My sweet Valentine

      На сцене Сузаки всегда отпускает себя, не контролирует личность Зака, позволяет себе выкрикивать то, что даже тихо в обычной жизни никогда не скажет. Полностью раскрывается, временно сбрасывая всю эту плотную скорлупу, в которую после выступлений всегда залезает Джун.       А вот в жизни Сузаки тихий, едва заметный, стеснительный и приносящий всегда несчастья. Ему стыдно за это, неловко... и он искренне благодарен, что Томору, с которым познакомился неловко в университете, все еще дружит с ним. Это согревает в темном коконе и заставляет улыбаться.       Но в какой-то момент... их дружба приняла другой окрас.       Джун старается потеряться на небольшой кровати, закрыть лицо не только волосами, но и подушкой. И почти хнычет недовольно, когда чужая рука ловко отбирает подушку и зачесывает волосы Сузаки назад, заставляя буквально смотреть в знакомые серые глаза и поджимать губы нервно и вытягивать шею, запрокидывая голову, когда губы брюнета оставляют влажный поцелуй на шее.       Несколько лет стабильных дружеских отношений меняются; влияние новой группы, новых ролей, кажется, сближает их совершенно случайно, но противостоять этому не собираются — гитарист знает Джуна лучше, чем кто бы то ни было, и умело пользуется этим в своих целях.       Ни в коем случае не собирается вредить ему.       Но и медлить, теряя драгоценное время на неловкие моменты, даже не думает, ведь и так упустили достаточно, когда Сузаки стал отдаляться, уходя полностью в свой геймерский мир и закрываясь от реальности; не хочет больше ждать, не хочет упускать моменты.       Отложив мешающиеся очки на прикроватную тумбочку, Курокава нависает над мужчиной и с лёгкой улыбкой наблюдает за ним — чужое смущение очаровывает, захватывает. Оставляет влажную дорожку из поцелуев от шеи до ключиц, слегка ткань футболки приспуская. Невесомый укус призывно торчащей косточки, ухмылка едва читаемая и заинтересованный взгляд, который Томору не сводит с Джуна.       Его невинное поведение привлекает, словно человеческая кровь изголодавшегося вампира. — Сейчас дома никого нет, ты можешь не волноваться, — Ловкие пальцы гитариста подхватывают с лёгкостью края кофты и медленно поднимают её. — Никто ничего не узнает. — Д-дело не в этом, Томору... — тянет нервно Джун, боясь смотреть в глаза Курокаве, потому что чужой заинтересованный и горящий голодом взгляд заставлял гореть щеки от смущения, хотя они уже.       Сузаки невольно подрагивает в чужих руках, когда холодные пальцы забираются под кофту. Он прикрывает глаза, нервно выдыхая, но помогает снять с себя одежду, приподнявшись и дрожащими пальцами стянув с себя теплую кофту, уложив ее рядом. Джун откидывается обратно на кровать, понимая, что сбежать ему снова не удастся — Курокава плотно коленями упирался в бедра и своим весом прижимал ноги к кровати. — В чём же? — Курокава немного ниже наклоняется и внимательно в глаза заглядывает, продолжая поправлять чужую чёлку, как только она начинает мешать разглядывать смущённое сбитое с толку лицо.       Окидывает взглядом тело Джуна, чуть ниже опускается и настойчиво поглаживает по бедру, перемещая руку медленно на пах. И на лице Томору проскальзывает ухмылка, исчезающая в ту же секунду, ведь для него в повседневной жизни она не характерна. Властная, довольная.       Осознание того, что Сузаки никуда не денется, подталкивает к провокациям, и мужчина пользуется этим, продолжая игриво гладить его, пользуясь слабыми местами Джуна. — Р-р-разве т-ты не т-тольк-ко с р-работ-ты?.. — Джун заикается, запинается и старательно искусывает свои губы, стараясь не выдать того насколько сильно смущают и возбуждают действия Курокавы.       Хотя тело в итоге говорит само за себя и деваться, да и скрываться Сузаки уже некуда, когда чувствует, что джинсы и белье неприятно давят. И как бы не хотелось поддаться растекающемуся по телу жару, что кружил сознание, Джун сосредотачивается на том, что ранее они так далеко с Томору не заходили. Да что уж там, ранее они и до поцелуев еле доходили — Джун слишком быстро успевает ретироваться, закрывшись своей челкой, а Томору порой даже жить не успевал, что уж говорить о построении какой-либо личной жизни с другим человеком. — Не беспокойся на этот счёт, — абсолютно спокойной отмахивается, давно привыкнув к тому, что ритм его жизнь нестабильный. — Я не устал, — Курокава сдержанно уголками губ улыбается.       Прекрасно замечает, как тело Джуна реагирует на него, и постепенно заходит дальше, настойчивыми поцелуями и невесомыми покусываниями отвлекая от лишних мыслей — гудящая голова после работы охотно перестраивается на более приятные мысли, но Сузаки, кажется, не может отвлечься от реальности. По его взгляду это читает, ведь лучше него никто не знает гитариста, никто не знает его мельчайшие привычки столь детально. — Не думай сейчас ни о чём, — Курокава медленно стягивает джинсы вместе с бельём, наклоняясь и оставляя засос на бедре. — Знаешь, это как-то сложно, — тараторит нервно и смущенно, пискнув от засоса и выгнувшись на лопатках, — Ты вообще уверен, что хочешь продолжить?..       Сузаки опирается на локти и смотрит из-под челки, что снова упала на лицо, на Томору, скрывая подернутый уже легкой дымкой возбуждения взгляд. Джун нервно покусывает губу, чувствуя не только жгучее смущение от ситуации, положения и вида Томору, который сейчас бродил по грани между "Лайтом" и привычным Джуну "Томору". И это... заводило, хотелось тоже отпустить свою пугливую, нервную, неловкую и несчастливую сторону, позволить вызывающему, грубому и нахальному Заку взять верх, но Сузаки догадывается, что тогда все закончится скорее уж дракой, чем чем-либо еще. — Уверен, — Томору кивает, приподнимаясь и устраиваясь нагло на чужих бёдрах. — Конечно, если ты этого хочешь, — мягко говорит, голову к плечу склоняет, смотрит внимательно.       Пусть тело и реагирует желанно, Курокава понимает, что Джун может не хотеть этого; и только лишь поэтому медлит немного, осторожничает и сомневается, не собираясь доставлять Сузаки боль или переходить привычные границы против его воли. — Тебе нечего бояться.       Томору вновь поправляет чёлку, убирает с лица её и наклоняется к уху Джуна, медленно-дразняще проводя кончиком языка по мочке, после горячо выдыхая.       Бессмысленно притворяться хорошим и сдержанным, когда по телу дурманящий жар, затмевающий абсолютно все адекватные разумные мысли. Курокава чувствует, как в брюках становится тесно, но старательно себя контролирует, ведь комфорт Джуна для него важнее всего. — Я не очень уверен в том, что нужно продолжать... — неуверенно говорит, но вместе с тем податливо опускается обратно на подушки смотря смущенно.       От нервов Джун становится необычайно разговорчивым, хотя понимает, что говорит что-то неправильное и прикусывает губу, стараясь действительно не думать над происходящим, а просто отдаться во власть теплеющих рук Курокавы. — Я бы не сказал, что мне страшно, — и не лукавит, лишь отводит взгляд в сторону, предпочитая рассматривать стену и нервно сглатывать, — Не каждый день над тобой нависает кто-то знаешь ли...       Томору голову поднимает и внимательно смотрит в глаза Джуна — понимает, что тот может быть не готов, и поэтому медлит. — Я не стану настаивать, если ты действительно не хочешь, — Курокава мягко ладонью тёплой касается лица гитариста, большим пальцем поглаживает и касается его губ нежным ласковым поцелуем. — Только скажи, и я прекращу, — Хоть тело и отзывается однозначно понятно, гитарист медлит из уважения к чувствам мужчины.       Желает зайти дальше, но понимает, что сейчас Сузаки может неправильно его понять, поэтому не углубляет поцелуй, не напирает. Томору улыбается привычной тёплой улыбкой, которую показывает лишь Джуну, когда они остаются вдвоём — влюблённая улыбка, полная заботы. — Я могу делать это чаще, если тебе так будет спокойнее, — Томору посмеивается расслабленно и тихо, прикрывая глаза. — Я боюсь, что ты устал... — неловко ерзает под Курокавой, охотно ловя своими губами чужие — вот поцелуи Джуну очень нравились, пусть и смущали наравне с теми действиями, к которым сегодня клонит Томору, — Тебе ведь нужно больше отдыхать, а не напрягаться...       Качает головой и облизывает слегка влажные губы, задевая кончиком языка выпирающий клык, делая это рефлекторно и неосознанно. — Ты из-за этого беспокоишься? — Томору немного растерянно глазами хлопает, смотря на Джуна. — Это меня абсолютно не напрягает. Я рад провести время с тобой, пока такая возможность имеется, — Целует в нос. — Не нужно за меня переживать.       Организм Курокавы давно привык к тому, что он многим жертвует ради того, что обязан сделать. Но сейчас он делает это добровольно, желанно, рядом с Джуном хочет провести больше времени, игнорируя то, что на сон останется времени меньше. — Я хочу быть с тобой, — Томору трётся кончиком своего носа о нос Сузаки, улыбается и качает головой. — Отдохнуть я всегда успею. — Ты дурак, — недовольно ворчит Сузаки, но смущаясь слов Курокавы, — Э-это смущает... — неловко тянет гитарист, прикрывая глаза, кладя ладони на плечи брюнета.       Джун ерзает от легкого дискомфорта, обняв за плечи Томору и не решаясь проявлять инициативу. — Не могу с этим поспорить, — улыбается в ответ мягко, не сводит взгляда влюблённого с Сузаки. — Впереди будет достаточно смущающих вещей, — Легкий румянец на щеках выдаёт, как Томору балансирует между своими личностями неловко, но в итоге склоняется к своему повседневному образу.       Он замечает прекрасно то, как ёрзает Джун, но специально медлит — хочет услышать от него, что он согласен, что он хочет этого. Курокава, устраиваясь удобнее сверху, лишь дразнит нежными поглаживаниями, слегка ногтями задевая бледную кожу специально.       Курокава за ухо целует и проводит языком влажную дорожку к шее, оставляя чуть ближе к плечу засос, зная, что кофта Сузаки скроет эту маленькую шалость, в которой гитарист не смог себе отказать. — Н-не сомневаюсь... — судорожно выдыхает, чувствуя легкое покалывание в области будущего засоса, — А ес-сли кто-т-то увидит?..       Несмотря на то, что тело явно требует продолжения, Сузаки старается игнорирует неприятные уже ощущения. Джун больше боится, что их кто-то увидит в таком виде и положении. Особенно учитывая, полностью раздетого Сузаки под Курокавой.       Прикрыв глаза и тяжело выдохнув, Джун ищет уверенность Зака и когда открывает глаза, тянется к рубашке Томору, неловко все-таки расстегивая пуговицы дрожащими руками, надеясь, что это сойдет за согласие и Курокава не будет издеваться, требуя, чтоб гитарист сказал вслух, что не против продолжения. — Никто не увидит, — Совершенно уверен в этом, даже не допускает и мысли о том, что им могут помешать, ведь обдумал всё перед тем, как в комнату затащить Джуна; понимает, насколько ему может быть сложно преодолеть себя даже наедине, не говоря уже о том, если бы кто-то был в квартире. – Такого очаровательного тебя увижу лишь я.       Томору наблюдает за напряжёнными пальцами, неловко старающимися расстегнуть рубашку, и Курокава решает помочь, понимая, что мужчина согласен – только своё понимание лишь при себе оставляет. И делает крайне непонимающее выражение лица, склоняет немного голову к плечу и внимательно в глаза гитаристу смотрит.       Он хочет от него услышать желаемые слова.       И обязательно добьётся этого – умеет использовать свою настойчивость и целеустремлённость не только в рабочих целях.       Слегка отстраняясь, мужчина снимает свою рубашку и на край кровати откидывает её. После чего прижимается к Джуну горячим телом, выдыхает напряжённо и рукой медленно-дразняще проводит по члену Сузаки. — Скажи это, — тихо выдыхает, слегка большим пальцем потирая головку. – Я должен быть уверен, что ты правда хочешь этого, — Немного дрожащий голос выдаёт то, что уже и сам достаточно возбуждён, но не может лишить себя такой приятной сладкой возможности подразнить гитариста.       Джун издает писк, когда Томору продолжает ласку его члена, сгибает одну ногу в колене и подмахивает бедрами в руку рефлекторно. Сузаки закрывает рот рукой, чтоб не быть все равно слишком громким и смотрит растерянно, недовольно и смущенно на Курокаву, который явно и без зазрения совести издевался. — Хочу... — тихо говорит, красноречиво снова толкнувшись в руку и обняв за плечи брюнета, потянувшись к его губам, все-таки смущаясь говорить прямо, чувствуя как даже от ласки рукой сердце бешено колотится о грудную клетку.       Ловко перехватывает руку и отводит от лица, переплетая пальцы. Томору не хочет, чтобы сейчас он сдерживался, контролировал себя — хочет увидеть все эмоции Сузаки, на которые тот способен. — Уже лучше, — горячо выдыхает в губы, постепенно двигая рукой настойчивее. — Не сдерживайся.       Курокава дразняще проводит языком по нижней губе мужчины, посасывает её мягко и целует страстно, жадно, мокро — каждый раз приходится себя контролировать и обмениваться лишь мимолётными невинными поцелуями; хотя давно желает гораздо большего.       Томору отстраняется, подмигивает и медленно сползает вниз, устраиваясь между ног Джуна и проводя языком по головке члена — не сводит хищного взгляда с Сузаки, слегка прищурившись, чтобы лучше видеть его. — Ч-что ты делаешь?! — Сузаки приподнимается на локтях и смотрит растерянно и смущенно на Томору, которому явно нравилось его положение, а вот Джуна смущало до покрасневших ушей, — Н-не надо, Томору...       Гитарист тяжело дышит и хочет притянуть Курокаву обратно к себе, проводя рукой от щеки к виску и зарываясь пальцами в черные волосы, зачесывая их за ухо. И такой вид смущает еще больше, что Сузаки так и замирает не в силах отвести взгляд от голодных и подернутых дымкой возбуждения серых глаз.       В ответ лишь ластится к дрожащей тёплой руке, заглядывая в глаза Сузаки и не скрывая своих истинных чувств. Лучше всех понимает, насколько трудно мужчине бывает свои чувства настоящие выпустить на свободу, поэтому специально провоцирует его медленно.       Курокава медленно проводит языком по всей длине и слегка посасывает головку, жмурясь от непривычного чувства. Боясь допустить ошибку, медлит и действует крайне осторожно, ведь хочет доставить Джуну удовольствие, а не оставить очередное неприятное воспоминание; подучив согласие, Томору не отступит.       Он медленно в рот берёт член, рукой поглаживая Сузаки по внутренней стороне бедра и опускаясь медленно к ягодице — сжимает её, оставляет заметные красные следы, и хмыкает тихонько, приподняв голову, чтобы облизнуться и привести в порядок сбившееся от волнения и возбуждения дыхание. — Тебе приятно? — тихо на выдохе спрашивает Томору и внимательно в глаза Сузаки смотрит.       Джун издает бессвязные звуки, стараясь подавить стоны, прикусывая губу и тяжело, шумно дышит. Смотрит не отрываясь на Курокаву, так и не убрав руку, лишь переместив ее на его затылок, иногда сжимая черные пряди в ладони.       На вопрос Сузаки не отвечает, лишь судорожно кивает, мелко подрагивая и тяжело выдыхая через рот, после облизывая пересохшие губы. Действия Томору были очень приятными, заставляли дрожать, плавиться в его руках, прикрывать глаза и шумно дышать. Джун терял связь с реальностью каждый раз, когда чужой язык размашисто проходился по твердому члену, получающему желанную ласку. И Сузаки хотел бы выть и стонать, но старается одернуть себя и не шуметь слишком сильно.       Растягивает губы в ухмылке, взглядом показывая, что желаемых стонов от Сузаки добьётся, как бы сильно тот не сопротивлялся – Томору слегка прогибается, подставляется под руку, которая сжимает волосы и жмурится довольно-хитро.       Курокава берёт член в рот и начинает размеренно двигать головой, прикрывая глаза и постанывая. Хочет, чтобы мужчина расслабился и прекратил контролировать себя, иначе дальше будет лишь сложнее, а гитарист не хочет этого. В конце концов, это должно было быть небольшим приятным подарком, на который его случайно надоумил вокалист.       Томору отстраняется, чуть приподнимается и тянется к тумбочке, доставая оттуда смазку и пачку презервативов, небрежно бросая рядом с собой, чтобы под рукой всё нужное было сразу. Он осторожно одежду мужчины к краю кровати сдвигает, аккуратно шире разводит ноги Джуна и подмигивает с невинной улыбкой. — Не бойся, — Целует внутреннюю сторону бедра, прикусывает небольшим клычком нежную кожу и хмыкает тихонько. — Н-не то чтобы я боюсь... — судорожно выдыхает мужчина, стараясь отдышаться, но вид Томору такой соблазнительный, возбуждающий, что Сузаки не может сдержать стона, прогибаясь в спине и запрокидывая голову, опираясь на локти, — Не кусайся, — недовольно бурчит Джун, прикусывая губу и переведя обиженный взгляд на Курокаву. — Как пожелаешь, — посмеивается тихо.       Томору наносит достаточное количество смазки на пальцы и приставляет ко входу, постепенно медленно вводя один палец. Делает всё осторожно, понимает, насколько дискомфортно для Джуна это может быть, поэтому решает отвлечь его, вновь переключаясь на возбуждённый член. Курокава старательно головку посасывает и демонстративно причмокивает, продолжая откровенно дразнить смущение гитариста.       И вместе с этим чуть глубже вводит палец, стараясь контролировать своё возбуждение, нагло требующее большего.       Джун тихо мычит сквозь сжатые губы, откидываясь обратно о подушки и предпочитая рассматривать потолок, а не Курокаву, чей вид кружил голову и хотелось сорваться с цепи и нагло трахнуть Томору в рот. Сузаки старается привыкнуть к контрастному ощущению легкого дискомфорта и компенсирующей его ласки члена губами и языком, позволяя себе иногда сдавленно все-таки застонать.       Прекрасно замечает, как контроль Джуна постепенно ослабевает, и пользуется этим, беря член чуть глубже. Слегка морщится от непривычных ощущений, но продолжает старательно сосать, постепенно вводя и второй палец. Курокава стонет тихо, поднимает взгляд на Сузаки и внимательно за его выражением лица следит, переживая, что тому может быть слишком больно. Жгучее желание затмевает разум, требует, чтобы прекратил нежничать и начал действовать резче, но приходится сдерживать себя ради Джуна.       Джун выгибается на лопатках, чувствуя как глубже берет Томору и рефлекторно кладет руку на черную макушку, несильно надавливая, желая большего и стараясь не обращать внимания на второй палец, стараясь расслабиться поддаваясь похоти, застилающей разум.       Курокава хмыкает довольно, руку чувствуя на затылке, и послушно принимает больше, стараясь двигать головой быстрее, чтобы сильнее раздразнить мужчину. Улавливая, что его метод отвлечения работает прекрасно, он медленно разводит пальцы в стороны и вводит их глубже, начиная постепенно размеренно двигать ими внутри, заботливо растягивая гитариста. И через несколько минут третий палец добавляя, сдерживаясь с трудом – возбуждение становится болезненно-приятным от того, что не может больше ждать.       Джун недовольно мычит от дискомфорта, но старается, честно старается сконцентрироваться на теплом рту Томору. Сжимает волосы Курокавы в тот момент, когда пальцы проходятся по простате, выгибаясь на локтях и зажмурившись от приятных, проходящихся электрическим током по телу, ощущений, застонав в голос хрипло.       Слегка жмурится от того, как Джун резко сжимает волосы, и ухмыляется, поняв, что нашёл нужную точку. И продолжает настойчиво стимулировать простату, медленно поднимает голову, проходится языком по голове и отстраняется. — Какой прекрасный звук, — Томору посмеивается тихо, ловко подтянув рукой подушку и осторожно подсунув её под поясницу Сузаки.       Приподнимается и расстёгивает брюки свои, приспуская их вместе с нижним бельём. Курокава подхватывает презерватив и, глянув прямо в глаза гитаристу, зубами ловко раскрывает упаковку. Томору заправляет свои волосы назад и слегка в бок, чтобы сейчас они не мешали, из-за чего сейчас укладка частично напоминает его причёску для выступлений; ухмыляется самодовольно, окидывает взглядом Джуна, раскатывает презерватив по члену и добавляет смазки. — Расслабься, — тихо выдыхает мужчине на ухо и постепенно входит в него, сдавленно застонав и выдохнув напряжённо.       Джун молча рассматривает лицо Томору, буквально любуясь и стараясь не утонуть в его серых глазах, удобнее устраиваясь поясницей на подушке, предполагая зачем она нужна. — Я стараюсь, — жалобно выдыхает, вцепившись с силой в предплечья Курокавы, оставляя следы от ногтей на бледной коже и рефлекторно сжимая член Томору в себе, зажмурившись и прикусив клыком губу до крови. — Всё в порядке, ты молодец, — Томору выдыхает горячо на ухо, шикнув тихонько от ногтей Джуна.       Курокава проводит рукой по лицу, большим пальцем слегка надавливает на нижнюю губу и жадно целует гитариста, отвлекая от всего неприятного. И второй рукой накрывает член, быстро по нему водя рукой, чтобы мужчина не сосредотачивался на боли, а лишь на приятных ощущениях – Томору едва сдерживается, чтобы не сорваться, но тяжёлое дыхание Сузаки здраво отрезвляет, напоминая о том, что он должен контролировать себя.       Сузаки охотно отвлекается на поцелуй, жадно сминая своими губами губы Томору, продолжая сжимать руки Курокавы. Джун постепенно расслабляется, концентрируясь на руке, что ласкала член, отвлекаясь от неприятных ощущений и стараясь расслабиться, ослабляя хватку на предплечье.       Сбивчиво дышит в поцелуй, не менее желанно отвечая и вжимая Сузаки в постель.       Томору входит постепенно, громко в поцелуй выдыхая, как только полностью входит в гитариста, и даёт ему время привыкнуть, покрывая тело поцелуями. Курокава нагло оставляет на бледной коже засосы и лёгкие укусы, желая, чтобы он принадлежал лишь ему и знал это — оставляет довольно заметный засос на шее, прекрасно понимая, что за курткой Сузаки его скрывать будет, но это его совершенно не волнует. — Ты очарователен, — тихо выдыхает и медленно начинает двигаться, рукой поглаживая по бедру.       Джун дрожит от неприятных ощущений, но старается концентрироваться на поцелуях, засосах и укусах, жмурясь от покалывания на коже после того, как Томору оставляет алый след на шее. — П-пр-рекр-рати... — смущенно, сбивчиво и хрипло выдыхает мужчина, смотря немного обиженно и смущенно на Курокаву, переводя руки за голову, хватаясь за спинку кровати. — Не хочу, — Томору проводит кончиком носа от шеи для носа и покусывает мягко мочку ушка, проводит по ней языком. — Хочу, чтобы ты не забывал, что ты только мой.       Курокава поправляет длинную светлую чёлку, заглядывает в глаза гитаристу и ухмыляется, хмыкнув. Постепенно он начинает двигаться чуть быстрее, стараясь подобрать правильное положение, чтобы Джуну не было так неприятно.       Сузаки жмется от дискомфорта, но старательно пытается перетерпеть, вцепившись в спинку кровати руками и стиснув зубы, дыша тяжело через них. Джун старается избегать взгляда Томору, чтоб не показывать скопившиеся в уголках глаз слезы. Ждет, когда неприятные ощущения отступят, когда тело привыкнет и обнимает ногами за талию Курокаву, скрещивая ноги за спиной.       От Курокавы скрыть слёзы не получается – внимательного взгляда не сводит с лица Джуна и улыбается сочувствующе. он касается ласково губами виска, уголка глаз. — Прости, — шепчет куда-то на ухо, прикрывая глаза.       Томору продолжает извиняться и едва слышно шептать немного приторные неразборчивые признания, стараясь успокоить и отвлечь, как только может. Он поправляет осторожнее подушку, притягивает к себе ближе Сузаки, легко дразняще прикусывает сосок – пусть и гитарист возмущённо отфыркивается, Курокаве нравится это, и он продолжит делать, так как это верный способ отвлечь.       Джун тихо фырчит, облизывает пересохшие губы и выгибается Томору навстречу. Мужчина отвлекается на ласки, отворачивает голову и жмурится, когда зубы Курокавы смыкаются на соске. — Н-не кус-сайся... — бормочет хрипло, тяжело дыша и аккуратно, на пробу, двинув самостоятельно бедрами, прижмурившись от все еще неприятных ощущений, но уже более терпимых.       Гладит нежно успокаивающе по бедру, языком по соску проводит, целует, ласкает рукой член — делает абсолютно всё для того, чтобы Сузаки стало приятно, чтобы он расслабиться смог и получить удовольствие, а не одну лишь боль. — Ты прекрасен, — выдыхает шёпотом на грани стона в губы и проводит дразняще языком по нижней губе, кусает, посасывает, но специально не целует, на несколько сантиметров отдаляясь каждый раз, как только свою игру прервать хочет.       Томору нравится дразнить его и наблюдать за этим очаровательным бесценным выражением лица.       Джун смущается, хотя ему кажется, что уже некуда, но Томору выглядит так... горячо, соблазнительно и делает ужасно смущающие вещи. — П-п-прек-к-кр-р-ати... — заикаясь чуть ли не пищит от смущения, облизывая припухшие от поцелуев губы и смотрит растерянно, смущенно и возбужденно на Курокаву, прикусывая влажную нижнюю губу. — Нет, — На ухо выдыхает и легко ухмыляется, проводя медленно кончиком языка по мочке уха. – Ты очаровательно смущаешься.       Как только Сузаки отвлекается достаточно, Томору начинает чуть быстрее двигаться, тяжело дыша и жмурясь от удовольствия. Рычит сдавленно, старается сдерживаться из последних сил, но возбуждение полностью затмевает разум, и Курокава поддаётся своим желаниям, двигаясь резче.       Джун цепляется за спинку кровати, выгибаясь, жмурится и хватает ртом воздух в перерывах между толчками, которые этот самый воздух и выбивали. Курокава, плененный похотью, тянул за собой и в какой-то момент, окончательно привыкнув, Джун не заметил, как сам начал подмахивать бедрами, уперевшись пятками в кровать.       Томору дышит сбивчиво, заглушая стоны закусыванием нижней губы до крови изнутри, но это не особо помогает с ситуацией справиться – Сузаки слишком горячий, слишком заводит, и гитарист позволяет себе двигаться быстрее, как только тот отвечать начинает. Курокава покрывает тело горячими поцелуями, глухо стонет и в какой-то момент неосознанно резче двигается, до упора входя в мужчину и едва сдержав громкий стон, рвущийся наружу. Жмурится довольно, выдыхает, бросает взгляд на Джуна и, ухмыльнувшись широко, продолжает в резком темпе; окончательно слетает с тормозов.       Джун прогибается в спине; его всхлипы перемешиваются со стонами. Сузаки жмурится, сжимая изголовье кровати до побеления костяшек, чувствуя как воздух выбивается из легких, стоит члену резко проехаться по простате. Гитарист тянется своей рукой к члену, ладонью в том же темпе проходясь по своей плоти, лаская ее немного небрежно и резко, всхлипывая от сжигающего тело возбуждения.       Стоны Джуна возбуждают ещё сильнее; Курокава глухо рычит, в податливое тело быстрее вдалбливается, вжимает мужчину в кровать и хаотично оставляет засосы на шее, сейчас даже не думая о том, что это может их выдать.       Сейчас беспорядочные мысли скулят лишь о том, что он хочет сделать Джуна полностью своим, и Томору не собирается отступать. Он сжимает до будущих синяков бёдра Сузаки и резче входит в него, чувствуя, что близок к тому, чтобы кончить. — Х-х-хват-т-тит! — всхлипывает Джун, понимая, что голова уже кружится от возбуждения, рукой лаская быстрее собственный член, плавясь от похоти, от резко вбивающегося члена, от пошлых шлепков кожи о кожу.       Сузаки не успевает что-либо сказать, лишь звонко стонет, выгибаясь, запрокидывая голову и кончая себе на живот, пачкая ладонь в собственном семени и рефлекторно сжимая в себе Томору.       Курокава дрожащим голосом выдыхает имя Джуна и кончает сразу после него, запрокидывая голову и тяжело дыша. От сладкого удовольствия дрожит невольно, чувствуя, как сил после практически не остаётся, и постепенно выходит из Сузаки, выдыхая тяжело.       Томору выкидывает презерватив в мусорку, стоящую недалеко от кровати, и расслабленно заваливается рядом с Джуном. Притягивает к себе гитариста нежно, обнимает и покрывает поцелуями лицо, улыбаясь довольно. — Люблю тебя, — тихо шепчет, проводя носом по щеке. — Ты чудо, — Мужчина аккуратно по скуле поглаживает большим пальцем, расплываясь в нежной счастливой улыбке. — Т-ты жестокий... — Джун тяжело дышит, пытаясь прийти в себя, но все еще подрагивает и прижимается к Курокаве, чувствуя как постепенно разгоряченная кожа остывает.       Сузаки трется носом о шею Томору, обнимая его за плечи устало. — П-подай салфетки... — смотрит немного смущенно на мужчину, отводя взгляд и покусывая пересохшие губы. — Конечно, — Целует в висок и поднимается, доставая из прикроватного ящичка салфетки и кладя их рядом с Джуном. — Ты в порядке?       Томору с самым довольнейшим выражением лица рассматривает шею и ключицы гитариста, счастливо посмеиваясь. Аккуратно проводит, едва касаясь, подушечками пальцев по следам, прикрывает глаза и целует мягко в ушко. — Если не считать, что я слегка не молод для таких резких нагрузок, то я в порядке, — смущенно посмеивается Джун, вытирая салфетками живот.       Сузаки вздрагивает, когда Курокава касается засоса и прикрывает глаза на мягкий поцелуй, шумно втянув воздух через рот. — В следующий раз предупредить тебя заранее, чтобы ты был готов? — тихо смеётся Курокава, удобнее устраиваясь на кровати и перебирая светлые пряди рукой. — Прости, в тот день я был на работе, поэтому это мой небольшой запоздалый подарок, — Томору целует в кончик носа. — Я хотел быть с тобой, но не смог вовремя освободиться. Надеюсь, ты не обижаешься, — Немного виновато смотрит на Джуна, так как об этом действительно очень сильно беспокоился всё это время, ведь неправильно было с его стороны оставлять Сузаки в день влюблённых одного. — В какой день? — непонимающе смотрит Джун, закрывшись челкой и игнорируя первую часть слов Курокавы, замирая с салфетками в руках, искренне не понимая, о чем говорит Томору. — Ты... — Томору непонимающий взгляд поднимает на мужчину, несколько озадаченно моргает, а после смеётся тихо. — Недавно был день влюблённых, — мягко напоминает Курокава и наблюдает за реакцией Джуна, который, судя по всему, даже не заметил этого. — Но ведь в день святого Валентина девушки дарят парням шоколад... ты ведь сам притащил кучу шоколада, я видел, как Кохару его перебирал, когда ты уснул... — Сузаки лениво и устало натягивает белье, сбитое в угол кровати, а после укладывается обратно на грудь Курокавы. — Фели-сан рассказал мне о том, что в Европе этот день немного иначе отмечают, — поясняет Томору, приподнимаясь, чтобы одеться. — Я подумал, что это довольно интересно. У них принято в этот день дарить подарки друг другу, а парочкам проводить день вместе, — Курокава укладывается обратно, убирая всё лишнее с кровати, чтобы не мешало, и накрывая Джуна одеялом.       Поведение Томору не поддаётся никакой логике; как всегда с того самого момента, как их отношения из дружеских превращаются в что-то очень странное, заботливое, тёплое, нежное. Поворачиваясь к брюнету, Сузаки хочет что-то сказать, но видит, как мужчина засыпает, явно устав не только из-за того, что произошло, но и из-за работы.       Джун вздыхает и думает о том, что Курокаве следует больше заботиться, но он никогда этого не признает.       Поэтому он сам позаботится о Томору.