Music Again

Геллерт бежал со всех ног. Он не воспользовался лифтом, он успел только крайне быстро отметиться у постовой медсестры в журнале посещений, когда она сообщила о том, что нужно подписать некоторые бумаги и оплатить счета, он только буркнул что-то в ответ и рванул на лестницу. Ждать лифт казалось каким-то смертельным промедлением. Бумаги и счета он посмотрит потом, все потом. Потому что если Альбус его догонит, он умрет. Сердце стучало где-то в горле, поэтому ощущение приближающейся смерти только усиливалось. Альбус не должен видеть его таким, он не должен знать, когда ему больно, он не должен быть свидетелем его уязвимости и беспомощности, никогда. Геллерту некогда было задавать себе вопрос "почему", ему нужно было бежать. Он окончательно потерял дыхание только на шестом этаже. Если бы Альбус хотел, он догнал бы его. Но Альбус за ним не гнался. Испытывая смутную досаду (определись уже, чего ты хочешь, а чего не хочешь!), Геллерт пытался отдышаться и снял пальто. Перекинув его через левую руку, он упирался ладонями в колени и старался выровнять дыхание. Он ожидал, что зазвонит телефон, поэтому тут же выхватил его из кармана и отключил звук. Но телефон не звонил. Геллерт ощутил, что готов расплакаться от злости. Глупость, какая глупость! Он спрятал телефон и ровным, несколько нервным шагом направился на седьмой этаж. Палата номер 707 была в самом начале коридора, если выходить из лифта и в самом его конце, если идти со стороны лестницы. Гел шумно выдохнул, когда ступил в коридор этажа. Ему было сложно дышать, но уже не из-за бешеного бега вверх по лестнице. Ему очень не хотелось быть здесь, но он снова и снова здесь оказывался. Он вошел без стука, потому что знал, что его ждут. Палата выглядела одновременно очень комфортабельно и очень неуютно. Чисто, светло, но это по-прежнему была психиатрическая больница. Отдельная комфортабельная палата стоила кучу денег, а уж снимать ее годами - целое состояние. Однако семья Геллерта могла себе это позволить, хотя назвать это семьей у него не поворачивался язык. Гриндевальд не знал, что такое семья, и не очень-то хотел знать. Единственными, кого он мог бы, морщась от неудовольствия назвать семьей, были две женщины. Одной из них была Винда Розье. За годы знакомства они стали так близки, словно породнились. Иногда семья - это не кровная связь. Иногда события и поступки людей значат много, много больше, чем гены и хромосомы. В принципе, Геллерт был уверен, что не иногда, а всегда. Есть также поступки, которые перечеркивают кровное родство. Женщина, которая восседала на больничной койке с таким видом, будто находится на троне, не была для Геллерта семьей уже давно. Когда ему было 13 лет, он с болью и горечью окончательно осознал всю бессмысленность попыток хоть как-то изменить положение дел между ними. Тогда все стало в разы хуже и она едва не погубила их обоих. Каждый раз, когда Гел переступал порог ее палаты, ему казалось, что воняет гарью. Он вспоминал, как нездорово блестели ее глаза, отражавшие бушующее пламя. С того дня он больше не испытывал страха, потому что это чувство в нем целиком вышло, закончилось. В облике женщины, несмотря на перекошенные и изможденные черты лица, очень сильно угадывалось сходство с Геллертом. Линия губ, которая была у него очень подвижной, у этой женщины казалась высеченной из камня, и все же в точности повторяющей его. Форма бровей, всегда совсем слегка нахмуренных, тоже выдавала в них поразительное сходство. Цвет глаз у обоих также был одинаков - чуть холодное бирюзовое море, подернутое тенью. Волосы, которые у Геллерта беспорядочно и легко, волнами падали на плечи, у женщины висели неаккуратно помытыми прядями и вились заметно меньше, местами отливали сединой. Хотя Геллерт зашёл в палату, не таясь, она даже головы не повернула. Выражение ее лица также никак не изменилось. - Ну привет, мама, - вполголоса произнес Геллерт Гриндевальд. Иногда, находясь под тяжелыми препаратами, она его вообще не узнавала. Это в какой-то мере помогало ему, хотя в глубине души очень ранило. Невозможно перестать быть ребенком своей матери. Даже если очень хочется. Сегодня, однако, в ее сером лице промелькнуло узнавание. Геллерт мысленно проклял все на свете, когда она медленно сменила выражение. - Геллерт, - обманчиво мягким тоном проговорила женщина. Гел кивнул ей в ответ, понятия не имея, что стоит сказать. - Ну и как тебя угораздило оказаться здесь? В психиатрической клинике? - мать смотрела на него сверху вниз, даже находясь в сидячем положении. Геллерт судорожно вздохнул. Она видела ситуацию по своему, насколько ей позволяла болезнь и особенности характера. Она помнила о том, что сама является психиатром и почему-то решила, что пациент Геллерт, а не она. Ну конечно, великая Мадлен не может быть пациенткой, лежать на больничной койке под сильнодействующими веществами. - Тебя наконец-то диагностировали? - Все не так, - ощущая сухость в горле, Гел немного закашлялся. - Я не слышу, что ты там мямлишь, - она говорила сухо и совершенно не повышая голос, но для Геллерта это звучало как крики. Она столько раз оглушительно кричала на него, пока он был маленьким, что иногда любые ее слова воспринимались как вопли или удары. - Все в порядке, Мэдди, я пришел навестить тебя, - Геллерт заговорил увереннее, выпрямляясь и возвышаясь над матерью. Он не был обязан участвовать в ее бреде, теперь он контролировал ситуацию. - Геллерт, - спокойно произнесла мать, сверкнув глазами. - Как ты назвал меня? *** Сказать, что Дамблдор торопился отвезти Ариану домой, означало не сказать ничего. Он судорожно поймал такси, хотя все его естество желало во всю глотку звать Геллерта, бежать за ним прямо сквозь двери. Альбус был человеком с крайне сильной волей и крайне подавленной сферой эмоций, поэтому он смог полностью проигнорировать все возникшие в нем чувства и желания. Он не мог бросить Ариану и не был готов знакомить Гела с ней, а ее в ним. Девочка могла испугаться и ее состояние ухудшилось бы в разы. Хотя на данный момент она выпила сильнодействующий препарат и готова была в любой момент уснуть, все же люди нервировали ее даже в таком состоянии. Сев в машину, Альбус выхватил из кармана телефон, но обнаружил, что тот полностью разрядился. Как же вовремя! Впрочем, он даже и близко понятия не имел, что писать Геллерту. Спрашивать, как он оказался в клинике? А вдруг он чем-то болен? Стоит ли лезть в столь деликатную тему? Расскажет ли он? А если его это и вовсе оттолкнет? Он с ума сходил из-за того, что его тошнило при Альбусе, возможно болезнь психики он вообще не станет обсуждать, а то и вовсе пропадет с радаров. Альбус со странной отчаянной радостью понял, что он очень не хочет, чтобы Геллерт исчезал с радаров. Но что делать - он точно не знал. Ариана уткнулась брату в плечо и кажется отключилась. Глаза Альбуса за стеклами очков следили за улицей, но мысли его были далеко. Он размышлял о том, что Геллерт, сам того не ведая, полностью заполнял все его мысли. Он приносил с собой миллион загадок, переживаний, невиданных прежде эмоций, одни только вопросы, вопросы, вопросы. Альбус не мог сосредоточиться ни на чем, это мешало работе и обычной жизни. Главный вопрос был в том, нравится ему это или нет. Дамблдор, который привык держать себя в ежовых руковицах, моментально ответил "Нет". Другой Дамблдор, которому все это самоотречение уже стояло поперек горла, со смехом ответил "Да!". Конечно же ему это нравилось, да и как могло быть иначе. Он был взрослым, самостоятельным мужчиной, в самом расцвете сексуальности, он совершенно определенно был геем, ему невыносимо нравился Геллерт, им хотелось любоваться, его хотелось присваивать, ему хотелось принадлежать. Мог ли Альбус допустить такое в своей жизни? На этот вопрос ему не хотелось отвечать прямо сейчас. Добравшись до дома и уложив Ариану в постель (она толком не проснулась, даже когда они шли в квартиру, клевала носом), Дамблдор поспешил зарядить телефон. - Что дальше? - раздраженно спросил он сам себя. Аберфорт должен был уже вернуться, но его все еще не было. Альбус понятия не имел, застанет ли Геллерта в больнице, у входа, или тот уже ушел оттуда и они разминутся. Звонить Геллерту он почему-то опасался. Если тот не возьмет трубку или, чего доброго, разозлится и пошлет его, будет сложно что-то предпринять. Не так-то просто спросить у человека, что он делал в психиатрической клинике. Особенно у такого человека, как Гриндевальд. Именно так, в сомнениях и тяжелых мыслях, Альбус попал на экстренный прием к Минерве Макгонагалл. - Альбус, вы можете сами себе честно ответить, что вы испытываете к этому человеку? Какие эмоции? Минерва принимала его уже больше положенного времени, но, казалось, ее это не волновало. Альбус чувствовал себя все более виноватым, и тогда она предложила чаю со сладостями. Отказаться Дамблдор не мог. Он очень любил сладкое, тем более в такой стрессовый момент. - К Геллерту? - глупо переспросил он, откусив печенье. Он ощущал себя школьником. - Да, к нему, - улыбнулась Минерва. - Эмоции, - Дамблдор задумался. Вычленить во всем этом урагане что-то одно было очень сложно. - Давайте проще. Чего вы хотите? - предложила Макгонагалл. Альбус нахмурился. Это не делало задачу проще. - Я могу предложить вам такой вариант. Представьте, что ваши желания и эмоции находятся не в вас. Представьте их образно отдельно от себя. Альбус какое-то время смотрел в пол, потом прикрыл глаза и попробовал вообразить это. - Что вы видите? Образ может быть любым, неправильного ответа нет. - Я вижу зеркало. - Отлично. Что вы видите в этом зеркале? - Оно за занавесом, скрыто. - Можете ли вы открыть этот занавес? Альбус пару секунд колебался, но потом проделал это в своем воображении. Ткань тяжело упала на пол, поднимая клубы пыли. В отражении Альбус увидел не себя. Он увидел Геллерта. Тот был совершенно голым и не видел Альбуса по ту сторону зеркала. Скорее всего если бы увидел, прикрылся бы и как-то отреагировал. Дамблдор с минуту без всякого стеснения рассматривал тело Геллерта, которое практически светилось в полутьме отражения. Жесткая линия ключиц, плоская поджарая грудь, торчащие ребра. Гел как ни в чем ни бывало мягко погладил себя по плечам и потянулся, отчего мышцы живота напряглись и Альбус невольно залюбовался тем, как красиво кожа обтягивает их. Как самый низ живота чуть серебрится от покрывающих его светлых волос. Ближе к лобку они становились темнее, более благородного и глубоко оттенка, и из-под них, естественно, выглядывал член Геллерта. Это была единственная часть тела Гриндевальда, которую Альбус пока не имел чести видеть в реальности, поэтому ему стало максимально неловко от того, что в воображении он беззастенчиво изучает его. С другой стороны, чего ему было стесняться, это просто фантазия? В любом случае, Альбус почувствовал странное удовлетворение от увиденного. Где-то в глубине души он ощутил что-то вроде "ну наконец-то". - Альбус, вы что-нибудь видите в этом зеркале? Или оно вызывает у вас какие-то чувства? - подала голос Минерва, с интересом глядя на Дамблдора, который целиком ушел в свои мысли и образы. - Я, - Альбус сохранял невозмутимый вид, пытаясь придумать, как поприличнее передать эту картину Макгонагал, и в этот момент картинка в отражении изменилась. Геллерта кто-то порывисто обнял сзади. Альбус не видел, что это за человек, но его руки были в темных перчатках, и он гладил грудь и живот Гела. Тому, очевидно, это нравилось, потому что он запрокинул голову и несколько выгнулся, поддаваясь ласкам. Это продолжалось совсем недолго, но Альбус успел укусить себя за палец, наблюдая эту картину. Человек в перчатках обошел Геллерта справа, не прерывая ласк, и Альбус вдруг узнал в долговязой фигуре самого себя. Его волосы были привычно убраны в хвост, а на лице была маска. - Я вижу себя. Себя в маске, - он наконец-то смог что-то выдавить из себя. - Вы видите в зеркале собственное отражение? - Себя и Геллерта, - поправился Ал, чувствуя, что начинает немного сгорать от этого образа. - Что вы делаете? И что вы при этом чувствуете? Альбус не мог оторвать мысленного взгляда от развернувшейся картины. Альбус в отражении прибил Геллерта к стене, забросил его ногу себе на бедро, заставил открыться и впился поцелуем в его шею. Гел дышал через приоткрытый рот и слегка вскрикивал от того, как грубо и откровенно Альбус в маске себя ведет. Тот ласкал член Геллерта и брал, брал, брал его. Дамлбдор открыл глаза и тут же закрыл руками лицо. Оно нестерпимо горело. Макгонагал, похоже, рассудила произошедшее по-своему. Она настояла на том, чтобы Альбус выпил воды и не стала расспрашивать его. Вместо этого она сказала: - Альбус, я полагаю, что вы знаете, что вам нужно делать. Моей задачей было провести вас к истинному вашему желанию, но как с этим быть - решать уже вам. Я вижу, что в вас сейчас идет борьба. Помните, что любой ваш выбор будет верным. - Вы в этом уверены? - Ал сделал еще пару глотков воды, пытаясь успокоиться. - Если будете сомневаться, наши еженедельные сеансы можно увеличить до двух раз в неделю, - тепло улыбнулась Макгонагал. Альбуса снова захлестнула волна вины. - Минерва, извините, я совсем не должен был- - Остановитесь, Альбус, мы это уже обсудили. Уходя, Дамблдор подумал о том, что он обязан хотя бы пригласить своего психотерапевта выпить кофе с тортиком. Особенно после того, как уничтожал ее запасы сладкого. Она отшутилась, что все равно бережет фигуру и держит сладкое для пациентов, однако это ничего не меняло. Как бы ему сейчас хотелось сорваться с места, каким-то неведомым образом оказаться прямо у Геллерта дома, шагнуть ему навстречу, прижать к стенке и просто не дать ему никуда деться. И воплотить все то, что он видел в своем мысленном зеркале. И продолжать воплощать до рассвета. И весь следующий день. Вообще не выпускать Гела никуда, сделать его своим пленником. Дамблдор остановился и мысленно влепил себе затрещину. - Каким еще пленником, ты что, совсем с ума сошел, - пробурчал он себе под нос. - Ты начинаешь меня пугать... *** - Геллерт, ты сегодня слишком тихий, как можно смотреть идиотский фильм без нашего обмена язвительными комментариями? Винда знала и видела, что с Гриндевальдом что-то не так. Собственно, она поэтому и забрала его по своей же инициативе. Выглядел Гел хуже некуда, когда выходил из больницы. Всю дорогу из него было слова не вытянуть. Возможно, Мадлен сегодня была контактной и задела сына за живое, однако даже в такие моменты Геллерт хотя бы что-то говорил. Он даже не поздоровался, просто кивнул. И юркнул на заднее сиденье, как мышь. А дома он только рассеянно кивнул на предложение Винды открыть вино, не притронулся к своему бокалу и даже отложил телефон. Винда рассчитывала, что тот проведет весь вечер в переписке с Дамблдором, и была морально готова осилить тупую киношку с отсутствующим компаньоном, однако же он отсутствовал не из-за любовной поддержки своего бойфренда! И это возмущало особенно сильно. Розье сделала еще глоток алкоголя и попыталась хоть что-то придумать. Ей не нравилось наблюдать Гриндевальда в состоянии анабиоза. - Знаешь, главные герои этого фильма напоминают мне вас с Дамблдором, - все еще держа бокал в руке, лениво протянула Винда, чтобы хоть как-то расшевелить Геллерта. Тот вопросительно взглянул на нее с таким видом, как будто она оторвала его от написания диссертации. - Я говорю героиня тут вылитый ты. Вечно куда-то бежит, что-то ищет, ей все неймется. И то и дело врезается в главного героя, а тот ее будто не замечает. Брови Геллерта сначала вопросительно поднялись, потом возмущенно поднялись еще больше, затем он нахмурился и скривился, после чего отвернулся и спрятал нижнюю часть лица, прикрыв рот ладонью и опершись подбородком о руку. Все это произошло за секунды и вот эта бешеная пластичность мимики всегда забавляла Винду. - И ты вроде как знаешь, что в конце концов они будут вместе, но в это настолько сложно поверить, - Винда снова сделала небольшой глоток, наблюдая за реакцией Гриндевальда. Тот все еще хмурился, но в этом читалась скорее болезненность, чем гнев. Розье полагала, что тот опустошит свой бокал, но он по-прежнему игнорировал алкоголь. - Мадлен сегодня наделала шума? - осторожно спросила Винда, не отрывая взгляда от Геллерта. Наконец-то он судорожно вдохнул и произнес: - Она швырнула в меня пульт от кровати. - Ох, Геллерт- - Это ерунда, - он усмехнулся, принимая чуть более расслабленную позу. - Как ты знаешь, она и похуже вещи делала. - Это не ерунда. - Я видел Альбуса сегодня, - он немного жестко прервал соболезнующую Винду, чуть повысив голос. "Так, снова все крутится вокруг Альбуса. Забавно, что я только что сравнила их с этими двумя придурками из фильма" - подумала Розье с мысленной усмешкой. - Он был с девушкой. И он был в больнице. - Психиатрической? - было глупо уточнять, но поверить было сложно. - Да, в той самой, куда я сегодня пришел навещать свою ненаглядную матушку. Винда озадаченно замолчала. - Он что-то сказал тебе? Геллерт раздраженно уставился на подругу. - Я убежал! - он наконец-то зазвучал более привычным громким образом, хотя от этого было не легче. - Я просто... пробежал мимо них. Мы столкнулись в дверях! Я не знал, что сказать, как себя вести, я просто проскочил мимо и рванул в палату к Мэдди. Что еще мне оставалось? Еще и девушка, я понятия не имею, кто это. Почему в больнице?! И он, - Геллерт на секунду потер лицо, пряча его в ладонях. - Он даже не позвонил. Не написал. Вообще никак не дал мне знать, что это было. Я просто в шоке, если честно. - Ты ему тоже не звонил? - резонно спросила Розье. - Нет, я ему не звонил! - Геллерт даже всплеснул руками. - Где твоя хваленая решительность, Геллерт Гриндевальд? Вместо ответа Геллерт наконец-то перестал игнорировать вино и почти залпом осушил свой бокал. - Почему ты не написал ему? - более мягким тоном спросила Винда, подвигаясь ближе и выключая у телевизора звук, чтобы фильм не мешал разговору. На экране как нельзя в тему была сцена, где главные герои драматично воссоединяются под дождем. Они с Геллертом смотрели такого рода фильмы исключительно чтобы посмеяться вместе и посоревноваться в токсичности, но иногда Розье думала о том, что Геллерту просто нравятся эти наивные романтичные истории о влюбленных. Конечно, ему она о своих подозрениях не говорила. Он бы все отрицал и очень сильно обиделся. Может быть даже демонстративно молчал бы. Полчаса. Или минут пятнадцать. - Что я ему напишу! - Гриндевальд внимательно изучал бокал в своих руках, избегая визуального контакта с Виндой. Похоже, ему было стыдно. Хотя Винда сомневалась в том, что он способен такое испытывать. - Привет, Ал, а что за девушка была с тобой в психушке? Это твоя сестра? Невеста? Жена?! - Геллерт, я очень сомневаюсь, что у Дамблдора есть такая тайна, - скептически протянула Розье. - Тогда что он делал в этой больнице?! - Где связь?! - не выдержала Винда. - Как связаны невеста-жена и психиатрическая клиника? - Не знаю! - Гриндевальд поставил бокал на стол и обиженно откинулся на спинку дивана. - Нет никакой связи. И ты должен написать ему. Хватит бездействовать, я тебя не узнаю! Геллерт еще более обиженно притянул к себе плед, скомкал его и обнял, уткнувшись в него лицом. Винда решила проявить понимание и наполнила заново их бокалы. С бутылкой было покончено, а еще в начале вечера это казалось невозможным. - Почему ты так сказала? - пробурчал Геллерт из-под пледа. - Что? - Почему ты так сказала, про фильм! - более разборчиво повторил он. - Этот фильм совершенно на нас не похож, особенно я и эта героиня. Винда чуть не прыснула со смеху. - Я могу легко представить вас точно так же под дождем, если честно. Сверх-драматично и слезовыжимательно. - Ничего подобного! - Геллерт откинул плед прочь, словно ребенок. - Так себе аргумент, - пожала плечами Розье. - И насколько бы это ни было глупое кино, все же есть одна мысль, которая может быть полезна. Геллерт вопросительно и лениво смотрел на нее, потом потянулся за бокалом и уткнулся в него носом, вдыхая запах. - Иногда кто-то должен сделать первый шаг. Простой и открытый первый шаг, без каких-то сомнений, домыслов и завышенных ожиданий. С минуту Геллерт молча смотрел на Винду с нечитаемым выражением, а потом засмеялся прямо в бокал. У девушки отлегло от сердца. Если Геллерт может смеяться, значит он более или менее в порядке. - Розье, ну ты просто доморощенный психолог! - С тобой и не тому научишься! Винда осталась ночевать и приняла не самое простое решение в своей жизни. Отправиться с Геллертом на новую репетицию и проследить за тем, чтобы эти два олуха поговорили. Нормально поговорили. Если понадобится, она применит силу. К Геллерту, конечно. Например, притащит его за шкирку обратно, если он снова убежит. Должен же кто-то быть феей-крестной, в конце концов.