Странные вопросы

Для Мерлина не было ничего естественнее, чем спасать Артура. Еще бы, ему это повторяли столько раз в сутки, что подсознание восприняло это слишком серьезно, поставив иногда даже важнее еды или сна. Именно поэтому слуга короля рисковал собственной жизнью в каждом случае, в котором мог бы хоть теоретически погибнуть правитель Камелота. На сердце было тяжело от того, что Артур продолжал твердить о вреде магии и не забывал подкреплять свои слова действиями. О, если бы король знал, что его слуга колдует у него под носом, Мерлин не был уверен, осталась бы у него голова, или нет. Хотя, может, его все же не обезглавили бы, ведь перед сжиганием на костре этого не практикуют. Только если бы Артуру захотелось. Иногда так хотелось рассказать ему, заставить его понять, сколько раз магия спасала его жизнь, спасала Камелот и его близких. Но Артур был слеп. Более того, он – сын своего отца, проклинал магию и запрещал ее под страхом казни, но когда речь пошла о жизни Утера, сам обратился к колдуну. О, это лицемерие Пендрагонов, Мерлин прощал своему королю все его выходки, но никак не мог забыть того, что маги остались для Артура самыми опасными созданиями в мире. Тем не менее, они были друзьями, маг не мог позволить другу умереть просто так, эти отношения были слишком ценными, причем для обоих. Именно поэтому Эмрис не мог доверять Мордреду, не мог позволить себе хоть на секунду расслабиться, когда рядом был друид. Черт! Хотелось громко и долго ругать всех богов древней религии, ведь молодой рыцарь, казалось, был проклятьем не Артура, а его, Мерлина. Взгляд его невозможных синих глаз прожигал дырку в сердце слуги короля и тот даже не знал, чего ему больше хотелось: чтобы друид перестал, или чтобы он никогда не прекращал. Эти глаза смотрели прямо в душу, переворачивали все наизнанку, заставляли сжаться в клубок от ощущения беззащитности. Мерлин не привык к такому, но иногда ему казалось, что все было бы немного проще, если б он доверился Мордреду, если бы перестал относиться к парню с яростной настороженностью. Но он не мог, он же знал, что от руки друида погибнет его друг, и ему казалось, что он нашел этого друида. И пусть этот друг – осел и венценосная задница, Эмрис не может позволить ему умереть. Еще никогда он не разрывался так между долгом и дружбой с одной стороны, и собственным чувствами – с другой… Ему тяжело было признаться в этом даже себе, он и подумать не мог о том, чтобы сказать все виновнику этого временного помешательства. Но все равно надо было что-то делать, поговорить с кем-то, кто понимает в этом больше, чем Мерлин. Артур был явно не вариантом, Гаюс начал бы переживать и допрашивать его о подробностях. Маг подумал, что сейчас ему больше, чем когда-либо, не хватает Ланселота, верного друга, который знал все его секреты. Довериться рыцарю можно было, не переживая, что завтра весь замок будет обсуждать свежие сплетни, или же что он услышит получасовую нотацию о том, что ему следует быть осторожнее. - Не спится? – раздался бравый голос над ухом слуги короля. Парень подскочил, но успокоился, увидев Гвейна, который, очевидно, возвращался из таверны. - Нет, - устало покачал головой Мерлин. Он точно запутался во всем этом, не знает, что делать, как выбраться из этой нелепой ситуации, которая с каждым днем причиняла все больше неудобств. Он хотел уже извиниться и отправиться к себе, но вдруг ему будто на голову что-то упало: вот же она, помощь. Можно попытаться спросить у Гвейна, он хороший друг, и если даже и будет подшучивать над магом, то только не в присутствии других. – Гвейн, слушай, я хотел спросить… - Тогда я попытаюсь ответить, - улыбнулся рыцарь. Улыбка показалась великому колдуну пьяной, но так было даже лучше – больше шансов, что утром его друг об этой встречи и не вспомнит. Эмрис замялся, не зная, как лучше объяснить свою проблему, опустил взгляд в землю и несколько раз начинал говорить, постоянно запинаясь. Гвейн улыбнулся еще шире, и это бы испугало, если бы маг не знал добродушной натуры друга. Он понимающе кивнул. - Ты влюбился, - подытожил рыцарь весьма странные попытки объяснить ситуацию. Мерлин покраснел так, что было видно даже в тусклом ночном свете. - Нет, - поспешно заверил маг, но под изучающим взглядом друга вздохнул и ответил честно, - что-то вроде того. Но я не думаю, что это можно назвать любовью. Скорее – болезненным притяжением к человеку, которого следовало бы ненавидеть. - Ты что, влюбился в Моргану? – спросил Гвейн, и Мерлин готов был поклясться, что услышал испуг в его голосе. - Ты, наверное, здорово перебрал в таверне, если предположил такое, - улыбнулся Эмрис, и рыцарь с облегчением вздохнул. – Этот человек может принести много зла, он опасный, но меня просто тянет к нему. И я не могу избавиться от этого, это сильнее меня. - Странные вы. - Мы? – переспросил колдун и получил в ответ уверенный утвердительный кивок. - Ну да, сначала Мордред задавал странные вопросы, теперь – ты. Знаешь, Мерлин. Я скажу тебе то, что и ему: ты не знаешь наверняка, что этот человек сделает в будущем, да и какая разница. Не ломай свое настоящие через глупые предрассудки и предположения, - Гвейн похлопал друга по плечу и отправился спать, ссылаясь на то, что завтра утром Артур непременно решит устроить изматывающую тренировку. «А может Гвейн прав, и надо наплевать на домыслы и пророчества. Ведь нигде же не сказано, что это будет именно Мордред», - подумал Эмрис, уже направляясь к своей комнате. Он решил завтра же поговорить с юным рыцарем, заодно и попытаться выяснить, как к нему относится друид. Гвейн хитро улыбался, смотря в приоткрытое окно. Без сомнения, эти двое будут замечательной парой.