Как Ван Хельсинг Дракулу оживлял

Клубы черного дыма от погребального костра поднимались вверх и растворялись среди золотисто-розовых закатных облаков. Ван Хельсинг неотрывно глядел на языки пламени, пляшущие вокруг тела, лежавшего на костре. Анна, бесстрашная смелая Анна, она не должна была так погибнуть. Она прошла этот путь до конца, собственноручно убила одну из невест Дракулы и помогла Ван Хельсингу остаться человеком, в последний момент вколов ему лекарство. А наградой за это ей была смерть от рук того, кого она спасала. Габриель не мог не винить себя в ее смерти. Карл дочитал 90-ый псалом и немного замешкался, переворачивая страницу молитвослова. И в тишине, нарушаемой лишь едва слышным треском огня и шелестом ветра, Габриелю показалось, что кто-то зовет его по имени. Он обернулся и увидел, как расступились облака, и в ослепительных лучах солнца ему привиделось улыбающееся лицо Анны, которая словно говорила ему, что она счастлива там, на небесах. Через пару мгновений рядом с ней появились призрачные образы других людей, среди которых Габриель смог узнать только Вэлкана и отца Анны, чей портрет ему показывали в Ватикане. Все эти люди улыбались и, как ему показалось, что-то оживленно обсуждали. Наконец, Анна помахала ему рукой, и видение пропало. Габриель, ошеломленный увиденным, очнулся только тогда, когда Карл подошел к нему и с сочувствием положил руку ему на плечо. Ван Хельсинг улыбнулся ему полубезумной улыбкой и направился к лошадям. Так ничего и не понявший Карл поспешил за ним, торопливо захлопнув свою книгу. Хотя Ван Хельсинг и не был до конца уверен, что он на самом деле видел Анну и ее родню, на душе у него стало легче. Они убили Дракулу и исполнили клятву, данную несколько столетий назад ее предком. Теперь Анну и ее род ожидало вечное блаженство на небесах. И только Габриелю была ведома цена, которую ему пришлось за это заплатить. Впрочем, у него еще был шанс все исправить. -- Габриэль, ты куда? Разве мы не собирались вернуться обратно в Будапешт? – Карл остановил свою лошадь на развилке, после которой одна из дорог вела в Будапешт, а другая -- в деревушку около замка Франкенштейна, откуда они недавно уехали. -- Возвращайся без меня. У меня еще остались здесь кое-какие дела, -- Ван Хельсинг уверенно направил коня по дороге, ведущей в деревню, на прощание махнув послушнику рукой. Карл некоторое время в растерянности постоял на месте, затем вздохнул и свернул на будапештскую дорогу. У него было предчувствие, что он не очень хочет знать, что за дела остались у Ван Хельсинга в Трансильвании. А за долгую дорогу до Рима он еще успеет придумать объяснение того, почему охотник не вернулся вместе с ним в Ватикан. Возвращаясь обратно в замок Дракулы, Ван Хельсинг не переставал удивляться тому, что он начисто забыл эти места. Он ведь здесь бывал, и не раз. И про потайной ход за картой тоже знал, и много раз им пользовался. Странно, что его память не начала пробуждаться, когда он только сюда приехал. Но, как оказалось, для того, чтобы забытые воспоминания вернулись, потребовалось, чтобы его укусил вервольф. Но тогда Габриелю стало не до воспоминаний – все силы отнимала борьба со зверем, зародившимся внутри него после укуса Вэлкона. Воспоминания накатывали какими-то урывками, чередуясь в необъяснимой последовательности, от этого безумного калейдоскопа из картин прошлого раскалывалась голова. Но Габриель не обращал внимания на пестрые образы, мелькавшие перед глазами, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы не дать одержать зверю верх, чтобы не превратиться раньше времени в кровожадное чудовище. И когда Дракула во время последнего боя сказал, что они были друзьями, Ван Хельсинг уже знал, что это правда. Но еще лучше он знал, что Дракула должен быть убит, а многовековое проклятие – снято с рода Валерия. Проиграй он – и весь род Валерия навсегда потерял бы надежду на спасение своих душ. Слишком многое было поставлено на кон, чтобы Ван Хельсинг отступил. И он во второй раз предал своего друга, предал во имя спасения других. Право же, порой судьба бывает очень капризной. Уже шагая по длинному полуразрушенному мосту к замку, Габриэль размышлял, что бы было, если бы воспоминания вернулись к нему несколькими днями раньше. Наверное, тогда бы он не смог исполнить свой долг, наплевав и на Рим, и на всех Валерия вместе взятых. Вернулся бы к Владиславу, попытался бы отговорить его от этой дурной затеи с оживлением детей… Во всех этих рассуждениях было слишком много «бы». Тряхнув головой, Габриель пинком открыл створку тяжелых ворот и вошел в замок. Тот уродливый труп, в который превратился Владислав после смерти, так и остался лежать в лаборатории, где стояла машина доктора Франкенштейна. Ван Хельсинг осторожно поднял на руки то, что осталось от знаменитого вампира, и отнес останки к ближайшему столу, с грустью подумав о том, что если Дракула, столь тщательно следивший за свой внешностью, видел бы себя сейчас, то пришел бы в ужас. Габриель понятия не имел, как следует оживлять вампиров, но то, что Дракула не рассыпался в прах, как его невесты, вселяло в него некоторые надежды. Охотник взял нож и полоснул себя по запястью. Обильно окропив труп вампира своей кровью, он зажал рану здоровой рукой и стал ждать. Несколько томительных секунд ничего не происходило, однако потом усохшая потемневшая плоть стала на глазах наливаться жизнью. Зрелище было не для слабонервных, однако Ван Хельсинг и не подумал отворачиваться, заворожено глядя, как кошмарный труп снова превращается сначала в огромную летучую мышь, а затем снова в человека. Наконец, кожа графа посветлела до привычного бледного оттенка и отросли заново волосы. В ту же секунду Дракула резко открыл глаза и цепкими пальцами ухватил Габриеля за запястье. Тот совсем не сопротивлялся, когда вампир стал пить его кровь, припав губами к ране, но через пару минут попытался отобрать свою руку. -- Влад… прекрати… Как ни странно, Дракула послушался и отпустил его руку, облизываясь с плотоядным видом. -- Неужто ты все вспомнил и тебя совесть заела? -- Что-то вроде того, -- Ван Хельсинг хмуро посмотрел на ожившего вампира. Не то, чтобы он надеялся, что тот сразу бросится ему на шею, но мрачный нелюбезный Дракула не очень-то вписывался в картину радостной встречи любовников после долгой разлуки. -- Между прочим, ты загубил мой любимый камзол. И сережки, -- добавил он, потрогав мочку уха. – И вообще, мне холодно, дай сюда плащ. Несмотря на то, что Габриель прекрасно знал, что вампиры чувствуют холод совсем не так, как люди, он покорно снял с себя кожаный плащ и накинул Дракуле на плечи. Тот с обиженным видом закутался в плащ и попытался собрать растрепавшиеся волосы в хвост, но заколка тоже не уцелела в недавних приключениях. Дракула расстроенно вздохнул, и собрался было уже включить ее список утрат, понесенных им из-за Ван Хельсинга, но тут Габриель не выдержал и рассмеялся. Надувшийся Дракула в плаще на голое тело был просто очарователен. -- Не переживай, я тебе новую заколку куплю. И сережки тоже, -- он сгреб вампира в охапку и крепко его поцеловал. – Надо отсюда выбираться, пока нам ничего на головы не упало. -- Тебе бы это только на пользу пошло… -- но вместо того, чтобы спорить с ним, Габриель подхватил вампира на руки и решительно двинулся к выходу. -- Эй! Это еще что такое? – возмутился Дракула, попытавшись вывернуться у него из рук. -- У тебя сапог нет, -- и прежде чем Дракула успел что-то сказать, Ван Хельсинг продолжил. – Нет, свои я тебе не отдам, даже не надейся. Дракула в очередной раз изобразил на лице вселенскую тоску и надулся, однако же надолго его выдержки не хватило и уже через несколько минут Габриель вынужден был слушать пространные графские излияния на тему всеобщей жизненной несправедливости вообще и его, Ван Хельсинга, омерзительного поведения в частности. Габриель слушал его вполуха и улыбался. Право слово, Дракула мог быть совершенно несносным. Но это вовсе не значило, что Габриель раскаивался в содеянном.