Доброволец: Красная Книга

Ингвар принял из рук Тульпы крупный бараний рог. — На вот, выпей, — сказала она. — Сейчас станет легче. Рог был залит сургучом и воском, но Тульпа уже распечатала его. Внутри бултыхалось тёплое молоко. Действие зелья было мгновенным. Боль и тревога ушли. Приятная слабость дремоты наполнила тело и мысли. Странные ощущения заинтересовали Ингвара. Но сама способность интересоваться чем-либо тоже покинула его, смытая тёплым молоком. С отсутствующим видом он смотрел, как Тульпа вынула бархатную секцию с трубкой и кисетом. У шкатулки обнаружилось двойное дно. «Тут, похоже, у всего есть двойное дно», — с грустью подумал Ингвар. — Что это значит, что тебя здесь нет? — спросил он. — А то и значит, мой прекрасный колдун, что я — это ты. И не плоть от плоти. О нет, папочка. Я — это ты. Слепок твоих мыслей, твоего духа. Я твоя тульпа. Снаряд, который ты пустил сквозь сотню лет, чтобы я пришла сюда, сейчас, открыть тебе, кто ты есть, помочь в кромешной тьме и одиночестве. В её глазах стояли злые слёзы. — И так как я твой слепок, то и слепилась по образу и подобию. Вся моя вторая сигнальная система — это такой вот словесный вихрь, густо пересыпанный ругательствами и присказками. Ты знаешь, где я видала твоё вычурное эпистолярное колдовство? Я тебе скажу где! В твоём долбаном сундуке синонимов того места, где я вижу тебя и твою клятскую любовь к пышным словесам. Тебя, твои древние свитки, твои медовые речи, твой серебряный язык, твоё золотое перо, твою изумрудную скрижаль, твою алмазную пудру! Она заставила себя успокоиться. Вытерла щёки. — Теперь по поводу искалеченной руки. Я — твоя мысль. Галлюцинация, фактически. Я ничего не смогу вылечить. А вот ты сможешь. Но для колдовства тебе нужен оргон. У тебя его мало. Поэтому я буду использовать свой. Проблема в том, что тогда я быстро сгорю. — Я не колдун, — твёрдо сказал сказочник. — Я — сказочник. Уголёк неслышно мяукнул из угла камеры. Она, словно бы не услышав его, продолжала: — Особенно непросто это будет из-за моей манеры речи. Знаешь, на что это похоже? Я тебе скажу, на что это похоже! Это как если бы я находилась на корабле и должна была подать знак другому кораблю. Там ведь ветер, не докричишься особо. И я бы могла это сделать с помощью небольших флажков, которые крепятся к верёвке между мачтами. Некоторые флажки — это целое слово или понятие. Вроде как «на борту все заболели». Или «нужна вода». Ну, чтобы не ковыряться по букве, надевая на верёвку «Т» — «О» — «Н» — «Е» — «М», когда корабль тонет, а сразу вздёрнуть нужный флажок «тонем». Удобно, да? Только в распоряжении матросов маленькие флажки, вот такие. — Тульпа показала жестами, какими, по её мнению, флажками орудуют матросы. — Вот как обычные люди общаются. Их флажки легко снимать и надевать на верёвку, которую вздёргиваешь на мачту. А в моём распоряжении нет маленьких флажков. Нет… О нет, клять… В моём распоряжении огромные сложные и хитро сформулированные конструкции. Это не флажки! Это знамёна из тяжеленного бархата с рюшками, оборками, вышивкой, гербами, бубенчиками… Она отодвинулась, чтобы посмотреть в глаза пленнику. — Пахтать их в жопу! Да это, клять, просто гобелены, а не словесные конструкции. Ну почему ты не можешь как люди разговаривать, а? Просто, нормально, как все… — Я постараюсь быть… проще. Тульпа, послушай меня. Не знаю, кто ты. Но я совершенно точно не колдун, — твёрдо сказал колдун. — Думаю, тут какая-то ошибка. — Ты реально отбитый? — изменилась в лице Тульпа. — Я не… — Просто подумай: как я могла явиться кому-то другому? Меня, кроме тебя, вообще никто не видит! Я же твоя Тульпа. Это всё равно что глитчу сказать, что он ошибся адресом. Или сну. Мол, ты чего мне снишься, вон снись жене, на соседней подушке. — Допустим, ты явилась по адресу. Но ты же видишь, что я никакой не колдун. — Вижу. Вижу, что колдуна тут сейчас нет. Это может означать только одно. — Именно! — Нет, не это! А то, что тот колдун так хорошо спрятался, что его и не видно. Я же тебе всё объяснила уже! Поскольку я точно знаю, что ты колдун, и само моё существование объясняется только тем, что ты колдун, было б странно, если бы ты от меня — мысли колдуна — добился признания, что подумавшего эту мысль колдуна не существует. — Нет, Тульпа, послушай… — Я сейчас тебе коротенько изложу основы. Поэтому ты уж постарайся расчехлить свои знаменитые на весь мир мозги и всё-таки понять меня. Ты, когда хочешь, прямо на лету схватываешь. Ладно? — Ладно. — Видишь ли, наш мир — это большая книга. И Лоа пишут туда историю, а люди пишут свои маленькие истории. И оргон — это вроде чернил. Вот представь, что ты пишешь книжку! Если у тебя много чернил, то не факт, что ты много напишешь. И не факт, что напишешь интересно. Но у тебя хотя бы есть шанс. Поэтому, если хочешь писать в этой большой книге, обязательно нужно накопить оргон. Это личная сила. Значимость для мира. Интерес для духов. Они сами будут подсовывать тебе чернила и вынуждать писать. Конечно, если твоя история им интересна. И ты увидишь, как быстро заканчиваются оргон, удача, кураж и сама жизнь, когда ты никому не интересен. — А я интересен? — Любой, про кого есть книга, достаточно интересен. — Замкнутый круг какой-то. — Мактуб, брат, — в своей особенной манере согласилась Тульпа. — Но на самом деле я помню, что такое оргон. Я многое помню. Просто всё как будто перемешалось. Как будто посмотрел дюжину интересных кино подряд. После каждого пил с комедиантами. Играл с ними, поднимался на сцену, и так двое суток, и теперь я не понимаю, в каком кино было то, а в каком сё. Кто автор и кто я. Да, кто я? — Ну… Как по мне, так странно совершенно не это. А то, что у тебя когда-то было по-другому. — Тульпа шмыгнула носом. — Ты только что описал нормальное состояние для смертных. — Ох уж это высокомерие бессмертных. — Я не бессмертная. Меня просто нет. Это тоже ощущение так себе. Не фонтан. — Правда? — встрепенулся Ингвар. Он вдруг понял, что до этого как должное воспринимал помощь этой женщины, её советы, её злую бодрость. — Дурачок, что ли? Нет, конечно. Мне глубоко до задницы. Это так. — Тульпа покрутила в воздухе рукой, подбирая формулировку. — Предусмотренный эмоциональный контакт. Типа, мы на одной волне, бро. Я понимаю, как тебе тяжко, бро. Можешь мне доверять, бро. Вот эта вся лабудистика. — Нда, ясненько, — смутился Ингвар. — Прямо почувствовал сейчас эту общую волну. Прямо окатило. А как меня зовут, кстати? Я — Великан Ингвар Нинсон. Но помню… И тут Тульпа прыгнула на него. Так быстро, что врезалась ему в живот. Испуганный Уголёк зашипел. Женщина зажала Великану рот. Одной рукой его рот, а другой свой собственный. Потом приблизила лицо близко-близко, так, что тыльные стороны её ладоней соприкоснулись. Зашептала. Ингвар почувствовал на лице её дыхание. Вкус и запах чужого воздуха. И тела. Под цветочным запахом или чаем наподобие каркаде, которым было сбрызнуто платье, ощущалось ещё много других запахов. Прелая листва. Дорожная пыль. Конская грива. Выделанная кожа. Весенний снег. Нинсон различал духи. Но Тульпа не душилась. Так пахла сама её кожа, оттого что она долгое время пользовалась каким-то одним ароматом. Запах был необычным, неброским, узнаваемым. Дорогим. Определённо очень дорогим. Напоминавшим… напоминавшим… …нет, ускользнуло. Тем более что сильнее всего пахло платьем как таковым. Тканью. Приятным, но старым запахом долго неношенной вещи. И ещё какими-то травками, он не помнил названия, но точно знал, что их кладут в сундуки с одеждой, от моли и крыс. А ещё она пахла потом молодой женщины. Этот аромат был скрыт, завёрнут в пыльный запах ткани, заретуширован запахом духов. Но Ингвар хорошо чувствовал его. При иных обстоятельствах он будоражил бы. Она убрала руку. — Извини, я прослушал. Тульпа всё ещё стояла к нему вплотную, их лица почти соприкасались, поэтому для вопроса ей было достаточно поднять брови. — Я… уплыл немного. Повтори, пожалуйста. Тульпа помотала головой, то ли сокрушенно, то ли восхищенно: — Ты реально всё прослушал? Я просила, чтобы ты не говорил никому своего колдовского имени. А особенно секретного имени, полученного при переходе. Ты — Ингвар Нинсон. И довольно этого. Запомни! Запомнил? — Запомнил. Он и был Ингвар Нинсон. Так что сложностей тут не предвиделось. Тульпа отскочила от смутившегося колдуна. Закатила глаза. — Извини. Но ты мне нравишься, — ухмыльнулся Нинсон. — Серьёзно? То, что я тебе выдала, должно было притупить боль. И остановить кровь. А не разогнать её. Больно хорошо ты себя чувствуешь. Тульпа отёрла тряпкой следы желчи и крови, в которых выпачкалась после прикосновения к бороде Великана. — Больно мужественно, — ещё раз прокомментировала Тульпа. — Ключевое слово «больно», — проворчал он, плотнее запахиваясь в попону. — Ты мой глитч. Но при этом материальный. Я могу тебя потрогать, а твои зелья на меня действуют. Может быть, штаны мне сотворишь? — Для почитателя Девятого Лоа ты посредственно формулируешь мысли, скажу я тебе. Даже для бывшего. Надеюсь, это просто действие побоев, и оно пройдёт. Но пока ты жалок с этими просьбами. То тебя полечить, то тебе объяснить, то найти тебе штанишки. Ингвар, если дело так и дальше пойдёт, то тебе не будут сопереживать читатели. Соберись уже! — Читатели? Ты имеешь в виду Лоа? Тех, кто читает мою книгу? Мактуб? — Мактуб, брат! — обрадовалась Тульпа. — Кто же ещё! Похоже, не все мозги тебе там отколотили. — Нет, серьёзно. По поводу того, что ты, ну… ненастоящая. Я могу тебе всё что угодно приказать? Всё-всё? — Ну… До какой-то степени. — Поясни. — Наверное, можно это объяснить в двух словах. Но я уже говорила, откуда у меня эта патологическая тяга к многословным и образным примерам. Так что потерпи. Если положить на землю доску шириной в две твоих стопы, то ты по ней пройдёшь без каких-либо проблем. Так? — Так, — подтвердил Ингвар. — А если мы ту же доску поднимем на высоту десяти метров? — Тоже пройду. Но будет сложнее. — Правильно. Хотя вся разница, пока ты не упал, будет в голове. — Ну, на самом деле, там же всякая вибрация добавится, ветер… — Хватит умничать. — Просто приведи пример получше. — Когда в тебя целится из лука стрелок. Больше шансов уклониться от стрелы, если у тебя будет холодная голова. Но разве ты можешь приказать себе не бояться? Не дрожать, не потеть? — Я понял. Мы управляем своими мыслями не полностью. Понял. — Или, учитывая контекст, ты спрашивал меня о том, можешь ли приказать мне отсосать у тебя? Ингвар спрятал эмоции за одной из масок, коих предостаточно в наборе профессионального рассказчика. Хотя сейчас, после всех этих микстур, не очень хорошо владел собой. — Нет, ну нет, ну что ты, нет, ну… — Вообще удивительно, что ты не принялся пробовать, как только я за собой дверь в камеру закрыла. Похоже, всё-таки сказочника ты из себя сделал посдержаннее, чем был колдуном. — А как на меня тогда действуют твои снадобья? — Ингвар поспешил перейти к другому вопросу. — Ну, смотря какое… Тебе про каждое, что ли, рассказать? — Нет, я имею в виду, как они могут на меня влиять? Если они не настоящие, а придуманные. Это же мои глитчи, получается. — А, в этом смысле. Ну, точно так же, как всю твою придуманную ненастоящую жизнь на тебя влияло что-то другое придуманное и ненастоящее. Ночной кошмар, например. Тебе снится, что ты сорвался с обрыва. Просыпаешься. Вскакиваешь. Подушка в поту. Обрыв — ненастоящий, просто мысль, так? А страх — настоящий. Пот — настоящий. Тут так же. Колбы выдуманные. Реакции — реальные. — А тебе снятся сны? — Ты ещё спроси про овец. — Ладно, а кроме страха у тебя есть какие-нибудь примеры? — Кроме страха есть только любовь, Ингвар. Ты же знаешь...Хочешь пример с любовью? — Нет, — решительно остановил её Нинсон, но про себя подумал, что хочет. — Ладно, ладно. Не буду бередить твои душевные раны. Вот тебе пример без страха и с любовью, но понятный такому жирдяю. Ты почувствовал запах жареного мяса, шипящего жирка, резкий сочный хруст разрезаемой луковицы, чмоканье разламываемого солёного огурца, стук проломленной о краешек сковородки яичной скорлупы. Ингвар сглотнул. — И захотел есть, — улыбнулась Тульпа, видя эффект, произведённый её словами. — Ну… Тут совсем другое. Запах-то на меня повлиял настоящий. — Какой ещё запах? Ты что, сумасшедший? Ты же только что в книжке об этом прочёл! Чёрные буквы на светлом фоне. Откуда слюни? Ну, или точнее, услышал голос. В голосе, который тебе рассказал про аромат свежезаваренного чая, про тонкий молочный запах ломтика сыра поверх пышного ломтя хлеба, какой в этом голосе был запах? — Ну… Я просто так живо представил. Ты хорошо описала. — Дело не в том, как живо я описала. А в том, как живо ты представил. Твоего представления хватило на то, чтобы у тебя во рту появилась самая настоящая слюна. Ингвар кивнул. — Вот, считай, что мои зелья — это такое же представление. Я как бы даю тебе знак. Представь, что у тебя кровь по жилам бежит быстрее. И она бежит. Или представь, что зелье унимает боль. И боль унимается. Хотя тут не было свежезаваренного чая. Только слова о нём. А запах ты почувствовал. Колдовство? — Мактуб, сестра. Она улыбнулась. Похоже, ей нравилось, когда её передразнивают, ничуть не меньше, чем нравилось передразнивать самой. — Хочешь ещё пример? Ингвар кивнул. — Писательство. Человек пишет слова на бумаге. Через сто лет их читает другой человек. Другого возраста. Другого пола. И плачет. Потому что тот, первый, передал ему не буквы, а грусть. Или улыбается. Потому что он ему не шутку передал сквозь время и расстояние. А радость. — Колдовство так же работает? — Молодец! Ты всё правильно понял, Великан! Сейд, руны — грамота. Оргон, колдовская сила — чернила. Танджоны, где он содержится — разноцветные чернильницы. Колдовские техники — навыки письма, скоропись, чистописание. Гальдр — наука и искусство, правописание и словообразование. Необходимые пассы и ритуалы — выведение букв на чистом листе Мактуба…