Разбитые зеркала

По дороге домой на своей машине, Эрик старался быть спокойным, чтобы и самому не попасть в аварию. Но как в такой ситуации быть спокойным? Сын, который только-только начал жить, погиб. Он хотел быть архитектором… А Кристина… Что случилось с ней? Судя по голосу доктора… да что угодно! Возможно, перелом конечностей, или нет руки или ноги… Или… Ужасные мысли внезапно разбредаются — Эрик чуть не врезался в ворота собственного дома. Но нужно успокоиться. Эрик еле-еле разжимает руки от руля, выходит из машины и стоит около ворот дома. Пару минут не решается зайти, словно старается отсрочить неизбежное, боится, после чего влетает в дом и несётся по лестнице, на ходу бросив маску — уже ставший очень привычным жест; в спальню. Весь дом — это стиль «винтаж». Винтовые лестницы, как в средневековье, канделябры на столиках, будто из чуть заржавевшего серебра, «старинный» светильник, массивная и очень изящная люстра в зале, и всё в таком духе. Так как пара очень любит такой стиль. Здесь зеркала в форме окон (и на месте окон, по крайней мере, несколько), своеобразная рама которых — золотая. Так Эрик чувствует себя более комфортно, а в последнее время и вовсе перестал обращать на них внимание. Также, кровать (супруги и сами не помнят, где откопали такую), с балдахином, цвет постельного белья — тёмно-сиреневый, и сейчас, после таких известий, Эрик воспринимает их спальню, как мрачную, почти как темница, а не как королевские покои, на манер которых они и создали эту комнату. Каково же удивление Эрика, когда на их широкой постели он видит невредимую Крис, с которой беседует врач. То есть, не в смысле того, что он не рад, что она в порядке. Рад, безусловно, это счастье. Но она невредима и в моральном смысле. В её глазах нет печали от того, что Чарльз погиб. Ещё больше он изумляется, когда его дерзкая Крис смотрит на него с испугом. Когда такое было? Может, рассудок немного помутился от потери сына? То есть, ведь бывает, когда организм старается защититься от чего-то столь болезненного, как потеря ребёнка (и автоавария), что наступает слепая апатия. Но если это апатия, почему тогда она испугалась? Девушка натянула тяжёлое одеяло до подбородка, не рискуя снова смотреть на вошедшего высокого мужчину. К нему, так и застывшему на пороге и в каком-то нервном жесте сжимающем дверную ручку, всё ещё растерявшись от такой реакции возлюбленной жены, подошёл доктор. Это был мужчина средних лет, цвет его коротких волос — тёмный блонд, что в тёплом полумраке кажутся почти медными, симпатичное круглое лицо и пронзительно-голубые глаза, в которых почти не видно зрачков. Мастер своего дела. Эрик успел отметить, что сейчас Кристине удобнее общаться с врачом, и что до его прихода она явно была спокойней. Доктор выпроводил его за дверь и вышел сам, несколько секунд не зная, как сказать эту новость. — Здравствуйте, мистер Дэстлер. Как я уже сказал, Кристина в порядке, но в той аварии потеряла не только сына, но и память. — Память? В ту же секунду он побежал вниз по лестнице, найдя маску на ступеньке, после чего поднял маску и надел, вернувшись к доктору, который уже привык к эксцентричному поведению конкретно этой парочки. — Она не помнит события пятнадцатилетней давности, — продолжил врач. — По крайней мере, как я успел выяснить. Я (и никто вообще), разумеется, не можем гарантировать, вернётся ли память. От амнезии таблеток нет. Но в остальном, она в порядке. Отделалась лёгкими ушибами… Он внезапно замолчал, глядя на убитого горем мужчину перед собой. — Тогда, оставьте нас. Я позвоню вам, чтобы спросить о Чарльзе. О его… похоронах. Врач кивнул и ушёл. Эрик снова вошёл в комнату. Кристина, увидев его, вдруг подала голос. — Доктор сказал, что вы мой муж, но я не верю, — робко прошептала она. — Почему? — У нас с вами разные фамилии — Дэстлер и Дае. Эрик сел в кресло, что находилось на порядочном расстоянии от кровати, чтобы хоть немного успокоить Крис. Он сцепил руки между собой, чтобы не прикоснуться к ней — он даже обнять её не может, ведь она его не помнит. Для неё он — незнакомец. Но он улыбнулся. Воспоминание было приятным. — Всё верно. Ты заявила в тот день, когда я сделал тебе предложение, что собираешься оставить свою фамилию. И у тебя, как и у меня, есть кольцо на пальце. Кристина вынула руку из-под одеяла, чтобы взглянуть на незамеченное ранее золотое колечко. — У нас фиктивный брак? Вы выглядите старше меня. — Нет, у нас не фиктивный брак. Но да, я выгляжу старше, не на свой возраст, но на самом деле, мне двадцать восемь, а тебе двадцать пять. — А у вас есть доказательства? Откуда мне знать, что вы просто не морочите мне голову, пользуясь моей амнезией? — Прикроватный столик — в третьем отсеке все наши документы, в том числе, свидетельство о браке (а скоро туда присоединится свидетельство о смерти Чарльза, — с невыразимой болью подумал он). Во втором — наш семейный фотоальбом — всё это в твоём распоряжении, можешь смотреть в любое время. — Почему меня не привезли в больницу? — Из-за меня. Мне некомфортно в таких местах, ты знала об этом, и сама попросила нашего врача всё делать на дому, и тебе самой тоже так было удобно (особенно для того, чтобы доктор приехал к Чарльзу, которого ты не помнишь). Тем более, сейчас тебе не требуется медицинская помощь, так как у тебя нет сотрясения мозга или чего-либо ещё после аварии (И слава богу! Это — истинное чудо). Эрик вдруг представил, что было бы, если бы у Крис была не только амнезия, но и что-то ещё в довесок… Это было бы ещё более ужасно, чем уже есть. — Что ещё ты хочешь знать? — Мы любим друг друга? Кристина удивилась тому, с каким трепетом и бесконечной нежностью незнакомец-муж взглянул на неё (на всё то, что было не под одеялом). — Да. Очень. И я хотел бы кое-что спросить у тебя. Ты действительно испугалась меня без маски? К его удивлению, Кристина убрала одеяло так, что теперь открытой оказалась и её шея, но также девушка села ещё дальше, откинувшись на подушки. Что бы это значило? — Нет. То есть, я ничего не помню, не знаю, где нахожусь, не знаю кто я, и тут влетаете вы. Доктор говорит, что вы — мой муж. Я испугалась, что вы пришли для того, чтобы, ну… исполнить свой супружеский долг. Не будь ситуация такой ужасной, Эрик бы рассмеялся. Но хотелось плакать. — Я не трону тебя, не волнуйся. Ты не помнишь меня, значит, секс только причинит тебе боль, чего я не хочу. Кристину его слова не убедили, она нервно поёрзала на месте, осторожно задавая следующий вопрос. — Я свободна? У меня есть семья за пределами этого дома? Мой папа? Друзья? «Кто-нибудь, кроме вас», — именно об этом кричали все эти вопросы разом, что больно кольнуло Эрика, по нескольким причинам. Одна из которых — сейчас Крис ему такая же незнакомка, потому что она настоящая никогда его не боялась. И по правде, это он часто боялся её — в ссорах она была сущим ураганом, могла заткнуть его за пояс не то, что одной фразой, взглядом. И Эрик любит в ней это. Её дерзость самой первой покорила сердце Эрика, уже потом её красота и голос. Прекрасный, ангельский голос, что сейчас звучит так робко против него. — Отвечу по порядку. Ты не моя пленница и вольна ходить куда захочешь. Но так как ты потеряла память, лучше не ходить в сомнительные места, для твоей же безопасности. Семья… Густав, твой отец, скончался два года назад (Эрик думает о том, что Густав успел увидеть внука, но теперь, наверно, Чарльз всегда вместе с дедушкой на небесах). Ужас, боль и скорбь отразилась во взгляде и глубоком, почти судорожном выдохе Крис. — Папа… Эрик только сейчас понял, что скажи он ей имя Чарльза, у Кристины будет ноль эмоций, ведь она забыла собственного сына. — Друзей у тебя нет. Ты интроверт, в отличие от меня, добровольно, так что, для тебя это не проблема. За окном вечерело. Слова Эрика поставили её в тупик. Ей показалось, что если она уйдёт отсюда, то идти ей некуда. — Я всё ещё ваша жена, даже если ничего не помню. Вы не хотите меня поцеловать? Тон её был испуганный, она всё ещё ему не доверяет и… — Ты боишься меня, — со вздохом пробормотал Эрик. — Я оставлю тебя, не волнуйся. Вся комната в твоём распоряжении. Мужчина, словно робот, поднялся с кресла и вышел за дверь. С лестницы спускалась жалкая тень Эрика Дэстлера. Он плёлся по ступенькам вниз, эмоции, что он подавлял с Кристиной, стараясь не напугать, жаждали выхода. Оказавшись посреди гостиной, он замер. На полу, на ковре лежал домик — конструктор. Кто бы мог подумать, что у взрослого мужчины подкосятся ноги при виде простого конструктора? Это — конструктор Чарльза, в который он никогда больше не сыграет. Эрик только сейчас понял, что почти всё в доме будет напоминать ему о Чарльзе. Мужчина зашёл в свой кабинет, взглянул на бутылку вина на каминной полке (камин и рабочий стол также в винтажном стиле, кабинет скорее напоминает рыцарский замок — на стенах мечи, щиты). Это вино он оставил здесь неспроста — спустя пару недель у них с Крис пятая годовщина (о которой она теперь не помнит, и которая омрачена гибелью Чарльза!) В какой-то момент Эрика захлестнул гнев. Крис не может почувствовать скорбь к Чарльзу, Крис боится его, эта — Кристина — не она. Куда подевалась его дерзкая дьяволица? Та, кто знал, как действовать даже в самом безвыходном случае. А главное — он не смог защитить свою семью (о, может позже Эрик и поймёт, что в такой ситуации быть готовым просто невозможно, может потом он поймёт, что защитить от всего и ото всех также невозможно, что он ничем не мог помочь, но это будет нескоро, если вообще будет). Эрик снял маску, откинув ту в сторону, и со всем презрением к себе взглянул в зеркало (то самое зеркало-окно). В следующее мгновенье, будто стремясь ударить себя, Эрик, не жалея сил, ударил по стеклу. Там, где его тонкая кожа столкнулась с импровизированной рамой, стала кровоточить рана, на которую Эрик не обратил внимания. Эта боль значимо притупляет скорбь и горе. Ещё один удар, за ним второй — в зеркале появились трещины-паутинки от его ударов, стекло валяется у него под ногами. Но он словно не замечает, бьёт всё с новой силой. Как можно было даже помышлять, что счастье продлится долго? Нет, разумеется, Эрик этого хотел, но понимал, что это невозможно. Но вот так, в один миг лишиться сына, и в каком-то смысле лишиться жены… Их хрупкое счастье рассыпалось, как эти зеркала! Эрик наконец понял, что Кристина даже не сможет присутствовать на похоронах Чарльза — она ведь не помнит его. Он так и видит, как она стоит там и совершенно не понимает, что происходит, кого хоронят, и как это связано с ней. Она, его мать, не будет на похоронах сына. (если она всё же вспомнит, то как же ей будет больно от того, что не могла быть с ним, чтобы увидеть в последний раз). Кристина слышала звон разбитых зеркал, отчего стало страшно, недоверие к мужчине, который назвался её мужем, лишь возросло. Эрик забыл закрыть дверь кабинета, потому девушка отчётливо слышала эти звуки. А после услышала его плач, что напугал её больше гнева. Эрик упал на колени посреди битого стекла, наконец позволяя себе скорбеть о Чарльзе, он плакал о сыне, закрыв лицо руками. Мог ли он, живой труп, как дразнили его в школе, подумать, что будет хоронить своё дитя? Да ещё и таким маленьким? Да, первое время Эрик волновался, что у Чарльза может быть слабое здоровье. Но мальчонка оказался выносливее детей своего возраста, и частенько изматывал его и Крис. И тут внезапно одна авария — и Чарльза больше нет. Когда от слёз остались только глухие всхлипы, Эрик подумал, что есть в потере памяти Кристины небольшой, но плюс. Амнезия избавила её от причины скорбеть, пребывая в спасительном неведении. Всю ночь Эрик не спал, бродя по первому этажу дома, абсолютно бесцельно, чувствуя себя совершенно опустошённым. В школе, до свадьбы и после Эрик не мог не думать о том, что их с Крис отношения не будут долгими, что она найдёт себе другого, обычного, не его, потребует развод. Но нет, он ошибался. Кристина всё ещё здесь. Не любит его и не знает. И… боится! Сколько они были знакомы, Крис всегда была дерзкой и очень целеустремлённой. А теперь перед ним та, кто его боится, кто ему не верит. Для него она такая же незнакомка. И это нервирует и почти раздражает. Уже под утро он уснул на полу, обнимая маленький многоэтажный домик — конструктор сына.