***
21 марта 2021 г. в 21:49
Говорят, нет эмоции сильнее, чем ненависть, и Паша прочувствовал это на себе в полной мере. Примерно года четыре назад он нашёл с пацанами хлебное место, они начали выступать там своей небольшой группой и втянулись. Платили отлично, часто наливали на халяву, публика отзывчивая, была только одна ложка дёгтя во всем этом - Шляпники. А точнее, их солист, как же он выбешивал Пашу, буквально до скрежета зубов, до желания бить кулаком в стену, да что там в стену, скорее в его наглую и вечно скалящуюся рожу. Их постоянно ставили в один день. Друг за другом или порознь, но так, что непременно приходилось пересекаться в гримёрке, а следовательно — сцепляться в перепалке, порой бывало, даже драке. Никто из них не мог тактично промолчать, сделать вид, что не видит соперника в упор. Они как два барана, постоянно не могли пройти на одном мосту. Паша уже и не помнит, с чего началась такая вражда, платили им, вроде, одинаково, начальство относилось ко всем хорошо, никого не выделяя. Но вот толпа подвыпивших отдыхающих то и дело были им судьями. Какой-то крепко выпивший мужчина крикнет с задних столов что-то одобряющее и всё — жди подъёбов, в лучшем случае. А если завизжит от счастья какая-то девушка, то там вообще пиши пропало — будут сражаться за её внимание на следующей песне как рыцари в своем собственном Камелоте. И ведь остальные участники их группировок не страдали подобной хренью, девчонки, вон, даже неплохо так дружили. Но это было и к лучшему, пускай этот конфликт останется фронтменам, нежели превратится чуть ли не в клановую войну.
Однажды, им удалось удачно поговорить, это было буквально в самом начале их знакомства, Юра, который лидер у Шляпников, хотел тогда тепло принять в коллектив новую группу и позвал Пашу на ужин, в их же клуб, правда, но в этом и шарм. Они тогда неплохо посидели, выпили, поговорили за жизнь и Личадеев, уж было подумал, что нашёл родственную душу, так было легко и приятно общаться с этим мужчиной… Но не долго это ощущение продержалось. Стоило им только увидеть выступления друг друга, понять, что их музыка очень схожа, один посыл, одна энергия. Паша тогда быстро в голове сложил звучание скрипки с аккордеоном и понял, что синергии лучше, он бы не придумал. Да никто бы не придумал! Видимо, Юра сделал такой же вывод после прослушивания материала новых знакомых и их уж было начавшаяся дружба сломалась, вместо того, чтобы наоборот стать ещё крепче. Она скорее не сломалась, а вышла на уровень стёба, затем насмешек, а уже потом полноценных таких оскорблений.
Они музыканты, им нужно беречь лицо и руки — так кричали тогда их Анечки, наблюдая за яростной дракой двух дураков, что пол мебели в гримёрке снесли. По началу ребята старались примерить своих упрямых баранов, но потом просто забили хрен и отдельно от них спокойненько себе уживались.
Паша никогда бы не подумал, что умеет быть таким враждебно настроенным. В школе обычной и музыкальной он всегда был душой компании, не лез первым на рожон, всегда старался сглаживать острые углы и просто вёл себя как пай-мальчик, уверенный в себе, обожающий сарказм, но милый. Юра о себе бы такое сказать не мог, его натура более буйная, жаждущая приключений, но так же, весьма мирная. Драться умел и, по юности, даже любил, но предпочитал устные выяснения отношений, при этом, почти всегда находя с людьми общий язык и забалтывая любого, кого надо и не надо.
Видимо, при виде друг друга в них что-то переключилось, раз они решили построить из себя высокомерных и не терпящих конкуренции ублюдков. Личадеев не мог дать на это точный ответ, но когда у него спросили, не хочет ли он прекратить это самым простым способом — уходом и заведения, ответ был строго отрицательный. Он бы себе не простил собственной капитуляции, это ведь будет значить, что он сдался, проиграл сильнейшему… А это не так, проигрывать не в его стиле.
Порой, аккордеонист витал в облаках и сам неустанно задумывался о причине их не любви. Всё это не могло ограничиваться музыкой. Да, это их жизнь, их работа, их вдохновение и отдушина, но это не может быть причиной всего на свете. В конце концов, сколько они видели подобных групп? Да наверняка ещё с десяток наберётся, просто никто не вызывал больше таких эмоций. Павлик боялся себе признаться, что загвоздка его собственных чувств в Юре. Он отметал от себя эти мысли, как чуму. Не верил, что его кто-то смог так сильно зацепить, а сам не пропускал ни одного выступления, ни одного дня, где в программе Шляпники. Садился обычно в дальний угол, чтобы на лицо падала тень и залипал безбожно на сильные татуированные руки, ласково касающиеся скрипки, раздевал глазами идеальную фигуру, частично спрятанную под одеждой и действительно плыл, когда Юра зачёсывал волосы точёным движением руки, томно смотря при этом в зал. Обычно после такого Паша ходил как в воду опущенный, а при встрече выдавал всё более обидные фразочки, яростно прожигая глазами.
Нельзя было сказать, что ситуация у Музыченко чем-то отличалась. Единственное что, он не настолько был садистом и посещал выступления конкурентов редко. Запоминая всё, что было сказано и сделано Пашей. Дрочил потом на воспоминания, совершенно не загоняясь по этому поводу. Его любимый враг — как же это возбуждало. Такой высокий, смотрит вечно сверху вниз в толпу своим поплывшим взглядом, рот так порнушно открывает, что сразу хочется его чем-то заткнуть. Юра не отрицал для себя же притяжения, что явно витало между ними, но активно поддерживал начатую игру и никогда не отказывался от колкости в сторону аккордеониста.
Это было как минимум удобно, обращаться друг с другом как с врагами народа и смотреть как Ленин на буржуазию. На этом, казалось бы, и порешали. Но в один прекрасный день, Музыченко перевёл их игру на новый уровень. Прокачал подъёбы, так сказать.
Началось всё после выступления Пашиной группы, где он вёл себя развязней обычного, крутил пятой точкой как юлой, облизывался постоянно, выстанывая в микрофон, а в конце даже стянул с мокрого тела рубашку, сразу же прикрываясь аккордеоном. Юра этот перфоманс наблюдал из-за сцены, ухмыляясь как довольный кот и то и дело одёргивая низ футболки, чтобы не пропалить выпирающий бугор в штанах.
Первое, что пришло на Юрин возбуждённый ум, когда Личадеев ввалился в их общую гримёрку, было:
— Что, Пашенька, давно не чпокали, вот ты и бесишься?
— Так для вас, Юрий Юрьевич, стараюсь, видел же, что все пять песен пялился.
— В следующий раз когда для меня стараться будешь — не забудь на колени встать и рот открыть.
— Посмотрим ещё, кто кому сосать будет, придурок.
С каждой такой перепалкой, у Юры развеивалось всё больше сомнений, что Паша всё-таки отсосёт. Они словно нашли золотую жилу, подсели на гейские шуточки ниже пояса и забыли о всяком приличии в своих высказываниях. Ребята, их коллеги по цеху, сначала не выкупали прикола и странно переглядывались, мол, что это они. Но со временем и к этому привыкли, просто решили, что унижения прошли апгрейд и вскоре начнутся конкретные смешивания с дерьмом. А эта парочка балдела, словно второе дыхание открылось, впереди ведь такое непаханое поле подколов, что и не снилось. Юра принял более коварный вид издевательств — включал в разговор флирт и делал это настолько беспалевно, что Паша поначалу и не догадался до этого, пока не начал анализировать каждое брошенное в свой адрес слово. А ещё, Музыченко то и дело предлагал себе отсосать и Личадеев настолько заебался это выслушивать, что уже был на гране того, чтобы реально согласиться, лишь бы от него отстали…или не из-за этого.
— Слушай, ты так настойчиво мне это предлагаешь, что я заинтересовался.
Они столкнулись у чёрного входа в клуб и на Пашину просьбу подкурить, Музыченко ответил свое любимое и очередное «отсоси».
— Так за чем дело стало, Пашенька? — Мужчина разводит руки в стороны, как бы удивляясь и приглашая одновременно.
Вот говнюк. Аккордеонист был уверен, что застанет этим врасплох, но того было очевидно сложно удивить, поэтому пришлось идти ва-банк.
— К тебе или ко мне, Юрочка? — Личадеев наклоняется ближе, говоря это почти на ухо собеседнику, всё-таки их мог слышать кто угодно и Паша совершил этот манёвр скорее из соображений приватности, нежели соблазнения.
Но вот тут то Юра и поплыл, почти принял за чистую монету, на пробу касаясь Пашиной руки своей и заглядывая ему прямо в глаза. От контакта их музыкальных пальцев в воздухе словно заискрило, дыхание даже сбилось, от такой неожиданной близости. Никогда ещё они не были так рядом и так далеко одновременно. В следующую секунду, по классике всех жанров за Юриной спиной замелькал Кикир, басист Шляпников, и Паша, вовремя его заметив, отскочил как ошпаренный на метр назад, точно.
В тот день все теории о ложной ненависти подтвердились. Они оба не могли сомкнуть глаз, а когда всё-таки уснули, мозг проецировал картинки, что бы было, будь они тогда строго тет-а-тет.
И вот уже после этого начался настоящий игнор. Юра пару раз попытался начать хоть какой-то разговор, и подъёбывал, и по-хорошему — всё тщетно. Паша виртуозно его игнорировал, парируя фразы так, что все Юрины попытки заходили в тупик. А затем началось самое страшное — Личадеев начал избегать его. Приходил в гримёрку последним, а уходил первым, свёл к минимуму абсолютно всё. Как же Музыченко это вымораживало, просто выворачивало от такого поведения. Он то думал, что Пашка мужик, что не сломается вот так просто, от какого-то совершенно невинного касания, от разрушенной дистанции… Видимо, Юра ошибался. Нужно было принимать какие-то меры, причём срочно, скрипач разговаривал с Анной, их бэк-вокалисткой и она по секрету рассказала, что Паша планировал в скором будущем поменять место работы. Такого белого как мел Юру, девушка не видела никогда — всё было ясно без слов. Они заигрались и следовало расставить точки до того, как Паша по глупости своей разрушит всё к херам.
Светлую голову скрипача осенила идея, когда он в очередной раз курил у чёрного хода в клуб, с желанием хотя бы увидеть «заклятого врага». Что ж, если он не хочет по своей воле, то от принуждения никуда не денется. Скорее не так — от указа начальства никуда не сбежит. На следующий же день Музыченко проявил небывалую инициативу и предложил Даниилу, директору заведения, коллаб с Пашкиной группой. Их музыка отлично сочетается, пора бы внести в программу что-то новое, удивить зрителей, вдруг произойдёт химия. В общем, налил воды, навешал лапши и сработало ведь! В этом Юрке не было равных. Оглашение новости, уговоры и прочее, мужчина с удовольствием оставил руководству, а сам просто выжидал и потирал руки в предвкушении.
— Какие люди! Здравствуйте, Павел Игоревич, как давно мы с вами не виделись. — Юра расплылся в улыбке при виде рассерженного мужчины, его глаза метали искры, но это было сейчас как бальзам на душу.
— И ещё бы столько не виделись, если бы не наш находчивый директор. — В тон собеседнику ответил аккордеонист и осторожно положил инструмент у кожаного дивана, что ютился в небольшой гримуборной.
Им назначили что-то вроде репетиции, не без помощи Музыченко, конечно. Он вкратце объяснил Дане ситуацию, умалчивая некоторые факторы и поспособствовал встрече.
— Заблуждаешься. Забабахать фит года было моей идеей и я горд этим как никогда!
Пашино лицо удивлённо вытянулось, а глаза забегали по лицу скрипача, стараясь выловить смену эмоций или подвох. Ну вот — чего и следовало ожидать, а Личадеев до последнего сомневался. Сомневался в своих чувствах, в ответной реакции Юры, сомневался просто во всём. Да, сбежал, позорно и молча отступил, игнорируя и избегая. Но ведь это всё было провокацией, Паша просто хотел убедиться, что Музыченко чувствует то же, что и он. Как оказалось, мужчина не собирался так просто отступать — пошёл на хитрый ход, не доёбывая лично, а подкравшись исподтишка. Что ж, впечатляет. Теперь то можно было не бояться безответности… Дело за малым — показать своё расположение, свести всё в юмор и подобраться ближе. Как же было страшно и волнительно одновременно. Чувствовал себя небывалым стратегом, словно на войне или минном поле.
— Что ж, сработаемся. — Сухо ответил Паша, специально закрываясь и решив действовать постепенно. Собственно, Юра решил так же, улыбнувшись одобряюще в ответ.
То, что происходило между ними во время совместной игры — было химией, чем-то удивительным, интимным. С каждой нотой, с каждым аккордом они словно становились ближе, общались через музыку, переплетали свои сущности с помощью мелодии и погружались в это с головой. Со стороны можно было подумать, что они работают вместе уже тысячу лет и ловят друг друга буквально моментом. Одного взгляда, движения бровью или улыбки хватало, чтобы понять, что задумал партнёр и последовать следом, принимая правила. Магия, не иначе. Это была первая их совместная попытка сыграть что-либо и, как оказалось, очень удачная. Хотелось больше, лучше и ещё раз больше. Они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь и под конец песни уже улыбались как умалишённые, столько облегчения, счастья и позитивной энергии приносил им их дуэт. Казалось, что всё то, что они не могли сказать в слух, они передавали через музыку, тем самым обнажая души и с упоением открываясь.
Затянуло, отыграли почти весь общий репертуар и успели накидать новый, сидели в гримёрке до глубокой ночи, а потом, договорившись лишь о дне следующей встречи — разъехались по домам. Словно любовники, которых интересовал только секс. Но оно и не удивительно, Юра в тот день настолько вымотался, что проспал почти все следующие сутки. Для него всё произошедшее не было открытием, но и такого эффекта он не ожидал, перекручивая в голове раз за разом картины их идиллии. Паша же, буквально не мог успокоиться, ходил как заведённый, у него началась ломка по их общей музыке, он отсчитывал часы до следующей встречи, а когда они вновь пересекались в клубе, с трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на мужчину с объятиями и не начать засыпать восторженными комплиментами.
Они выступали в выходной день. Народу было больше обычного, время доходило позднее и атмосфера была разгорячена, казалось, до предела. Анонс вечера гремел на пол Питера, две группы, что раз за разом впечатляют и притягивают всё новых слушателей, выступят вместе — уму непостижимо. Сами же они волновались как школьники перед экзаменом — ладошки потели, скручивало живот, мысли скакали с одной на другую. Юра был возбуждён, как же давно он мечтал встать с Пашей на одну сцену, довести его до ручки своими действиями, свести с ума игрой… Он ведь видел вечно сидящую высокую фигуру в углу зала, выёбывался и выкладывался из-за этого по полной, а сейчас такая возможность — ух как чесались руки. Такого же нельзя было сказать о Личадееве, тот реально боялся вступать со Шляпниками на один помост. У него было предчувствие в какую сторону это всё может перевалить, чувствовал, что они не будут сдерживаться, просто не смогут, вот-вот и сорвутся. Ух, как хотелось и не хотелось этого одновременно. Пора бы уже было перестать себя накручивать и взять ситуацию под контроль, мужик он или кто, в конце концов?
Так и играли — всю дорогу перетягивали на себя одеяло. Было уговорено, что Юра выступит как главный солист, а Паша как главный бэк-вокалист, но он то и дело лез вперёд паровоза, чем нереально выбешивал Юру. Тот крутился вокруг него как голодный волк, то и дело касался, притягивал ближе за волосы, чтобы орать в один микрофон и делал всё, лишь бы перетянуть на себя внимание. Личадеев занимался тем же — выделывался и вёл себя так сучковато, что сам с себя диву давался. Выдавал в микрофон звуки на грани приличия, беспрекословно тянулся к Юре, когда тот желал и отходил, когда видел, что надо отойти — слушался в этом, словно все свои тайные фантазии на публику показывая. Как бы ему хотелось точно так же подчиниться этому напору, но не на глазах у стольких людей, а в какой-нибудь уютной спальне…
Юра всё это считывал как с открытой книги, запоминал и собирался вернуть в двойном размере. Об этом умалчивать точно не собирается. Молчал о том непонятном случае у курилки, молчал о невероятной гармонии в их музыке, но о таком — нет уж, увольте. Всё закончилось быстрее, чем представлялось и ребята, счастливые, откланялись. Первый раз за историю их знакомства было решено устроить общую попойку, поехали, даже не переодевшись, на Думскую, все разгорячённые и жаждущие продолжения банкета. Юра всё это охотно поддерживал, нарочно не обращая на Пашу никакого внимания и выжидая удобного момента. В груди бушевали чувства, а внизу живота приятно тянуло от совсем свежих воспоминаний. Настрой был решительный и даже боевой — если не сегодня, то никогда.
Часы перевалили за полночь, градус вечеринки повышался с каждым бокалом. Анечки утянули парней танцевать, чтобы хоть как-то разогнать алкоголь и не только. Как назло, Паше с Юрой никак не получалось остаться наедине — то парни на уши присядут, то девчонки. Ещё Юре вечно кто-то названивал на телефон, то ли по поводу их выступления, то ли ещё почему, но пришлось это всё игнорировать, чтобы голова окончательно не закружилась.
— Пашка, пойдём покурим? — Сил ждать не осталось, аккордеонист сейчас выглядел так, что хотелось зажать его в каком-то тёмном углу. Весь разгорячённый, со шляпой на боку, то и дело своими осоловелыми глазками стрелял.
Поднялся на Юрино предложение послушно, отодвигая Кикира, что увлечённо им о чём-то рассказывал. А на улице было свежо, не давило пьяной атмосферой и воздух по сравнению с душным клубом был чистый, словно горный. Сразу в голове прояснилось, хоть они и не пили много, но это отрезвляло.
— Как тебе наше выступление? Мне кажется, ты единственный, кто не высказался на этот счёт. — Скрипач щёлкнул зажигалкой, подкуривая им обоим и приближаясь к лицу собеседника ближе положенного.
— Думаю, ты и так знаешь ответ.
Паша медленно затянулся, почти сразу выпуская в весенний воздух клубы дыма и поднимая лицо к тёмному небу с синими облаками. Юра невольно залюбовался и выдал первое, что пришло на ум:
— Как ты красиво куришь, Пашка.
— Юр, иди протрезвей блять. — Сказал с насмешкой, а сам зарделся, специально на публику играя.
— А что на сцене вытворял — не такие уж мы и конкуренты, оказывается?
— Если хочешь сказать что-то дельное — говори, если нет — кури молча и пойдём к остальным.
Сучился, гадёныш. Что ж, видимо пора переходить к тяжелой артиллерии. В одно движение Юра прижал парня к кирпичной стене клуба, заставляя того выронить сигарету и заполошно бегать глазами по ухмыляющемуся лицу.
— Хватит воду мутить, Пашенька, я же вижу как ты течёшь по мне. Всё выступление своей жопой аппетитной крутил, думаешь я не замечу? — Говорил это с нарочной хрипотцой, прямо на ухо, притягивая к себе за ворот рубашки и заодно удерживая, если вдруг захочет вырваться.
— Надеялся, что заметишь.
Сердце пропустило удар, дыхание перехватило и снова это чувство — как тогда, в первый раз их подобной близости. Смотрели друг другу в глаза и всё плыло. Юра быстро глянул по сторонам, отмечая на редкость пустую улицу. Пара забулдыг не заметит парочку в тени фонаря.
Поцелуй получился жадным, словно наконец дорвались друг до друга. Паша сразу отдал инициативу, позволяя делать с собой что угодно и жарко отвечая на голодные ласки. В ушах уже шумело, когда Юра опустил ладони на выдающийся Пашин зад, прижимая к себе и потираясь вставшим членом о бугор на штанах партнёра.
Забыться и не потрахаться прямо здесь им не дала проезжающая машина, что громко сигналила не пойми в честь чего. Пришлось нехотя отрываться от чужих красных губ и решать к кому ехать.
— Мне не важно, Юрочка. Просто выеби меня наконец, мы слишком долго морозились.
От услышанного уже хотелось кончить, ждали вызванную тачку ещё минут десять, скурив при этом чуть не пол пачки. Удалось немного остыть, чтобы не совсем палиться перед водителем. Юра назвал свой адрес, не решаясь даже смотреть в Пашину сторону. Тот ёрзал на сиденьи бесконечно, словно кот в мартовский период. Телефон пиликал сообщениями, видимо их уже потеряли. Пришлось врать, что Паше стало плохо и едут его приводить в чувства. Они ведь и правда направлялись за живительной терапией…
Минут на пять встряли в лифте, целуясь словно подростки — жадно и самозабвенно. Юра прикрикнул потом на пристающего Личадеева, чтобы успокоился, когда с пятой попытки не получилось открыть дверь в квартиру.
— Блять, у меня сушняк, давай до кухни дойдём.
Только аккордеонист отлип от крана с холодной водой, как был резко зажат между столешницей и горячим телом любовника. Юре надоело ждать, сил идти до спальни не осталось, а перспектива разложить Пашу на обеденном столе прельщала и даже очень. Как долго они к этому шли, даже не верилось, что под руками сейчас было столь желанное тело. Они столько раз дрочили друг на друга в мечтах, что и не сосчитать, а сейчас Паша тянется к ремню джинс, тут же отрываясь от него, чтобы помочь стянуть с себя рубашку и содрать в ответ чужую. В пространстве пахло алкоголем, напряжением и чем-то запретным, а от этого ещё более возбуждающим. Личадеев с упоением забирался пальцами в послушные волосы скрипача, вдыхал его запах и водил руками по вязи татуировок, прям как представлял себе в самых пошлых мечтах. Он буквально плыл, когда Юра переходил поцелуями с губ на щёки и шею, колол приятно усами и касался сосков, вызывая этим сбивчивые, несдержанные стоны.
— Надеюсь, что ты готовился. — Коротко рыкнул Юра, прикусывая тонкую кожу на Пашиной шее и спуская с него штаны вместе с бельём.
В ответ получил только судорожный кивок и очередной тяжелый вдох. Какой хороший мальчик, оказывается. Юра самодовольно отметил это у себя в голове. Уже представляя картину, как Пашка накануне их совместного выступления растягивается для него, чтобы лучше было принимать в себя член… Возбуждало похлеще любого порно.
Скрипач разворачивает резко парня спиной, надавливая между лопаток и заставляя прогнуться. Вид открывался головокружительный, а смазки и резинок под рукой не было. Пришлось дать Паше облизать пальцы и осторожно подготавливать получше. Обоих уже вело. Стоны и имя любовника слетали с губ, он насаживался на два пальца и буквально хныкал, просил о большем. Сил на длинные прелюдии не оставалось, у них был целый концерт, чтобы разогреться, пора было переходить к сути. И Юра перешёл — погладил по спине ласково, сплюнул с чувством на чуть раскрытую дырочку, растирая головкой и медленно, одним движением, вошёл наполовину.
— Ах, Юрочка, больно… — Личадеев тут же уткнулся лбом в деревянную столешницу и прикусил ладонь. Желание всё ещё плескалось на подкорках и тянущее ощущение его даже усиливало, но ради безопасности, стоило придержать коней.
— Потерпи, мой хороший, я осторожно.
Музыченко притягивает Пашу к себе, чтобы не зажимался и целует нежно за ухом. На языке вертелось куча всяких милостей, но они успеют наговориться позже. Начал движение, выходя осторожно и толкаясь всё глубже. Так и тянуло сорваться, но растягивание удовольствия ещё никому не вредило.
— Можешь… Можешь быстрее. — Паша не был уверен, но сил ждать не оставалось. Он облокотился локтями, ёрзая нетерпеливо на члене и почти выкрикивая имя любовника, когда тот моментально взял быстрый темп.
В глазах уже плыло, кровь с бешеной скоростью разгонялась по венам, сосредотачиваясь ниже пояса. Стоны сплетались в один, а стол предательски скрипел и шатался, заставляя чуть сбавлять обороты.
— Хочу тебя видеть, повернись. — В голосе у Музыченко было столько похоти, что Паша боялся представить, что происходит в глазах. И не ошибся — они были чернее обычного в тысячу раз. Метая ими искры и поедая, Юра опрокидывает партнёра на стол, вжимаясь и снова входя одним точёным движением. В этот раз не медлили, сразу задали нужный темп. Юра так приятно распирал изнутри и проезжался по простате, что у Паши просто глаза до мозга закатывались, а ноги, скрещенные за спиной скрипача сводило приятной судорогой.
— Давай, Пашка, хочу чтоб ты кончал подо мной.
После этих слов, сказанных глаза в глаза, было сложно не последовать просьбе. Все те года ненависти и подъёбок, все потраченные нервы и бесконечные переживания, все мечты и одинокие вечера — это всё того стоило. Стоило этого момента их абсолютного единения, выворачивающего изнутри оргазма. Казалось, что вместе с этим, они поднялись в абсолют, перешагнули через все преграды и полностью обнажились.
Уже лёжа в Юриной постели и лениво осыпая друг друга поцелуями, Паша первый признался, что не знает, как бы прожил, если бы они не встретились однажды.
— А я благодарен судьбе за такого вспыльчивого засранца. И спи, давай, у нас завтра важный день — нужно сообщить ребятам, что мы теперь заодно.