Картина (полная версия)

Гвоздь вошел в стену с одного удара, как родной. Сиэль слез с дивана, на котором стоял коленями, смахнул пыль и отошел на пару шагов, чтобы удостовериться — не криво ли висит картина. Щеки потеплели, заалели, и он прикусил губу, чтобы не лыбиться, когда представил, какие мысли возникнут у Крейна, когда он увидит эту провокационную картину. Хотя, на первый взгляд, прям чтобы очень криминального тут ничего нет. Подумаешь, двое мужчин, одетых в болеро, целуются крупным планом. В любой столичной Бане на это даже внимание не обратили бы, но тут, в глубокой провинции, реакция может быть несколько иной. Сзади послышались тяжелые шаги и стук трости по паркету — Браун Крейн собственной персоной спустился вниз и направился через гостиную к телефону, бубня под нос, похоже, что-то на стройке опять не ладится, раз Крейн так задумался, что не видит и не слышит ничего вокруг. Грузно облокотившись на секретер, Браун покрутил телефонный диск, не поворачиваясь к застывшему Сиэлю. — Это я, — не представляясь сказал в трубку и продолжил. — Голубушка, позовите, пожалуйста, к аппарату герра Мартина. Далее пошла какая-то очередная техническая болтовня, которая нагоняла на Сиэля вялое раздражение. Он осторожно вышел из гостиной на кухню и прикрыл дверь, продолжая прислушиваться телефонному разговору. Но Браун Крейн хоть теперь и не руководил строительством, но даже после тяжелой болезни все еще продолжал контролировать процесс и активно участвовать в решении текущих дел. Он долго и что-то замудрое втолковывал своему бывшему заму, потом все же повернулся и резко оборвал речь, удивленно и тихо присвистнув. Быстро скомкав разговор, положил трубку и в гостиной воцарилась напряженная тишина. Как Сиэль ни напрягал слух, но ничего не смог понять и, плюнув, все же вышел из кухни, с наигранно равнодушным видом, направляясь наверх. — Сиэль, будь добр, — позвал Крейн, когда тот уже чуть ли не половину лестницы прошел. Сиэль с невозмутимым видом вернулся обратно и встал рядом, тоже с видом знатока уставившись на висящую картину. — Это очень оригинально, но почему художник изобразил тебя здесь матадором? — задал совершенно неожиданный вопрос Крейн. — Он же художник, он так видит, — пожал плечами Сиэль. — Между прочим, он уже очень известным мастером стал. А этой работой со мной в то далекое время собственно и расплатился, потому что больше у него ничего не было. И эта картина очень даже скромненькая, другие его работы намного провокационнее. — Не сомневаюсь. Браун хмыкнул и больше не проронив ни слова ушел на кухню. Оттуда тут же послышалось звяканье чашек и чайника. «И все?!» — недоуменно нахмурился Сиэль. Не на такую реакцию он рассчитывал. Следующий вопрос Браун задал чуть позже, когда сидели и полдничали на кухне: — А почему ты там брюнет? — В то время я красился. Это было модно, — почесав светловолосую от природы макушку отозвался Сиэль. — Угу, — согласился Крейн, прихлебывая из кружки размером с тролличий кулак, и Сиэль не смог сдержаться, спрятал улыбку в чашку тонкого фарфора. — И с кем же ты там? — снова вскользь поинтересовался Браун, когда южное солнце перевалило зенит и начало смещаться в сторону запада. — С таким же илотом, как и я, — развел руками Сиэль. — У илотов Бань, если ты помнишь, прав было не больше, чем у этой гусеницы, ползущей по подоконнику. — Угу, — опять кивнул Крейн и, поджав губы, вышел на крыльцо, чтобы освежиться. Жару бывший военный с возрастом переносил тяжеловато, но никогда не жаловался. Сиэлю ничего не осталось, кроме как промолчать, повздыхать и подняться на второй этаж. Но долго в одиночестве не остался. — Подозреваю, что эта картина из чемоданчика, который ты не открывал десять лет, — опять затронул тему Браун, поднимаясь следом. — Правильно. — И писалось это в то время, когда ты работал в варьете, жил в доме элитных илотов и звался Сэмуэлем. Сиэль приподнял бровь: — Тебя что-то смущает? — Абсолютно ничего, — отрезал Браун. Он пошелестел какими-то документами на своем столе, с умным видом поперекладывал папки и ушел в душ, чтобы смыть опять выступивший пот. — Я помню окна твоей квартиры, — продолжил он, когда вернулся. — Их издалека видно было. Одни гирлянды, навешанные на балконе, чего стоили, не говоря уже о канареечных клетках с картинами и аквариумах с горшками цветов. Выговорившись он спустился вниз, оставив Сиэля глупо улыбаться. Все-то помнит, все-то видел. Одного только не знал Браун, что все это Сиэль делал специально, чтобы выделиться на общем фоне остальных илотов, которые входили в элиту эскорта столицы в то время. Попробовав сосредоточиться на новой главе, Сиэль потерпел фиаско. Лежать на прохладной террасе в одиночестве ему надоело через четверть часа и, прихватив книгу, он поплелся вниз, куда его как крюком под ребрами тянуло. Браун нашелся стоящим в гостиной с задумчивым видом. Сумрачные тени уже проникли в дом, и заходящее солнце вытянуло яркие ромбы на полу. Браун стоял в одном таком в светлых шортах и майке, сосредоточенно разглядывая картину на стене. Весь такой серьезный, хмурый, большой и для незнающих страшный. Можно было подумать, что очередную военную стратегию планирует. Один Сиэль знал, какой он на самом деле. Поэтому подошел сбоку, положил подбородок на плечо, мысленно прикидывая, чего они таскаются друг за другом по всему дому. Не обязательно касаться или трогать, а просто видеть, слышать, чувствовать, находиться рядом — уже этого достаточно. — Ну что, Крейн? — сжалился бывший илот, видя такого Брауна. — Чем она тебя так напрягает? — Знаешь, — нахмурив брови отозвался тот, — она так хорошо вписывается и даже странно, что ее еще вчера тут не было. — Почему? — Смотри. Вся эта стена с геометрическими рейками в сдержанной цветовой гамме — все это как моя жизнь. Служба, учеба, работа — все градировано, все по правилам, по порядку, по полочкам разложено. И тут прямо по центру яркий мазок — картина, которая непроизвольно притягивает внимание. Это как ты в моей жизни. Каждая наша встреча — как глоток свежего воздуха, кипение страстей и жар ощущений. — Ох, герр Браун, — смущаясь признался Сиэль, краснея скулами. — Таких милых вещей вы никогда мне не говорили. Крейн искренне улыбнулся и обнял в ответ. Сиэль потер подбородок и высказал свое мнение: — А у меня скорее наоборот. Вся жизнь один сплошной карнавал, калейдоскоп лиц, персонажей, декораций, смена эмоций от буйного безумства до суицидальной рефлексии. И только ты, когда возвращался в мою жизнь, приносил с собой то, чего мне не хватало — покой, уверенность и умиротворение. — Правда? — Браун чуть повернул голову. — Правда. И теперь видишь — вся яркость в одном, четко ограниченном месте, а вокруг скучные и такие долгожданные для меня будни, в которых только ты. Браун приласкался скулой о его нос, прикрывая влажные глаза. Все еще улыбаясь, Сиэль взял его за руки и потянул к стоящему под картиной диванчику. — А скажите-ка, герр Браун, — с пафосом начал он. — Вы когда жили в столице и мои окна в полевой бинокль изучали, ручонками своими не шалили? — Это на что вы намекаете, герр Миллер?! — с таким же апломбом подбоченился Крейн. — Не хотите ли сказать, что я, оберст первого авиационного полка его императорского величества, открыватель курганов и прочая-прочая (что ты там еще про меня обычно рассказываешь?), дрочил на ваш светлый образ?! — Хочу! — ничуть не смущаясь вытаращился Сиэль. — Конечно же, да! — в тон ему отозвался Браун и уже спокойней продолжил, запуская пальцы в его отросшую макушку. — Как можно было равнодушно смотреть на то, как ты там ходишь по своему мини-зоопарку и биологическому саду и в мою сторону даже не поворачиваешься. — Я поворачивался, — признался Сиэль с легкой улыбкой. — Просто крепко зол на тебя был. А теперь я требую сатисфакции! — Чего? — прищурился Браун. — На дуэль вызываешь, что ли? — Я требую удовлетворения! — с трудом сохраняя серьезную мину, настаивал Сиэль. — Удовлетворения своих желаний! Кто первый кончит — тот проиграл и выполняет любое желание. А ну! Показывай, как ты это делал? — Сиэль, — взмолился Браун, — ты что опять выдумал? — Сымай портки! — скомандовал тот и сам потянулся к его домашним штанам. Завалив немаленького, хохочущего и слабо сопротивляющегося Крейна на диван, Сиэль помог справиться с одеждой. — Начинай, я подключусь, — распорядился Сиэль, откидываясь назад и укладывая его ноги по разные стороны от своих бедер. Браун ругнулся сквозь зубы и положил руку на пока еще вялый член. Под пристальным взглядом Крейн одной рукой заскользил по стволу, а другой обхватил себя за яйца, поглаживая и аккуратно оттягивая. Закусив губу, Сиэль не мог оторвать глаз от смущающегося и отворачивающегося Брауна. Через пару минут почти бесплодных попыток добились только полувставшего члена и обескураженного Крейна, но Сиэль сжалился: — Посмотри на стену. А теперь вспомни, как ты сидел в своей квартире с затемненными, зашторенными окнами, чтобы не привлекать внимание, с биноклем у глаз и разглядывал мой балкон. Помнишь? Там стояла клетка с канарейкой. Маленького кенара я называл Истребитель. А самого крупного сомика в аквариуме звали мистер Коричневый. Все спрашивали, почему такие странные имена, но не мог же я сказать, что каждый день засыпаю с мыслями об одном несносном пилоте по фамилии Браун. А когда позировал художнику, чуть челюсть себе не вывихнул, только мысли о тебе и помогли. Представлял, что мой партнер это ты, а заодно вынашивал коварный план, что когда-нибудь через много лет анонимно пришлю тебе эту картину, чтобы ты смотрел на нее и гадал: «Кто это прислал? Кто это изображен?» Крейн прикрыл глаза и не сдержал сладкий выдох: — Неужели думал, я тебя не узнаю? — А еще на балконе сушились вот такие вот вещички, — Сиэль скинул с себя халат и оказался в одном только шелково-кружевном безобразии, которое больше открывало, чем прятало, и называлось очень скучно «мужское белье, сделанное на заказ». — И я тоже постоянно думал о тебе. Ответа от Брауна не последовало, да и не требовалось. Нежные пальцы скользнули по его бедрам и погладили пах, не касаясь члена. Сиэль наклонился, осторожно взял губами его мошонку, облизал, посасывая, выпустил с влажным чмоком и легонько подул, вытянув губы трубочкой. От этого нехитрого действия мурашки побежали по бедрам Брауна, и кожа подобралась. Поднырнув ниже носом, потерся о поджавшуюся мошонку, с удовольствием вдыхая терпкий запах Брауна, и провел кончиком языка по маленькой дорожке, уходящей к темному неразработанному аналу. Ухватив Крейн под коленками, Сиэль подтянул ноги к плечам и зафиксировал его же руками. — Держи, — велел он и перевел все свое внимание ниже. Сиэль положил ладони на его ягодицы, развел пошире, приоткрыл губы и тонкая струйка слюны потянулась с его языка прямехонько на анус Брауна. Сфинктер в обрамлении темных волосков непроизвольно, алчно сократился, а Крейн не смог совладать с собой — его опять передернуло от возбуждения. Удовлетворившись нужной реакцией, Сиэль наклонился и широким мазком языка провел по сморщенным складочкам. Оценкой его действий являлся очередной судорожный выдох. Аккуратный пальчик Сиэля погладил влажные складочки и сменился на настойчивый язык. Сиэль ласково покусывал беззащитные ягодицы, кружил по аналу, старался протолкнуться глубже, аккуратными движениями пальцев ввинчивался внутрь, нащупывая неровную выпуклость, а Браун только и мог приподнимать голову, чтобы разглядеть, что происходит с его южными границами, и обессиленно откидываться назад, сдерживая стоны. Член, поблескивая влажной тёмной головкой, упруго упирался в живот. Капля предэякулята размазалась и тянулась тонкой ниткой между головкой и кожей. Как заправский дегустатор, Сиэль подцепил каплю, растер, понюхал и похотливо слизал. Это показалось Брауну настолько непристойным и бесстыжим, что он закусил губу и зажмурился, совершенно не контролируя, как член заинтересованно задрожал. Крейн резко подхватил Сиэля и повалил на себя, жадно впиваясь в губы. Тот попробовал возмущенно что-то промычать, но после звонкого шлепка по аппетитной заднице предпочел не перечить. Тем более белье, накрученное на кулак, так провокационно проехалось по чувствительным местам, что до дрожи захотелось повторения. А зажатая чужими зубами губа не давала дернуться и выкрутиться из захвата. Прикрыв глаза, Сиэль непроизвольно стиснул зубы и застонал, толкнувшись пахом в бедро Брауна и стараясь, чтобы перекрученный жгут сильнее надавил между ягодиц. Крейну это понравилось и он потянул чуть сильнее. Послышался треск разрывающейся ткани, и в его руках оказалась теперь уже тряпочка с кружевными и шелковыми вставочками. Сиэль хотел уже на подкорку поставить галочку, чтобы в будущем быть поаккуратней в таких вещах, но тут же забыл — Крейн жадно вдохнул зажатую в кулак тряпицу и небрежно намотал ее, связывая их члены вместе. Для Сиэля это оказалось последней каплей, и, отключая тормоза, он задвигал бедрами, вбиваясь в жаркую тесноту. Не рассчитав, оказался в ловушке, из которой не вырваться: одной рукой упирался в подлокотник дивана, а вторую перехватил Браун, зажимая члены между телами. Поэтому когда Крейн обхватил его за затылок и привлек, уже не мог сопротивляться страстному поцелую. Его рот просто вытрахали, вылизали, поимели и оставалось только не захлебнуться всполохами оргазма, чувствуя, как каждый выдох Браун словил своими невозможно жадными и чувственными губами. Еще не поняв, на каком он свете, Сиэль мутными глазами с отвисшей челюстью наблюдал, как Браун стер с живота сперму остатками белья и, уткнувшись в них лицом и губами, доводит себя до финиша. Кончив и последний раз вздрогнув-выдохнув, открыл потрясающие темные от желания глаза и Сиэль опять потерялся в них, как и много лет назад. — Это что сейчас было? — Ну ты же мечтал со мной так поцеловаться, — тяжело переводя дыхание, Крейн кивнул на висящую над ними картину. — Будьте осторожны в своих желаниях, герр Миллер, они имеют свойство сбываться. — Спасибо, конечно, но я про вот это вот, — зеркальный кивок на остатки белья. — Я от тебя такого ребячества не ожидал. — Новые закажем, — отмахнулся Браун, устраиваясь на диване и крепче прижимая все еще разомлевшего Сиэля. Когда лужа спермы между ними остыла и стала неприятно липнуть, Крейн лениво подал голос: — Ну, раз я выиграл, то и желания загадываю. Знаешь, что… а картину-то придется убрать. — Что?! — моментально подорвался Сиэль, ошарашенно взвизгнув. — Не место ей тут, — твердо отозвался Браун. — Могут клиенты прийти или гости. Нечего на нее посторонним пялиться. — Но по-почему?! Сиэль от возмущения начал заикаться, растеряв весь словарный запас, осталось только воздух глотать да глазами молнии метать. Выдержав паузу и полностью насладившись реакцией, Крейн, не меняя интонации, продолжил: — В спальню повесь, там тоже такая же стена есть. А то картина у меня одни только фривольные мысли вызывает. Так пусть они хотя бы в спальне появляются, а не на глазах у всех. В отместку Сиэль уткнулся лицом ему в грудь, сжал руками мышцы и громко с силой выпустил воздух.