где ты, винсент?

дешёвое пойло в ту злополучную ночь было исключительно горьким. ужасное послевкусие — единственное, что мешало ему опустошить весь запас, который был у него дома. если бы не это, он, вероятно, напился бы до смерти. керри сделал глоток из стакана, который держал в руке, и снова посмотрел на светящийся город за стеклом. каждый раз, когда он смотрел на это освещённое неоновым светом живое чудовище, он чувствовал себя… умиротворённым. он всегда знал, чего ожидать от города: никаких сюрпризов, никаких нерешённых проблем, никаких внезапных перемен. но всё ложь, потому что найт-сити — это не город мечты. это город кошмаров, грязный и сложный. город иллюзий, ложных обещаний, полуправды и полной лжи. он осторожно повернул стакан и некоторое время наблюдал за размешанной жидкостью. керри знал, что сейчас произойдет. жужжание в затылке после пары рюмок было знакомым предупреждением. эти одинокие вечерние сеансы всегда заканчивались примерно одинаково: утреннее похмелье, битое стекло на полу, иногда даже не одно разбитое окно. впрочем, ему было всё равно. это работа менеджера — убирать беспорядок, а не его. керри был не из тех мужчин, которые топят свои печали после дерьмовых расставаний. по крайней мере, в ближайшее время. на самом деле, он всегда считал, что нет ничего более жалкого, чем быть разбитым после того, как его бросили. прожив долгую жизнь, вы в конце концов научитесь не беспокоиться о таких незначительных неудобствах, а лучше запивать их последней рюмкой, хорошенько посмеяться над воспоминаниями и двигаться дальше. у керри были все основания думать, что это дело будет таким же, но, видимо, у жизни были другие планы. на самом деле, довольно удивительно, что это был обычный наёмник. этот парень не был ни самым красивым, ни самым смешным из тех, кто входил в группу керри, но каким-то образом отпустить его оказалось тревожно проблематично на этот раз. — блядь две уже выпил, — сказал себе керри, наливая в стакан остатки виски… или что же это было? водка? текила? ах, черт. это не имело значения. всё, что имело значение, — это то, что ему сейчас нужна бутылка номер три. это напомнило керри, что прошло уже три недели, а от этого ублюдка не было абсолютно никаких вестей. конечно, он пытался наверстать упущенное в самом начале, оставил несколько голосовых сообщений и электронных писем. ни единого слова, как будто никого подобного никогда не существовало и всё было просто дешёвым бредом. керри не привык, чтобы его так бросали, и подозревал, что его собственная уязвлённая гордость могла быть причиной того, что он не мог смириться с этим. казалось, кто-то наконец-то сумел пробить брешь в толстой броне, которую он носил, чтобы выжить каждый день. неглубокая вмятина, надо признать, но всё равно было досадно, что она там. луна просачивается сквозь тёмную комнату, хотя воздух остается густым и душным, пыль, освещённая ей, только укрепляет застойную природу его условий жизни. кашель эхом разносится по комнате, несмотря на явное количество беспорядка, звук всё ещё умудряется отскакивать от стен, комната кажется слишком большой. керри слышит, как входят люди. но были ли это люди? его зрение затуманено патокой, которая густо и комковато сочится по линии ресниц, стекает по щекам. сквозь вязкую жидкость евродин вместо теней видит настоящее королевское золото, в разы более яркое, чем его импланты оно плачет и рвёт его одежду. после долгой борьбы с тенями и тяжёлым дыханием его смутно поднимают на что-то мягкое, он делает вывод, что это, вероятно, его диван, определяя по затхлому запаху алкоголя, который прилипает к этой ткани, от одного до многих разливов. золото оседает и обвивает его своими перьями. его теплому, привыкшему к горению тающего сахара тут же противопоставляется успокаивающее мягкое тепло тела. — кер? протрезветь всегда тяжело, от одной до многих ночей на полу в ванной поднимает всё, что есть в организме керри. некогда успокаивающее тепло становится обжигающим, перья опаляются в радиусе метра от него, они обугливаются и жалко падают на пол. большую часть этого времени золото плавится, его удушающая любовь расплавляет кожу до костей. он никогда не заслуживал этой любви, так почему же именно сейчас он получает её. он бесполезен и подпитывается алкоголем. все, чего хотел керри, — это напиться до полудня и довольствоваться статическим электричеством своих пальцев на бутылке. наконец-то оставшись наедине с бутылкой и своими мыслями, он может сидеть и барахтаться, давясь последними перьями, перекрывающими дыхательные пути. один, пока алкоголь не просочится в кровь и не расплавит его изнутри. один, пока его сердце не сдастся. он скажет, что никогда не предвидел этого. — где же ты, винсент? знаешь, ненавижу тот день и тот час, когда я встретился с тобой. я уже блядь никогда не узнаю о том, где ты сейчас. ви, я ведь искал тебя. заглядывал во все магазины, даже к той девушке мисти, я блядь подозревал в твоей краже всех, включая кассиров, они ведь тоже могли смотреть в твои(его) стеклянно-пустые глаза. керри начинает забывать смех ви, его голос после сна, как восхитительно и мягко он выглядел в спортивных штанах и толстовке, с растрёпанными волосами и усталыми, но полными счастья глазами. всё, что он может вспомнить, — это то, каким тонким и хрупким, похожим на фарфор, он был в последние недели. и как его собственное тело отказало ему. керри делает татуировку на предплечье однажды ночью, в полдень, когда найт-сити спит и единственный тату-салон выглядит грязным и скользким, и он, вероятно, умрёт от болезни после этого, но ему всё равно. он выходит через час с заживляющий плёнкой, намотанной на руку, которая закрывает совершенно новую татуировку. 2077. дата встречи и смерти. он набил её рядом с другой важной ему датой. — я уже никогда не увижу тот пленительный цвет твоих глаз, не забуду всех сказанных фраз. мы больше не встретимся с тобой сколько дней прошло, сколько месяцев?