Откуда берутся фениксы

Фоукс видел краем глаза битву мальчика и старого змея, однако ему это было не особо интересно. Его внимание приковал к себе другой мальчик, стоявший в стороне. Призрачный осколок мальчика. Своими глазами Фоукс видел, что за плечом духа уже стоит та, от кого бегал этот глупец. Фоукс знал, что есть участь страшнее смерти, и он знал, что от смерти, сколько не бегай, все равно не убежишь. Фоукс ждал развязки сражения мальчика и старого змея, ждал, когда он сможет спасти чью-то жизнь, а пока он наблюдал за глупцом, который уже сам себе вынес приговор. Прошли минуты, и вот, мальчик спасен, девочка тоже, и Фоукс, ожидая, когда они придут в себя, снова наблюдал за осколком глупого мальчика. Тот уже перестал корчиться и громко кричать, снова стал невидим для детей и попал в крепкие объятия давно ожидающей его Смерти. Из тетради почти перестали сочиться чернила, связь осколка и дневника быстро истончалась и почти исчезла. Скоро Смерть, получившая желаемое, уйдет. Фоукс издал переливчатую трель, привлекая внимание. На него посмотрели дети, но это не важно, главное — на него посмотрела Смерть. Она мазнула по нему взглядом и с едва заметной улыбкой покачала головой. Связь крестража исчезла, а вместе с ней и осколок со Смертью. Фоукс вздохнул, значит, пока не время. Дети, кажется, достаточно отдохнули, и смогут выдержать перелёт. Связи крестражей рвались одна за одной. Кольцо, медальон, чаша, диадема, змея. Страшный, уродливый, покрытый кровью младенец видел, как ушел в сторону одного из поездов белобородый старик, видел, как исчез с перрона слегка подкопченный, побитый юноша, и видел, как к лавке, под которой он лежал, подошла дама. Дама, от которой он прятался всеми силами, и которой он боялся больше всего на свете. Смерть. Она заглянула под лавку и, увидев его, улыбнулась, улыбка эта не предвещала ничего хорошего. Его подняли с пола, взяли на руки. — Скоро ты снова станешь целым, малыш, — сказала Смерть. Последнее, что увидел уродливый покрытый кровью младенец, была ее улыбка. Вокзал поглотил ослепительно яркий свет. К ногам Гарри Поттера упало тело Лорда Волдеморта. Ненадолго повисла оглушительная тишина. Секунда, и все продолжили сражаться. Пожиратели смерти, стараясь сбежать, защитники Хогвартса, стараясь захватить Пожирателей. Никто, даже Гарри Поттер, не обратил внимания, что одежда на Лорде Судеб начала тихонько тлеть, а над телом начал едва заметно подрагивать воздух, как в пустыне. Позже, когда тело переносили в кладовку, чтоб не мешал, никто не захотел его касаться, все сделали палочкой. И снова никто не обратил внимание на тепло исходящее от трупа и почти истлевшую мантию. Других дел было по горло, чтобы еще и на тряпки психопата внимание тратить. Том очнулся от неприятного ощущения жара, окутывающего его. Он чувствовал, как горит, как сгорает каждая клеточка его тела. Еще он слышал голос. Потусторонний женский голос, он смеялся и приговаривал, что это лишь начало, что раз ему чуждо раскаяние, то он должен искупить свое преступление иначе. Тело пожирал огонь, треск и гул пламени вскоре заглушил все остальное. Становилось всё больнее. Наконец, Том не смог сдержать крика, однако вместо вопля из него вырвалась полная боли грустная птичья трель. Сколько это продолжалось, он не знал, ему казалось, что целую вечность. В какой-то момент огонь неожиданно изменился, Тому казалось, что пламя стало жидким и потекло по его венам. Он раскрыл глаза от новой для него боли, и воздух словно кислотой обжег глаза, и он почти ничего не видел, этот же воздух при первом вздохе обжег легкие, словно какой-то химикат. Существовать было мучительно больно. Тут его слух оглушил громоподобный скрип. По болящим и слезящимся глазам ударил яркий свет, а в открывшемся проеме показался силуэт великана. Сквозняк немного охладил горящую кожу. Внезапно его подхватили большие ладони, и навалилось давно знакомое ощущение протаскивания через трубу. — Госпожа заместитель директора, — высокий, ввинчивающийся в уши голос снова оглушил Тома. — Тилли обнаружил новорожденного феникса. Куда прикажете его поместить, мэм? Смысл слов далеко не сразу дошел до Тома. Однако, когда он осознал сказанное, как оказалось, домовым эльфом, ему захотелось не то побиться в истерике, не то безумно захохотать, из горла исторгалось лишь жалкое чириканье. В голове зазвучал женский мелодичный смех, голос был знаком. Смерть. — Искупишь свой грех, мучения прекратятся, — раздался в мыслях напоследок потусторонний голос. Фоукс смотрел, как протекают у маленького феникса его первые минуты, и не чувствовал ничего даже отдаленно похожего на ностальгию или, может быть, сочувствие. Этот мальчик достаточно совершил мерзких поступков, его путь будет долог и полон боли, и это справедливо. В конце концов, он и сам такой же. Но с каждой максимально мучительной смертью и таким же болезненным возрождением он ощущает, как под гнетом ревущего в его теле пламени осколки его души плавятся и становятся единым целым. А с каждой спасенной жизнью, поднятым кому-то настроением, помощью в каком-то хорошем деле ошибки и грехи перестают довлеть над ним. А к разъедающему огню в жилах и легких привыкаешь с каждым прожитым столетием. Впрочем у него много работы сегодня, его слезы много кому сегодня пригодятся. Взрослый феникс встрепенулся и вылетел в окно, путь его лежал в комнату, где его помощи ждали раненные, его не особо волновало, что сегодня на свет появился очередной феникс, отбывающий на этом свете свое наказание, горя жарким пламенем каждую секунду своего существования.