Жертва

Феликс, сидя на коленях в своих же наручниках, сковывающих запястья, в очередной раз жалеет, что выбрал профессию следователя. Гнаться вслед за гангстерами в их криминальном мире красивым показывается лишь в фильмах. В реальности у него есть только выбор между позорной жизнью и жалкой смертью. Чанбин, которого он должен был задержать, стоит над ним приставив дуло пистолета ко лбу. Насмехается глядя сверху вниз и давит его пах своей ногой. — Отвечай же, младший следователь Ли. — Убей меня. Той же ногой, что давил меж чужих ног, Чанбин пинает по, и без того окровавленным, губам Феликса. Безжалостно и грубо. — Обязательно. Но не сейчас… Улыбка охотника, поймавшего крупную дичь светится на лице Чанбина. Холодное дуло пистолета на этот раз плавно опускается по носу ко рту, насильно вторгается внутрь. Рука того, не без той же грубой силы, проталкивает оружие глубже, что следователь судорожно откашливается, а по подбородку течет густая полоска слюны.Чанбин чувствует себя художником в процессе написания дивной картины из адских страданий новой жертвы. Такие краски куда практичнее и ими куда более приятнее пользоваться. — Никогда не забудешь эту ночь. Мафиози отложил оружие в сторону, и в освободившийся от него рот врывается уже успевший затвердеть член – без каких либо нежностей и предупреждений в манере первого, разумеется. Хрипло ахая, не сбавляя темп ни на секунду, он продолжает. Феликсу кажется, что его челюсть вот-вот отвалится, если это не закончится в ближайшие пару минут. Снова удар, послужившее наказанием за безинициативность. Но по он проходится по щеке. — Соси лучше. Наконец, немного удовлетворившись, он раскачивает бедра не так резко. Феликс принимает больше и глубже, чем в начале, что и заставляет тело Чанбина двигаться спокойнее. Минет от, вовсе неопытного в подобном, парня ему понравился. Как и сам парень ещё с первого взгляда во время их столкновения. Он не хочет отпускать его неоттраханного. Утруждать себя быть ласковым тоже не хочет, потому замахнувшись ногой над головой, валит того лицом в пол. Спустя несколько секунд он уже расстегивает ремень, молнию на брюках Феликса и спускает их вместе с нижним бельем. Упругие ягодицы пришлись по вкусу Чанбину. Не раздумывая он жадно берет и их в свои руки, заново врываясь по самое основание члена. Феликса ломают все больше и больше, он перестал ощущать боль, но мысли все равно передавали её. — Прошу, хватит. Чанбин на это не взирает. Он властно тянет за наручники ближе к своим губам, покрытые поцелуями солнца, слезами и кровью, щеки Феликса. Оставляет на них и свои поцелуи, и после впивается в губы. Целуя, обсасываеь ранки на них. Оттого жертве больнее в разы больше. Этот поцелуй вернул телу всю его чувствительность. И сейчас ясно осязаемым стал каждый толчок внутрь. Каждый до ужаса жестокий толчок с сопровождающим его шлепком по заднице. На нем не осталось ни единого не раненного участка кожи. А Чанбин ловит кайф от такого Феликса. Он теперь знает, что такое эйфория. Это, когда слушаешь жалобные стоны Феликса, видя как ты входишь и выходишь из него. Втрахиваешь в кафельный пол, что кажется, будто на нем появилась вмятина. Сминаешь в руках мягкие половинки, после чего бьешь со всей дури, и в ответ он весь содрагается, громко вскрикивая. Он очень — Хороший мальчик. Феликса заново притягивают за наручники к длительному поцелую с языком. В эти последние мгновения Чанбин особенно быстро двигает бедрами вперёд, заставляя максимально изогнуться в спине второго. Когда Феликс уже весь падает, теряя поддержку со стороны Чанбина, с сиспачканной его семенем задницей, то полностью забывается. А из глаз все равно льются слезы. Чанбину нравится и такой Феликс. Раздается характерный звук перезарядки ружья, после него и звук выстрела. В промежутке между этими мгновениями, находившийся рядом человек мог бы уловить, как кто-то всхлипывая попросил о пощаде, а после крик.