Времена грёз 1 том

Presume not that I am the thing I was; For God doth know, so shall the world perceive, That I have turn'd away my former self; So will I those that kept me company. Не думай, что такой же я, как прежде. Известно богу — скоро мир увидит, Что я от прошлого навек отрекся И отрекусь от всех, с кем знался раньше. (Henry IV. Part II Act V, scene V) A Hair on the Head of John the Baptist — Saltillo

Я сбросил последнюю маску, завершая свое маленькое театральное представление. Месть приятно холодила кожу, отзывалась во мне ликованием и болью, приятной и столь желанной, что я едва не отдал душу за нее. Слишком долго пришлось ждать расплаты, я боролся с собой почти пятнадцать лет, но оно того стоило. Месть жгла мое сердце, требуя выхода, и вместе с тем остужала разум, нашептывала мне повременить, чтобы с толком, с чувством, с расстановкой выстроить свой спектакль. Дабы только насытившись игрой, ужимками и парой фокусов, последний удар нанести, оборвав жизнь Адама, как созревший на солнце плод. Отметка клятвы на запястье дала о себе знать, чуть зазудев. Ее рисунок быстро побледнел, теряя силу. — Я не солгал тебе, моя Лилит, и сам твоего возлюбленного не тронул, он сам решил свою судьбу, я лишь помог определиться. Минувшая жизнь ощущалась затянувшейся трагедией, а я в ней - плохой актер, незнающий своей роли. С самого начала там, в крохотном городке среди светлых земель, я будто слепо шел по чужой указке. Желая что-то изменить, я лишь сильнее увязал в заранее прописанном сценарии, которого не знал и знать не мог, и, может быть, мне стоило еще тогда покорно сдаться. Взойти на костер и дать возможность сотням, тысячам людей решить свою судьбу. Не спасать, не подвергать опасности, не брать ответственность за смерть, за ужас, за семью, что лишь страдала от моей воли. Может быть, мне стоило смириться, стать покорным и принять те обстоятельства, что я не изменил. Может… иначе, я оказался слишком слаб, или всем своим могуществом распорядился я неверно. Может. Я о столь многом сожалел, хоть даже не представлял, а надо ли, и даже после смерти не понимал, что именно во всей этой истории меня коробит. Перебирая драгоценные воспоминания, я ждал, когда настанет время с ними попрощаться, раз за разом силясь представить, просчитать, отчего на самом деле пал, пока со мной не заговорила сама Луна. — Ты тщетно ищешь оправдание, Ньярл, путей не так уж много, и ты обязан был пройти по одному из них. — Но могло же все закончиться иначе. — Могло, но от тебя зависит крайне мало. — Но ведь зависит, где именно я избрал неверную дорогу? — Я не хочу об этом говорить. Я бы разочарованно вздохнул, будь у меня тело, но пока, теряясь среди небытия, не получалось даже полноценно выругаться или застонать в муке. — Теперь забвение? Я стану кем-то новым? — Не совсем. — Что это значит? — Ты важен и любим мною, я не желаю тебя терять опять. — Опять? — Да, возможно, от прежнего тебя что-то осталось, и осколки, что не забрала та бездна, я сохранила специально, чтобы потом тебе отдать. Увы, это не получилось сделать сразу. — Так ты мне покажешь, что случилось в моей первой жизни? — Покажу, едва наступит время, а пока позволь помочь потомку твоему. Я вынырнула из сна, будто воскреснув, и, резко сев в постели, попыталась осознать себя, прижав ладони к бешено стучащему сердцу. Последние слова Луны были словно приговор, диковинным набатом звенели, стучали в голове отвратительной мигренью. — Позволь помочь потомку твоему… Софи? — Она, это она дала Ганиму столько сил, чтобы открыть портал и вытянуть меня из моего мира. Полагаю, ты стала жертвой обстоятельств. — Ужасно, как же ужасно это слышать. Неужели портал не мог открыться где-то в ином месте или в иное время? Видимо, нет. Кто-то так или иначе обязан был попасть к нам. — Боги… за что… Устало потирая лицо, я, чувствуя накатывающую истерику, старалась успокоиться, отделить сознание от неприятной правды и сосредоточиться на том, что сейчас было действительно важно. Успею еще и пореветь, и покричать в подушку, и повыть от собственной беспомощности, успею, но потом, а пока нельзя переживать. Холодный рассудок и собранность сейчас жизненно необходимы. Замотав головой, я прикоснулась к прикроватной лампе и постаралась отыскать взглядом хотя бы один циферблат в отведенной мне каюте. Корабль дрогнул, послышался еле заметный скрип дерева и топот в коридоре. В дверь аккуратно постучали. — Серафина, мы почти приплыли, одевайся, жду тебя на палубе. — Да, хорошо! Растерянность и грусть, оставшиеся мне от сна, смели новые заботы, и, встав с постели, я быстро начала сборы, скидывая остаток разбросанных по комнате вещей в дорожный саквояж. Затем, наспех умывшись и натянув простое хлопковое платье с ненавистным капроном чулок, заколола шпильками чуть растрепавшуюся косу на голове, водрузив сверху одну из любимых шляп с вуалью. Все вместе смотрелось неплохо, хоть и напоминало очередной наряд на похороны и довершалось не слишком удобными туфлями на невысоком каблуке. Простив себе этот траурный образ, я подхватила саквояж и вышла из каюты, направившись к лестнице, где уже блестело ночное небо. Спустя каких-то полчаса распрощавшись в порту с Деем, мы сели в машину, закинув в нее оставшийся багаж. Чувствуя себя несколько неловко в новом месте, я постаралась лишний раз не глазеть по сторонам, но все равно заприметила необычную архитектуру местных зданий. Хотелось посмотреть поближе и получше, но темнота и переезд пока не предполагали остановок, поэтому, уткнувшись в единственное доступное окно, я едва не прилипла к стеклу. Снаружи, на темных чистых улочках, сияли молочного цвета фонари, обрамляя главные дороги Санктума. В неярком блеске света я различала плавные изгибы украшений, растительные рисунки на кованых решетках и рамах опрятных двух-трехэтажных домов, близких по стилю к знакомому мне модерну. Прозрачные козырьки у входов обтекали витиеватые узоры диковинных цветов, почти что смешиваясь с ветвями огромного множества деревьев у тропинок из светлого камня. Еще чуть позже, вдалеке, подсвеченный большим количеством огней показался местный универмаг, возвещающий цветистыми буквами о каком-то фестивале на фоне живописного панно с прекрасной девой в центре. Я хотела было приглядеться, как штора моего окна внезапно опустилась, глухой бархатной стеной скрыв от меня столь интересный элемент искусства. Нахмурившись, я повернулась к Каину, спокойно смотрящему в свое окно. Его лицо казалось безмятежным, но я подспудно ощущала чужое недовольство. — Тебя не должны увидеть раньше времени. — Меня и так бы никто не увидел. — Безопасность сейчас превыше всего. — Просто признайся, что ты теперь и к городу меня ревнуешь. — Едва ли у меня есть на это время. Откинувшись на спинку кресла, я скрестила руки на груди, рассматривая чуть подрагивающие золотые кисточки подхватов. — Я же все равно увижу город рано или поздно, к чему эти ужимки? — Неужели он так сильно тебе понравился? — Я архитектор, если ты не забыл, и обращаю внимание на новые места и необычные для меня здания. — В Кадате ты не была столь заинтересована архитектурой. — Тебе это откуда знать? Мне нравится темная столица, и я не раз ей любовалась в прогулках, просто она другая, с другим настроением и с другой красотой. Каин повернулся ко мне и, поняв, что я не шучу, вздохнул, вновь возвращаясь к своему окну. — Только не обманись тем, что увидишь здесь. — Не волнуйся, я не повторю ее судьбу. Привычно развернувшись на диванчике, я скинула туфли и позволила себе еще одну вольность, закинув ноги на сидение и положив голову на мягкую спинку. Отсутствие хоть какого-то развлечения работало не хуже снотворного, веки быстро тяжелели, стараясь утянуть меня хотя бы в дремоту. Остановив взгляд на Каине, я постаралась удержать ясность ума, рассматривая изменения в его внешности. Полагаю для того, чтобы не слишком сильно походить на брата, он носил украшение, подобное моему, только вместо шрамов оно слегка корректировало разрез глаз, высоту скул и добавляло едва заметную ямочку на подбородке. Теплая ладонь легла на подъем стопы, приятно согревая ноги. — Заметила что-то интересное? — Н-нет, просто ищу отличия. — И как? — Пока только три. — Осталось еще одно. Зевнув, я поежилась и обхватила плечи, в войне со сном я явно проигрывала, но даже так где-то в голове мои рассуждения и мысли связывались в единое полотно ощущений. Мне снова чудился театр. На бал в честь Дня Рождения Авеля мы оба явимся будто в масках. С чужими лицами расточая благодарности, будем играть роль раскаявшихся темных, улыбаясь и притворяясь благочестивыми людьми. Похоже, как и Ньярлу, мне придется устроить собственный спектакль, постановку, каких еще не видывал целестинский свет, и вновь свергнуть короля, посадив вместо него нового. Потяну ли я такое выступление? Кто знает. Придется немало врать и изворачиваться, а невозможность все проделать сразу в первый же день и прямо на балу растянет представление на долгий срок. Каин будет обязан связаться со мной и выбрать подходящий момент, когда в столицу сможет войти темный король со всей своей свитой и частью армии. А пока мне остается лишь нянчиться со светлым. Из вязкой дремоты меня выдернул голос Каина и его прикосновение к плечу. — Сэра, проснись, мы уже на месте. Все вещи перенесли, спальня готова, можешь продолжить сон буквально через минуту. — Ох, как благородно разбудить меня лишь под конец. Хозяева дома, наверно, в шоке от того, что я не вышла их встретить. — Сейчас четыре утра, они не меньше тебя хотят спать, взаимно расшаркиваться будете часов через пять. — Шесть. — Хорошо, после завтрака, давай вставай. Поддержав меня под руку, Каин дождался, пока я обратно надену туфли, и вывел из машины. Задерживаться, чтобы разглядеть фасад дома, на подъездной дорожке мы не стали, и, быстро проводив меня в прихожую, Каин лишь мельком показал расположение столовой и гостиной, сразу уводя меня наверх к спальням. Моя, как и в Кадате, находилась на втором этаже, последняя в коридоре, но внутри оказалась меньше прежней и без балкона, его заменяла решетка в нижней части окна, оплетенная розами. Из преимуществ: своя ванная, крохотная гардеробная, большая кровать, зеленые обои с крупными кремовыми цветами, тяжелые плотные портьеры пыльно-розового оттенка, пушистый бежевый ковер с коротким мягким ворсом и мебель из светлого дуба с изогнутыми ножками, изящной резьбой и латунными ручками в виде бутонов. На миг показалось, что всю комнату увили стебли диковинных, вьющихся цветов, создав из нее красивую клеть. Впиваясь взглядом в обилие растительных орнаментов, я едва не пропустила момент, когда Каин ушел, оставив меня в спальне. Последнее, что он мне объяснил перед уходом, безнадежно прошло мимо ушей, но я успела пожелать спокойной ночи. Следующая неделя прошла довольно скучно, несмотря на появление новых лиц в моей жизни: Элизы, Джозефа и Энн Карвен. Хозяйка дома, младшая сестра Клеона, избавилась от темного дара еще в детстве и, беспрепятственно вернувшись в отчий дом, по достижению лет была передана из рук брата в руки мужа, специально подобранного среди прочих подходящих кандидатов. Увидев ее впервые, я несколько испугалась, решив, что мне придется наблюдать за жизнью типичной семьи, живущей по заветам домостроя, но реальность оказалась чуточку благосклоннее. Элиза, несмотря на внешнюю замкнутость и немногословие, явно переняла некоторые привычки от брата, в числе которых была любовь к работе и умение не влезать в лишние споры, отыскивая компромиссы. Так она довольно ловко расправлялась с хозяйством, поддерживала мужа и дочь, но для меня не представляла никакого интереса, занимаясь почти все время делами дома. Джозеф оказался куда любопытнее, как минимум потому, что держал собственную алхимическую лабораторию, пропадая в ней большую часть дня. Меня, к сожалению, туда впустить отказался, но предоставил часть собственной библиотеки, связанной как со своими опытами, так и с последними выдумками светлых алхимиков. Именно эти книги и спасли меня во временном заточении дома, пока Каин болтался по своим делам в городе. Блэквуд еще на корабле объявил мне, что раньше бала меня не должны увидеть, чтобы избежать лишних пересудов, но сам уходил чуть ли не раньше завтрака, вверив меня чете Карвен. Услышав об этом тогда, я невольно порадовалась, думая, что смогу быстро сойтись с приютившей нас семьей, но на первом же обеде заметила опасение в чужих глазах, и даже четырнадцатилетняя Энн старалась не говорить со мной лишний раз, обходя стороной. Так, углубившись в алхимические трактаты и тетради, исписанные старомодным размашистым почерком, я провела все время до бала, морально готовясь к своему первому выходу на сцену. Трепета от важности момента я не чувствовала, но мысленно часто возвращалась к Авелю, раз за разом натыкаясь на невозможность собрать полный его образ в голове. Мне он казался жестким, как Каин, горделивым отчасти, наверно, даже злым, учитывая с какой легкостью он пришел с войной к темным, но внешний облик был доступен только из памяти Ньярла. С тех времен, когда маг под чужой личиной повел мальчишку на чердак, показать чуть ли не единственный сохранившийся портрет Лилит. Поэтому, вспоминая это потерянное дитя среди кучи ненужных вещей, пересказывающее шепотом сказки для неведомой красавицы с холста, я с ужасом думала, как много должно было в нем измениться. Неужели влияние светлых было настолько токсично для его разума? Или это все Избранная? Помнится, Ньярл иногда пытался оправдать Авеля, но даже он со временем принял как факт неизбежность избавления от него. — Сэра, о чем ты снова задумалась? Голос Каина бесцеремонно вытряхнул меня в реальность, заставив дернуться. Очередная шпилька в руках служанки, стоявшей рядом, угодила мне едва ли не в ухо. — Простите госпожа, прошу прощения. — Все хорошо, это не твоя вина. Каин, ты мог бы не пугать меня? — Я не первый раз тебя окликнул. — Это ничего не меняет. Убрав свободную прядь с лица, я чуть наклонила голову, позволяя девушке закрепить украшения на моей голове, и в собранные высоко на затылке пряди осторожно вставили золотой гребень с готичного вида пиками, что расходились почти ореолом, словно солнечные лучи или странный нимб. — Все готово, госпожа. — Спасибо. Выпрямившись, я обратила внимание на зеркальное отражение передо мной и встретилась взглядом с Каином. В своем черном парадном костюме, расшитом золотыми нитями в стиль моему платью, он выглядел еще более коварным и красивым, чем обычно, особенно с новым непривычным лицом. Слегка скорректированная внешность придавала ему чуть более хищный вид, и я с неудовольствием признала, что именно подобный типаж мужчин сводит с ума юных дев, мечтающих о прекрасном темном принце, что своей сильной властной рукой подчиняет себе как трепетные сердца, так и чужие страны. Едва не смутившись, я постаралась сосредоточиться на другом, и вновь посмотрела на себя. Девушка, представшая мне, была хоть и знакома, но совершенно неузнаваема, и дело было даже не в платье, просто недостижимом для меня в прошлой жизни, а скорее в образе в целом. Глаза, аккуратно выделенные черным цветом, придали мне легкий восточный колорит, губы, подчеркнутые кровавой помадой, притягивали взгляд и навевали мысли о роковых красотках из кино, что почти всерьез оплакивали скоропостижно почивших мужей. Такая ассоциация мне нравилась и даже в некотором роде перекликалась с моей нынешней ролью, но за ней жестоким уколом пришла новая мысль о подвенечном платье, которое мне уже никогда не суждено будет надеть. Опустив глаза, я осторожно выдохнула, машинально погладив нежный шелк, ласково льнущий к коже. Блеск вышитых золотых перьев по подолу на миг отвлек, заворожив своими переливами. — Софи, мне кажется, ты слишком много думаешь, я по лицу вижу. — Возможно, ты и прав. — Тогда самое время сейчас отправиться на бал. — А мы не рано? — Нет, пускай время еще есть, мы можем прогуляться по саду или заранее познакомиться с Таранисом. — Хорошо, спасибо. Повернувшись к Каину, я дождалась, пока на мою шею ляжет алое ожерелье, словно сотканное из крохотных кровавых капель, обнявших горло и рассыпавшихся чуть ниже ключиц. За украшением скрылся цветок полыни, будто утонув в красном. Камни невесомо холодили шею, будто заигрывая с моим безумным образом. Мои обнаженные плечи обнял мягкий кейп из бархата, подготовленный специально для прохладных вечерних прогулок. Только после этого мы направились к выходу из дома и оставленной у подъездной дорожки машине. Вечерние огни еще не знакомого мне города пронеслись в окне почти незамеченными, в этот раз мне неинтересна была архитектура или симпатичные зеленые дворы столицы, и мое сознание занимали другие вопросы. Закрыв глаза, я молча припоминала расположение залов, садов и тайных ходов, почерпнутых из воспоминаний Ньярла. С времен его жизни у светлых прошло немало десятков лет, даже сотен, но такие мелочи в будущем мне могли бы пригодиться, особенно, если получится добыть старые дневники мага. Не уверена, что там будет что-то новое для меня или Каина, но все равно хотелось бы узнать, нашел ли их кто-то, знает ли хотя бы одна живая душа о том, что великий тиран едва не отдал жизнь за прежнего короля. Мой спутник, сидевший рядом, осторожно прикоснулся к моей ладони, чуть наклонившись ближе. — Не забывай, ты всегда можешь связаться со мной через кулон. — Это слишком затратно, все силы съест на таком расстоянии. — Но зато ты сможешь предупредить о чем-то или попросить о помощи. — А гончие? — Их нет в замке, но в столице парочка из них сможет тебя выручить, если что-то случится. — Хорошо, спасибо. Теплая рука сжала сильнее мою ладонь, привлекая внимание. Повернувшись к Каину, я заметила его хитрую улыбку. — Ты Блэквуд, Софи, а значит, сильнее их всех. Ничего не бойся и не забывай, что ни один из напудренных засранцев Санктума и пальца твоего не стоит. — Каин… — Я говорю это как твой наставник, и поверь, каждый в нашей безумной семье верит в тебя и готов поддержать. Смутившись, я отвела взгляд, чувствуя, как губы невольно растягиваются в улыбке. Меня всегда поражала эта странная одержимость семьей и общностью у темных, но сейчас, оглядываясь на огромный пласт истории каждого из Блэквудов, я понимала, что само существование Сомны возможно только благодаря этим невидимым и ценным узам. — Спасибо. Я сжала его ладонь в ответ. Главное здание всей Целестии выглядело иначе, чем то, что я уже успела увидеть. В великолепии белого жилистого мрамора и молочного гранита читалась рука иных скульпторов, предпочитавших знакомый модерн, но не побоявшихся вытянутых форм, более строгого исполнения и острых углов, затаившихся в переплетении множества узоров. Колонны, удерживающие на себе всю конструкцию, сводами своими напоминали деревья, связывающие на потолке сложный рисунок из веток, плавно переходящих в стеклянные купола над головами гостей. Под одним из таких, я помню, любил проводить время Ньярл, наблюдая за людским морем внизу. Ступив на широкую, укрытую зеленым полотном ковра лестницу, я невольно подняла голову, засмотревшись на тонкую работу старых мастеров. Дворец впервые предстал предо мной во всей своей красе, горделиво и помпезно украшенный множеством цветов, большая часть из которых были специально подобраны чистейшего белого цвета в оттенении зеленых сочных веток пальм, широких листьев аспидастр и курчавых папоротников. От этих богатых букетов в резных вазонах с посеребренной каймой исходил почти одуряющий аромат, обволакивающий не хуже цветочного одеяла и, вместе с этим, подкрепляющий иллюзию диковинного сада или леса из светлого камня. — Как красиво. — Не могу не признать, праздники здесь проводят с королевским размахом. — А мне милее все же наши тихие посиделки дома. — Это ты пока так говоришь. Чувствуя возросшее напряжение Каина от всей видимой и невидимой целестинской роскоши, я дождалась, пока он уберет кейп в машину и с некоторой долей плутовства вновь улыбнулась ему. — Конечно, ведь твоего праздника здесь еще не было. Наставник на мгновение замер от неожиданности, в его взгляде удивление быстро сменилось торжеством. — Конечно. Он взял меня под руку, как подобает джентльмену и, светясь чувством собственного достоинства, повел через галерею, внутрь, не торопясь и словно красуясь на публику, которой, как оказалось, было уже немало. Пробираясь в главный зал через многообразие цвета и оттенков, я рассеяно наблюдала за движением незнакомых мне фигур и лиц, что со временем стали обращать на нас повышенное внимание. Шепотки, шуршание юбок, тихие вздохи и даже чье-то несдержанное ругательство шелестели, казалось, со всех сторон. Кто-то старался аккуратно обойти нас, боясь оказаться рядом, другие с вызовом, неприязненными взглядами оглядывали с ног до головы. Мы явно не были желанными гостями в этом доме, но от этого становилось только интереснее, и какой-то неуместный, странный задор собирался в сердце, так и подмывая совершить какую-нибудь глупость. В какой-то момент вся идея, весь этот спектакль стал напоминать грандиозное шоу, где я и Каин в роли подельников должны были провернуть пару фокусов и украсть достояние целой страны. Интересно, понравится ли остальным такое представление? Оценит ли хоть кто-то изящность трюка и престиж в конце? Перед огромными дверьми из белого дуба я в очередной шаг набрала побольше воздуха, готовясь встретиться почти лицом к лицу со своим новым врагом, и, расправила плечи, стараясь выглядеть достойно своего имени. — Серафина. — Да? — Я в тебя верю. Не удержав смешок, я переступила через порог тронного зала и оказалась на широком балконе, по обе стороны ведущим свои лестницы вниз, к остальным участникам бала. Яркий свет поистине огромных хрустальных люстр освещал собрание, столпившееся в основном у подъема с противоположной от нас стены, где на трех обитых бархатом креслах с высокими спинками восседала светлая чета. Преисполненная любопытством я вперилась взглядом в главного зачинщика торжества, отмечая почти не изменившийся со временем фасон королевского одеяния в бело-серебряных тонах и пресловутую корону, отбрасывающую множество солнечных зайчиков последних лучей заката, но вместе с тем, удивленно отметила лицо. Прекрасное лицо аристократа, расточавшего благодарные улыбки кому-то в зале и с воодушевлением приветствующего кого-то из гостей. Он был как Каин, как противоположная версия ему, одновременно поразительно похожая, но иная, будто кто-то решил отразить темного в негативе. Смотря на него, я не могла поверить, что никто действительно не замечал сходства, может, из-за мимики или манеры речи, или только сейчас, на сравнительно небольшом, но все же расстоянии я не могла заметить больших различий. Какого это, видеть в своем враге свое лицо? Слегка растерявшись, я взглянула на второй трон, куда шустро прошмыгнул мальчишка лет семи, капризно вцепившись в руку королевы и заставляя ее встать. — Избранная? — Да, приятно видеть, что Мирра оставила свое воинственное прошлое в угоду семейной жизни, быть может, так она принесет нам меньше бед. Приглядевшись к ней, я внутренне подобралась, отметив и богато расшитое платье, и тонкий стан, и некоторое высокомерие во взгляде даже в общении с собственным дитя. Неприятно, но ребенок не выглядел расстроенным, наоборот, тянулся к матери, будто не желая отпускать. Хотела бы сказать, что не испытываю зависти, но не смогла себе соврать. Избранная оказалась хороша, безумно хороша, будто слепленная для роли королевы, но вместе с тем какое-то странное чувство узнавания цепляло меня в ее лице, словно я уже знакома была с ней. — Я видела эту девчонку ранее. — Девчонку? Мирру? — Мирру, да. — Но где? — Я пытаюсь вспомнить, но, кажется… кажется… Не здесь. Увы не здесь, не в этом мире, хоть и представшая картина кажется безумием, абсолютно невозможным в нынешней жизни. — Славка.