Настоящий слизеринец

— Гарри! Гарри, подожди! Гарри оборачивается и ждёт запыхавшуюся Гермиону, закинув метлу на плечо. Он совсем не злится на только что прочитанную лекцию про то, как важно делать домашнее задание вовремя, иначе Макгонагалл его убьёт — Тролля влепит, и всё — за несданное эссе. За семь лет уже привык ко всему этому, подумаешь. На фоне победы над Волдемортом Тролль по трансфигурации — чепуха полная. — Гарри... — Гермиона пытается выровнять дыхание, уперевшись руками в колени. — Ты же из-за меня? Гарри хочет погладить её по встрёпанным волосам и отправить обратно в башню Гриффиндора: к учебникам, к недописанному эссе Рона и прочим пустякам. А самому остаться одному. Мерлин, неужели они в самом деле не понимают и не видят, что всё это такая ерунда? — Всё в порядке, — говорит он и заправляет за ухо Гермионе выбившуюся прядь. — Я просто полетаю немного и вернусь. В глазах Гермионы немой вопрос: а как же эссе? — И эссе допишу, пусть Макги им подавится. Всё хорошо. — Последнее скорее для него самого, чем для Гермионы, которая хоть и смотрит строго, но выглядит вполне успокоившейся. Шаги по пустому коридору гулко отдаются в ушах, взгляд Гермионы буравит спину, но Гарри лишь выпрямляется и продолжает идти, чтобы как можно быстрее оказаться подальше от всех. Никто не спрашивал каким образом ему досталась эта победа столь малой кровью. Практически без жертв, без разрушений — почти тихо, бесшумно, но эффективно. В духе Малфоев. Гарри ухмыляется себе под нос, а ведь им — и ещё Снейпу — магический мир и должен быть благодарен за победу. А он так, всего-то убил Волдеморта. Без подробного и чёткого плана, без нужных знаний и покровительства он бы точно проиграл. Они все защищали его до победы. Теперь настала его очередь. Ответственность за чужие жизни и судьбы давит так, что тяжело не то что ходить — дышать. На словах всё просто, а то, что ему через несколько недель выступать перед Визенгамотом, защищая старших Малфоев и Снейпа, никого не волнует. Отделаться малой кровью — это сдать аврорам всех присутствующих в логове Волдеморта Пожирателей. Даже тех, что помогали ему. Дурацкий, просто идиотский план. Они просто оставили его одного без малейшего понятия, что и как говорить в суде. «Скажите им правду, Гарри», — кивает на прощание Люциус перед тем, как их всех уводят. Звучит легко, но правда замешана на тёмной магии и артефактах, упоминание о которых может ещё больше навредить. И именно поэтому Гарри держит всё в себе, не делится с Роном и Гермионой. Рассказывает только то, что лежит на поверхности, чувствуя, как не сходятся части его рассказа. Как не верят ему друзья. Ну и пусть. Ему сейчас нужно выполнить своё обещание и защитить тех, кто прежде не только защищал его самого, но и помог спасти магический мир. На улице уже темнеет, но врезаться в трибуны квиддичного поля ему не грозит. И ночью летал, и в дождь. Вечером даже лучше — никто его не увидит, не будет лишних вопросов. Поле пустое, тихое. Можно вдохнуть полной грудью, ненадолго скинуть с себя обязательства и стремительно взлететь в тёмное небо. Голова кружится от скорости, от бьющего в лицо ветра. От чувства свободы, окутывающей со всех сторон. Гарри резко разворачивается и замирает: с высоты птичьего полёта Хогвартс кажется совсем крошечным, будто игрушечным. Гарри улыбается самому себе и наклоняется вперёд, чтобы через мгновение сорваться в крутое пике к самой земле. Он даже не летит, падает всё ниже и ниже. Ещё чуть-чуть. Ещё. Земля приближается с каждой секундой, но Гарри и не думает сворачивать. Ещё на самую малость продлить это чувство свободы. И в самый последний миг его сносит в сторону вихрем заклинания, протаскивает по земле и оставляет валяться пыльным кулем. — Ты совсем рехнулся, Поттер?! — рявкают над ухом, и Гарри открывает глаза. В глазах Малфоя даже не страх — ужас. Он что-то говорит, кричит, трясёт Гарри за плечи, а тот просто улыбается. — Малфой, у тебя истерика? Тот замолкает и смотрит остро и зло. — Если решил убиться, делай это после того, как вытащишь моих родителей и Северуса. Гарри порывается возразить, что он совсем не хотел убиваться, что успел бы свернуть вовремя, но, похоже, Малфой не собирается ему верить. Он вообще дёрганый, злой и какой-то не такой в последнее время. Как и сам Гарри. В голове мелькает, что если бы кто-то из его близких сидел в тюрьме, а собственная судьба зависела от поехавшего героя, он бы тоже истерил. И даже сильнее. — Малфой, — Гарри осторожно зовёт его, но Малфой не реагирует. Замирает рядом, словно глубоко-глубоко задумался, как и сам Гарри частенько в последнее время. Сейчас у них на удивление много общего — как никогда раньше. И это осознание что-то переворачивает в голове у Гарри. В конце концов, у них сейчас одно желание. — Эм... Драко? Послушай. Тот переводит на Гарри пустой взгляд, словно не слышит. Словно не понимает, что здесь забыл. Он вообще теперь часто так выглядит. — Суд всего через пару недель, мне нужно только выступить там и рассказать, как всё было на самом деле. И тогда их освободят. Малфой моргает раз, другой — в глаза возвращается осознанность, а на лицо — привычная усмешка. — Меня смущает, что это будешь ты, Поттер. Связно говорить-то умеешь? — Меня тоже это волнует, — грустно улыбается Гарри. — Серьёзно? — Малфой приподнимает бровь и смотрит с жалостью. — Зубрилка помогать отказалась? Гарри игнорирует очередное прозвище в адрес Гермионы, оно почти не обидное. Хорошо хоть, «грязнокровка» осталась в прошлом. — Она — они оба — не в курсе, если ты понимаешь, о чём я. Малфой выглядит удивлённым лишь доли секунды, а потом ругается сквозь зубы. Кому, как не ему, знать о тёмных артефактах в поместье Малфоев? Именно это осознание рождает у Гарри идею, до которой он почему-то не додумался раньше. Такая простая, очевидная. — Малфой, ты мне поможешь. И тот не спорит, потому что это и в его интересах тоже. Вечерами они прячутся от всех в Выручай-комнате и работают над речью Гарри. Точнее, Малфой её пишет, а сам Гарри валяется на диване и мается от безделья: всё, что он мог бы рассказать, Малфой уже увидел в Омуте памяти. На третий вечер Малфой вываливает Гарри на колени ворох пергаментов и припечатывает сверху стопкой учебников. — Займись делом, придурок. И если напишешь эссе меньше, чем на выше ожидаемого, пощады не жди. Гарри только хмыкает в ответ. Конечно, у Малфоя нет времени, чтобы заниматься ещё и домашними заданиями. На носу экзамены, а они толком не успевают к ним готовиться. Потому что есть кое-что важнее, чем сплошные «превосходно» в аттестате. Они так и сидят вместе каждый вечер: Малфой, закопавшись в пергаменты с речью, и Гарри, обложившись учебниками и строчащий эссе для них обоих. Тихо, спокойно и очень, очень непривычно без ставших почти родными за семь лет перепалок. Эссе по зельям нудное, а в двойном экземпляре — ещё хуже. Гарри рисует кривые снитчи на краях и листает справочник в поисках чего-нибудь заумного — это ведь малфоевский вариант, в конце концов. Он тут лучший в зельях. Гарри дорисовывает сбоку скривившуюся рожицу с прилизанными волосами и переводит взгляд на Малфоя. И фыркает от смеха: тот слишком часто запускает руку в волосы — от нервов, наверное, — и сейчас похож на лохматое чучело. Почему-то это выглядит милым и делает Малфоя человечнее, что ли. Живым и не таким говнюком. Он и в самом деле перестаёт задирать не только Гарри, но и Рона с Гермионой. Ходит задумчивый и постоянно делает пометки на обрывках пергамента, а потом, уже вечером, составляет из этих разрозненных мыслей что-то цельное. Его, Гарри, речь. — Кажется, мы пропустили ужин, — замечает Гарри под аккомпанемент своего желудка. Малфой даже не поднимает головы от пергаментов, продолжая смотреть в них, подперев подбородок рукой. — Малфой? Гарри подходит к нему и вздыхает: интересно, давно он так спит? И высыпается ли вообще? Нет, если судить по тёмным кругам под глазами — днём их не видно, наверняка косметическое заклинание или что-то в этом духе, но сейчас... Сейчас Малфой выглядит очень уставшим. Дело пары секунд: отлевитировать его на диван и накинуть сверху материализовавшийся на подлокотнике плед. Разбудить можно и позже, пусть хоть немного поспит. Гарри подходит к столу, который раньше занимал Малфой, и вчитывается в разбросанные пергаменты. Почерк убористый, острый, но читается легко, и Гарри погружается в написанное, которое ему ещё предстоит выучить. Слова простые, никаких нагромождений, и всё это воспринимается так естественно, словно происходило на самом деле. Но никаких тёмных артефактов там нет — Малфой заменил их на другие, совершенно незнакомые Гарри. — Ну и почему мы тогда не использовали их? — задумавшись, спрашивает он вслух, проводя пальцем по строчке. — Они могли не подействовать или убить вас. — Малфой вдруг оказывается у него за спиной, а потом наклоняется и тыкает пальцем в пергамент. — А вот у этого побочное действие в виде десятков лет сна. — Тогда почему ты вписал их? Нам же никто не поверит! — Стройные и логичные слова в голове Гарри разом обваливаются. Всё зря? — У них есть шанс сработать без последствий. Маленький, но есть. А ты чёртов везунчик, Поттер, тебе поверят. Малфой говорит с такой уверенностью, что все сомнения отступают. В конце концов, они должны выиграть этот суд любой ценой. И на суде ему в самом деле верят. Не задают каверзных вопросов, не уточняют лишнего: просто выслушивают и уходят на совещание. А Гарри сидит на скамье свидетелей и пытается унять дрожь в руках: пусть он вызубрил речь от и до, пусть не сомневался в том, что Малфой сделал всё наилучшим образом, но... Но всегда же есть шанс, что всё пойдёт не так, как задумывалось? — Всё закончилось, Гарри, — говорит ему Макгонагалл и кладёт руку на плечо. — Ты молодец. Он поднимает голову, но смотрит не на неё, а на Малфоев. И на Снейпа, стоящего рядом. Они не обнимаются, не кричат от радости, но всё это чувствуется в их спокойных позах, во взглядах, направленных друг на друга. Гарри не помнит, как вернулся в Хогвартс, что делал и говорил. Приходит в себя он только в Выручай-комнате — сколько он здесь просидел? — от голоса Малфоя: — Спасибо. Тот стоит посреди комнаты по-прежнему уставший, невыспавшийся, но смотрит с такой благодарностью, что Гарри кажется, будто это ему снится. Просто это же Малфой, вредный и скользкий слизеринец. — Обращайся, — хмыкает Гарри и утыкается носом в подлокотник дивана. Хочется наконец-то поспать, отдохнуть в одиночестве. Вот только странно — Малфой совсем не напрягает. Наоборот, Гарри так к нему привык за эти недели, что хочет, чтобы он остался. Чтобы сидеть в молчании и заниматься каждый своим делом. Но мягко хлопает дверь, оставляя Гарри одного. Они почти перестают пересекаться на занятиях, словно Малфой его избегает: является перед самым началом и уходит сразу после окончания. Нечему удивляться — их теперь ничего не связывает, все долги выплачены, обязательства закрыты. Но Гарри чувствует, что лишился чего-то важного и ценного. И как это вернуть — не знает. Они не друзья, чтобы просто подойти и спросить какую-нибудь ерунду. Даже не приятели, чтобы можно было предложить полетать после ужина вместе. Но уже и не враги — Гарри не может так воспринимать Малфоя после всего случившегося. И это, видимо, взаимно. — Вам не кажется, что Хорёк затевает какую-то гадость? — спрашивает Рон за ужином, сверля взглядом слизеринский стол. Гарри только качает головой — какие тут гадости? Малфой даже стал спокойнее относиться к гриффиндорцам в целом, а не только к нему одному. Это странно, но, может, он просто перерос детскую вражду? — С чего ты взял? — говорит Гермиона, поудобнее устраивая учебник по зельям рядом с графином. — На носу экзамены, нужно готовиться. Думаю, Малфой тоже озабочен ими, в отличии от тебя, Рональд. — Это же Малфой! Он не может просто так измениться! Просто — нет, а вот когда ты кое-что кое-кому теперь должен — вполне. Гарри рассматривает Малфоя, который так же, как и Гермиона, внимательно вчитывается в учебник, и неожиданно тепло улыбается. — Гарри! Гарри, ну скажи ей. — Может, он просто повзрослел? — Гарри переводит взгляд на Рона. — В самом деле, экзамены же скоро. Гермиона одобряюще хмыкает, а Гарри переводит взгляд обратно, уже не слушая Рона. Если бы его друзья провели столько же времени с Малфоем в одной комнате, тоже забыли бы про глупую вражду. Малфой умный и спокойный, сосредотачивается на выбранной цели и идёт к ней несмотря ни на что, а ещё его подколки не так уж и плохи, если не затрагивают родителей Гарри или магглорождённых. Да и с домашними заданиями тот помогал: не только с теми, которые предназначались самому Малфою, но и с теми, что Гарри писал для себя. И объясняет тоже нормально — понятнее, чем Гермиона или профессора. «Как для полных идиотов», — сказал как-то Малфой, и Гарри лишь кивнул в ответ, не споря. Как угодно, лишь бы было понятно. Малфой поднимает голову, и Гарри не успевает отвернуться. Они смотрят друг на друга всего пару мгновений, а потом Малфой ухмыляется и чуть качает головой в сторону выхода из Большого зала. — Ты видел? — шепчет Рон. — Да по его роже сразу понятно, что что-то замышляет! «Или зовёт прогуляться», — фыркает Гарри. Ему смешно от самой этой мысли, смешно от того, что он мог так подумать. Неважно, как хорошо они общались в те несколько недель, неважно, что сам Гарри теперь не думает плохого о Малфое. Нельзя же залезть к тому в голову и узнать, что там на самом деле творится. Но после ужина Гарри всё равно берёт метлу и говорит, что идёт полетать. Отдохнуть от всех. — Может, вместе? — Рон отрывается от учебников, но Гермиона шипит на него, пресекая любые попытки сбежать от учёбы. И Гарри выходит из замка один. На улице свежо и хорошо. Тихо. Спокойно. И Гарри теперь не отягощен тревожными мыслями и грузом ответственности. Да, остались экзамены, окончательный выбор будущей профессии, но это уже не кажется чем-то страшным. Недавнее письмо от четы Малфоев с благодарностями — суховатыми и официальными — всё равно греет душу. Снейп возвращаться в Хогвартс не стал, предпочтя уйти в сторону, заняться своим делом — об этом в письме тоже было. А ещё Люциус приглашал Гарри приехать в поместье после экзаменов. Не приглашал даже, а уведомлял, словно это уже решено заранее. И пусть Гарри до победы над Волдемортом уже провёл там много времени — и выходные, и вечера, и даже ночи, — сейчас это выглядело немного неожиданно. Вот что он там будет делать? Распивать чаи с Люциусом или обсуждать с Нарциссой сад? — Тебя только за смертью посылать, Поттер. Неужели нельзя нормально ходить, а не тащиться, как флоббер-червь? — И тебе привет, Малфой. Тот стоит у входа на поле с метлой на плече. Уже не такой заморенный, но всё ещё уставший. С зализанными волосами, которые Гарри хочется растрепать, потому что так Малфою идёт больше — он кажется более живым, человечным. И симпатичным. Гарри запинается на ровном, казалось бы, месте от этой мысли. И ещё раз окидывает взглядом Малфоя. Оценивает, разглядывает. А потом улыбается: и правда же симпатичный. — Что? Малфой выглядит настороженным, оглядывается по сторонам, проводит рукой по мантии. Кажется, ещё чуть-чуть — и наколдует зеркало, чтобы убедиться, что с лицом всё в порядке. — Ничего, — говорит Гарри и давит желание озвучить свои наблюдения вслух. Наверняка у Малфоя было бы неописуемое выражение лица. Или бы он ему врезал. Но вместо этого Гарри проходит мимо — на поле. — Ты полетать сюда пришёл или поболтать? — Отец писал тебе? Гарри кивает. Зачем спрашивать, если и так знает? Он седлает метлу и взмывает в вечернее небо. Ветер бьёт в лицо, хлопают позади полы мантии. Гарри улыбается от охватывающего его чувства полёта и свободы, а потом резко заворачивает крутой вираж. И ещё один. Снова взмывает резко в небо и застывает. Мгновением спустя его догоняет взлохмаченный Малфой. — Ты что, псих? Такие фигуры заворачивать... — Он довольно и гордо улыбается, что совсем не сочетается с его словами. Наверняка летел следом и повторил все финты точь-в-точь — Гарри в этом не сомневается. Малфой хорош в полётах. — От психа слышу. Гарри пытается скопировать малфоевскую усмешку, но, судя по выражению лица самого Малфоя, выходит не особо удачно. — Презрения не хватает, — снисходительно поясняет тот и резко уходит в крутое пике. Гарри бросается за ним и нагоняет за пару секунд. Они летят рядом, как если бы гнались за снитчем в самый разгар напряжённого матча. Мантии хлопают за спинами, ветер бьёт в лицо. Совсем как если бы Гарри летел один, но вдвоём — намного лучше. Они много раз летали вместе с Роном, но тот не мог угнаться за Гарри на старенькой метле. Джинни не хватает безумства и отчаянности для настоящего соперничества, она словно заранее сдаётся и уступает Гарри. А Малфой рвётся вперёд при любых обстоятельствах. — Кто первый свернёт — проиграет, — кричит он, и слова сносит ветром. Но Гарри понимает — в его голове то же самое. — На желание, — кричит он в ответ и устремляет взгляд к земле. Ему не нужно смотреть на Малфоя, Гарри и так знает, что тот согласен. Потому что это — сумасшествие. И желание может быть любым. «Выиграю — поцелую», — мелькает шальная мысль в голове, и Гарри сжимает руки на древке ещё сильнее. Возможно, именно это и тормозит его в самый последний момент. Гарри сворачивает на мгновение раньше Малфоя, хотя мог бы позже: чиркнуть бешеным росчерком перед самой землёй и покатиться по ней, гася удар. Вместо этого он зависает, почти касаясь носками кроссовок отросшей травы и смотрит на улыбающегося Малфоя. Со счастливой улыбкой, с растрёпанными волосами и сияющими глазами тот в свете луны — неужели они так долго летали? — кажется даже не симпатичным. Красивым. И Гарри жалеет, что проиграл. — Любое желание, — усмехается Малфой и подлетает ближе. Вплотную. Касаясь коленом ноги Гарри. — Любое, — кивает он и удивляется тому, как внезапно перехватывает дыхание, как учащается пульс и скользят по древку взмокшие ладони. Хотя вряд ли Малфою пришла в голову такая же безумная мысль. — Что бы ты загадал, если бы выиграл? Гарри не ожидает вопроса, теряется, бурчит «какое тебе дело» и отводит взгляд. Упущенная возможность упущена, какой смысл её озвучивать? — Это моё желание, — говорит Малфой и наклоняется ближе. От него пахнет летним ветром, облаками и тем безумием, что окутывает самого Гарри. — Ответ на этот вопрос. Это шутка такая, что ли? Смысл тратить желание на такую ерунду? Очень хочется ответить какую-нибудь ерунду в духе «бегать голым по школе», и Гарри даже открывает рот, чтобы озвучить это. Но вместо заготовленной дурацкой фразы вылетает хриплое: — Поцелуй. Малфой не смеётся, не выглядит рассерженным. Даже не уточняет ничего, а просто наклоняется ещё ближе и мягко касается губами губ Гарри. От поцелуя не бьются бабочки в животе, не распускаются цветы на фоне, ничего такого, о чём болтали Лаванда с Парвати. Но Гарри хочется продлить этот момент, целовать ещё и ещё. Он зарывается непослушными пальцами в волосы Малфоя и притягивает его ещё ближе. Так, чтобы не смог сбежать. Прикусывает губу, вылизывает рот, проводит языком по зубам. А когда наконец отстраняется, хочет поцеловать снова. Потому что Малфой выглядит неприлично соблазнительным. — То же самое хотел загадать, но решил подстраховаться, — хмыкает тот и уносится вверх, в небо. «Настоящий слизеринец», — улыбается Гарри и бросается вдогонку. Наверное, в облаках тоже неплохо целоваться. Там-то их точно никто не увидит.