Времена грёз 1 том

О ты, чьё сердце до сих пор болит О тех, кто в адском пламени горит, — Не мучай Бога, не ропщи напрасно: Он знает сам, и всё ж — не зря молчит.

Я долго не могла уснуть, ворочаясь в постели и раз за разом возвращаясь мыслями в события прожитого дня. Предупреждение Клеона не давало мне покоя, смутная тревога на грани сознания раз за разом возвращала меня к мысли о том, что я понятия не имею, как еще Давид может навредить кому-то из Блэквудов и что на самом деле скрывается за его приездом и таким повышенным вниманием к семье. Один беллаторский гость уже успел нам значительно подгадить, причем используя для этого несколько абсолютно разных инструментов, включая любовницу Каина, сам бордель, жадность и гордыню светлых. Надеяться на хороший исход сейчас также не приходилось, особенно учитывая, как ловко он обошелся с Гани и, тем более не зная, связан ли был Хабир с Давидом. Сейчас ты хотя бы не жертва обстоятельств, видя и зная куда больше, чем раньше. С одной стороны, да, но с другой… Как мне это поможет? Дерусь я намного лучше, чем раньше, но напади на ту же Гемеру, пока она одна идет из архива, и ее некому будет спасти и некому помочь. Мне кажется, ты ее несколько недооцениваешь. Разве? Она умная девушка и, несмотря на всю свою мягкость и некоторую романтичность, все же пережила нападение на поместье, причем временно замещая Аван и поднимая мертвых. Может быть, ты и прав. Тихий стук в дверь отвлек меня от нового круга ада в своей голове. Приподнявшись в постели, я насторожилась и тут же нащупала трость возле кровати. — Софи, можно переночевать у тебя? Голос Гани подействовал как бальзам на душу, расслабившись, я убрала руку от трости и прошла к двери, впустив брата. — Конечно, проходи. Парень робко прошел в комнату, и я поспешила закрыть дверь на щеколду. Он выглядел уставшим и измученным, руки нервно перебирали край ночной рубашки. — Спасибо. Извини, что разбудил. — Я не спала, не могу уснуть. — А я уснул, но мне снилось… всякое. — Кошмары? — Хуже. Гани обнял меня так крепко, будто я спасательный круг в огромном бушующем море, и, уткнувшись лицом мне в плечо, порывисто зашептал: — Любви еще не зная, Я в ней искал неведомого рая, Я так стремился к ней, Как в смертный час безбожник окаянный Стремится к благодати безымянной Из бездны темноты своей. — Га-ани. Я не смогла скрыть в голосе нотки разочарования, отчего брат вздрогнул и, шмыгнув, покрутил головой. — Ты обещала не осуждать меня. — Я и не осуждаю, мне просто жаль тебя. — Жалость мне тоже не нужна. Хотя… еще немного, и я сорвался бы к нему, нашел и попросил продолжить… — Ох, лучше бы тебе снились кошмары. Ганим, душа моя, не вздумай так с собой поступить. Тебе любовь нужна, это да, но прежде всего к себе. Я проводила парня до постели и дождалась, пока он залезет под одеяло, придвинувшись к краю. — К сожалению, моя кровать несколько меньше, чем твоя, придется немного потесниться. Если хочешь, мы можем пойти к тебе. — Не нужно, я не могу там спать. Вздохнув, я легла рядом с ним и обняла Гани, позволив ему вновь положить голову на мое плечо. Чуть дрожа, парень прижался к моему боку и уткнулся в шею, тихо выдохнув. Мне показалось, что его щеки были влажными. — Ганим. — Да? — Ты говорил сестре о том, что с тобой случилось? — Н-нет… — Почему? — Мне неловко, да и зачем? Он больше не появится у нас дома. Она в безопасности. — Может быть, но все же, наверно, стоит предупредить ее насчет этого человека. Они могут случайно пересечься. Ганим вздрогнул и придвинулся чуточку ближе, будто ребенок, испугавшийся монстра под кроватью. — Я поговорю с ней утром. Погладив брата по голове, я поцеловала его в лоб, осторожно лишь самым краем силы коснувшись его разума, чтоб успокоить и дать поскорее заснуть. В лунном свете лицо парня показалось особенно бледным и до того несчастным, что я обязана была помочь хотя бы такой мелочью. А вскоре едва слышное сопение и уютное соседство сморили и меня. В двери комнаты вновь постучали, но, открыв глаза, я поняла, что уже настало утро, хотя по ощущениям я буквально только что сомкнула веки. Брат, явно не привыкший спать не один и на таком маленьком пространстве, занял почти всю кровать, разлегшись по диагонали и используя мой живот в качестве подушки. — Да? Немного придавленная весом Гани я постаралась аккуратно спихнуть брата, но парень в полудреме лишь крепче обнял меня, прячась под одеялом от солнечных лучей. — Ганим, радость моя, дай мне открыть дверь. — Еще слишком рано, пускай разбудят позже. — Так дяде и передашь. С трудом отвоевав возможность встать, я поправила пижаму и подбежала к выходу, отпирая щеколду. — Долго же ты собиралась. Каин быстро прошел внутрь, закрыв за собой дверь. Сегодня он выглядел так, словно решил устроить небольшой праздник, а в честь этого выспаться, надеть один из своих лучших костюмов «троек» из шерсти с традиционным двубортным пиджаком и высказать мне все накопившееся недовольство судя по хмурому взгляду и бровям, сведенным к переносице. Критично оглядев меня, мужчина неожиданно повернулся к кровати и обратил свое внимание на Гани. — Ты не думаешь, что это уже слишком? Парень, словно застигнутый врасплох, стушевался и, откинув одеяло, послушно подошел к Каину, уперев взгляд в пол. — Прости, дядя, мне просто не спалось и нужна была помощь. Я хотела было заступиться за брата, но едва Каин заметил дрожь Гани, как вся его строгость и стальной взгляд куда-то улетучились. Протянув руку, мужчина мягко погладил парня по голове, давая понять, что больше на него не злится. — Гани, разве я когда-нибудь ругал тебя? Не бойся, я просто переживал, ты оставил в комнате хаос и куда-то исчез еще до завтрака, горничные не нашли тебя утром в доме и обратились ко мне. — Я… не хотел напугать, извините. Смутившись, Гани заметно расслабился и позволил себе улыбнуться уголками губ. Каин тем временем перевел взгляд на меня. — Сегодня в Кадатском театре будет представление, если у тебя нет других дел, то я бы предложил вечером нам всем вместе сходить туда. — Я не против, только не знаю, что мне надеть. — У тебя осталось восхитительное платье с банкета в поместье. Мало кто его видел, и еще меньше остались после этого в живых, — искоса глянув на шею Ганима, мужчина чуть коснулся на ней. — Ты вновь кого-то нашел? — Н-нет, это так, мимолетное увлечение. — Если хочешь, можешь пригласить его, крайне интересно познакомиться с этим человеком. Будьте готовы к пяти вечера, я заеду за вами после работы. Каин, вежливо кивнув, вышел из спальни, закрыв за собой дверь, пока я пребывала в некоторой растерянности, а брат заливался краской и, кажется, почти физически умирал со стыда. Остаток свободного времени пришлось посвятить подготовке к театру и сведению синяков с шеи Гани, в надежде, что больше никто не заметит отметин от одной единственной бурной ночи. Парень вновь проклинал себя за эту глупость, но выглядело все так, будто он пытается убедить себя в ней, то и дело одергивая подспудное желание выглядеть привлекательней в надежде на то, что Давид сам приедет в театр. К пяти часам дня все приготовления оказались завершены, и я вновь втиснулась в столь полюбившееся Каину угольное платье с высоким горлом, длинными рукавами и юбкой карандаш, подчеркивающей мои бедра. У зеркала собрала волосы в высокий хвост, прицепив к нему небольшую шляпку с вуалью на лицо и завершила образ красной помадой. — Боги, как же давно я никуда не выходила, наряжаясь и приводя себя в порядок. Вновь чувствуешь себя девушкой? Можно и так сказать. Просто хочется иногда примерить другой образ, будто я не замученная жизнью девица, а светская львица, пришедшая в театр покрасоваться. Как-то даже забываешь, что уже завтра придется вновь разбираться с чужими проблемами. Не такие уж они и чужие. Я знаю, но сам посуди. Меня должна касаться только академия, а я вместо завершения расчетов и чертежей должна разбираться с новыми родственниками, каким-то кабелем, жизнью мертвого некроманта и хотелками своего нового папочки. Я понял тебя, но прошу заметить, что все довольно взаимосвязано, ты зависишь от Блэквудов, и им нужна твоя помощь. Ньярл, я понимаю, но в последнее время очень много всего происходит, как ты и обещал, и времени на академию крайне мало. Многое уже продумано, но еще больше нужно довести до ума, и я хотела бы, чтобы основное здание выглядело особенно. И как же? Я хочу, чтобы оно напоминало скелет левиафана. Подхватив перчатки, я спустилась вниз к выходу из дома и сняла с вешалки подготовленный кейп, пока Ньярл пытался раскопать в моей памяти упоминание чудовища. Это… очень странное существо. Ваш бог его создал? Сложно сказать, это один из мифов, что, мол, было сотворено богом такое существо, точнее два, но самку довольно быстро убили, побоявшись, что левиафаны расплодятся и погубят мир. Надо же, довольно жестоко. У этого предания множество подтекстов, но лично я вижу в нем несправедливость, подобную той, что переживают темные здесь. Мне кажется, получится достаточно символично. Только не забудь об этом записать. — Сера, как я тебе? Ганим спустился по лестнице к выходу и, встав передо мной, поправил свою темно-коричневую клетчатую жилетку на свободной рубашке цвета топленого молока. Наряд ему определенно шел, и брат, явно довольный сделанным выбором, с удовольствием покрутился на месте. — Я и забыл, что у меня помимо кучи свитеров есть еще и пара-тройка рубашек. — А уж я-то как давно тебя не видела в подобном, — поймав Гани за плечи, я протянула руки к его голове и попыталась немного пригладить взъерошенные волосы. — Вот бы ты еще причесался. Смутившись, парень виновато пожал плечами и начал застегивать мой кейп. — Это не помогает, они просто торчат в разные стороны. — Неужели у вас еще не придумали гели для укладки? — Я понятия не имею, что это такое. Входная дверь хлопнула, явив нам Каина. Мужчина, слегка покраснев от прохладного ветра на улице, снял с вешалки пальто Гани и протянул его парню. — Давай шустрее, иначе опоздаем. Послушно поторопившись, брат надел пальто и финальным штрихом повязал на шее шарф. Я, дождавшись его и натянув перчатки, хотела уже выйти из дома, но Каин остановил меня и, сняв свой черный шарф, повязал его мне на шею. Запах хвои и табака окутал меня, словно облако. — Ты вчера бросил меня в ледяную ванну. — Вчера тебя могли легко вылечить. Сегодня записи к лекарю уже нет. Поджав губы, я промолчала, не желая затягивать препирания и опоздать в театр. В конце концов, это была не та вещь, из-за которой стоило бы ругаться. Гани, поддерживая меня, взял под руку, и мы вместе вышли из дома. Кадатский театр представлял собой большое двухэтажное полукруглое здание с небольшим парком у входа, где в теплое время года должен был располагаться довольно разнообразный розарий и множество статуй, в том числе созданных Ньярлом. Одна из подобных композиций находилась немного поодаль от основной дороги и входа, расположившись под полукруглой сеткой для вьющихся цветов. Там, тайно собравшись, три музы шептались между собой. Девушки из белого мрамора, одетые в легкие, почти невесомые ткани, украдкой смотрели на проходящих мимо посетителей театра и будто бы обсуждали их или грядущее представление с некоторой долей ехидства. Присмотревшись к статуям внимательнее, я решила, что это игра света и тени, так как ничего в их лицах не выражало иронии, это чувство было словно незримым налетом, читавшимся в общей композиции. Может, не будь ты страшным некромантом, то стал бы великим и всеми любимым скульптором. Я затрудняюсь сказать, какая жизнь могла быть предпочтительнее. Та, где ты остался бы с Марьей и проводил вечера у очередной фигуры с ней или дочерью? Ньярл промолчал, но я почувствовала, что наступила на его больную мозоль. Как бы сильно некромант не был горд проделанной работой в Кадате, то, что стало с его трудами сейчас, явно не стоило возложенных жертв. Свернув на аллею перед театром, я поспешила пройти внутрь, лишь мельком оглядев здание из серого камня. В отличие от ажурных готических храмов, здесь архитектурный стиль был более спокойным: без множества башенок с остроконечными крышами и витиеватых переплетений на окнах. Мне это напомнило некоторые замки Чехии или церковь Пресвятой Девы Марии в Германии. Все сдержанно и тем не менее красиво. Внутреннее убранство театра также радовало глаз. Внушительные каменные колонны подпирали сводчатый потолок, мраморная плитка застилала пол, но вместе с этим стены частично закрывали деревянные панели с вывешенными на них афишами, теплый свет из многоярусных ламп добавлял уюта, а под ногами раскинулся ковер, ведущий посетителей к гардеробу и выходу в зал. По бокам от главного входа я заметила коридоры, через которые можно было попасть на бельэтаж и балконы. В еле заметных нишах у стен людей поджидали кадки с цветами и пуфики с красной бархатной обивкой. Засмотревшись на детали кованых бра, расположенных в местах отдыха, я не сразу услышала, как Гани окликнул меня. Брат и наставник уже сняли верхнюю одежду, и только я, зазевавшись, стояла посередине холла все еще в кейпе. — Серафина, пьеса вот-вот начнется, не спи. — Прости, я здесь впервые, и все кажется таким красивым. Поторопившись, я вернулась к гардеробу и, сдав все ненужное, вновь взяла Гани за руку, позволив ему вести меня вперед и дать еще немного времени, чтобы поразглядывать резные потолочные панели из темного дерева. В холле прозвенел первый звонок. — Ты еще успеешь это рассмотреть. Каин наклонился к моему уху, вновь отвлекая и чуть прикоснувшись ладонью к моей спине. Недовольно отвернувшись от него, я мельком увидела чью-то знакомую седую голову дальше по коридору и едва сдержалась, чтобы не пробежать вперед, проверяя свою догадку. Гани, явно не заметив ничего необычного, провел меня на бельэтаж через небольшую лестницу с коваными витиеватыми перилами, и мы заняли свои места, довольствуясь небольшим количеством соседей, среди которых на вид были только аристократы из Сомны. — Изволь, открою, что от бога слышал. Нам Аполлон повелевает ясно: «Ту скверну, что в земле взросла фиванской, Изгнать, чтоб ей не стать неисцелимой» — Каким же очищеньем? Чем помочь? — «Изгнанием иль кровь пролив за кровь, — Затем, что град отягощен убийством». Представление началось, и едва на сцену вышел Креонт, как мое сердце сжалось в ожидании беды. Я узнала прочтенную когда-то трагедию и помнила, чем она должна была кончиться. Слепец пытался выяснить правду, хотел узнать, кто же убил прежнего царя, и лучше этого бы не делал, так как едва его глаза открылись, вся прежняя жизнь рухнула в бездну. Да уж, и выбрал Каин сюжет, теперь до последних строк буду сидеть как на иголках. Ненавижу подобные истории, где человек лишь жертва, бегущая в руки ненавистной судьбы, и сейчас для меня это ощущалось наиболее остро. Боги, неужели тут не показывают комедии? Тех же «Лягушек» посмотреть было бы намного приятнее, хоть они и более сложные для восприятия. — Хоть зорок ты, а бед своих не видишь — Где обитаешь ты и с кем живешь. Ты род свой знаешь? Невдомек тебе, Что здесь и под землей родным ты недруг И что вдвойне — за мать и за отца — Наказан будешь горьким ты изгнаньем. Сцепив руки, я постаралась расслабиться, но тут же ощутила, как нервно дернулась щека. Мне кажется, ты слишком сильно переживаешь из-за какой-то пьесы. Тебе лишь кажется. Переживаю я не из-за пьесы, а только за себя. И почему? Боишься, что за тебя всю жизнь решат? И это тоже, но больше я боюсь, что над своей жизнью не буду властна. Просто отвратительная пьеса. Может, стоит сделать перерыв? Хотя бы выпей воды и соберись с мыслями. Ты нервничаешь из-за пустяков. Еле дождавшись антракта, я поспешила встать с места и, предупредив остальных, выйти в коридор. Ньярл подсказал мне, где находится буфет, и, заглянув в следующее после гардероба помещение в коридоре, я оказалась в небольшом кафе. Длинная стойка из темного дерева с закусками на ней привела меня в восторг. Маленькие цветастые пирожные на многоярусной подставке внушили мне неподдельный трепет, и, кажется, только сахар сейчас смог бы хоть немного снять мое напряжение. Заказав чай и одно из угощений, я потянулась к карманам и с ужасом обнаружила, что все деньги остались в верхней одежде. Чтобы отдохнуть, как я хотела, придется возвращаться к Гани и Каину или бежать в гардероб. — Сколько еще испытаний мне пошлет этот день? Я повернулась, чтобы отказаться от заказа, но чья-то смуглая рука отдала кассиру несколько монет. — Кто же посмеет оставить такую прекрасную даму в беде. Вздрогнув от знакомого голоса, я подняла голову и встретилась взглядом с Давидом. Мужчина, очаровательно улыбнувшись, осторожно взял мою руку и прикоснулся губами к кончикам пальцев. Внутренне поежившись, я ощутила, как по спине пробежали неприятные мурашки. — Я могу отдать долг в следующем антракте. — Это будет не нужно, если вы уделите мне время за чашкой чая. — Боюсь, от беседы с вами у меня может случиться несварение. — Только не говорите, что вас так легко смутить, Серафина. Беллаторец заказал себе что-то алкогольное и, забрав сладости, дождался, пока я с чашкой пройду к одному из столиков. — Мне кажется, тем для разговора у нас нет. — Почему же? Я с удовольствием хотел бы поболтать о вас, хотя мне кажется, вы все еще не простили меня за ту маленькую шалость. — Да, я довольно злопамятна. — И, в отличие от остальных, вас не получается прочитать. Создается ощущение, будто вы враждебны ко всему миру. — Надо же, как удивительно точно вы описали мое состояние, а говорите, не получается прочитать. Учились этому где-то? — Можно сказать и так. Забрав тарелку с пирожным, я села удобнее и, не обращая внимания на ухмылку Давида, начала пить чай. Мужчина, сидя передо мной, наклонился ближе к столу и чуть тише продолжил уговоры, не сводя с меня взгляда своих светло-серых глаз. — Что же мне сделать, чтобы вы меня простили? — Уехать из города и желательно пропасть где-то лет на десять. — Увы, но я наоборот хотел бы познакомиться с вами ближе и готов пойти на некоторые уступки. — Уступки, после того как много вы сделали? Не надейтесь, что я вновь подпущу вас к себе или своей семье. — О, так это вы рассказали Гани о нашей встрече? — Да, я думаю, он достоин большего, как минимум того, кто любил бы его. — Конечно, я совершенно с вами согласен, очень жаль, что в наших отношениях о любви не было и речи, возможно, всё повернулось бы иначе. Не веря своим ушам, я взглянула в лицо Давида, чувствуя, как быстро кончилось мое терпение и чай. — У вас для всего есть ответ, чтобы выйти сухим из воды? — Я рад, что вы цените моё красноречие. — Как жаль, что к нему не прилагается совесть. — Мне пришлось избавиться от этого рудимента. Наш разговор прервал звонок, я поняла, что пора сворачивать разговор, и, желательно так, чтобы этот черт понял, что ему действительно ничего не светит у Блэквудов. — Что вам от меня нужно? — Лишь капля внимания и схема создания ваших прекрасных браслетов. — Мое внимание уже исчерпано, схему я не разглашу. Всего доброго. Встав с места, я, не глядя на соседа, повернула к выходу и даже успела сделать пару шагов, прежде чем Давид поймал меня за руку, развернув к себе. — Я бы хотел разрешить вопрос мирным путём. — Ох, боюсь с этим вы уже облажались. Держа за запястье мою правую руку, он завел ее за спину, не давая мне выхватить трость и прижимая меня к себе. Запах пряностей защекотал нос, и от столь тесной близости мне стало сложно дышать. Снова понизив голос, он мягко с хрипотцой продолжил уговоры: — Но я все ещё надеюсь скрыть от общественности тот факт, что провел ночь в вашей спальне. Гордо подняв подбородок, я встретила взгляд Давида, ответив, как можно громче. — Вы имеете в виду ту ночь, когда обманом пробрались в мой шкаф? За спиной послышались неуверенные шаги, в буфете раздался второй звонок и за ним чуть дрогнувший голос брата: — Что здесь происходит? Софи, тебя долго не было, я начал волноваться. — Ганим, я… — Кажется, госпожа Серафина первая, кому не понравилась ночь со мной, должно быть кто-то был лучше? Почти задохнувшись от неприятных объятий и обиды за Гани, я не выдержала и, отклонив голову, как могла, ударила лбом по носу беллаторца, почувствовав, как хрустнул хрящ. В глазах на миг потемнело, но я оказалась свободна и даже отошла на пару шагов назад, закрыв ладонью лоб. — Боже, какая гадость. Кто-то из оставшихся посетителей охнул, Давид, зажимая нос рукой, попытался остановить кровь, впрочем, не выглядя разочарованным. Наоборот, он засмеялся, будто не верил в то, что я сделала. Увидев это, во мне вновь вскипел гнев, мне захотелось стереть с его лица эту чертову ухмылку, а еще лучше преобразить его так, чтобы никто больше не верил этому красивому лицу. Выхватив трость из-за пояса, я коротко размахнулась, но мою руку вновь кто-то перехватил. — Так ты его убьёшь. Каин, появившись словно из ниоткуда, с силой выдернул трость из моей ладони, вызывая во мне еще большую бурю негодования. — Спасибо, господин Каин. От Давида послышался смешок, но наставник тут же обратил взор на моего противника. — Если увижу, что ты сопротивляешься, то тут же верну ей оружие. Прошло лишь мгновение, и осознание вспыхнуло в моей голове, словно фейерверк. Беллаторец вздрогнул, едва я сделала шаг к нему, но честно выдержал новые удары: кулаком в глаз и в скулу, и после каждого из них я ощущала, как напряжение последних дней, переживания и обида спадают. С моих плеч словно сняли тяжелый груз, дали наконец-то выместить злость на ком-то. Из рассеченной кожи пошла кровь, следы на лице тут же стали опухать. Мне хотелось ударить вновь и желательно в нос, чтобы окончательно завершить преображение, но Каин вновь остановил меня, окликнув. — Хватит. Идем домой, Сера. Тяжело дыша, я опустила кисть, чувствуя, как она дрожит, сердце быстро стучало в груди. Наставник осторожно взял меня за плечи и развернул к выходу, уводя из буфета и давая мне успокоиться. Гани я заметила лишь мельком, бледного и напуганного, кажется, он не мог оторвать взгляда от Давида. — Еще один инструмент. Позади вновь послышался смех, но едва я встрепенулась, Каин вывел меня и повел к гардеробу. — Кажется, ты достаточно отдохнула. — Он сам напросился. — Я знаю. Взяв у напуганных гардеробщиц мой кейп, Каин помог мне одеться, но сам не стал надевать пальто, повесив его на локоть. Брат подошел к нам и молча забрал свою одежду. — Извини, Гани. Поймав взгляд парня, я хотела было оправдаться, видя, насколько ему не по себе от представшей перед ним сцены, но Гани не дал мне продолжить, обняв так крепко, как только мог, и даже слегка приподняв меня над полом. — Спасибо. Его тихий голос успокоил меня. Парень поставил меня на место и, забрав трость у дяди, вновь повесил ее мне на пояс. Каин, взглянув на меня, повел всех к выходу. — Ганим, ты будешь за рулем. — Хорошо. Мы вышли на улицу и двинулись по аллее через маленький парк. Находясь в некотором смятении, словно все эмоции разом схлынули, я почти ничего не видела перед собой и лишь мельком заметила муз, что мне понравились в прошлый раз. Сейчас они смотрели прямо на меня и будто бы украдкой смеялись, наблюдая за нашей процессией. Достигнув машины, оставленной недалеко от входа, мы расселись по местам и поехали к дому. Каин, зачем-то севший на пассажирское сидение со мной, почти сразу достал из-под кресла небольшую шкатулку, в которой я почти тут же признала аптечку. Взяв мою правую руку в ладони, он осмотрел костяшки пальцев и осторожно обработал их мазью, растирая лекарство по коже. — Болит? — Я не знаю, не понимаю еще. Кивнув, мужчина достал бинт и бережно замотал им кисть, выпрямив пальцы. Наблюдая за его руками, я поймала себя на странной мысли. — Почему, когда мне плохо, ты всегда оказываешься рядом? Будто чувствуешь, что мне нужна помощь. — Потому что так и есть. Твой медальон дает мне знать, что с тобой что-то случилось. — Медальон? — Тот, что сдерживает твои силы. Я не просто так дал тебе его. — А я и забыла о нем, висит и висит как украшение. — Я на это и рассчитывал. Закончив, он поднял голову и посмотрел на мой лоб. — Будет болеть. — Ну и ладно. Ни о чем не жалею. Сев ко мне ближе, он взял еще немного мази и аккуратно прикоснулся к назревающей шишке. — Почему ты не рассказала о нем раньше? Он действительно прятался в твоем шкафу? — Да, пару минут. Я не думала, что ты мне поверишь и не станешь злиться на обман. — Да, я бы злился, еще как, но все равно помог бы. — Извини. Чувствуя, как щеки обжег стыд, я опустила взгляд, но Каин прикоснулся к моему подбородку, вынуждая посмотреть на него. — Софи, ты не одна сейчас, и как бы строг я с тобой ни был, всегда готов тебе помочь. — Как вчера? — Даже как вчера. Глаза цвета грозового неба смотрели на меня хмуро и тревожно, заставляя неловко отвернуться, но Каин не остановился на этом, приобняв меня за плечи и чуть слышно спросив. — Он ничего тебе не сделал, пока был дома? — Нет. Только напугал. — А Гани? — Это лучше спросить у него. — Я тебя понял. Тяжело вздохнув, мужчина отпустил меня и убрал аптечку. Поежившись, я сильнее закуталась в кейп и откинулась на спинку сидения, ожидая приезда домой.