансформация. Вернер фон Браун! Хияма всё ещё смотрит с сомнением. С запоями и нынешней физической формой Вакане место физкультурника точно не светит, но, послушав Кавато, можно ему и поверить. — Анию бы попросили, что сразу я? У них с Яги как раз мелкий родился, деньги нужны, — пытается съехать Вакана, и Хияму это бесит. Опять пытается сбежать, чёртов придурок. — Тебе, — «нам» повисает в воздухе невысказанным, — тоже деньги нужны, идиот! Вакана лишь пожимает плечами. Кажется, ему совсем без разницы куда идти и что делать, лишь бы отстали поскорее. — Договорились, — говорит Кавато. — У нас сегодня внутрикомандная игра, так что, Вакана, жду тебя к десяти. Тот хмурится — планы доспать летят к чёрту, но Хияма пихает его в бок: даже не вздумай отказываться, урою! Домой Вакана возвращается лишь под вечер, когда Хияма уже лежит пластом и кроет минивэн Кавато последними словами. Такую рухлядь подсунуть! Да он с этим возиться будет неделю — не меньше! — Я дома! — кричит Вакана от двери, и Хияма напрягается по привычке. Но нет, всё в порядке. Трезвый, взъерошенный и уставший Вакана лезет целоваться. — Фу блядь, помойся. Ты что, вместе с ними играл? Вакана довольно улыбается. — Два хоумрана! — Питчер паршивый или ты всё же не забыл, как держать биту? — язвит Хияма, у которого день не задался ещё со вчера. — Нахер иди, — беззлобно обрывает его Вакана и устраивается головой на животе. — Я уже и забыл, насколько это здорово — играть. А Хияма уже и забыл, когда Вакана возвращался домой трезвым и таким довольным. Что пьяные жалобы, что трезвые — одна хуйня. Плохо, скучно, денег опять нет. Они ссорились каждый вечер, но сегодня — сейчас, — Хияме даже не хочется ругаться из-за увольнения и очередной пьянки прошлым вечером. Может, перемены помогут им вылезти из той ямы с дерьмом, в которую они провалились? Кавато заглядывает почти каждый вечер, а Вакана хвастается ему своими тренировками, будущими планами и тем, как они снова попадут на Кошиен. Хияма в такие моменты старается даже не поднимать головы от машины, потому что знает: ещё неделя, может, две — и Вакана сорвётся. Всегда срывался. Но с началом учебного года всё становится только лучше и лучше. Вакана целыми днями пропадает в школе: встаёт даже раньше Хиямы, а возвращается домой совершенно вымотанный. Они разве что спят вместе — рядом, просто рядом, потому что подготовка уроков и тренировок занимают у Ваканы всё время. Иногда у Хиямы мелькает мысль, что лучше б тот бухал. Пусть это бесило, но у них было время друг на друга. А сейчас эта сияющая рожа даже раздражает — что за Кавато два ноль? — Я дома! — кричит Вакана с порога, и Хияма, устало выдохнув, отворачивается к стене: сегодня тоже трезвый, даже удивительно. Вакана возится в кухонном уголке, потом напевает какую-то хуйню в душе — ведь даже голоса нет, позорище. А когда падает рядом на футон, Хияма почти спит. Поцелуй в шею он пропускает, а вот наглую руку на животе игнорировать уже не может. — Отвали, а? У меня пиздец всё болит. И Вакана молча отваливает — словно не очень-то и хотел, словно зачем-то решил исполнить забытый ритуал с приставаниями. — Думаешь, ты один тут такой уставший? — хмыкает он, растянувшись за спиной Хиямы. — Поэтому мы сейчас будем спать, а не трепаться. — Блядь, тебе ничем не угодишь, — ворчит Вакана со злостью. — Пью — ты недоволен, не пью — тоже. Что за хуйня, а? — Отвали. Хияма закрывает глаза и меньше всего хочет продолжать разговор. Он не может понять самого себя — нужно радоваться за Вакану, но внутри словно что-то гложет и не даёт жить спокойно. Раньше всё было проще: неделя спокойствия, пьяные разборки, потом снова неделя-две. И заново, заново, заново... Это было привычно, Хияма знал, чего ожидать. А сейчас он словно накручивает себя ожиданием очередного пиздеца, живёт с вечным подозрением: сегодня или нет? Вслушивается в шаги возвращающегося Ваканы и уже даже хочет, чтобы тот нажрался. Тогда должно отпустить. — Знаешь, я сейчас даже понять не могу откуда у меня раньше было время бухать. И силы. Хияма хмыкает и молчит. Одно дело — плевать в задрипанном офисе в потолок, совсем другое — возиться с толпой малолетних оболтусов. Сам Хияма ни за что бы в такое не полез, нахуй надо. В памяти ещё живо то, какими идиотами были они сами. И что было бы, не появись в их жизни Кавато. Прямо как сейчас. — Я курить бросил две недели назад, а ты и не заметил. Реплики уходят в пустоту, потому что Хияма отвечать не намерен — он крепко-крепко спит. Ответишь раз — затянется на час. А потом они обязательно поссорятся, всегда ссорились, Хияма это помнит. Но вот то, что Вакана бросил курить, он действительно не заметил. Хияма прикусывает губу и засовывает сжатый кулак под подушку. Не только Вакана тянул их жизнь на дно, но и он сам тоже — признавать разве что не хотел. — Спокойной ночи, придурок ты злобный, — нежно говорит Вакана и сгребает Хияму в объятиях, утыкается носом в спутанные длинные волосы и мгновенно вырубается. Наутро Хияме даже хочется извиниться за вчерашнее, но Ваканы уже нет дома. Смятая постель, гора посуды на столе и записка на холодильнике «не жди меня», написанная крупным неровным почерком. Хияма хмурится и комкает записку в кулаке. Сегодня суббота, как раз тот день, в который Вакана всегда нажирался. И сразу же становится понятным и его поведение вчера — заранее извинялся, и записка эта дурацкая. Дождался, блядь. Вот только времени на то, чтобы вылавливать этого придурка по барам, нет. То ли Кавато устроил рекламу его мастерской, то ли просто так получилось, но чёртовы раздолбанные тачки сыплются на Хияму, не переставая. Он скучает по вылизанным коллекционным корветам, но не жалуется. Деньги есть деньги, а заработаны они парой подкрученных гаек или сорванной спиной — дело десятое. День выдаётся преотвратным: он заканчивает с очередной развалюхой, в хлам ссорится с клиентом, который ожидал, что Хияма отремонтирует его разваливающуюся тачку до состояния «с конвейера», и почти отрубается под днищем того самого корвета — опять подвеска разболталась, ездить по бездорожью нужно меньше, но Хияма рад этим деньгам — в котором последний раз спал Вакана. Шаркающие пьяные шаги он ни с чем не спутает: дойти до ворот, опереться на них. Подождать пару минут и войти в мастерскую. Хияма сжимает кулаки и медленно выдыхает. Действительно дождался: Вакана никогда не изменится. Хочется вылезти из-под машины, отвесить таких пиздюлей, каких Вакана не получал со времён старшей школы, когда они творили, что хотели. Злость и разочарование накрывает волной, давя собой тихое «я был прав». И вообще, нахуй всё: и пьянки эти, и жизнь их. И самого Вакану. Надоело. Он выныривает из-под тачки одним движением, хватает, что под руку попадается, и опирается о капот. Будь они трезвее, моложе и не такими заебавшимися — посмеялись бы. Совсем как злая жена, только вместо сковороды — тяжёлый разводной ключ. — Что, опять она от тебя ушла? Вакана поднимает мутный взгляд и выглядит препаршиво: грязный, взъерошенный. Как всегда, когда напивается. — О чём ты? Хочется двинуть ему в челюсть этим самым ключом. Злость уже не просто клокочет — кипит, вырывается. Окончательно сносит крышу. — О жене твоей, блядь. — Мы почти три года в разводе, придурок, — Вакана смотрит с подозрением, в несколько шагов преодолевает разделяющее их расстояние и приближает лицо практически вплотную. — Ты что, нажрался? Хияма моргает. Он что, только что ошибся в своих подозрениях? От Ваканы не пахнет алкоголем: потом, пылью, ещё какой-то фигнёй. Но не алкоголем. — Ну ты и идиот, — смеётся Вакана и утыкается Хияме лбом в плечо. — Отвали, — отпихивает его Хияма. — Хули ты выглядишь как последняя пьянь? Любой подумает, что ты собрал все бары в районе. Вакана смущённо хмыкает и потирает шею. — Возился с новеньким, отбивать вообще не умеет: стойка ни к чёрту, даже биту нормально держать не может. Совсем как ты когда-то. Но уж я-то его научу. Горделивая улыбка снова заставляет кровь вскипеть и замутить разум. Ключ гулко падает на пол, а сам Хияма вцепляется в воротник рубашки Ваканы и тянет его на себя. — Как же ты, сука, бесишь, — рычит он. — Лучше б нажрался, а не вот эта вся херня! В глазах Ваканы непонимание и злость. Они сейчас как спичка у цистерны бензина: одно неверное движение — и всё взлетит на воздух. Терпение у Хиямы заканчивается, больше всего ему хочется жить спокойно, а не ждать, пока жизнь снова покатится под откос. А она обязательно покатится. — Иди ты нахуй, — бросает Хияма и отталкивает Вакану от себя. — И из жизни моей нахуй вали тоже, заебало ждать непонятно чего! — Ты ёбнулся?! Тяжёлая хватка за ворот куртки останавливает Хияму лишь на мгновение: он выворачивается ужом и отступает на пару шагов. — Не я один, — цедит сквозь зубы и, выхватив из рук Ваканы куртку, выскакивает на улицу, игнорируя крики, летящие ему вслед. Нахуй отсюда, иначе он точно кого-нибудь убьёт. Пройдя пару кварталов, Хияма понимает, что вспылил зря. Что можно было просто успокоиться, поговорить, признать свою ошибку. Вот только его всё равно гложет сомнение: не сегодня, так в другой раз Вакана сорвётся. Не на этой неделе, так на следующей. Хияма столько раз пытался поверить в него, что сил уже не осталось. Может, это и к лучшему. Сейчас он дойдёт до бара, посидит там пару часов, а когда вернётся, Ваканы в его жизни больше не будет. От этой мысли хочется что-нибудь сломать или набить кому-нибудь морду — лучше всего самому Вакане, — но Хияма заставляет себя идти всё дальше и дальше от мастерской и дома. От Ваканы. Пусть хоть расстанутся они без мордобоя. Почти спокойно. Вакана должен, просто обязан его послушаться и свалить нахуй. После того, как Хияма себя повёл, — уж наверняка. На улицах мало людей, но Хияме без них хорошо. Эти улицы слишком тёмные, чтобы кипеть жизнью, слишком отдалены от центра, чтобы заинтересовать кого-то, кроме мелких хулиганов. Хияме даже хочется нарваться на парочку, чтобы выместить на них разочарование и боль. Возможно, этот вариант даже получше, чем напиться. Но до самого бара ему не попадается никого, кроме редких прохожих, испуганно от него шарахающихся. Хияма трёт щетину на подбородке и одёргивает грязную куртку — возможно, поход в бар в рабочей одежде не самый лучший выбор, но кому какое дело? В той дыре, в которую он сейчас направляется, всем точно насрать, как он выглядит, лишь бы платил. Дверь в бар находится в тёмном переулке, и Хияма с силой толкает её, открывая. Действительно, дыра. Он был здесь раз или два, когда забирал напившегося до отключки Вакану, а сейчас пришёл сам, добровольно. Не придумал ничего лучше, чем нажраться в том месте, которое послужило и началом, и концом их с Ваканой совместной жизни. Достаточно символично. Хияма садится в конце стойки, подальше от входа, и заказывает пиво. Пока что сойдёт и так. Здесь почти темно: работает лишь пара ламп у двери да по полкам бара тянется лента подсветки. Воздух тяжёлый, спёртый. Жарко. Зато пиво холодное. Хияма сразу выпивает половину и кивает бармену повторить. Прислоняется виском к запотевшему бокалу и закрывает глаза. Может, когда-нибудь ему всё же станет легче? Не нужно было вообще ввязываться во всё это. У него есть работа, которую он любит, какие-то мелкие желания, немного амбиций. И чёртов Вакана, которого Хияма знает почти всю свою жизнь. И с которым не расставался дольше, чем на месяц. Поначалу ведь все думали, что они с Ваканой пьют вместе, так часто тот наведывался в мастерскую. Может, было бы лучше, если б они так и делали? Хияма хмыкает и допивает пиво. Пена на бокале сползает ошмётками, и это очень похоже на то, что осталось от их жизни. Его жизни. Какое-то невнятное говно. Бармен ставит новый бокал рядом, и Хияма благодарно кивает ему. Можно попробовать выпить залпом, а дальше уже сидеть и методично надираться. Его-то теперь точно никто ждать не будет. — Ты ж Хияма, да? — раздаётся над ухом нетрезвый голос, заставляя обернуться и встретиться взглядом с Энацу. — Ты, блядь, что тут делаешь? — вырывается прежде, чем Хияма успевает подумать. Меньше всего он ожидал встретить тут кого-то из знакомых. А рожу Энацу ему тем более не хочется видеть до конца своей жизни. Как был уродом, так и остался, что бы там другие ни говорили. — То же, что и ты, — скалится Энацу и садится рядом. Опирается локтем о стойку и наклоняет голову набок. — Теперь ты вместо Ваканы будешь? — Отвали, — отворачивается от него Хияма. Энацу хмыкает. — Вакана тоже так говорил, а потом ничего, втянулся. Говорил, что лучшего собутыльника ему не найти. Эта сука ещё и с Энацу бухал. Хияма медленно выдыхает и отпивает из бокала. Один он пил, как же. Хочется встать, вернуться в мастерскую и набить Вакане рожу — за враньё. — Отъебись от меня, — тихо рычит Хияма. — Да ладно тебе. Посидим, выпьем, вспомним прошлое. — Ты ещё скажи «забудем обиды»! Энацу закатывает глаза и смеётся: громко, до слёз. Разливая на себя пиво. — Всё кличку забыть не можешь? — спрашивает он, отсмеявшись. — Как будто ты сам был меньшим дураком. На самом деле Хияме похуй и на кличку, и на эту вынужденную компанию. Его бесит, что Вакана бухал с Энацу, а не с ним. Но нет, именно Хияме доставалось всё самое «приятное»: забирать ничего не соображающее тело, выслушивать пьяные бредни на трезвую голову, возиться с похмельным Ваканой... А было ли у них вообще что-то, напоминающее нормальную жизнь, а не существование сквозь алкогольное марево? Может Хияма сам себе всё придумал, а Вакана просто удобно устроился после развода? Пустой бокал с глухим стуком ударяется о стойку, и Энацу машет рукой бармену, показывая два пальца. — А ты ничего так. Хияма вскидывается было, но понимает, что Энацу имеет в виду лишь то, как он пьёт. Он надеется, что лишь это. Узнать, что Вакана изменял ему, Хияма не готов. Они пьют молча. После третьего бокала залпом мысли в голове превращаются в невнятную вату, и Хияма гипнотизирует ошмётки пены на стенках снова и снова. Что он вообще тут забыл? Атмосфера бара словно тянет его за собой: в темноту, в грязь. В безысходность. Обещает мягкое вязкое тепло и бесшумно тянет к нему призрачные руки. Хияма резко выпрямляется и тут же морщится: спина затекла, а тело на удивление непослушное. Не нужно было ему пить, знает же, что не умеет. Энацу поднимает голову со стойки и смотрит на Хияму таким же взглядом, как бывал у Ваканы после попоек. — Эта сука меня бросила! Ну пиздец. Если ему придётся выслушивать такую же песню от Энацу, он точно нажрётся и останется здесь ночевать. — Жена? — спрашивает он без интереса. Хотя Энацу тоже наверняка не нужны никакие ответы на его вопросы. — Вакана, блядь! — В голосе такой надрыв, Хияме кажется, что лучше бы от Энацу жена ушла. — Сказал, что больше не пьёт. — И не пил? — Наврал ведь, сейчас всё всплывёт. Хияма грустно улыбается — ему теперь до этого уже не должно быть никакого дела. Но ответа он ждёт, затаив дыхание. — Заходил пару раз. — Вот сука, — вырывается скорее по привычке. Внутри — тёмная гложущая пустота, разрастающаяся с каждой секундой, с каждой мыслью о Вакане. Энацу косится на него и придвигает чужой бокал себе, но Хияме всё равно. Нахуй это дерьмо, ему ещё корвет доделывать. — Не пил. Точнее, газировку пил. Но потом сказал, что нечего ему тут делать, и чтобы я как-нибудь сам. И чтобы тоже бросал, а то ведь точно уйдёт. — Кто, Вакана? — Это становится даже смешным. — Жена, блядь. — Ушла? — Куда она денется, — с какой-то нежностью произносит Энацу и гладит бокал кончиками пальцев. — Уйдёт, — припечатывает Хияма. — От Ваканы же ушла. — И ты от него ушёл, — переводит на него взгляд Энацу и поднимает бровь. — Ведь ушёл же? — Что, блядь?! — Хияма вскакивает, и стул с грохотом падает на пол. — Что эта сука ещё ляпнул?! Не хватало ещё расползающихся по всему району слухов. Хияме уже хватило осуждающих взглядов соседей — бомжующий у него друг-алкоголик не вызывал ни у кого сочувствия. А их громкие ссоры — тем более. — Да ничего, сам понял. И никому не рассказал, не парься. Энацу — само спокойствие. Расслабленный, пьяный. Словно вросший уже в эту покрытую налётом стойку, в шатающийся стул. Вокруг него дрожит то самое марево безысходности, от которого всё ещё пытается отмахнуться Хияма. Неужели и он сам может стать таким же? Хияма опускается обратно на стул и машет бармену повторить. Они сидят в молчании ещё долго, пока Энацу не отрубается прямо за стойкой. Хияма расплачивается за себя и — внезапно — за вот этого идиота. — Куда его? — вырывается непроизвольно. — Жена позаботится, она всегда за ним заезжает. — Бармен лишь забирает пустые бокалы, а на самого Энацу не обращает внимания. — Вот дура. — Любит, — грустно улыбается бармен. «Тем более дура», — думает Хияма и тщетно пытается не вспоминать, как был в такой же ситуации. Домой не хочется, в голове противно звенит, но утром отдавать тачку, к которой он почти не прикасался. Он просто поспит пару часов в мастерской, а потом закончит. Отдаст и доспит на диване. Да и вообще можно остаться жить в мастерской — квартира, пусть и такая маленькая, для одного слишком большая роскошь. Не потянет. Жил же как-то раньше, и ничего. Жил без Ваканы, и сейчас проживёт. Не надо было вообще в это ввязываться. На улице накрапывает дождь, и Хияма жалеет, что на рабочей куртке нет капюшона. А зонты он не любит. Капли стекают по лицу, Хияма стирает их пальцами. Утыкается подбородком в высокий воротник и засовывает руки в карманы. Дорога домой кажется слишком длинной, когда не знаешь, пусто там уже или Вакана всё ещё собирает вещи. В любом случае почти все вещи Ваканы у них в квартире — вот пусть он в ней и живёт, нужно только забрать своё барахло, — а не в мастерской, которая была почти что родным домом для Хиямы. Ворота не на ключе, просто плотно закрыты, и Хияма матерится: вот ведь сука, мог же закрыть после того, как свалил. Хотя в глубине души мелькает надежда, что Вакана остался, но выключенный свет и тишина в мастерской прогоняют её сразу же. Хияма останавливается у ворот и прислоняется к косяку. Совсем как Вакана, когда надирался. Смешно, Хияма только что повторил его путь в точности: ушёл разосравшись, пил с Энацу, осталось только заорать, что от него ушла жена и будет точная копия. Хияма усмехается и кричит в пустоту: — От меня ушла жена! Закрывает лицо рукой и с силой проводит, словно пытаясь смыть с себя остатки истерики. — От меня ушёл Вакана, — говорит он с тоской, от которой хочется выть. Прямо здесь сесть и сдохнуть. — Ты не женат, и я никуда не ушёл, — доносится хриплый голос с другого конца мастерской. — Идиот пьяный. Хияма недоуменно всматривается в темноту и думает, что он вроде не настолько нажрался, чтобы слышать голос того, кого здесь быть не может. — Ты, блядь, заебал, — вырывается стоном. Ему больно почти физически: вся накопившаяся за столько лет дрянь, все обиды, все недосказанности... Всё это сейчас разворачивается, цепляется острыми когтями изнутри и пытается выбраться наружу. Вырваться. Выплеснуться на Вакану, который так никуда и не ушёл. Нужно лечь и заснуть, тогда вся эта хуйня перестанет его преследовать. — И чем это? Вакана — вполне настоящий Вакана — подходит к нему и смотрит с такой недовольной рожей, что кулаки чешутся двинуть. — Тем, что я постоянно жду, когда ты опять нажрёшься! — Поэтому ты нажрался сам? Вакана сейчас похож на Энацу, оставшегося в баре: спокойно выслушивает вопли и ни капли не боится. Полная противоположность Хияме, который уже на грани срыва. — Да блядь, ты ж нажирался, свинья, почему мне нельзя? — Обида встаёт поперёк горла, заставляя поперхнуться и закашляться. Хияма вытирает выступившие злые слёзы и бешено смотрит на Вакану: и что ты на это скажешь? — Ты что, тупой? У нас все нормально, нахуя пить? — Сам ты тупой, сволочь! — Нормально ему, как же. Вакана выглядит потерянным, совсем как сам Хияма когда-то. Когда не знал, что делать с напившимся Ваканой. Когда пытался приободрить его, а в душе надеялся, что тот разведётся и будет с ним. Бойтесь своих желаний — они могут исполниться. Это бесит больше всего. Хочешь для себя чего-то хорошего, а по итогу оказываешься в выгребной яме. И дерьма там столько, что никогда не вылезешь. Стоило Хияме один раз выпить, как он себя чувствует так, словно всё наоборот. Словно это он просрал их совместную жизнь, словно это он надирался каждую неделю в говно. Словно он сам — говно, которое к людям подпускать нельзя, вечно всё портит и ничего не умеет — У тебя-то, блядь, поводы всегда умные были, — рявкает Хияма от бессильной злости и резко ударяет Вакану в челюсть. Они оба замирает. Хияма от того, что сам не ожидал от себя такого. Вакана — от неожиданности, боли. Обиды? Ну да, получить по сути ни за что — обидно. Но ещё обиднее терпеть два года какое-то дерьмо. — Пиздец ты меткий, я по пьяни вообще не попал бы, — хмыкает Вакана и трёт место удара, а потом поднимает голову и смотрит пристально и извиняюще: — Ну и дураки мы. И это всё? Ни удара в ответ, ни оскорблений? Ничего? Только дурацкая улыбка, от которой злость утихает и хочется лечь, обнять и отрубиться? И думать, что всё будет хорошо? Хияма стискивает зубы. Нет, это так не работает. Если решил, что всё кончено, то решил. Он и так достаточно дал Вакане вторых шансов, чтобы изводить себя ещё несколько лет, пока в итоге не свихнется и не запьет тоже. И будут в результате два бездомных алкаша в том самом баре — идиллия. А забирать их будет жена Энацу. Хияма фыркает от идиотизма ситуации и ловит непонимающий взгляд Ваканы. Ну да, он же теперь знает намного больше и мог врезать ещё и за враньё, как и хотел раньше, в баре. Но вместо удара он вздыхает и говорит: — Тебе от Энацу привет. — Чего?! — Встретил его в баре, выпили, посидели. Как ты вообще с ним пил, он же совсем как... Энацу — зеркало недавнего Ваканы. Вот только Вакана уже полгода в завязке, гребаный спортсмен и любимчик школяров. А Хияма... Хияма дурак, накрутивший себе невесть что, отказавшийся верить и попытавшийся сбежать от жизни, которая только начала налаживаться. Сам себя топивший в несуществующем дерьме. — Как я? — усмехается Вакана. Кажется, он-то давно всё понял и осознал, но забыл поделиться. Или говорил, но никто его не слушал. Хияма молча кивает. — Я заходил туда, ну, после предложения Кавато. И Энацу там был. Подумал ещё, что нахуй такую жизнь, больше ни капли. Хияма устало вздыхает: он и в самом деле не хотел видеть никаких изменений в Вакане, настолько погряз в привычном мире, от которого ожидал только самого худшего. И если Вакана каждый раз искренне раскаивался за своё поведение и пытался что-то с этим делать, то Хияма даже не извинился ни разу за те полгода, что ждал срыва. И не дождался. Разве что своего. — Тебе, кстати, тачку привезли, пока ты бухал, — невпопад говорит Вакана и кивает назад, в полумрак, где около корвета стоит его брат-близнец — наверняка тоже с убитой подвеской. — Видишь, дальше всё будет только лучше. Хияма усмехается, но до конца в это всё равно не верит — сказки какие-то. — Помнишь, как всё началось? — спрашивает он резко, потому что Вакана вряд ли помнит: в такое дерьмо тогда был. — В корвете, на заднем сиденье, — улыбается тот криво. — Всё я помню, просто страшно было тебе говорить. И жене было говорить страшно, что не она мне нужна, а воняющий бензином придурок. И уходить от неё было страшно. — Потому что мне могло быть похер? — Могло, — соглашается Вакана. — Но тебе не было. Они стоят близко-близко, можно протянуть руки и обнять. Чуть придвинуться и поцеловать. Но Хияма ничего из этого не делает, только сглатывает и тихо говорит: — А сейчас не похер тебе. — Да. Потому что ты, идиот, без меня сопьешься. — По нему сейчас не понять: то ли шутит, то ли серьёзно. — А ещё раз в челюсть?! Хияма если и злится, то только на себя, не на Вакану. Им нужно было поговорить раньше, а не пускать всё на самотёк. Странное дело, но, кажется, даже сейчас не поздно начать всё с начала. — Нажрешься ещё раз — убью, — цедит Хияма сквозь зубы. — Только если с тобой, — прилетает с усмешкой в ответ. — Идиот. На душе становится легче. Хияма наконец-то вдыхает полной грудью, не чувствуя внутри шевеления затаившейся мерзости. Пусть что-то ещё прячется по углам, но они смогут со всем этим разобраться. Вдвоём они точно смогут. Теперь Хияма понимает, что бороться в одиночку — как пытаться вылезти из трясины, цепляясь за мох. Кажется, что ты что-то делаешь, решаешь, но на самом деле — лишь сильнее уходишь на дно. Для того, чтобы почувствовать твёрдую землю под ногами, нужно ухватиться за руку, которую тебе протягивают. Хияма слишком долго пытался её не замечать лишь потому, что не верил. Не верил, что Вакана — Вакана! — может ему её протянуть. — Два идиота, — непривычно мягко говорит Вакана и подходит ближе. Вплотную. Сжимает руку Хиямы в своей так, что хочется её вырвать — неприятно, больно. Но в то же время тепло и спокойно. — Заткнись. Хияма цепляется скрюченными пальцами за рубашку Ваканы и утыкается головой в плечо. Перед глазами мутно, в голове — пенные ошмётки. Нужно доделать корвет. Что вообще будет завтра? Страшно подумать. — И не надейся, — улыбается Вакана, утыкаясь ему в волосы. — Тебе придётся меня терпеть ещё очень долго. Всю жизнь, надеется Хияма.