Чёрным по белому

Чёрные, чёрные, чёрные… Они всюду. Комкают расстёгнутую сорочку, сминают шёлковые простыни и шарят по коже, завладевая каждым миллиметром тела. Они сплетаются, они оглаживают, они танцуют — разнузданно и бесстыдно. Сантьяга закрывает глаза, отдаваясь им весь, дышит хрипло и прерывисто, позволяя щупальцам завоёвывать всё новые территории. Он ощущает их каждым нервом. Чёрные, они переплетаются кольцами, струятся по ногам, невесомо, жидкостью текут по груди, словно нечаянно пролитые чернила. Нежно, слишком нежно впиваются присосками в шею, касаются рта, властно раскрывают его, проникая внутрь. Играют с языком, шарят по нёбу непривычной лаской. Чёрные, чёрные, чёрные… Им нет числа. Они исчезают и появляются. Скользят, будто змеи, вниз, по животу, цепляются за ткань. И тогда руки, горячие, давно знакомые руки стаскивают брюки и бельё, гладят бедра, завораживающе медленно раздвигают Сантьяге ноги, открывая щупальцам прежде недоступные пути. Левой щеки шершаво касаются губы, мягко целуют, шепчут, уговаривая не сопротивляться, обещают одарить любовью, и Сантьяга хватается за изголовье кровати, сжимает его побелевшими пальцами, приговорённый к наслаждению. Перейдя в атаку, щупальца толкаются, выныривают и тут же входят вновь, быстро сменяя друг друга. Жадные и нетерпеливые, не выжидая, проникают глубже, разрастаются внутри, отчего их движение окрашивается лёгкой болью. Облепляют член, сжимают, скользят, присасываются, добавляя ощущениям остроты. Заставляют выгибаться дугой, с тихим стоном подчиняться ритму беззвучной и нечестивой пляски. Угадывают каждое желание и вьются, вьются, вьются — непрерывно и сладостно. Ослепляют удовольствием, охватывая чёрным пламенем изнутри и снаружи. Сантьяга уложен на лопатки в центре этого пожара и ни за что на свете не собирается спасаться. И только когда этот странный, необъятный, ни на что не похожий огонь сжигает тело дотла, не оставив даже пепла, а последнее щупальце ускользает прочь, наваждение пропадает. Осязаемый, удивительно искусный аркан, который мог создать только нав: ни один другой мозг не выдержит подобной многозадачности. Никому другому комиссар и не позволит. Сантьяга довольно потягивается на простынях, глядя на любовника, удобно расположившегося под боком. Замечает голодные, неудовлетворённые искорки в тёмных глазах и протягивает лукаво, не скрывая насмешки: — Давно мы не были в «Рыбной заводи»… Я и не думал, Ортега, что ты так соскучишься по их фирменному осьминогу в сливочном соусе.